В июне обычно смеркается поздно. Неторопливо звонят колокола монастыря, оглашая окрестности небольшого городка сонным перезвоном, который приветствует заход солнца и конец дня. Этот провинциальный городок в глубине Европы уже давно пережил пик своей славы и сияния, сейчас он спокойно доживал свои преклонные года, периодически просыпаясь для оживленных ярмарок. Растянувшись вдоль берега широкой, но неглубокой реки, старенькие домики словно все смотрели в одну сторону – сторону женского монастыря, который находился на окраине города. Этот монастырь был старше самого города, именно из-за него он здесь и образовался, сначала дав жильё девушкам и женщинам, которые не хотели жить в самом монастыре, но регулярно посещали его, затем торговцам, которым было выгодно торговать с монахинями, а затем и семьям торговцев. Вскоре городок стал вполне себе независимым от этой небольшой божьей обители, которая всё же не потеряла популярности.
Со временем в монастыре не только селились отрекшиеся от мирской жизни женщины, но и приходили на службу жительницы города, которые хотели служить Богу, но не могли жить в монастыре по каким-либо причинам. Их называли бегинками. Они вели полумирской образ жизни, часто работая в городе и, в то же время, помогая в монастыре и больнице при ней. Именно к бегинкам относилась молоденькая горожанка по имени Элизабет.
Она старалась вести образ жизни, полностью соответствующий монашескому; её кротости, внимательности к людям и состраданию не было границ. Немногие, правда, знали, что несколько лет тому назад она пришла в монастырь, чтобы обуздать свой характер, из-за которого часто попадала в неприятности. Нет-нет, но иногда вспыхивала в её зеленых глазах та искра, которая напоминала знающим девушку с детства о том, какой она была раньше. Но упорный труд над собой и влияние монахинь сделали Элизабет самой настоящей добродетельной девушкой, которая стремится помогать людям, а не себе. Она многому научилась в стенах монастыря, и готовилась вскоре принять обет и поселиться здесь навсегда.
Пока же Элизабет жила в небольшом домике в отдалении от монастыря, путь занимал у неё достаточно много времени, и после работы в госпитале, где ухаживала за больными, она возвращалась уже после заката. Несмотря на довольно неспокойное время, за несколько лет тайные пути и спокойные переулочки были изучены вдоль и поперёк, и Элизе не составляло труда добраться до дома в целости и сохранности. Невысокие плотно стоящие в ряд домики умудрялись образовывать достаточно длинные переулки, приезжим гостям было бы трудно ориентироваться в них, но местным жителям это не составляло труда.
Когда полная луна поднималась на небеса, Элизабет спешила домой. Сегодня, как и всегда, её путь пролегал по тем же самым до боли знакомым проулочкам. Она могла бы с закрытыми глазами пройти по ним до дома. Полы длинных одежд мешали идти быстро, и Элизе приходилось приподнимать их, чтобы не споткнуться обо все те отходы жизни и вещи, палки и камни, которые встречались на дороге. Вот и очередной поворот, ещё небольшой отрезок пути – и она будет дома.
Дом. Это место перестало быть домом для Элизабет ещё тогда, когда отец ушёл в поход и не вернулся. С тех пор прошло около пяти лет, и девушка выросла лишь благодаря монахиням, которые позаботились о ней. Но прежняя жизнь наложила свой отпечаток – проводя всё детство с отцом, Элиза лучше дралась на мечах, чем вышивала, лучше готовила дорожный пай, чем обычную еду, лучше скакала верхом, чем выращивала растения. Всему тому, что должна уметь девушка, сестры обучали её в последние годы. Лишь одно умение – перевязывать раны и лечить больных – пригодилось ей до сих пор.
Откуда-то сбоку послышался стон, и Элизабет испуганно замерла на месте, вглядываясь в ночную темноту. Кажется, звук доносился из переулка справа. Она вслушалась – тишина. Ей показалось? Тихо ступая подбитыми мягкой кожей туфлями, Элизабет подкралась к углу и всмотрелась во тьму переулка. В нескольких шагах от неё полулежал человек, прислонившись спиной к каменной стене дома. «Просто пьяница», – отлегло у девушки. Рука, уже сжавшая кинжал, который она носила на ноге под юбкой, ослабила хватку. Он ей не угроза.
Элизабет уже развернулась, чтобы продолжить путь, когда до её слуха донеслись хриплые, едва слышные просьбы о помощи. Понимая, что это может быть опасно, всё же девушка вернулась к переулку, не в силах пройти мимо человека, нуждающегося в помощи. Осторожно она подошла к незнакомцу, изо всех сил в темноте напрягая зрение, чтобы разглядеть его. Словно в помощь Элизабет из-за тучи выглянула луна, освещая переулок едва проникающими сквозь высокие дома лучами холодного света.
Свет луны осеребрил и без того светлые волосы молодого человека, покрытые местами тёмными пятнами. Такими же пятнами был покрыт и весь белый костюм незнакомца. Всмотревшись, Элизабет узнала в ней форму Тевтонского ордена и тут же отпрянула назад. Что делает рыцарь Тевтонского ордена в их богом забытом городке так далеко от границы?
– Прошу, помогите, – едва смогла разобрать девушка тихий шепот. И, всмотревшись внимательнее, сейчас только поняла, что тёмные пятна – это кровь, уже подсохшая местами, словно он лежал тут уже давно. Только на животе, прикрываемом рукой, сквозь пальцы просачивалась ярко-алая кровь, хорошо различимая даже при свете луны.
Элизабет колебалась недолго – даже если этот человек был рыцарем вражеской страны, сейчас он нуждался в помощи. Склонившись над ним и убедившись, что при нём нет оружия – лишь старая потрёпанная походная сумка, Элизабет присела рядом. Она осторожно убрала его руку и осмотрела рану – сквозь прикрытые веки юноша внимательно наблюдал за её действиями.
– Рана серьёзная, нужно в госпи… – она осеклась на полуслове. Как примут рыцаря Тевтонского ордена в монастыре? Конечно, они всегда помогают раненным, но разве сейчас не самые обостренные отношения их страны с орденом? Элизабет не была уверена в том, что стража просто не убьёт его прямо там же.
Юноша вдруг схватил её руку, заставив вздрогнуть от неожиданности, и что-то тихо, но быстро затараторил на своём языке. Видя, что девушка его не понимает, он с трудом вытащил из сумки тяжёлый мешочек и вложил его в руку Элизабет. Сквозь тонкую кожу отчетливо прощупывались монеты. Она помотала головой и переложила кошель обратно в сумку.
– Идём, – она осторожно потянула юношу за руку и помогла встать. Одной рукой зажимая рану, а второй опираясь на плечо Элизабет, рыцарь сделал пару тяжёлых шагов, припадая на одну ногу.
Похоже, рана была не только на животе – сейчас его лицо было близко, и Элизабет смогла рассмотреть несколько синяков и ссадин на нём, которые несколько портили красивое и довольно приятное лицо. Пересохшие губы прошептали что-то, отдаленно похожее на спасибо. Обхватив его осторожно одной рукой и придерживая за руку второй, девушка смогла довести его до своего дома, который неприветливо темнел окнами в отдалении от основной улицы.
С трудом распахнув дубовые двери, Элизабет втащила уже теряющего сознание юношу. На подгибающихся ногах он едва успел дойти до кровати, где рухнул без движения. Заперев дверь на щеколду и убедившись, что все ставни заперты, девушка зажгла огонь в лампадах. Сейчас предстояло самое сложное – перевернуть рыцаря и снять все доспехи. Несмотря на отсутствие оружия, щита и шлема, его доспехи всё равно были тяжелыми, и Элизабет пришлось знатно потрудиться, чтобы перевернуть его на спину.
Так же долго провозилась она, расстёгивая мудреные ремешки и освобождая юношу от кольчуги и верхней накидки с огромным чёрным крестом. Элизабет никогда не приходилось раньше видеть рыцарей тевтонского ордена, их обмундирование и доспехи. Стараясь не причинять рыцарю лишней боли, она осторожно приподняла его голову, снимая кольчужную рубашку и осторожно, чтобы не звенела, складывая на кровать рядом.
Нижняя рубаха и штаны пропитались потом и кровью так сильно, что даже привычная к этим запахам Элизабет сморщилась. Убрав одежду и доспехи на стул, она принесла лохань с водой и принялась осторожно обтирать юношу. Осторожно касаясь ран, она невольно бросила быстрый взгляд на лицо рыцаря. Он был красив, даже очень. Только вышедший из юношеского возраста, но ещё не успевший приобрести те мужественные тяжёлые черты, которые отличали взрослых мужчин от подростков, юноша был крепко слажен; в руках, сейчас расслабленных, таилась сила. Прикасаясь к его мышцам, Элизабет с опаской ожидала каждый раз, что они вот-вот напрягутся, и он схватит её, разбуженный прикосновениями.
До утра провозилась Элизабет с раненым, омывая и залечивая его раны травяными настоями. Перевязав раны на животе, ноге и виске, она укрыла юношу одеялом и устало опустилась рядом. Казалось, юноша просто безмятежно спал, и она невольно засмотрелась на него. Правильно ли она поступила, приведя его домой? Девушка не знала, но была твёрдо уверена, что не оставила бы его умирать. Рана была серьёзной, и если бы она не помогла ему, он бы умер на рассвете, а может быть, и раньше.