Над городом эльфов реяли стяги в крови, и как стяг на одном из еще целых балконов, реял пыльно-розовый подол ее платья.  

Цветок в Крови стояла и молча смотрела на то, как её собратьев режут орки, как численность перевешивает мастерство и как одна за другой склоняются головы. Они засыпают, отправляются в царство Мандоса.  

– И да будет так...  

Ее уста трогала улыбка, когда она видела очередного умирающего эльфа. Они бы все всё равно умели, так зачем же ей скорбеть? Эти земли разрывает жуткая война еще с начала ее существования, Средиземье искажено и дышит Мелькором. Она пережила его смерть, но он все еще дышал всем живым существам в спину, и куда бы она не смотрела, мир красился чёрным. Но ей было интересно, ей все ещё было интересно. За ее спиной стояли два орка, им было приказано ее охранять, хотя, на самом же деле скорее следить, чтобы не сбежала. Да и куда ей бежать? Есть ли смысл? Война уже началась, скоро её сюзерен получит кольца эльфов и все станет на свои места. На свои места. Её меланхоличный покой внезапно прервал вскрик орчья, но не ликующий, а крик страха. 

– Что там? – удивленно спросила эльфийка на общем своих тюремщиков, наблюдая за тем, как внезапно со стороны эльфов появилось преимущество. Орки тупо переглянулись, они не знали, как разговаривать с Цветком и нужно ли вообще, а еще они не знали и что происходит. Воздух вдруг пронзил Голос, что был звонче тысячи свирелей и эльфийские чары разомкнули объятия тьмы, зашелестели берега Омана, звезды болью впились в спины врагов, и орки стали отступать. Тучи разошлись, чистый голос запел песню, что была древнее этого города.  

– Опять она, – тихо прошипела эльфийка, на нее песня не действовала так обескураживающе. Наоборот лицо ек стало нежнее, задумчивее и она закрыла глаза. Лицо прекрасной девы стало почти умиротворенным, пальцы сомкнулись на подоле платья, когда с очередным вздохом она запела. Слуху братьев и их врагов открылась мелодичная колыбельная, песня призвана убаюкать капризное дитя. Ее голос был тихим и ласковым, но его было слышно отовсюду, каждый камень вторил печальной колыбельной матери, что последний раз смотрит на больное дитя, прежде чем оборвать муку, своими руками оборвать дыхание. Нежность этого голоса, поглощающая печаль заставила бодрую песню мести замолчать.  

Эльфы застыли, смотря на возвышение, где стояла Цветок, без брони и без оружия. Ее короткие волосы трепал ветер, она смотрела куда-то в небеса, за ее спиной Лантэ увидела двух орков.  

– Осторожно! У тебя за спиной враг! – поспешила воительница на помощь внезапному союзнику, но когда та опустила взгляд, то застыла на полушаге.  

– Я вижу ряд колесниц и все они черны, любовь ушла, оставив чёрные следы. Гляжу я на братьев и сестёр и от меня все прячут взгляд, и длится так уже который день подряд, – глаза абсолютно пустые смотрели куда-то сквозь мир, а чары все набирали оборот. Лантэ трудно дышать, трудно двинуться и она действительно отводит взгляд, видя только подол пыльно-розового платья. Она видит лёгкие шаги, которые отдают перестуком барабанов, орки где-то там тянут катапульты, но оторваться от того, как сходит эльфийка по витой лестнице невозможно. Лантэ с ужасом следит за тем, как спустившись незнакомка положила ладонь на эфес меча, который застрял в груди у одного из эльфийских собратьев, когда охраняющего вход в утонченное здание. Пальцы, тонкие, не созданные для битвы легли на рукоять и резко ее сжали. Лантэ вздрагивает вместе с почившим воином, когда меч с лёгкостью выходит из груди, подчиняясь сильной руке Нолдо. Подол розового платья опал на землю, словно последний сорванный крик и тут же окрасился в алый, в алый-алый цвет.  

–  И в чёрный цвет уже окрасилась волна... – завела новый куплет эльфийка, но Лантэ словно очнулась. Она не была на их стороне! Предатель! Но разве это возможно!?  

– Нет! – разрывая плену чар эльфийская рыцарь, принцесса ринулась в бой, но ее встретил ленивый отпор. Нолдо, едва старше её, без труда заблокировала удар, усмехаясь. Она не была орком, она тоже жила тысячи и сотни лет, прежде чем снова взять меч в руки. Но в ее руках была сила первородных эльфов, видевших берега Валинора и удар, который встретил принцессу Феанорингов, заставил ту отступить. И еще один, снова, град ударов, Нолдо не сражалась до этого часы напролёт, она был полна сил и холодной ненависти, словно наконец сорвались все цепи. Барабаны орков грянули громче, с новым ударом меча на землю полетели глыбы от стены, которую осаживали орки. Лантэ содрогнулась и отступилась на крови и новый удар, должен был закончить ее жизнь, так просто, так глупо. Но чёрный клинок застыл у ее шеи, острием упираясь в быстро бьющуюся жилку.  

– Лежи, – мягко попросил её голос девы, которая кажется, даже не устала.  

– Слушай меня, я проявляю к тебе милосердие, сейчас, не отправляя черт знает куда, твою глупую недоэльфийскую душу,  а разрешая тебе добровольной вернуться к папочке в Валинор, – тихо заговорила эльфийка на квенье, улыбаясь как-то слишком понимающе.  

– Я не понимаю... – зашептала воительница, рукой шаря по земле, в попытках найти выпавший кинжал. Но чужой каблук заставляет вскрикнуть от боли.  

– Все ты понимаешь, птенчик. Ты рушила мои идеальные планы слишком долго, слишком долго ты делала то, чего нет и не было в песне, – каблук выпивается в пальцы сильнее, заставляя стонать от боли и судорожно переживать за то, что с переломанными пальцами от нее мало толку.  

– Чего ты хочешь!? Что тебе нужно!?  

– Просто возвращайся в Валинор...  

– Нет!  

– Нет? – её тон звучал разочарованно, так матери принимают, что ребёнок вышел из под контроля окончательно и на него нет никакой управы.  

– Тогда ты умрёшь, – заключает эльфийка и Лантэ уже ждёт, когда ее горло пронзит острая боль, и кровь заполнит рот, но этого ничего не происходит. Меч падает рядом с ее головой, каблук тоже сходит с пальцев и Нолдо уходит, куда-то в сторону орков, которые быстро наполняли улицы, которые ломались под градом камней.  

– Стой! Кто ты? Как тебя зовут!? – крикнула в спину Лантэ, поднимаясь и судорожно размышляя о том, что говорила эта странная чародейка.

– У девочки нет имени, – слышит она последнее, прежде чем силуэт эльфийки растворяется в пыли и бегущий телах. Лантэ ловит пущенную в неё стрелу и выдыхает, бой ещё не окончен. Знать бы ещё против кого она теперь ведёт войну...

***

Он стоял над ней черным зверем, злой и холодный, сверлил недовольным взглядом. Зло всегда недовольно, у Зла не бывает ни минуты покоя в измученной душе. Поэтому они похожи?

– Ты говоришь, что она такая же как ты? 

– Да. 

– Она тоже провидица?

– В каком-то роде, – отзывается эльфийка и пьет вино, которое было принесено его рабами. Пьет жадно, все равно знает – не опьянеет. Ее разум не помутится, как не помутился от сотен лет, останется таким же кристально ясным и жестоким к ней, в осознании где она и кто она. 

– И что теперь делать? – спрашивает он её в который раз и в который раз, на её лице не появляется и тени сомнения или страха.

– Вам остается только продолжать воевать, мой сюзерен, а меня убьют скорее всего с вероятностью пятьдесят на пятьдесят, – равнодушно отзывается Провидица и снова пьет, собственная смерть мало волновала ту, что видела ее каждый день в чужих янтарных глазах.

– Но если ты умрешь, все мои планы просто рухнут!

– Да, но мне будет всё равно. Знаете почему? Я буду мертва! Ха! – и она действительно сметётся, заливается противоестественным смехом, если бы эльфы могли впадать в истерику это была она. Ей было смешно, безобразно смешно и горько от того, что она здесь не одна, и единственное существо, которое могло бы ее понять, на другой стороне барикад. И Лантэ всегда была так близко, и так безобразно далеко.  

– Мне не смешно, – мрачно отзывается Саурон и забирает у нее бокал с вином, с громким стуком ставя на столик рядом. 

– Жаль… – тянет Провидица и прикрывает глаза, чтобы не видеть чужого прекрасного лица. Она так от него устала.