2' saw you under moonlight

раскаленное, летнее солнце, царапая свою широкую спину об острые макушки деревьев, нерасторопно и угнетенно утекало прочь, гонимое ночным хладом и кусачими блошками-вошками звездами. бросая последние, прощальные лучики к непробиваемым воротам интерната, огненный шар тлел, блекнул и прятался за неровную, продырявленную стволами деревьев, линию горизонта. быть может, он найдет более теплый и радушный прием где-то в другом месте, с другими людьми и на другом небосводе. 

жаркий свет огня шаловливым щенком облизывает детские щеки, озорными огоньками пляшет на мутной глубине зрачков. луис, отозвавшись на звон голосов и треск сухих веток, выходит из зала как всегда донельзя улыбчивый, радостный и игривый. словно пятилетний ребенок перед полдником. он тянется к кольцу (по закону жанра ребята уселись в форме кольца — впрочем, это довольно удобно) из людей, как к приторно-сладкому, сахарному пирожному. и, не получив маменькиного удара по рукам, усаживается рядом, близ горящей металлической бочки с мусором. запашок не из приятных: тухлятина, гниль и копоть в одном душистом флаконе. зато спина не мерзнет. 

      — судари, ваш преданный раб вновь здесь и вновь готов развлекать вас, — ловкими пальцами шустро нащупав в глубоком кармане своего потрепанного, помятого пальто колоду карт, парень осторожным взглядом пробежался по всем собравшимся. внутри все вновь внезапно обвалилось. могут ли развалы развалиться повторно? могут ли? что это тогда будет, развалы в квадрате? как же мало их осталось. дети интерната мрут, как мухи. луис не хочет видеть, что ждет их в грядущем будущем. он и не увидит: сочувственно-внимательный взор клементины резко царапает ему по глазам, принося почти ощутимую боль. парень заставляет себя расслабится и вновь довольно улыбается, словно никакие мысли его больше не терзают — я, правда, во время налета потерял свою клоунскую бибу. но это ничего, сегодня у меня есть для вас абсолютно другой сюрприз!.. хотя, глядя на ваши недовольные лица, я все-таки подумываю отправиться на поиски клоунского носа.

луис ставит свой ужин на то, что будь где-нибудь поблизости митч, он бы точно весело фыркнул. а в лучшем случае — даже несдержанно хохотнул, на секунду оголяя надломленные клыки (почему они надломленные не знал даже сам митч, но вилли до самого конца считал, что так парень выглядит даже более боевым. конечно, оба зуба были до ужаса чувствительные и неприкосновенные, как царская доченька по достижению совершеннолетия). и аасим, заметив общий шутливый и крайне несерьезный настрой, сурово нахмурился, как только он умеет, и вбросил бы что-нибудь вроде: «прекрати эту клоунаду». все бы точно прыснули от смеха, потому что луис тот еще клоун. и разве может клоун прекратить клоунаду? разве это не его работа? 

но сегодня парней здесь нет, поэтому им на замену быстро пришла вайолет и её кране острый язык, которым она жалит умело и болезненно, не хуже любого овода или гадюки.

      — твою мать, луис, посади свою жопу на землю ровно, мы и без носа все знаем, что ты клоун, — парень, безгласно вскинув брови и опустив ладонь на сердце, резко замер. будто его воистину задел упрек вайолет.

луис на самом деле хороший актер. если бы у всего мира не поехала крыша, он мог бы стать звездой сцены и любимцем публики. но крыша поехала — теперь приходится довольствоваться тому, что есть. а есть неблагодарная, грубая публика, пара детей и одна до жути любимая зрительница. можно даже сказать, постоянная посетительница его скромного театра.

постоянная.

      — а что за сюрприз? — внезапно подал голос заинтересованный эй-джей, который только-только спустился с наблюдательной вышки; старенькой тряпочкой он ласково протирал свой излюбленный револьвер. никто здесь так и не смирился с тем, что этот малыш закален пожаром, гулкой бездной и сталью. что у него не было как такового времени на баловство и игры — приходилось учиться защищаться чуть ли не с пеленок.

луис косится на револьвер с липким отвращением во взгляде. тошно.
вспоминается день, безвозвратно ввинченный в память парня кем-то извне.
(после стольких лет?)

элвину младшему всего десять. и в его возрасте у него неприлично хорошее понимание ситуации и ужасно чуткий взгляд; он цепляет пистолет к ремню на поясе, прикрыв грязным свитером. а потом безмолвно, одними глазами, принуждает луиса оторвать мыльный взор от злосчастного оружия. и улыбается — зубасто и широко.

луис неловко промолчал и вернул свое внимание к картам. ему не хватило сил даже подмигнуть мальцу — мутит ужасно. нужно было остудить мысли, отвлечься от того, что ожогом зудело где-то под кожей, под клеткой ребер. колода была старая, помятая, пожелтевшая и большая часть карт изгибалась волной (а все потому, что парень попал под ливень, а карты, как и всегда, были в кармане его пальто). но никто не возникал по этому поводу. и клем не спешила дарить ребятам свою аккуратную колоду, едва ли не новую. колоду, которую в предсмертном дурмане отдал ей гейб.

это — что-то болезненно личное. как воспоминания о ли, о кенни.
о тех, кто давно стал усопшим.
(но одновременно с этим — это просто колода).

      — сюрприз сюрпризом, но сначала нужно сыграть. таковы традиции!
       — ты выдумываешь традиции на ходу.
       — эй.
       — но ведь это правда!
       — двойное эй! 

эй-джей беззлобно хихикнул. он не против традиций, но для него они в любом случае будут звучать нелепо и.. как-то глупо, что ли. 

       — играем в мафию. победившая команда задает задание проигравшей. а для того, чтобы никто не скучал, я приготовил для вас, дамы и господа, это — выудив из походного рюкзака клем (..секУндОчКУ?) две пузатые бутылки, луис чуть потряс их. под затемненным, стеклянным куполом, переливающимся в свете огня, что-то интригующе булькнуло и тихо-тихо зашипело. вилли издал протяжное, довольное «ооо-о!», но парень тут же прервал его пресной и строгой фразой — а для наших очаровательных детей я раздобыл шоколад. особо желающие выпить могут заварить себе кофе. 

протяжное и довольное «ооо-о!» сменилось протяжным и разочарованным «ооо-о!..». элвин, не понимая причины негодования вилли, был просто рад новости о шоколаде.

     — и где ты это отрыл? — придирчиво и с неким недоверием поинтересовалась вайолет. щурясь, она старалась разглядеть выцветшую и исцарапанную надпись на некогда красивой этикетке, но все, что она смогла распознать это короткое и абсолютно ничего не дающее «don...». сомнительное все-таки удовольствие — хлебать из неизвестных бутылок — что это вообще?

      — мне больше интересно, что это делало в моем рюкзаке.

      — дамы, дамы, не пытайте меня сейчас, все вопросы вы зададите после мероприятия, если, конечно, не передумаете! — игриво и нарочно неуклюже отмахнулся луис, поставив рядом с собой обе бутылки — вообще-то, это вино! и даже не то дешевое мыло, какое мы попробовали отхлебнуть год назад. может быть, даже омару понравится.

когда дело касалось еды, аргумент «омару понравится» приобретал особую ценность. этот парень был удивительно разборчив во всем, чем люди только не тешат свой желудок (да и к тому же был местным.. поваром), так что его оценка имела наибольший вес среди прочих.

      — посмотрим.
а вот и комментарий от самого омара.

на самом деле никто здесь не был шибким любителем выпить. клем, например, алкоголь жжет рот, глотку и желудок так, что её едва ли наружу не выворачивает. но и отказываться никто тоже не стал, за исключением руби, но та уже давно спала. да и если честно, две бутылки здесь только визуально (обе были наполовину осушенные кем-то забытым).

(луис думает, что аасим бы сейчас точно отказался. этот парень ценил трезвый и здравый ум и всегда презирал дурман, какой бы облик он не носил — алкоголь, самокрутки и прочая мнимая пакость).

II.

первый раунд игры прошел сумбурно. перед тем, как начать, луис кратко объявил, какая карта за что отвечает и вскользь объяснил правила. по итогу клем досталась должность мафии, а вместе с ней в команде плохишей оказался вилли. и, когда пришло время выбирать первую жертву, мальчик со всей своей театральной злобой и обидой указал на самого луиса.

      — эй, нет, дорогая мафия, ведущего нельзя убить.
      — ты настолько хреновый ведущий, что мафия в первом же раунде решила от тебя избавиться, — сухо пожаловалась вайолет, заставив луиса цокнуть и беззлобно нахмуриться — слава мафии!

..по итогу жестокой словесной перепалки парня с вай, погиб несчастный мирный житель омар. и то, в каких красках ведущий описывал его убийство, заслуживало всех наград, какие только существовали когда-то в этом мире.

      — ..добрый доктор вылечил злую и недоброжелательную вайолет. впрочем, зря. светлая память омару!

вышеупомянутый мертвец закатил глаза и налил себе немного вина в потрескавшуюся кружку. пить из горлышка он отказался (луис, впрочем, и не пытался настаивать на горлышке. омар человеком был простым, но со своими непробиваемыми принципами). и, стоило ему сделать глоток, как все с горячим любопытством уставились на него. даже вилли с эй-джеем заерзали на месте, несмотря на то, что им выпивать не придется.

      — ваша оценка, господин усопший?
       — нормально. зная тебя, могло бы быть и хуже. 

камень в огород луиса не падает незамеченным — парень возмущенно хмурится и разочарованно качает головой, но вновь театрально и пустяково. вскоре он вновь возвращается к проведению игры. 

      — итак, граждане, голосуем! что же за крыса спряталась в рядах мирных?

вилли, шкодливый мальчишка митча, быстро ткнул пальцем в сторону вайолет. сидящий близ него эй-джей, который еще не до конца освоил все особенности мафии, решил просто вторить выбору своего приятеля (к тому же, иногда его забавляло бросать этой девушке вызов — близкое общение с луисом возымело свой эффект). клементина сделала свой выбор на основе выбора большинства — вай закатила глаза. 

      — какая досада! что же, время проститься! этой ночью жители города выследили злобную ведьму вайолет и распяли её на костре. она была мирным жителем, но оно в любом случае того стоило.

      — завались, — ядовито и как-то уксусно шикнула погибшая, отхлебнув из бутылки — нас слишком мало для мафии. слишком очевидный и быстрый исход.

как бы предсказуемо это не было, добрым доктором оказался элвин младший, который был убит сразу же после вайолет (совсем недоброй мафией). вилли, улыбнувшись щербато и торжествующе, ловко отбил пять своей старшей коллеге по фракции. и по причине того, что пить эй-джею в силу возраста (и наличии клементины рядом) не разрешалось, луис дал ему хлипкий и легкий щелбан — так, для разминки.

      — и это ты называешь щелбаном?
       — милосердием, — поправил луис, уже готовясь раздавать карты для второго раунда — каков ваш приказ проигравшим, многоуважаемая мафия?

III.

раундов было немало (и почти каждый чертов раз клем была мафией, ловящей на себе игривый взгляд шаловливого ведущего. ведущий, к слову, выпивал глоток-второй после каждой успешно завершенной игры). желаний и испитого алкоголя — тоже.

      — омар, не пойми неправильно, вина все меньше и меньше, нам просто нужно от кого-то избавиться, — медленно и по-дружески насмешливо вайолет подводила парня к её желанию. вообще-то, клем тоже должна была участвовать в выборе приказа для проигравшей команды, но в этот раз она полностью и целиком доверилась своей лукавой коллеге — короче, ты с вилли и эй-джеем прямо сейчас идешь к руби в комнату. разбудите её каким-нибудь криком, типа.. не знаю. короче, можете просто покричать.

      — вайолет, — смущение, ужас, разочарование и одновременно с этим — абсолютное безразличие пропитали голос омара. конечно, в большинстве своем ему просто было все равно, лишь бы руби была не вооружена — ты беспощадна. 

с этими словами парень, прихватив с собой детей, скрылся в здании интерната. после этого никто из них из сильных рук руби улизнуть уже не сумел (омар вряд ли стал противиться, спать хотелось неистово), попав в титановые оковы разгневанной и сонной принцессы. вайолет только ухмыльнулась этому факту и, уже инстинктивно отпив из бутылки, обозвала ребят слабаками.

      — скорее всего, руби их всех раскидала по постелям. можно даже не ждать, все равно она их больше не выпустит. будет цербером стоять, но не выпустит, — девушка неуклюже и небрежно встала со своего места, опираясь сначала на плечо клем, потом — на её макушку — я тоже спа-пть.

язык путался в липкий ком, ноги цеплялись друг за друга. луис вслед уходящей девушке бросил пожелание «не сломать шею по пути», на что та только выплюнула язвительное и колкое «пошел нахуй». вот же язва.

ночь была в самом разгаре, если это явление можно назвать таким образом. звезды оглушительно звенели над головой, когда осенний ветер невесомо дотрагивался до них своими тонкими пальцами, устало тлел раскаленный камешек угля и мусор в бочке. вернее то, что осталось от этого мусора.

после ухода остальных ребят стало непривычно тихо, но именно в этой тишине и мраке клем наконец-то смогла почувствовать себя комфортно. теперь не нужно беспокоиться о том, что полуночных ходячих заинтересует шум людской возни (об этом не стоило беспокоиться и до этого, потому что оборона у интерната хорошая: и не такое выдерживала в свое время). 

      — милейшая, не возражаете продолжить нашу игру? — внезапно в пьяный дурман мыслей вгрызается голос луиса, звучащий с привычной хрипотцой. и, конечно, клементина не хочет обрывать этому бедному парню, потрепанному самой жизнью, веселье, но как он планирует продолжать играть в мафию вдвоем?

      — удиви меня, — замяв-зарыв свой вопрос куда-то поглубже в свои мысли, клем соглашается на продолжение игры с почти ехидным вызовом в голосе. одну из бутылок ребята уже давно до дна осушили, вторая тоже была еще чуть-чуть и пуста. в любом случае, их небольшое мероприятие близилось к концу. но, по просто необъяснимым причинам, девушке вовсе не хотелось покидать клоуна, забытого самим цирком.

луис протягивает клементине карту — она, щурясь до боли, с большим трудом определяет свою роль: мирный житель. смехотворная развязка. всю игру луис подсовывал ей мафию, а сейчас — мирного жителя. несомненно, он над ней потешается.

      — город засыпает.
      — смеешься.

клем не спрашивает, она утверждает.
(но при этом все равно послушно опускает веки).

      — просыпается мафия, — тягучей карамелью длится пауза — и-и клементина мертва!
       — мы закончили? ты самоутвердился? — без желчи, с искреннем любопытством поинтересовалась девушка.
       — не совсем.
       — точно. я должна глотнуть из бутылки?
       — ну.. да, это тоже. еще желание, помнишь? 

про желание луис напоминает как-то осторожно и скомкано, а услышав утомленное «ну, я жду» парень и вовсе растерялся. 

      — но, наверно, лучше в другой раз..
       — луис, я жду. и терпения у меня ой как не много.

невинно раскрасневшийся парень давит смешок и улыбается — да, он это знает.

      — ну хорошо, раз ты настаиваешь.. не.. не соизволит ли милейшая госпожа подарить своему покорному барду один танец? — слова робко соскальзывают с губ, тают в ночной мгле. трепет касается сердца клем и заставляет то неловко вздрогнуть. в ту же секунду, когда луис замолкает и тишина становится всепоглощающей, девушка начинает чувствовать себя непривычно и странно.

и слова нет у этого чувства; оскорбление — назвать это привязанностью, доверием или любовью.

      — только если один, а потом бард отправится спать, — губы тянутся параболой, ветви вверх. парень улыбается темноте и аккуратно перехватывает ладонь клементины, которой девушка слепо ощупывала плывущую пустоту вокруг себя. тяжело ориентироваться в пространстве после того, как на голодный желудок хлебнешь крепкого такого вина — я, кстати, танцевать не умею..

      — я тоже, — с напыщенной серьезностью заявляет луис, заставляя клем тихо прыснуть от смеха. бережно помогая своей госпоже подняться с места, встать на ватные ноги, бард весело пожимает плечами — но кому это еще мешало? — девушка не отвечает, целиком и полностью сосредоточившись на задаче «не перепутать ноги». луис отвечает сам себе — нам вот не помешает.

      — это точно, — и все-таки, клем его слушает — будто чему-то под силу нам помешать.. — последние слова она бормочет себе под нос почти безгласно и как-то горько. на душе сразу становится сыро, слякотно и дико холодно. они станцуют этот несчастный пьяный танец и осушат оставшуюся часть бутылки ради тех, кто сквозь ветхие тернии пробраться не смог.

тех, кто не смог
(но очень хотел). 

размашистые теплые ладони опускаются на чужую талию немного боязливо и невесомо. так, словно клем уже пошла трещинами, словно она вся изломанная и обреченная. словно луис позволил подобное допустить и потерял последний в этом мире тюбик клея. глупость, произвол.

девушка на мгновение теряется, а потом застенчиво тянется руками к плечам луиса. но тело кажется слишком несносным — клем нежным, ласковым княжиком обвивает руками шею, стараясь то ли не заснуть на ходу, то ли не упасть. а может, ей просто нравится терпкий, человеческий запах, которым парень насквозь пропитан. в любом случае, она позволяет себе недолгую роскошь — размякнуть и расслабиться, уткнувшись носом куда-то чуть ниже ключиц. луис пахнет человеком (отчасти мертвым), копотью, перегаром и знойным августом. 

      — станцуем.. под ту твою песню?
      — о, ты хочешь заставить меня петь?

клем смешливо фыркает, а затем делает решительный шаг назад, безмолвно говоря о начале танца. правда, буквально через секунду вся её решительность безвозвратно подорвалась и ошметки её разбросало по всей грудной клетки — мир страшно покачнулся, земля ушла из-под ног и пьяная одурь ужалила сознание. в попытках устоять на ногах, девушка судорожно скользнула ладонями вниз по плечам и, случайно вцепившись в бинт на левой руке, резко дернулась назад. луис болезненно скривился и вздрогнул, но не отстранился: проехалась по старой ране случайно, бывает. 

      — твою мать.. прости, правда..

клементина (потрясенная своей глупостью и неосторожностью) только сейчас замечает, как все неправильно и чуждо. наверное, она глотнула лишнего, но все не должно быть так. так бессознательно, мутно и нелепо. этот момент слишком интимный, чтобы позволить ему утром напрочь выветриться из тела вместе с алкоголем и другими лоскутками памяти. поразительно то, что она не думала об этом раньше. она, та, кто вечно думает наперед. не думала? 

      — паникерша, — играючи дразнясь (иначе он не умеет) луис делает медленный шаг вперед, в сторону клем. пока только одной ногой — терпеливо ждет, пока девушка среагирует и тоже сделает ход назад — если будешь так нервничать, я передумаю петь.

      — это уже шантаж.

теплый воздух чуть касается макушки клементины — сейчас ей так уютно и лениво, что сделать шаг назад кажется просто невозможным. но она делает. после того, как они начинают шагать поочередно, луис все-таки исполняет свое обещание спеть (вообще-то, он еще не успел ничего пообещать, но хотелось бы думать, что это произошло безгласно). 

      — день был такой прозрачный..

парень начинает как-то смущенно, смято и неохотно. он тщетно пытается попасть в ритм их незатейливого танца, но выходит откровенно плохо. и было бы странно, если бы луис этого не понимал — эта неловкость и неуклюжесть в собственном пении для него настоящий ком поперек горла. удавка, пулевое ранение, красный крест. 

      — если будешь так нервничать, я передумаю танцевать.
      — не паясничай.
буду.

единственный деликатный способ поддержать луиса в подобной ситуации — поддержать на его собственном языке. в его шутливом, клоунском стиле. а дразниться клем умела, пускай и не привыкла. 

      — он не хотел умирать.

шаг, шаг, шаг, шаг. нетрудно, скучновато, незатейливо, но одновременно с этим — слишком сложно. особенно в исполнении. особенно с учетом того, что они постоянно и ненамеренно пытаются отдавить друг другу ноги. 

      — одетый в пальто, невзрачный.

честно? клементина совсем не разбиралась в искусстве, музыке и всем прочем, что не касалось на прямую выживания. все её представления были только мельком. вскользь. они, наверно, совершенно не вязались с представлениями луиса (который умудряется играть на ужасно шумном, громоздком рояле. даже сейчас, во времена, когда каждый день — как судный день. во времена, когда ценится тишина). 

      — сунул в карман жизни тетрадь.

но, чего бы не думал об этой песне луис (а он думает, что эта песня — слишком интимная, чтобы делиться ей с кем попало), клементина находит её какой-то неприлично завораживающей. словно молитва, звенящая и дрожащая на губах согрешившего большекрылым бражником.

       — день был такой прозрачный.

луис, на самом деле, одна большая нескладность.

      — он ушел навсегда.

его рояль звучит отвратительно, жалобно и печально. не потому, что так хочет парень — просто он физически не может его настроить.

       — одетый в пальто, невзрачный.

да и голос у него хрипящий и уксусно-звонкий — тяжело назвать певучим или мелодичным.

       — сунул в карман жизни тетрадь.

..но все-таки, слушать его приятно, словно тебе на ухо что-то ласковое и влюбленное бормочет сам агнец божий. словно тысяча светлых и белых ангелов спустилась с небес, чтобы спеть сладкую-сладкую колыбельную человеку, которому с пеленок снятся только кошмары и пляски с дьяволами у пылающих костров инквизиции.

словно поет обычный человек (в не совсем обычном мире, с не совсем выдающимся голосом и музыкальным талантом) для заблудшего ягненка, который выцарапал себе глаза, прорывая дорогу сквозь тернии. 

      — я говорил, что она скучная.

даже когда парень заканчивает петь, они как-то инстинктивно продолжают свой неспешный вальс. вокруг — тьма кромешная и беспроглядная, только бледное свечение луны позволяло видеть хотя бы что-то (но не больше, чем нужно).

       — а еще ты говорил, что она мне понравилась.
ты угадал — но это клем почему-то решает не озвучивать.