звезда первая

Примечание

Это вбоквел из параллельной вселенной моего фика Один двор.

— Все зависит от твоего желания.

Крош заметно нервничает и мнет рукав куртки, выдавая свою нервозность.
Ёжик смотрит на Бараша, молча подпирающего почтовые ящики. Тот отвечает непроницаемым взглядом.

Ёжик знал, что будет непросто, но не думал, что, блядь, настолько. Его собственная жадность вылилась в какое-то безумие. «Давай попробуем втроем», — сказал ему Крош и очевидно пизданулся, и не только он. Бараш реагирует отрешенным пожатием плеч и открывает дверь в свою квартиру.

Ну да, обсуждать подобное на лестничной клетке посреди этажей как-то палевно. А как только они все зайдут внутрь, произойдет кое-что.

Убийство, например.

Он же не тупой, в конце концов. Он знает, что Крош Бараша ну не очень любит, и это местами даже взаимно. Но происходит это.

Давай попробуем втроем.

Они стоят в прихожей, и Ёжику очень хочется сесть на пол и заорать, игнорируя поднимающуюся температуру и сбившееся дыхание.

Внутри темно и тихо, только тикают огромные, с Ёжика ростом часы отца Бараша. Родители его куда-то уехали — удачно, охуеть, — и квартира в полном их распоряжении.

Крош не глядя кидает свою олимпийку куда-то на полку с обувью и первым проходит дальше, врубая везде свет, как у себя дома. Похоже, он уже как-то справился с нервозностью, грёбаный кролик.

Ёжика натурально трясет. От ладони, которая опускается ему на спину, он издает тихий вскрик и отшатывается в стену. Бараш так и замирает с рукой на уровне чужого плеча и медленно моргает.

Вокруг будто разливается патока и нечем дышать.

Крош орет из комнаты и чем-то гремит, мебель двигает что ли, придурок. А зачем?

— Пойдем.

Голос Веталя прошивает как стрела, Ёжик даже хватается за грудь, ему страшно. Страшно хочется.

Он готов сам себе надавать по щщам, но черт возьми. Он умер и попал туда, куда попадают все, кто дохуя чего хочет?

А может он бредит. Почему нет, когда да. Ладони потеют, потеет спина и загривок, очки криво сидят на переносице, Ёжик бы закурил, но он не курит. Звучит как проеб.

Бараш хмурится, темные густые брови сходятся над переносицей, острый кончик языка быстро мелькает меж губ.

— Мы не можем стоять тут до утра, Валь.

Его голос теперь хриплый — у Ёжика мутнеет в глазах, — и такой низкий, что колени отказываются подчиняться. Он сейчас как кукла сложится пополам и ебись оно все конем.

— Сколько можно ждать?

Раздраженный Сашка возникает в проеме и бесцеремонно хватает Вальку за руку, выволакивая на свет. Тот жмурится и часто дышит, все как-то через жопу складывается и как это сложить через нормальную дырку — неясно.

Валька стоит посреди зала и моргает как рыбина на берегу, таращась на друга огромными глазами сквозь очки.

Друг едет кукухой — сжимает чужое запястье ещё сильнее, стискивает до боли, и вдруг отпускает, чтобы аккуратно, почти нежно переплести пальцы.

Вальке хочется зарыдать. Эмоциональные качели кидают его с девятого этажа лицом в асфальт. Ощущение, что все будет так же быстро, больно и некрасиво, а сверху белая простынка. И бирка. И…

— …пиздец.

Горячие шершавые губы касаются внутренней стороны запястья.

Взгляд из-под всклокоченной вылинявшей голубой челки сверлит Валькино лицо как прицел. Ёжик сейчас познает дзен и инсульт одновременно — сердце подскакивает до горла, а горло пересыхает, язык и губы наждачка. Хотел что-то сказать? Облезешь.

— Мне кажется, мы как минимум должны поговорить.

Бараш вырастает за спиной как отсрочка, последняя сигарета перед расстрелом. Он не касается никого из них, высокий, выше обоих больше, чем на полголовы, мрачная, кудрявая тень, Валька бы заржал, но что-то не помнит как это.

Не смеётся и Сашка. Он не выпускает руки Ёжика из своей и через его макушку смотрит Веталю в лицо. А Ёжик смотрит на Сашку.

Упрямое, сердитое лицо. На одной щеке веснушек больше. Зато на другой синяк и царапина, которая кстати оставлена вот той шпалой за его спиной.

Шпала не шевелится, ведя молчаливый и видимо мысленный диалог с Крошем. Но ровный жар подпекает со спины, заставляя отходить меленькими, миллиметровыми шажками к Сашке, а значит тянуть шпалу за собой, даже если он этого не замечает.

А он замечает.

Одна рука касается валькиного бока. Крупная, широкая ладонь, с выступающей косточкой, как ведьмин палец. Мягко и ненавязчиво. Как испуганное животное гладит. Даже сквозь джемпер от нее жарко, как от сковородки.

Они разговаривают вслух и он ничего не слышит или тут и правда кажется все позабыли что такое вербальная речь?

А, нет.

— Думаю, и так все понятно.

Крош пожимает плечами, а потом, будто делает это по пять раз на дню — нет, вообще-то, — тянет Ёжика за подбородок на себя, целуя.