Ночь прошла конечно без сна. Отправление в пять и десять минут утра. Так что никто до самого отъезда не сомкнул глаз. Жюли со служанкой весь вечер перекладывали чемоданы, пока Эрве ругался со служащим отеля: тот забыл найти фиакр¹, и теперь заслуженно выслушивал причитающееся. Эрве, впрочем, всё это не удивило: можно ли ждать большего? Уж точно не за такие деньги и точно не в этом городишке. Скорей бы оказаться в Париже.

Солнце ещё не взошло, когда супруги отправились на вокзал. Уже в обед они будут в Туре, отобедают, а там всего пять часов — и около восьми часов вечера прибудут на Восточный вокзал. 

Приятные думы прервались криками других кучеров, служителей вокзала и пассажиров третьего класса. При взгляде на последних Эрве внутренне поморщился, но вида не подал.

Наконец кучер приткнулся ко входу. Эрве спустился на тротуар, помог спуститься жене, снял чемоданы и шляпные коробки. Вскоре подошедший служащий испросил разрешения помочь с багажом, подхватил чемоданы и затруси́л в сторону входа. 

Вокзальная суета накрыла с головой, но служащий пробивался через толпу, словно таран. Поезд ожидал у платформы, нервно пы́хая трубами, и каждый раз толпившихся на перроне обдавали волны угольного дыма. До слуха Жюли доносились музыка шарманщика, рыдания, проклятия — и детские крики, рвавшие сердце. Она сжала руку мужа, и они прибавили шагу.

Здесь, в начале состава, где их вагон второго класса, почти никого было. От гвалта, вони и ночи без сна разболелась голова. Жюли покачнулась и схватилась за мужа.

— Тебе плохо? — забеспокоился тот.

— Нет, ничего, просто устала. Да где же кондуктор? Ведь скоро отправление…

Эрве ободряюще улыбнулся и, наказав никуда не уходить, скрылся в гуще пассажиров. И вскоре вернулся с кондуктором, на лице которого ясно читалось удивление. Но всё же он молча, если не считать приветствия, проверил билет и отпер дверь. Как прибывшим первыми, им повезло занять места по ходу движения. Жюли села у окна и, подперев щёку, стала смотреть в окно. Почти сразу прозвучал первый звонок, и даже за закрытой дверью слышалось последовавшее за ним оживление.

— Думаешь, твои родители смягчились хоть немного? Мне кажется, они всё так же меня ненавидят.

— Ты ошибаешься, милая. Они не могут тебя ненавидеть, никто не может тебя ненавидеть. Конечно им трудно примириться с нашим браком, но, уверяю тебя, если они согласились на него, дело уже не безнадежно.

— Я хочу тебе верить, — медленно выговорила она, словно сомневалась в своих же словах.

— Верь. До конца лета я стану управляющим одного из заводов, неужели это не убеждает тебя? Если бы они были так непримиримы, как тебе кажется, мы бы жили в квартале Сен-Марсо². Просто дай им время.

Прозвонили во второй раз, и поезд затрясся, словно попавший в шторм корабль. Дверь купе открылась, и вошла пара: жёлтая девушка, похожая на рыбу, и её невзрачный спутник. Не сразу получилось определить, кем их визави приходятся друг другу. Только когда прозвонили в третий раз, Жюли поняла, что они всё-таки супруги. И в тот момент, когда её посетила эта мысль, Эрве многозначительно посмотрел на неё, как бы говоря: «Это мог быть я и какая-нибудь глупая девица, выбранная родителями». От этого взгляда ей стало нехорошо. В самом деле, Эрве любит её, она любит его, он счастлив и не допустит её несчастья. Как и она не допустит его несчастья. Ведь о том, что может разрушить эту идиллию, он никогда ни за что не узнает.

Поезд набирал скорость, и вскоре Нант остался позади. «Рыбка», как назвала свою визави Жюли, перекинулась парой фраз с супругом. Тот даже не оторвал взгляда от газеты для ответа, но «рыбку» это, казалось, вовсе не волновало. Эрве же тихонько коснулся руки Жюли и предложил ей плащ.

— Если тебе станет холодно, скажи мне, я пересяду.

Она улыбнулась вместо ответа, укуталась плащом — и провалилась в сон.