Коррида

Примечание

Вы даже не представляете насколько странное я существо. Всю свою сознательную жизнь бегу от журналистики как от чумы. Теперь в нашей великолепной системе образования Журналистика стала обязательной дисциплиной, которую надо сдать при поступлении в любое высшее учебное заведение. И, в конце концов – вот так неожиданность – я начал вести свою газету. Хотя, думаю при всей «неофициальности» моей газетёнки сложно называть и меня журналистом. Я предпочитаю «фантазёр» или «рассказчик». Кстати, почему бы и не рассказать что-нибудь, раз уж я здесь…

Случилось это, скажем, в классе третьем. За неимением другого опыта, отрезки своей жизни приходится мерять «классами». На самом деле единиц измерения как минимум ещё две: садик/после садика и до войны/во время войны. Но сейчас зацикливаться на них смысла нет, ни для сюжета не важно, ни для его понимания.

 

В общем, я, девятилетний запуганный сказками про будущую взрослую жизнь ребёнок, заливаю слезами школьную тетрадку, в которой осталось самое большее листов десять. Мама, помню, сильно ругалась, и если я допускал хоть одну помарку — вырывала листы и заставляла переписывать всю тетрадь заново. И с каждой ошибкой слёз на тетрадке становилось больше, следовательно, и размытых пятен, а значит и помарок. Сижу я на сверхскоростном вращающимся кресле с продавленной спинкой, кручусь от нервов в разные стороны, и меня начинает подташнивать, как на карусели «Вихрь». Конечно, ни тогда, ни теперь с моей этой сраной фобией я бы не согласился прокатиться на такой, мне и кресла хватает.

 

В комнате достаточно светло, но что я там вижу своими красными глазами? Слышу, мама с кухни идёт. А в той хате от комнаты, в которой я тогда сидел, до кухни шагов пять. Сижу, считаю их.

 

Наконец открылись ворота сдерживающие быка, запустили его на огромный стадион, и я как дурак высмаркиваюсь в красную тряпочку, со страхом раззадорить быка. Второй день в третьем классе, чтоб его. Но бык, вопреки моим опасениям, только присмирел глядя на красную тряпку. Плечи распрямились, глаза перестали метать искры.

 

«Иди, купайся» — прорычал мне бык, и я, ухватываясь за эту фразу как за спасательный круг, рывком сбрасываю с себя одежду и запираюсь в ванной, совершенно не представляя, что будет, когда я оттуда выйду.

 

Впервые подумал о том, чтобы утопиться. И не надо этих ваших косых взглядов. Меня тоже можно было понять: а чего мне оставалось делать-то? Ну, выйду я щас и что дальше? Думаете, меня этот бык по головке погладит? В общем, лукавлю я немного. Я и сам не помню, чем это всё закончилось. Мысли просто обрываются, так толком и не начавшись.  

 

Единственное, что я знаю наверняка — в тот день я так и не утопился.