Внеаудиторная работа

Ло Бинхэ не любят на факультете. Его это, конечно, мало волнует, но навязчивый вездесущий шёпот за спиной порядком раздражает, и это единственная причина, по которой он обычно сидит за последней партой подальше от остальных. Естественно, отголоски нескончаемых сплетен долетают до него и там, но игнорировать их становится куда легче – достаточно лишь заткнуть уши наушниками и вернуться к выполнению очередного сверхурочного задания по философии. 

- Говорят, он даже книги ему помогает из аудитории в аудиторию переносить.

- А я слышал, что он готовит дома еду на двоих, а потом приносит её в универ для профессора. Ну и фрик.

- Ага, только вот едят они всё равно отдельно. Похоже, как бы он ни старался, профессор таких подхалимов за версту чует.

Бинхэ поводит плечами. Пусть говорят, что пожелают. Пока предметом их насмешек является он сам, а не учитель, он не собирается рисковать отстранением и учить их уму разуму. Это даже забавно – они ведь и правда думают, что понимают что-то в их отношениях. Идиоты. Единственная причина, по которой они с учителем едят отдельно – это уважение, которое не даёт ему бросить тень на репутацию Шэнь Цинцю.

- Думаешь, это он ради оценок так унижается?

- Ну конечно! Зачем ещё взрослому парню так бегать за своим преподавателем? Только если он конечно не намекаешь, что он…

- А ну заткнитесь оба! – в разговор вдруг вмешивается Нин Инъин - президент студсовета, умница, красавица, а главное – единственная, кто хорошо к нему относится. Бинхэ долго избегал её внимания, боясь, что она просто хочет позвать его на свидание, но не так давно выяснил, что за идеальным макияжем и отличной зачёткой кроется преданная подруга и очень добрая девушка. С тех пор она –  его единственный близкий человек, не считая учителя. – И не стыдно вам? Сплетничаете о профессоре как кучка старух на рынке! 

Парни, только что с таким упоением смакующие подробности чужой личной жизни, моментально теряются. Они всё ещё надеются, что кто-то из них сможет позвать милашку А-Ин на выпускной, но, кажется, теперь шансов у них нет и в помине.

- Ну мы просто…

- Он же как щенок за ним бегает…

- Неужто он тебе нравится, А-Ин? А как же мы?

Инъин поджимает губы и демонстративно отсаживается. Ло Бинхэ коварно улыбается, не вынимая наушники из ушей. Кажется, из-за него этим неудачникам только что разбили сердце. Надо же, какая жалость.

О произошедшем он забывает почти сразу. Какая разница, что там думает кучка двоечников, живущих от пересдачи до пересдачи? Важно то, что пара философия почти кончилась, и полтора часа, когда он мог лишь наблюдать за Шэнь Цинцю издалека и наслаждаться его спокойным голосом, позади. Теперь Бинхэ может получить больше, и каждая секунда этого будет лишь слаще, если держать в голове то, что все вокруг считают, что учитель его ненавидит.

Бинхэ запирает дверь на ключ – каприз Цинцю, он сам-то готов поспорить на кругленькую сумму, что войти сюда никто не решится, но так даже лучше. Медленно, словно дразня, он вынимает ключ из замочной скважины и отправляет его себе в карман. Учитель наблюдает за каждым движением его руки, прикрыв веером слегка покрасневшее лицо. Действительно, дверь должна быть закрыта. Никто не может видеть его в таком состоянии кроме самого Ло Бинхэ. Зайди сюда сейчас какая-нибудь неудачливая уборщица, и он не знает, что бы тогда сделал.

- По правилам студентам запрещено владеть копиями ключей от учебных и служебных помещений университета, - ворчливо замечает Шэнь Цинцю. Бинхэ выгибает бровь, неумолимо приближаясь, и его учитель пытается скрыть своё смущение за показной строгостью – как и всегда. – Я должен об этом доложить…

- Правда? – Бинхэ почти мурлычет, оказываясь совсем рядом. – В таком случае, этот ученик готов принять любое наказание.

Цинцю закрывает лицо почти полностью, но потупленный взгляд выдаёт его с головой. Эта манера речи – нарочито формальная, кажущаяся немного устаревшей из уст студента магистратуры, где возрастных рамок не существует, цепляет его каждый раз. Есть в этом что-то… Словно его и без того щекотливое положение становится совсем уж неправильным. Словно они занимаются чем-то запретным и тайным, чем-то, ради чего идут против всех существующих законов и правил. Негодник знает это, от того так в открытую и дразнится.

- Правда? – Цинцю щурится, слегка передразнивая. На самом деле он прекрасно знает, что одно его слово – и ученик остановится. Неважно, чего именно это касается. Он прекратит его трогать и выполнит любое правило, которое учитель сочтёт обязательным. Ни к чему Ло Бинхэ не относится так же серьёзно, как к слову «нет» из уст Цинцю. Наверное, именно поэтому закрытая дверь его вовсе не пугает, а вид медленно надвигающегося на него мужчины ростом под два метра вызывает не ужас, а лишь приятное чувство защищённости. 

- Конечно, - голос раздаётся где-то над ухом. Горячее дыхание мешает сосредоточиться на словах, но всё-таки профессор Шэнь вычленяет несколько знакомых слов. – Если учитель хочет уйти, я не задерживаю…

Чужие пальцы оказываются на его собственных, мягко, ожидая согласия, скользят чуть выше, но не позволяют себе слишком много. Бинхэ осторожно забирает у него веер и убирает его куда-то в сторону. Цинцю выдыхает. Подумать только – мальчишка трогает его веер – святая святых, и он даже и не думает этому противиться. И кто из них здесь вообще, чёрт возьми, преподаватель?! Во всех сопливых романах о любви учителя и ученицы, что он читал, динамика была совершенно противоположной, а тут только посмотрите – его заперли в кабинете и не просто лапают, а ещё и издеваются. Только он почему-то совсем не против. 

- …так уж и быть, этот учитель уделит тебе немного времени.

Бинхэ улыбается как самый настоящий демон, от чего ощущение того, что Цинцю поймали в ловушку, из которой нет никакого желания выбираться, только усиливается. Его запястья, прежде мягко удерживаемые, осторожно приподнимают над головой, а затем железной хваткой вжимают в стену, и в следующую секунду всё вокруг перестаёт иметь значение. Последнее, о чём Цинцю успевает подумать, прежде чем его сознание полностью переключается на низкий голос, вновь и вновь повторяющий слово «учитель», это то, что они оба теперь, наверное, прокляты – да так, что никакой круг перерождений уже не поможет.