Октябрь 2005

Память о тебе, как жвачка в волосах И, видимо, слишком глубоко в башке застряли корни 

Холодно в аду, нечем дышать на небесах Вселенной больше нет, но я о ней зачем-то помню 

Noize МС "Жвачка"

      Туман, серый и мерзкий, словно сборище дементоров, окутывал улицы Лондона вот уже вторую неделю. Все это время было чертовски холодно и, что гораздо хуже, влажно, будто Гермиона незаметно для самой себя перекочевала в подводное царство.

Руки слегка дрожали, когда Гермиона потянулась к чьей-то зажигалке, лежащей у пепельницы на подоконнике. Рабочий день в министерстве был в самом разгаре — едва ли кто-нибудь, кроме нее, решит сейчас заявиться в курилку. А значит, никто не помешает ей расположиться на своем любимом месте у окна и насладиться сигаретой в одиночестве. 

Гермиона затягивалась осторожно, чтоб не выкурить все за раз. Твердо решив ни в коем случае не выказывать признаков никотиновой зависимости при родителях, после каждых выходных, проведенных вместе с ними, она чувствовала себя маленьким паравозом. Первое время она ощущала отвращение: к едкому дыму, проникающему в легкие, Малфою, любезно похлопывающему ее по спине и к самой себе. Но это было давно. Сейчас же очередная затяжка приносит лишь спокойствие.       

И лишь время от времени приходят воспоминания о том, самом первом дне. 

      «Я же люблю тебя — сделай что-нибудь!»   

    Гермиорна затягивается в последний раз и со злости тушит сигарету об оконную раму. Выдыхает последний дым. 

      Кружилась голова. В коридорах министерства было очень душно. Казалось, Гермиона вот-вот закашляется из-за попавшего в горло песка.       

«Гермиона!»       

Быстрее. Но не сорваться на бег. 

      — Проваливай, — сдерживая кашель, шипит она в пустоту. — Оставь меня в покое.     

  «Пожалуйста, если ты сможешь…» 

      Закрыть уши и бежать. Далеко. Вырваться на воздух — пусть и без пальто. Пусть она и будет напоминать сумасшедшую.     

  А на улице холод и слякоть. Гермиона почти что задыхается. Она хотела бы забыть раз и навсегда. Но память о том дне и о нем была хуже жвачки в волосах. Как и о родном доме. О ее маленьком мире. Но той вселенной, в которой она была своей, живой, нужной, реальной, больше нет.      

 Гермиона бежит, не разбирая дороги. Не глядя под ноги. А в ее личном аду холодно. И влажно. А еще — скользко.       

И падает на ровном месте. Хочется свернуться в клубочек прямо там. Но она поднимается. Пошатываясь, бредет обратно к министерству, злясь на саму себя.       

 А прогонять навязчивое видение уже нет сил.       

«Прости меня».