Когда адвокат приезжает, Чимину с родителями приходится прочитать и подписать кипу бумаг. У старушки Пак было всего два сына — один из них умер несколько лет назад, и детей у него не осталось, следовательно, Чимин — её единственный внук. Всё оставшееся после смерти бабушки состояние переходит к нему, хотя это «всё», на самом-то деле, не такое уж впечатляющее. Кое-какой антиквариат достаётся отцу и дальним родственникам, золотое колье и драгоценности — некоторым знакомым, а дом — самая большая, и наверняка самая ценная вещь в её распоряжении — поступает во владение Чимина. Внук также наследует ещё и некую сумму денег, и решает потратить их на дом, который хочет сохранить в хорошем состоянии — под этим подразумевается газ, электричество и кое-какой ремонт в будущем. Вот так, с простой подписью дом бабушки теперь принадлежит ему.

Чимин уже думает, что всё завершилось, что можно, наконец, пойти на вокзал и запрыгнуть на поезд до Сеула, когда адвокат зачитывает последнюю волю бабушки, которую родители упомянуть забыли:

— И ещё госпожа Пак пожелала, чтобы её пепел был развеян в Йоранмёне на любом месте, которое её внук, Пак Чимин, посчитает подходящим.

— Что?

— И только когда вы сами захотите это сделать, как она добавила, — заканчивает адвокат.

Чимин в первую секунду хочет возразить, ведь такое задание отсрочит его так горячо ожидаемую поездку назад, но в итоге просто кивает родителям и адвокату, заверяя, что с радостью выполнит волю бабушки. Пусть даже та не уточнила важность этой просьбы (на самом деле, она в принципе никаких трудных заданий не поставила), но для Чимина это просто долг — выполнить её последнее желание.

Родители уезжают в Сеул после обеда — сразу после отбытия адвоката — коротко напоминая Чимину, чтобы тот как можно скорее разбирался со всеми своими делами в Йоранмёне и сразу же возвращался к учёбе. Сынён, наверное, планировала уехать вместе с ним в этот же день, или на следующий, однако узнав, что другу нужно остаться, она решает задержаться на пару деньков.

По идее несколько дней Чимину должно хватить более чем. Чтобы развеять прах, времени много не надо, как он прикинул — однако главная задача именно в том, чтобы найти нужное место, поэтому за обедом он целый час молчит, вспоминая истории бабушки о городке, в котором она выросла. Естественно, со всеми этими историями в голову лезут и собственные воспоминания, и когда перед глазами мелькает один определённый холм и туннель железной дороги Аураджи, Чимин крепко хватается за собственную руку, впиваясь ногтями в кожу.

Лучше всего покончить с этим заданием как можно быстрее, но с учётом того, что у него никак не выходит собраться с мыслями — плюс вчерашний инцидент — то самым подходящим вариантом сейчас кажется просто оставаться дома.

— Ты в порядке, Чимин? — интересуется Сынён, взволнованная из-за его долгого молчания.

Он кивает, не произнося ни единого слова. Подруга переживает, конечно, но Чимин предпочитает ничего не обсуждать. Честно говоря, прямо сейчас он пытается выбросить из головы все мысли о Юнги, и надеется найти занятие, на которое можно отвлечься — и чтобы оно не напоминало об этом человеке, который снова так близко.

Ближе к вечеру раздаётся тихий стук во входную дверь. Чимин сидит сейчас в комнате бабули, осматривает её вещи, открывая ящики и перебирая старые фотографии и заметки. Бабушка всегда поддерживала порядок, поэтому убираться тут практически нет нужды, однако Чимин просто пытается занять себя чем-то рутинным, отвлечься — например, вот, на уборку и просмотр смазанных снимков и неразборчивых записок.

Когда он слышит стук, то замирает со старой фотографией своего отца в молодости в руках, а вскоре улавливает и торопливые шаги Сынён, которая заглядывает в комнату и смотрит обеспокоенно вместо того, чтобы идти открывать дверь. Они вдвоём просто ждут в полной тишине, пока стук не повторяется снова, и в этот раз после него звучит имя Чимина, произнесённое голосом, не узнать который невозможно. Чимин тут же поднимается с пола, где сидел в кипе бумаг, одежды и других принадлежностей, и спешит наверх, проходя мимо Сынён. Та лишь легко хлопает по плечу и шепчет тихо «я разберусь».

По лестнице он уже бежит, а когда оказывается в комнате, то быстро закрывает дверь, окно и прячется под одеялом, зажимая уши ладонями. Сейчас лучше всего уснуть — говорит он сам себе — потому что Юнги прямо здесь, внизу, тарабанит в дверь. Он, наверное, видел, как машина родителей уехала, потому и стучит так смело.

Юнги, скорее всего, ищет его, пытается найти способ поговорить, только вот сколько бы он ни пытался, Чимин лишь старается отдалиться, насколько может. Он желает лишь одного сейчас: чтобы у Сынён получилось избавиться от гостя, как и вчера. Из-под одеяла Чимин больше не слышит стука в дверь, однако теперь различает голос Юнги более отчётливо — тот выкрикивает его имя, стоя под окном.

Чимин скулит, всё сильнее запутываясь пальцами в волосах. С каждым «пожалуйста», с каждой просьбой, с каждым зовом громкость его тихих стонов нарастает, они превращаются в настоящий вой в попытке заблокировать, заглушить звуки, что так мучают.

Вот, даже нечто настолько ничтожное, как собственное произнесённое имя, ранит настолько сильно.

Конечно, Сынён опять прогоняет Юнги, разразившись криками. Чимин не знает, что происходит потом, но спустя некоторое время наступает тишина, и он предполагает, что незваный гость ушёл.

Чимин не вылезает из кровати, пока Сынён не стучит в дверь, мягко уговаривая его выпутаться из этого кокона, убеждает, что всё в порядке. Когда он, наконец, выходит из комнаты, солнце уже садится. Чимин спускается на кухню, где подруга ставит перед ним на стол тарелку горячего рамена, хотя аппетита нет никакого. Про Юнги он не спрашивает — не хочет ничего об этом слышать, однако Сынён, судя по её взгляду, явно взволнована.

Следующий день для Чимина особенно сложный. Он знает, что будет тяжело, ещё в тот момент, когда просыпается, и оттого хочется лишь опять уснуть, заперевшись в комнате. Сынён не говорит ничего, только смотрит с беспокойством, зная, что друг покидать дом совершенно не намеревается. Когда она говорит, что пройдётся до магазина за нормальной едой, он мотает головой, говорит, что не хочет, чтобы она уходила. Больше всего Чимин боится, что Юнги снова постучит в дверь.

И это происходит снова — через несколько часов после ланча звучит знакомый стук и голос, зовущий Чимина по имени. В этот раз Сынён сразу вылетает из дома, а Чимин запирается в комнате. Он отдалённо слышит шум снаружи, голос Юнги вперемешку с криками Сынён.

— Чимин, ты в порядке? — зовёт через некоторое время девушка, стучась в комнату. Конечно, нет.

— Он ушёл? — спрашивает Чимин, открывая ей.

Колебание, отразившееся на её лице, говорит о многом, и Чимин отчасти хочет даже эгоистично обвинить Сынён в том, что она не постаралась нормально и не прогнала Юнги. Он сжимает руки в кулаки, пытаясь избавиться от этих ужасных мыслей, пока подруга объясняет, что Юнги сказал, мол, не уйдёт никуда, пока Чимин не поговорит с ним, и, судя по всему, так и собирается упрямиться.

— Всё нормально. Ты сделала всё, что смогла, нуна. Спасибо, — говорит он тихо, после чего снова ныряет под одеяло.

Чимин пропускает ужин — аппетита совсем нет — просто остаётся лежать на кровати. Юнги уйдёт. Не может он вечно стоять там, снаружи, точно уберётся рано или поздно. Чимин надеется, что «рано» наступит побыстрее, особенно когда ветер внезапно завывает сильнее, и с неба исчезает солнце. По виду из окна ясно, что вот-вот пойдёт дождь.

Первая капля падает, когда Чимин уже дремлет — опускается тихо на окно, а за ней следует десяток других, и вскоре они тарабанят, как сотни маленьких барабанчиков, неуловимых ухом шепотков, что отбивают свой ритм на окружающих стенах, словно размеренное сердцебиение. В полудрёме Чимин замечает, как Сынён с осторожностью заходит в комнату, словно она — мать, которая пришла проверить самочувствие захворавшего сына. Девушка сообщает, что дождь припустил сильнее, и подходит к окну, выглядывает.

Что-то в ней за один лишь брошенный взгляд даёт Чимину понять, что дождь не означает «рано», на которое он так надеялся. Придётся рассчитывать на пугающее «поздно».

Сынён спускается торопливо вниз, бормоча себе под нос нечто неразборчивое, а Чимин остаётся лежать на кровати и представлять себе фигуру Юнги, который стоит около дома на улице, под дождём. В его мысленном образе у Юнги по лицу стекают капли воды, и он стоит там, не отводя взгляда от окна Чимина, с поджатыми в тонкую полоску губами и крепко стиснутыми кулаками. Он воображает взгляд Юнги — наполненный горечью, печалью и болью — и его подрагивающие от холода губы.

И Чимин вспоминает тот дождливый четверг в конце августа, когда Юнги прижимал его к земле, смотря с непониманием, а младший признавался в любви и раскрывал свою отвратительную сущность, обнажал эти ужасные чувства, собранные внутри. В тот день Юнги побежал за ним, даже когда Чимин рванул под дождь.

И сегодня Юнги тоже под дождём.

В этот момент, как знак свыше, с самых небес, будто низкий рёв зверя, готового к атаке, раздаётся вдалеке гром, напоминая Чимину о неизбежном финале, который последует каждый раз, когда он решит открыться человеку, разорвавшему его на части — словно сама судьба диктует такой сценарий.

+.-.+

Не на медленно проникающем свете, что смешивается с темнотой, Чимин фокусируется в первую очередь, как и не на ровном ритме — низком грохоте барабанов и пульсации, отражающейся от четырёх стен вокруг. Внимание он сразу обращает на отчётливый запах влажной травы и сырой земли, что щекочет обоняние и пробуждает определённые воспоминания о промокшем холме, покрытом скользкой грязью.

Лето, только что прошла гроза. Река Сончон переполнена после дождей, которые не прекращали лить целыми сутками, и то же самое произошло с ручейком у подножия холма, который теперь глубиной Чимину до пояса. Склон ещё более скользкий, чем обычно, и Тэхён заявляет, что так кататься с него будет веселее, так что они всемером взбираются на холм вечером, когда дождь успокаивается и превращается в лёгкую изморось. Поднимаются ребята осторожно, отмеряют каждый шаг, не желая скатиться и оказаться с поломанной ногой, как Юнги.

Настоящая глупость, на самом деле, берёт сейчас верх над хозяином той самой упомянутой сломанной ноги, потому что для Юнги карабкаться ещё сложнее — с одной-то нормально функционирующей нижней конечностью (и с двумя деревянными костылями, про которые забывать тоже не стоит). Но каким-то чудом все семеро забираются-таки на холм, гордые своим достижением — что затащили сюда и Юнги.

— Вот мы и здесь, леди и джентльмены, — объявляет Тэхён низким и очень официальным голосом, как ведущие по телеку, которые вечно сидят с неловко раскинутыми в приветственном жесте руками и хитрым убеждающим взглядом. Все усмехаются, а Намджун стонет. — После долгого пути я с гордостью представляю вам наичудеснейший, единственный в своём роде в Южной Корее летний аквапарк города Йоранмёна! — заявляет он ликующе, после чего чопорно кланяется шестёрке друзей.

— Ой, Тэ, это всего лишь дурацкий склон к ручью, — замечает Юнги резко.

— Говорит человек, который просто-напросто обижается, что не может покататься, — тыкает Хосок того под рёбра.

— Не провоцируй меня, Хосок, а то спихну тебя вниз костылём.

— Скучный ты, хён. Да ладно тебе, доктор же не говорил ничего именно о сталкивании тебя со склона, правда? — влезает Чонгук.

— Только попробуй опять это сделать, и сам завтра в гипсе окажешься. Я тебе лично ногу сломаю, поганец, — угрожает Юнги.

— Боже, ребята, хватит. Целый день уйдёт, если вы хотите убедить этого ворчливого старикашку повеселиться, — одёргивает их Тэхён, который уже стоит на краю склона без футболки — та висит на дереве.

Остальные жалуются, однако в итоге оставляют Юнги в покое. Сокджин сочувственно хлопает его по плечу со словами искреннего сожаления из-за того, что у Юнги не выйдет присоединиться к ним и повеселиться, на что тот усмехается и отвечает, что катание по грязи под его определение веселья всё равно не попадает.

— А ты чего? — поворачивается Юнги к Чимину.

Тот кусает губы:

— Да всё нормально. Составлю тебе компанию, хён, — отвечает тихо.

— Ты можешь идти, если хочешь.

Внимание мальчишки сосредоточено на Юнги, но фоном он улавливает и остальной шум — в частности то, как орёт со всей дури Тэхён перед тем, как прыгнуть, а несколько секунд спустя слышится и звук всплеска воды. Через некоторое время они оба понимают, что Тэхён безопасно скатился со склона, потому что вскоре эхом среди гор раскатывается уже визг Хосока.

— Ручей в сезон дождей всегда переполнен. Мы этот так называемый аквапарк три года назад обнаружили. Тэхён на седьмом небе был, — рассказывает Юнги, переключая внимание на Чонгука, который намеренно пихает не ожидающего такой подставы Намджуна в спину. Они вдвоём слушают вскрик последнего, а после и всплеск воды наряду с проклятиями из уст лидера.

Юнги кричит Намджуну, что тот заслужил, Хосок из ручья орёт Юнги — спрашивает, можно ли им с Тэхёном позаимствовать костыли, чтобы устроить бой на «мечах», на что Юнги в ответ демонстрирует средний палец. Чонгук с Сокджином вскоре спрыгивают вниз тоже, и с холма Чимин смотрит, как ребята плескаются в воде, словно дети малые, вереща и смеясь. А рядом стоит Юнги и тоже смотрит на них с тёплой улыбкой.

Он никогда не признается, но Чимин знает, что тот искренне заботится о каждом из их компании. Сокджин всегда принесёт еду, поухаживает за всеми, как любящая мать, а Юнги, в отличие от старшего, сначала кажется резким, однако выражает любовь по-своему. Обычно именно он успокаивает переживающего по поводу будущего Чонгука, интересуется у Сокджина, поел ли тот сам. Даже после грубых криков и беспощадных тренировок, которым он подвергает Намджуна, Юнги хлопает лидера по плечу и хвалит со словами, что получается намного лучше — в противоречие своей же предшествующей безжалостной ругани.

И Юнги всегда ведёт себя очень осторожно, старается не демонстрировать этого, не позволить людям узнать, насколько он на самом деле заботливый — словно боится, что другие увидят внутри него эту нежность, которую используют против него же, будто она является слабостью. Юнги всегда показывает себя довольно резким и хладнокровным, хотя Чимин знает, что всё в точности до наоборот.

— Прости, хён. Из-за меня ты не наслаждаешься вместе со всеми этим летним аквапарком, — произносит Чимин тихо.

В ответ ему прилетает подзатыльник.

— Ну что за болван, — сетует Юнги, поворачиваясь. — Я же говорил тебе, что всё нормально.

— Но это многого тебе стоило, хён. — Включая соревнования по баскетболу, и именно из-за них Чимин чувствует наибольшую вину.

Он думает, что Юнги сейчас отругает его, как и обычно — практически уверен, что так старший и поступит, однако в этот раз взгляд Юнги как-то смягчается немного, а надутые губы растягиваются в чуть тёплую улыбку. Редко такую можно у него увидеть.

— Тогда возмести мне это всё, — шепчет Юнги.

Странные вещи он говорит. И ещё более странно становится, когда старший протягивает Чимину руку, предлагая за неё взяться. Тот колеблется, однако дрожащими пальцами и с колотящимся сердцем всё же хватается крепко за протянутую ладонь. Юнги смотрит на Чимина, улыбается тепло, отчего сердечко младшего так сильно бьётся, и когда он поворачивает голову в сторону ручья, Чимин знает, что делать.

Безо всякого сигнала Юнги просто бежит вперед и прыгает, а Чимин, чья ладонь не отпускает руку Юнги, тоже несётся в эту сторону, и вместе они подлетают в воздух. В этой версии реальности Чимин даже не задаётся вопросом, есть ли на Юнги гипс, и каким чудом тому удалось сначала забраться на холм, а потом спрыгнуть вниз со склона со сломанной ногой. Единственное, на что он обращает внимание в этой реальности, так это на ладонь Юнги, сжимающую его собственную крепко, когда они вдвоём скатываются по грязному холму — рука за руку — и плюхаются в воду.

В этой версии реальности речушка, что должна быть глубиной по пояс, оказывается бездонной, и Чимин обнаруживает себя в чистой воде, задерживающим дыхание. Поверхность где-то высоко-высоко, но он не собирается к ней всплывать, только открывает глаза. В этой реальности ему дело есть лишь до парня, что прямо перед ним — Юнги, который тоже с головой погружён в воду, и всё ещё крепко держит Чимина за руку.

Везде вода, никаких звуков; ничего, кроме бескрайнего океана и их двоих. Свет пробивается сквозь толщу воды сверху, словно сквозь бархатную штору, обволакивает ощущением тепла. Сейчас Чимину важно лишь то, что перед его глазами мальчишка, который переплетает вместе их пальцы, который улыбается в ответ. В этот момент Чимин жаждет не воздуха — всё, что ему хочется, это схватить Юнги, чтобы тот оказался в его руках. Он хочет сказать, что всё будет в порядке, положить руки нежно на шею старшего и посмотреть проникновенно в глаза. Он хочет сократить расстояние между ними, приблизиться к чужим губам. Пусть даже они погружены в воду, но Чимин хочет приоткрыть рот и, отрицая все законы физики, прошептать Юнги слова любви.

Пусть они под водой, Чимину хочется лишь поцеловать губы Юнги, потому что в этой версии реальности это его единственный способ дышать.

+.-.+

Открыв глаза, первым делом Чимин фокусируется на окне. Снаружи всё ещё светло, хотя небо серое и мрачное, дождь моросит теперь слегка, крапая тихонько по окну. Наверное, он проспал несколько часов. Чимин потихоньку возвращается в сознание и чувствует накатывающую тупую боль в висках — провалялся в кровати уже полдня, вот голова и начинает раскалываться. Лишь по этой причине он медленно поднимается, встаёт и глубоко вдыхает.

Только когда боль ослабевает, Чимин вспоминает, почему заставил себя уснуть, и маленькими шагами приближается к окну, пытаясь выглянуть аккуратно, как Сынён тогда. Дорога пустая, и он вздыхает облегчённо. Должно быть, Юнги ушёл. Для начала и так пойдёт.

Дождь наверняка помог Чимину уснуть, и после сна он чувствует себя чуть лучше — а особенно вкупе с фактом отсутствия Мин Юнги. Он возвращается мыслями к Сынён и медленно выходит из комнаты, спускается по лестнице.

Чимин прикидывает, что подруга наверняка будет на кухне курить в открытое окно, и удивится лишь в том случае, если она сейчас пытается приготовить что-то, помимо рамена, основываясь на уроках Минджу. Однако спустившись вниз, он понимает, что тут совершенно другой сюрприз — который очень далёк от ожиданий.

Сынён здесь, сидит на ступеньках веранды, оставив входную дверь открытой и позволяя холодному воздуху гулять по дому. Чимин ещё с лестницы чувствует дуновение ветра с запахом сигарет. Так получается, Сынён сидит на крыльце перед открытой дверью и курит — этого он от неё вполне может ожидать, естественно, но только не в компании той самой фигуры, сидящей рядом, которую Чимин так старается избегать.

Сынён сидит на крыльце рядом с Юнги и курит. Чимин понятия не имеет, что произошло между этими двумя, пока он спал, но на такое не подписывался. Сынён, по сути, делает противоположное тому, на что Чимин надеялся.

— Он раньше попухлее был, — слышит он голос Юнги.

Они сидят лицом к дороге, так что Чимину видны только спины. Он замирает на ступеньках, смотрит на них, беседующих друг с другом.

— У него были такие пухленькие щёчки. Хосок особенно любил их тискать, — рассказывает Юнги негромко.

— Я пытаюсь напоминать ему поесть, когда он занят. С этой подработкой, танцами и учёбой ему реально надо повторять иногда, что он не супермен, — замечает Сынён. В её голосе ни намёка на напряжение.

— Сильно он занят в последнее время, да?

— Ага, вечно пытается загрузить себя какими-то делами, — подтверждает девушка, в последний раз затягивается сигаретой и выбрасывает её в сторону дороги. Только тогда Чимин понимает, что Юнги рядом с ней тоже курит. — Но, думаю, ему нравится то, чем он занимается.

— Надеюсь, — шепчет Юнги в ответ, после чего затягивается тоже.

— А ты? — спрашивает Сынён. — Тебе нравится то, чем ты занимаешься в Сеуле?

Тот пожимает слегка плечами:

— Ну, после армии это определённо хорошее начало. Надеюсь, в итоге всё станет ещё лучше.

— И Чимин в это «всё» включён?

Юнги немного мешкает с ответом:

— Не знаю. Я просто делаю то, что мне кажется правильным.

Сынён хмыкает, словно соглашаясь. Эти двое сидят в тишине, Чимину слышно лишь капающий на улице дождь и то, как Юнги периодически затягивается сигаретой. Он думает уже подняться и вернуться, оставшись незамеченным, обратно, когда Сынён снова подаёт голос:

— Его вырвало тогда. Когда ты пришёл в тот день, — говорит она тихо.

— Знаю. Сокджин рассказал.

— Чимин сильно страдал, Юнги, — продолжает девушка, повернувшись к своему собеседнику. — Ты всё ещё думаешь, что это хорошая идея?

Тот выдыхает, наполняя воздух вокруг отчётливым запахом горящего табака, прежде чем ответить. Взгляд его сфокусирован на дороге перед собой, а не на Сынён.

— Годы назад я совершил ошибку. Если так можно выразиться, то я именно тот, из-за кого это всё с ним и произошло. Так что в этот раз я просто надеюсь, что делаю как лучше, что могу исправить всё, что натворил. И ради блага Чимина, и ради моего собственного.