Примечание
Oh it's not surprising
Just inconvenient
To play no part in
All of the instruments
Seem to be sounding out
It's premature
I think I'm made of stone
I should be feeling more
— Made of Stone, Daughter
***
Тихо.
Юнги лежит на Тэхёновой груди и слушает его спокойное дыхание. Слушает биение его сердца. Глаза закрыты, а в голове приятная пустота — мысли проскальзывают там редко, не нарушая комфортную тишину; Юнги медленно проваливается в сон в тёплых Тэхёновых объятиях.
Просыпаются они уже под конец дня: неохотно разлепляют глаза, лениво собирая мысли в кучу, смеются и выпутываются из рук друг друга. Юнги хочется, чтобы сон всегда был таким прекрасным — а не только когда под боком лежит Тэхён. В особо тяжёлые дни не спасает даже он.
Они валяются в кровати ещё какое-то время, обмениваясь мягкими, чувственными поцелуями до тех пор, пока не ощущают в себе достаточного желания двигаться. Юнги видит, как сверкают Тэхёновы глаза, когда он нависает над ним, и чувствует, как тишина наполняет его грудь изнутри будто большое, пушистое и баюкающее облако.
***
— Ну как там у вас с Тэхёном?
Юнги изо всех сил старается не начать краснеть. Он нервно теребит подушку, лежащую на коленях, и бросает на друга быстрый взгляд. Хосоковы глаза блестят любопытством, а улыбка настолько широкая, что появляются ямочки.
— Всё хорошо. Очень. Ну, кроме, ты знаешь, — Юнги неопределённо машет рукой, и Хосок понимающе кивает.
— Расстояние, да. Но, к счастью, ехать всего два с половиной часа?
— Да, к счастью, — повторяет Юнги, не отрывая глаз от какой-то отвратительной рекламы по телевизору, которой он почему-то до этого не видел.
Им с Тэхёном повезло с расстоянием. Между ними могли быть целые континенты. Иногда Юнги спрашивает себя: а смог бы он вообще встречаться с парнем, живи тот где-нибудь поблизости? Видеть его каждую неделю? Да, он любит Тэхёна и не перестаёт скучать по нему ни секунды, но сама мысль о том, чтобы проводить вместе так много времени… ошеломляет. Конечно же, Юнги никогда и никому не признается в этом: понятие о любви у других людей слишком сильно отличается от его собственного.
— И у вас до сих пор не было..? — в этот раз Хосок машет рукой перед лицом Юнги, чтобы привлечь его внимание.
Юнги наконец фокусирует на нём взгляд и подавляет усталый вздох.
— С прошлого раза ничего не изменилось, Хосок, — обрубает он. — Меня всё ещё не интересует секс, и Тэхён принимает меня таким, какой я есть. И нам обоим нормально.
Хосок застенчиво пожимает плечами, но Юнги знает: ему ни капельки не стыдно.
— Звиняй, мне просто интересно. Типа, почему не хочешь хотя бы попробовать?
Юнги всегда считал себя терпеливым человеком, но всё, что касалось данной темы, невыносимо выматывало его. Играло на нервах до такой степени, что приходилось прикладывать немалые усилия, чтобы не взорваться.
— Слушай, мне правда, правда всё равно на секс, он не кажется мне привлекательным ни в каком виде. И мы говорили об этом уже много раз.
Сказав это, Юнги отворачивается, изображая интерес к фильму, что начался сразу после рекламы. К счастью, Хосок понимает намёк и замолкает. Юнги не запоминает ни единой фразы из фильма. Он просто сидит и силится понять, почему его друг, человек, знающий его лучше, чем кто-либо, снова и снова возвращается к этой теме, как если бы асексуальность Юнги могла исчезнуть за ночь. Как если бы все его слова не имели никакой ценности, и оттого их постоянно нужно было доказывать.
Как бы ни любил он разговаривать о Тэхёне, он банально устал от необходимости оправдывать их отношения, по воле судьбы не вписывающиеся в стандартные представления людей о любви. Юнги устал.
***
Иногда Юнги был даже рад, что Тэхёна нет рядом, и от этого чувствовал себя паршиво вдвойне. В такие дни его кожа зудела и слезала, а каждый звук вызывал тошноту. Его скручивало просто от мысли о том, что с людьми нужно разговаривать, что людей нужно касаться. Юнги делал это через силу. В такие дни он чувствовал просто огромнейшее облегчение от того, что Тэхён не видит его таким, и шанс, что это оттолкнёт его, минимален. Юнги знает: Тэхён не такой, он понял бы, — но всё равно предпочитает проводить «плохие» дни на расстоянии. Сообщения вполне могут выразить его чувства... Да вот только Юнги никогда не пишет, насколько всё плохо на самом деле. Тэхён выслушал бы всё — для него не проблема, — но Юнги не хочет вываливать на него свою грязь, предпочитая довольствоваться его поддержкой на расстоянии.
Юнги не знает, скучает он по Тэхёну в такие дни сильнее, чем когда-либо, или же хочет, чтобы тот был как можно дальше.
Когда он видит по телевизору обнимающиеся парочки — выражающие таким образом свои любовь и привязанность — его начинает мутить. Для него такое было бы слишком. Когда Юнги видит подобное, он задыхается, и это просто нелепо: он никогда никого не любил так сильно, как Тэхёна. И Юнги действительно хочет провести с ним всю жизнь, он просто не уверен, что может, что он в состоянии.
Быть может, расстояние — всего лишь перестраховка, уютная паутина, позволяющая ему мириться с собственными тараканами. Ведь когда они не видят друг друга большую часть времени, каждая минута, проведённая вместе, автоматически становится особенной. Становится более ценной.
***
— Я так замотался сегодня, прости.
Тэхён сжимает объятия крепче и оставляет пару поцелуев на шее Юнги, отчего у того сразу бегут мурашки по телу, а сердце подпрыгивает и застревает где-то в горле.
— Ничего страшного, мы можем побыть усталыми вместе. Ты же знаешь, как я люблю просто валяться с тобой в кровати и ничего не делать, — чуть задевая губами его ухо, тихо заверяет Тэхён. — Мы ведь так заняты всё остальное время, что... просто быть здесь, с тобой — уже отдых.
Юнги согласно мычит, чувствуя, как к щекам приливает жар, и быстро прячет лицо в изгибе Тэхёновой шеи.
— Я рад, что ты понимаешь, — шепчет он, мысленно благодаря собственные связки за то, что голос не сломался на этой фразе.
— К тому же, мы много чем интересным занимались в последний раз, когда ты у меня был, — смеётся Тэхён, мягко зарываясь пальцами в волосы Юнги. — Я не давлю, хён, я же знаю, что ты втайне мечтаешь быть камнем, чтобы тебе вообще не пришлось двигаться.
Тэхёнова грудь сотрясается в смехе, и Юнги лишь усиливает хватку, псевдонедовольно бормоча что-то ему в шею.
— Это реально мечта, — хнычет Юнги, закидывая ногу на Тэхёново бедро. — Хотя не знаю, как бы я делал так или вообще жил, будь я камнем.
— Не волнуйся, я бы носил тебя везде, куда захочешь, — мурчит Тэхён ему куда-то в макушку, и сердце Юнги делает кульбит во второй раз. — Я бы брал тебя во всякие красивые места и защищал от всех опасностей. И никогда бы тебя не оставил.
Юнги не знает, как выразить то, что он чувствует после этих слов, и потому просто прижимается своими губами к Тэхёновым. Передать всё через поцелуи явно будет эффективней.
***
Юнги знает, что мать желает для него только лучшего. Что беспокоится и хочет дать совет. Она просто не знает, как это сделать и не понимает, что существуют другие, отличные от её, сценарии жизни, и что они так же важны и имеют право на существование. Но злой противный голос в голове Юнги и это подвергает сомнению.
— Я просто хочу, чтобы у тебя всё было хорошо, Юнги.
Мать вздыхает почти умоляюще, но Юнги лишь качает головой.
— Сколько раз мне ещё говорить, мам? Я в порядке, в порядке как и все остальные, к тому же, мы не спим друг с другом. Может, оставишь уже эту тему? — Юнги даже больше не пытается скрыть разочарование в своём голосе.
Кто-то может подумать, что это неловко, — разговаривать о сексе с родителями, — но для Юнги это никогда не было проблемой по одной простой причине: он не занимается сексом. Однако и этот факт постоянно ставят под сомнение, либо неприятно поддразнивают, принимая всё лишь за очередной подростковый каприз. Как будто трахается он с кем-то или нет — дело вселенского масштаба. И Юнги до сих пор не может понять, почему это вообще касается кого-либо, кроме него самого.
— Я не понимаю, в чём моя ошибка… — грустным голосом продолжает мать, и Юнги сильнее вцепляется в свою чашку, сдерживая желание швырнуть её в стену. — Отношениям нужна физическая близость, только так можно сохранить равновесие в жизни. Это естественный баланс между эмоциональной и физической привязанностью, понимаешь? Я правда не знаю, что, как родитель, сделала не так, что ты настолько боишься лишиться девственности…
И в этот момент Юнги выключается. Это единственное, что он может, чтобы защитить себя в подобных ситуациях. Перестать видеть и слышать. Просто игнорировать адресованные ему слова. Потому что каждое сомнение, каждая уничижительно брошенная фраза буквально острым ножом вскрывают ему грудную клетку, лишая жизненных сил.
Юнги нужно, чтобы его принимал один-единственный человек — Тэхён. И то, как они будут строить эти отношения — их дело, и ничьё более. Но даже зная это, он всё ещё не может не принимать все брошенные в его сторону слова близко к сердцу.
За что он ненавидит эти слова больше всего: они зародили в нём сомнение. Страх, что однажды Тэхён устанет с этим мириться. Что, раз Юнги не может дать ему то, в чём тот нуждается, Тэхён просто бросит его, чтобы найти более удовлетворяющего его потребностям человека.
Очень сложно жить в помешанном на сексе мире и не начать при этом ненавидеть всё с сексом связанное. Иногда Юнги позволяет себе ненавидеть — когда тупо устаёт быть понимающим. Когда устаёт притворяться, что это мало его беспокоит. Может, он даже имеет право злиться: с каких пор секс перестал быть его личным делом? Почему этот чёртов мир так настойчиво пытается доказать, что жизнь без него — это неправильно? Почему он, Юнги, вообще должен как-то оправдывать свой выбор, получая в ответ лишь обвинения в притворстве или неполноценности?
Нервный, асоциальный, асексуальный, замкнутый, одинокий — Юнги всегда силился понять, почему заперт в этом порочном круге. Не важно, как сильно старался он вырваться и просто жить дальше, он всегда возвращался к началу.
***
Тэхёново присутствие всегда успокаивало Юнги, но иногда даже его не было достаточно, чтобы избавиться от давления в голове. В такие моменты всё внутри Юнги восставало, сводя к минимуму любые прикосновения и разговоры — отчаянно сопротивляясь всем возможным проявлениям близости.
Обычно Тэхён замечал и становился ещё мягче и осторожнее. Из-за этого в последнее время они сидели чуть дальше друг от друга и, быть может, не целовались так много, как обычно. Юнги избегал тяжёлых тем и если упоминал о чём-то его тревожащем, то только вскользь, в то время как Тэхён не находил это странным и никак не комментировал ситуацию.
Но несмотря на то, что Тэхён был таким заботливым и понимающим, Юнги всё ещё ненавидел себя. Это преследовало его даже ночью: он тихо плакал в подушку, боясь разбудить Тэхёна, и проклинал себя за то, что не может быть счастливым, даже когда Тэхён — главный источник радости в его жизни — был рядом. Юнги всегда был упрям: он думал, думал, думал, пытаясь убедить самого себя в том, что ему нужно то, в чём он никогда не ощущал потребности. Злые, мерзкие голоса нашёптывали ему всякий бред, игнорируя здравый смысл. Юнги тонул. Тонул, чувствуя себя пустым, уродливым и бесполезным.
Он ненавидел лежать в Тэхёновых объятиях и чувствовать эту пустоту. Ненавидел усталость, выстраивающую между ними невидимую стену. И даже зная, что это вскоре пройдёт, Юнги ненавидел так жить. Сомнения и заботы пожирали его изнутри, лишая сна, а голова взрывалась из-за внутреннего крика.
И Тэхён не мог мановением волшебной палочки убрать всё это, Юнги знал. Большую часть времени тот просто дарил ему ощущение комфорта, но демоны Юнги всегда проскальзывали наружу. Юнги принял и этот факт. Нужно было что-то с этим делать, пока он окончательно не потерял себя. Тэхёна это состояние никак не затрагивало, но на Юнги влияло очень сильно — почти фатально, будто медленный яд, день за днём отравляющий ему жизнь.
***
Юнги медленно моргает, пытаясь осознать вопрос.
— Я никогда не… трахался в общественном туалете.
Юнги закатывает глаза, но не может сдержать победной улыбки, когда всем остальным приходится в очередной раз приложиться к стаканам. Хосока уже знатно размазало по дивану, будто выброшенную на берег рыбу, а Чимин достиг той стадии опьянения, что никак не может перестать хихикать. Намджун сидит, положив голову на Сокджиново плечо. При этом сам Сокджин кажется достаточно собранным: у него какой-то талант выглядеть трезвым, даже если он максимально далёк от этого состояния. Чонгук же смотрит на стакан в своей руке так, будто смысл жизни покоится на его дне.
— Да почему все вопросы только про секс? — почти возмущённо спрашивает Намджун, будто это не ему только что по правилам этой игры в очередной раз пришлось отхлебнуть пива.
Сокджин хитро скашивает на него глаза.
— В этом смысл игры, Намджун. О чём же ещё мне спрашивать?
Юнги правда не знает, как оказался в такой ситуации. В последний раз он играл в «Я никогда не…», когда ему было шестнадцать, и вот, он снова здесь. Единственное, что его радует в этой игре — он до сих пор наполовину трезв, и оттого вдвойне веселей наблюдать за уже знатно опьяневшими друзьями.
— Всё равно не честно! — ноет Чимин, пихая Юнги коленкой. — Он до сих пор трезвый. Разве у тебя нет парня?
— Есть, — отвечает Юнги, вопросительно поднимая на младшего брови. — А что?
— И вы до сих пор не переспали?
— Не горим желанием, — просто отвечает Юнги и отхлёбывает из своего стакана. Игра стопорится: тема его сексуальной жизни снова становится камнем преткновения.
— Ладно, да какая разница! — быстро вмешивается Хосок. — Кто следующий?
Чонгук выпрямляется с озорным огоньком в глазах, широко улыбаясь.
— Хорошо, давайте я: я никогда не… мастурбировал.
Юнги картинно вздыхает, с сожалением смотря на свой всё ещё наполовину полный стакан.
— Да что с тобой такое, хён? — неверяще спрашивает младший, широко распахивая глаза от удивления. — Мне кажется, у тебя какие-то проблемы со здоровьем. Разве так бывает?
— У всех всё по-разному, мелкий, — спокойно отвечает Юнги, сглатывая разочарование в голосе.
Чонгук молод и пьян, он не поймёт.
Юнги внезапно хочется хоть раз в жизни напиться по-нормальному: чтобы можно было просто повеселиться, не думая ни о чём, вместо того, чтобы снова сорваться и ненавидеть мир.
***
Тэхён носится вокруг Юнги с горящими глазами, как цветастый ураган, радостно комментируя всё вокруг и щёлкая камерой почти без перерыва. У Юнги руки чешутся схватить его за яркую, всю в экзотических цветах рубашку: только по ней можно более-менее отследить его передвижения.
— Нам обязательно нужно съездить ещё куда-нибудь вместе, — устав фотографировать храм, наконец говорит Тэхён и обнимает Юнги за талию, целуя в висок. Юнги улыбается.
— Да. Всегда хотел увидеть Киото, — задумчиво тянет он, переплетая их пальцы.
Влажный летний воздух наполнен голосами и звоном колокольчиков. В храме много людей, но Юнги с Тэхёном всё равно решили прийти. У них не было возможности устраивать поездки помасштабнее, так что они хватались за любую возможность куда-то выбраться, когда чувствовали в себе достаточно сил.
Юнги уже немного устал: пришлось проснуться достаточно рано, к тому же, большие скопления людей изматывали его. Но всё равно — сияющая Тэхёнова улыбка и богатая история храма волшебным образом придавали ему сил. Их будни могут быть так разнообразны; Юнги будто заново осознал, как сильно ему повезло. Он нашёл человека, который принимает его таким, какой он есть, и при этом помогает становиться лучше. В каком-то смысле Тэхён — его солнце, дарящее ему надежду. Не важно, насколько плохие у Юнги случаются дни, Тэхён всегда рядом. И Юнги просто не может поверить, что ему позволено быть рядом с таким прекрасным человеком тоже. Поддерживать друг друга без осуждения. Просто быть вместе, даже зная, что это не решит всех проблем.
Тэхён сказал, что принял бы Юнги даже камнем, и Юнги знает, что сделал бы то же самое. Как бы Тэхён ни выглядел — в любом его состоянии — сердце Юнги будет тянуться к нему, и возможно, однажды это позволит ему побороть все сомнения и страхи в своей голове.