Одну из самых глупых в моей жизни.

Ты ведь должен быть мёртв. Тиз прогрыз дыру в твоём сердце, и слабое человеческое тело от этого неминуемо погибает; но если бы это было так, ты бы не отразил пять минут назад от глупой девчонки меч моего Графа и не стоял бы сейчас в кольце остальных экзорцистов искрящейся тонкой фигурой, с улыбкой на губах и радостью в ярких серых глазах.  

Вот это и есть твоя Чистая Сила? Вот это молочное опаловое сияние февральской метели, белоснежным мехом неведомого зверя обнимающее хрупкие плечи и спускающиеся за спину бесконечным сияющим шлейфом, задумчиво-улыбчивая карнавальная полумаска, короны на червлёном серебре хрупких запястий?  

— Где это мы? — первым подаёт голос хмурый самурай, напряжённо сжимающий пальцы на рукояти чёрного меча и буравящий почему-то тебя напряжённым взглядом.  

— Судя по всему, Канда, — задумчиво поправляешь свои волосы когтями левой, левой — чёрт побери — руки. — в Ковчеге.  

Канда, значит. Я запомню это имя только потому, что ты произносишь его с таким чувством, катая эти два несчастных слога на языке, как кусочек сливочного мороженого.  

Именно поэтому, небрежно кинув ключ Роад, целюсь так, чтобы поймал его этот серьёзный японец. Меня не интересуют твои дружки, ни малейшей секунды — разве что, чуть колет злобой на самурая: я хочу поиграть именно с тобой, мой серебряный экзорцист.  

— Это, черт побери, ещё что такое?  

— Ключ, — улыбаюсь, зная, что аляповатая дверь в красно-чёрную клетку стоит прямо за моей спиной. — Теперь вы сможете выбраться отсюда. Ох, простите — попытаться выбраться. И уж точно — не все.  

Да, да, моё прелестное создание, прожигающее меня серебряным взглядом до мозга костей. Я говорю сейчас о тебе и улыбаюсь именно тебе.  

— Мы ведь с тобой не доиграли, Аллен Волкер.  

Не выдерживаешь, разумеется, не выдерживаешь, мальчишка; срываешься с места броском атакующей кобры, целясь прямо в горло хищно блестящими когтями. Неплохо, мальчик, неплохо, но я всё равно быстрее. И твоя горячность очень поможет мне увести тебя подальше от твоих ненаглядных друзей.  

— Аллен!

— Идите, я догоню, — бросаешь через плечо и словно забываешь о них: во всём этом грешном мире мы словно остаёмся одни.  

Шаг назад, второй, ядовитое розоватое мерцание тёмной материи сталкивается с чистейшим белым и звенит насмешкой над колокольными переливами. Удары когтей сильны и яростны, а ещё на диво быстры: я мог бы ответить, но не хочу, только закрываюсь обращёнными металлом крыльями тиза и отступаю назад, уводя всё дальше в лабиринт улочек белого города.  

За этой вознёй мы оказались так далеко, что я скорее почувствовал, чем услышал, как захлопнулись створки дверей-ворот. А мы всё танцевали, что два дерущихся волка.

Пока мостовая под нашими ногами вдруг не дрогнула, застонала натужно — и несчастный камень, с половинками крошащихся зданий, с испуганной цветочной кадкой, с нами — полетел вниз, в пустоту.  

Потерявшего опору экзорциста приходится ловить мне — больше никого здесь нет и быть в принципе не может.    

Сжимаю в ладони твою левую руку, усмехаюсь — и швыряю лёгкое тело вверх, как невесомую куклу, отталкиваюсь сам, чтобы приземлиться на ещё целую брусчатку, и неожиданно ловлю боковым зрением опаловый всполох. Неужели ты настолько быстр?  

Мы катимся по земле, как два мартовских кота; приходится постараться удерживать твою левую руку так, чтобы хищные когти не добрались до моего горла и при этом не переломать тонкие птичьи косточки.  

Замираем. Ты, мой филигранно-серебряный, застыл, глядя прямо в глаза с яростью столь чистой и живой, что сердце предательски подступает к самой глотке и бьётся там, шумя током крови в ушах в унисон твоему тяжёлому дыханию.  

— Ублюдок!!! — то ли рычишь, то ли шипишь разъярённым зверем, и это, поверь мне, не менее красиво, чем журчащие переливы имени того смольнохвостого японца.  

Делаю жест, будто приподнимаю отсутствующую шляпу, не скрывая демонической ухмылки.  

— Приятно познакомиться. А я — Тикки Микк.  

Давишься воздухом, не сразу найдя слов для достойного ответа. Не могу не улыбнуться.  

— Раз уж мы познакомились, могу ли я пригласить тебя на чай? У этого города осталось не так много времени, не хотелось бы тратить его на бессмысленные бои...  

— Говорит человек, вырвавший мне руку из плеча и бросивший умирать.

— Так ты знаешь, что мы люди? — хочется зажать в зубах сигаретный фильтр, но вместо этого подбираю с земли свой котелок, которого секунду назад здесь не было, небрежно отряхиваю пыль и возвращаю на законное место.  

А ты молчишь всё это время, буравя взглядом и явно ни на грош не верящий моему внезапному дружелюбию. Зря, малыш, я сейчас абсолютно искренен, точно так же, как моя милая...

— Роад рассказала.  

— Так вы уже знакомы? Какая печаль, а я надеялся познакомить вас сам, — цокаю языком, и от этого звука тебя аж передёргивает. И, конечно же, ты не ударишь в спину человека. Даже меня.  

— Какого демона?

— Я же сказал, Аллен. Чтобы пригласить тебя на чай. Может, не будем заставлять прекрасную даму ждать?  

Ты же воспитанный мальчик.  

Проворачиваю в ладони ключ, точно такой же, как тот, что вручил твоим дружкам; только мой сократит нам путь, приведёт почти сразу туда, где с горячим чайником и чистой пепельницей ждёт нас малышка Роад.  

Открываю первую попавшуюся дверь, чуть насмешливо поводя рукой: заходи, мол, не стесняйся. В ответ получаю гневный взгляд серебристых влажных глаз и холодно поджатые тонкие губы, но шаг вперёд ты всё-таки делаешь. Мимо меня и в пустоту следующей комнаты, почти задев моё лицо кончиками взъерошенных седых прядей.  

Какого черта от тебя пахнет летним лесом, Аллен Волкер?