Здравствуйте, детишки! А не рассказать ли вам сказочку? Очень маленькую сказочку, совсем крохотную, вот как коготок на лапке мышонка?
Жили-были под зеленым кустом во сырой земле картофелины. Целое семейство! Картошки мама и папа были уже старенькими и дряхлели не по дням, а по часам, все свои силу и любовь отдавая миленьким деткам. Детки росли холеные, круглые, веселые и любопытные — так и норовили высунуться из дому на белый свет посмотреть, дождиком умыться. От неугомонности чада очень уставали родители, а ведь еще и охранять детишек надо было — что ни день, что ни ночь, ползли к вкусным деткам разные твари, большие да маленькие. Старшие дочки да сыночки заслоняли младшеньких и получали раны, получали погибель страшную.
Горевало картофельное семейство, да и жило себе дальше, пока не налетело однажды ненастье страшное. Ходуном ходила земля, вздымалось и рушилось славное родовое гнездо. Трещали и с жалобным стоном лопались корни родственной связи, криком кричали испуганные картошки, но неумолимая сила отрывала их от совсем уже дряхлых родителей, от крохотных братьев и сестричек, и швыряла к таким же сиротам. Плакали они тихо и горько, не надеялись ни на что хорошее.
И наступили темные времена для картофельной семьи. Мрак и холод окружали их и еще сотню таких же несчастных картофельных душ. Больше не было ни дождиков, ни страшных вредителей, вообще ничего, кроме этой тюрьмы и тоски. Отчаялись картошки, и начали они хилеть, да морщинами покрываться.
Но не дано было им тихо и мирно упокоиться в гнили — невесть откуда нагрянула страшная бестия, гигантская женщина с ножом. Она вымыла испуганных картофелин в холодной воде, избавив от давней грязи, но не успели они как-либо оценить это деяние. Женщина взяла самую кругленькую картошку… и начала снимать с нее кожу. Криком болезненным кричала картофелинка, и от ужаса остальные клубеньки напустили лужи и сжались в кучку. Страшная огромная женщина расчленила тельце картошки острым ножом на мелкие кубики, после чего, не вытерев орудие казни от белесой крови картофельной, взяла следующего клубенька. И повторилось так с каждым, и каждый испытывал немыслимую боль, ужас. И молил о конце пыток, пока плоть его варилась в жгучем кипятке…

— Ох, Ванька. Горазд же ты языком молоть, — Наталья, помешивая поварешкой суп, сердито оглянулась на рассевшегося за столом брата. — Все, что угодно, сделает, с три короба насочиняет и сам поверит, лишь бы не помогать!
Брагинский подавил улыбку и покаянно вздохнул, поднимаясь и засучивая рукава. Как известно, кто не работает — тот не ест, поэтому Иван приготовился слушать крики боли и мольбы о скорейшем прекращении мучений от жестоко обиженных судьбой картофелин.