Карандаш в руке доктора разломился пополам с громким треском. Женщина склонилась над медицинской карточкой, что-то выписывая в графе с постановкой диагноза. Поправив шаль на плечах, она посмотрела на меня глазами, полными жалости. Непрофессионально для психолога, на мой взгляд. 

- Я и не предполагала, что... кхм... Что у вас, к сожалению, улучшений состояния нет... - с трудом подбирая слова, сказала она. Я усмехнулся ей в ответ, примерно представляя, что она хотела сказать на самом деле. 

Мистер Шинода, у вас клиническая депрессия. Вы не вылечились - вы только усугубили ситуацию тем, что всё время думаете. Думаете о своих поступках, прокручивая в голове всё снова и снова, всё больше затягивая себя в этот омут бесконечной вины и злости на себя. Мало того - вы это всё скрываете своей вечно натянутой на лицо маской, пока ваш организм кричит о том, насколько всё плохо и запущено. Психическое здоровье, мистер Шинода - это не шутки.

Знаю я, что не шутки. 

Вот только я и не шучу. 

Да, мне плохо. Да, я падаю в обмороки при любом удобном случае. Даже сейчас кружится голова, угрожая тем, что я сейчас свалюсь с кресла, как сноп, с той же перманентной улыбкой, от которой уже сводит скулы. 

- У вас есть ещё, что сказать? - я сжал пальцами обивку на подлокотниках. 

- К сожалению, пока нет, - доктор вздохнула. - Но мы с вами обязательно справимся, да, мистер Шинода? Всегда есть выход. 

Единственный выход для меня сейчас - в окно.

 - Да... Да, конечно, - я поднялся с места, снимая кепку. - Напишите мне сообщение с номером вашей карты, я переведу деньги за курс лечения. 

- Постойте, вы... Отказываетесь продолжать курс? - женщина удивлённо посмотрела на меня. Я подошёл к двери и оглянулся на неё. 

- Да. Спасибо, вы очень помогли, - "Помогли понять, что точка невозврата уже достигнута", хотелось мне добавить. Я вышел, тихо прикрыв дверь. 

Что я чувствовал сейчас? Исчез ли тот комок страха и ненависти к себе, тугим коконом связывавший мои внутренности до почти физической боли? Может быть, рассосались швы, с помощью которых я буквально собирал по кусочкам самого себя, сшивал то, что сам разорвал в своё время? Почему, чёрт возьми, прямо сейчас, в грудной клетке слева, у меня не обливается кровью и не мучительно ноет единственная мышца, которая, по всеобщему мнению, должна отвечать за чувства? Я оцепенел? А может быть, умер? Нет, вроде существую, продолжаю улыбаться медсёстрам в коридоре, немного покалывает в ноге от долгого сидения. Что я упускаю снова, даже сейчас? 

Прочитав несколько лет назад на досуге о самоубийцах (так, для общего развития), я думал, что они слабы и сильны одновременно: сложно подчинить своё тело, заставить его наносить себе увечья. Но ещё сложнее расправить плечи под грузом того, из-за чего ты опустил руки. А ещё бывает так, что тело в последние минуты не позволяет себе умереть. Теперь очередь плоти мучить своего хозяина в агонии прежде, чем приедет "скорая помощь" или человек умрёт от безумной боли. Знаете, просто инстинкт самосохранения. Удачные самоубийства получаются лишь у тех, кто снял все тормоза со своего желания сгинуть. 

Странно думать о таких вещах, при этом делая вид при посторонних, что ты счастлив и у тебя всё хорошо. Может быть, все люди, которые кажутся жизнерадостными, такие? Своей улыбкой давят монстра внутри себя, не позволяя себя поглотить. А кто же тогда по-настоящему счастлив? 

Обычно под счастьем люди понимают разные вещи, то схожие, то абсолютно противоположные. Одни говорят, что счастье в деньгах, на них можно купить что угодно, даже людей и их чувства. Другие яростно доказывают, что счастье - это любовь, семья, благополучие всех твоих близких. А третьи, четвёртые, пятые... список бесконечен, счастьем можно назвать всё что угодно. 

"Мысль о том, что успех равноценен счастью, раздражает меня. Смешно всерьез думать, что раз ты успешен, значит у тебя есть иммунитет к полному спектру человеческих переживаний". Честер, ты, как всегда, прав. Я успешный человек, большая часть прохожих смотрит на меня с восхищением, но... 

Моим счастьем было лишь видеть свет внутри твоих глаз. Если бы сейчас это было возможно, я бы на коленях умолял тебя никогда не позволять его у тебя отнимать. Даже мне. Даже себе. Этот свет - это твоя жизнь, Чез. Когда этот огонёк погас, я потерял тебя среди миллионов звёзд. Честер, я... 

Я не справлюсь без тебя.

Слёзы душили. Словно чужие, холодные пальцы, возникшие из пустоты, вокруг моей шеи сжимался невидимый обруч. Подходя к пешеходному переходу, я понял, что не могу дышать. 

Хотелось исчезнуть. Раствориться в этом смертоносном эфире, который мы почему-то называем кислородом, не замечая, как он медленно нас сжигает прямо изнутри. Перед глазами всё плыло, я лишь заметил, как зелёный цвет светофора сменился на красный. 

Я шагнул на зебру, до сих пор до конца не осознавая, что делаю. Тёмный сгусток внутри меня бешено колотился об стенки грудной клетки, не попадая в такт с сердечным ритмом. К обручу на шее прибавился обруч в висках, быстро сжавший мою голову, что я едва ли не закричал от боли. Я хотел неминуемо это всё прекратить, закончить эту пытку быстро. Кажется, вон тот огромный грузовик подойдёт... 

Я понял, что я хочу умереть. 

Какие-то люди с криками бежали ко мне, пока я быстрым шагом шёл до середины дороги. Водитель грузовика начал резко тормозить, я боковым зрением всё же подметил, что его тормозной путь всё ещё достаточно длинный. 

Господи, что со мной? Почему я хочу, нет, жажду умереть? Что я сделал, чтобы мои ноги сами вели меня на смерть? Боже, мне страшно, спаси меня!

 Честер не хотел бы, чтобы я ушёл вслед за ним. Он бы, даже будучи призраком, схватился за меня и оттащил от проезжей части. Так где же он, мой невидимый хранитель? 

Бежать было уже поздно. В последние мгновения моя жизнь разворачивалась так круто, что я едва успевал что-либо уловить. Кажется, меня только что размазало по асфальту... 

На самом деле, это всё не так быстро, как кажется со стороны. 

Удар об капот. Я оказываюсь под тяжеленной машиной. Колёса, которые беспорядочно поворачиваются, окончательно разрывают моё тело с такой скоростью и с такой болью, что я даже не успеваю закричать. Кажется, я вижу лужу крови, в которой дрыгаются мои оторванные конечности. Чуть ниже перед глазами я вижу своё разорванное туловище, из полостей которого хлестала кровь. Переломанные рёбра белыми обломками торчат из моей груди. От последнего вдоха стало ужасно больно, глаза зажмурились и... Больше не открылись. 

Анна, прости, что не уберёг себя. Скажи нашим детям, как сильно я их люблю. Передай ребятам из группы, что они настоящие друзья. Я люблю вас всех. 

Прости, Честер...