Перед тем как отправиться с Джеромом на прогулку по двору лечебницы, Виктория отвела его в лазарет, чтобы медсёстры обработали его ссадины. И пусть Валеска упрямо твердил, что он и вправду прокатился лицом по лестнице, Виктории не нужны были доказательства того, что следы на его лице остались именно от кулаков. Уж она-то не понаслышке знала, как выглядит изуродованное человеческими руками лицо.

Погода не изменяла своей мрачности: небо над Готэмом по-прежнему застилали угрюмые тучи, лишь изредка кое-где пропускающие сквозь себя солнечные лучи, и казалось, будто день уже подходил к своему завершению. Недавно похозяйничавшая на улицах метель оставила после себя устеленные белым ковром дорожки. Снег, скрывший от уставшего взора грязь и слякоть, приятно хрустел под ногами шагающей по двору Виктории. Она думала о цели своего сегодняшнего визита в Аркхем, о вопросах, которые хочет задать Джерому, о своём недавнем ночном путешествии по тёмным местам его памяти. Ей важно было знать, сон ли то был, и если не сон, то что тогда. Игры её страдающего разума больше не могли оставаться для неё второстепенной проблемой, а потому она желала скорее разобраться в том, что с ней происходит. Пока она ещё на это способна.

Джером шагал чуть позади неё и в какой-то момент отстал от неосмотрительно задумавшейся Виктории. И скоро она пожалела, что спустила с него глаз.

– Должен сказать, док, – его голос раздался в паре шагов от её спины, – твоя идея вывести меня на улицу была для тебя не самой лучшей за всё время нашего приятного знакомства...

А после этой подозрительной фразы настороженная Виктория обернулась и поймала плечом увесистый снежный комок. Джером громко рассмеялся, наблюдая за тем, как девушка недовольно дует губы, хмурится и стряхивает со своей шубы снег, и незамедлительно принялся скатывать себе новое орудие. На секунду её испугала мысль о том, что Джером намеревается использовать возможность оказаться вне стен лечебницы для побега, но на самом деле этот большой ребёнок просто-напросто увидел снег. Викторию это вдруг даже рассмешило.

– Джером! – она пыталась докричаться до него, отмахиваясь от резво летящих в неё снежков. – Прекрати! Мы сюда не за этим вышли.

– Девушка, осторожнее! Кажется, в Вас что-то летит, – Джером на секунду приостановил свою атаку, а затем снова замахнулся. – Ой, так это же мой снежок!

Он и вправду вёл себя, как впервые вышедший на улицу зимой ребёнок: не слушал настоятельные просьбы прекратить, скатывал новые и новые снежки и лихо метал их в своего лечащего врача. Но Виктория отчего-то не спешила осуждать его за это ребячество. Вероятно, думалось ей, это была для него возможность радоваться тому, чего он был лишён в детстве. Так пусть хотя бы сейчас, с ней, такие простые маленькие человеческие радости станут для него осуществимыми.

Закрываясь руками от снежных снарядов, Виктория понемногу приближалась к Джерому, пока тот неумолимо закидывал её снегом, будто от этого зависела его жизнь. Как вдруг неосторожно запущенный снежок пришёлся Айрис прямо в лицо, и девушка согнулась, отвернувшись и закрывшись руками. Валеска тут же прекратил обстрел и всем своим видом выдал раскаяние.

– Упс... Какая неприятная ситуация, – он понемногу подступался к девушке, что всё ещё держалась за лицо. – Прости, док. Я не целился в твоё прекрасное личико, честное слово! Ты так резко повернулась, и оно как-то... само...

Ему даже показалось, что она издаёт звуки, похожие на всхлипы. Плачет? Неужели так серьёзно задел? Для Джерома это было в диковинку, но он почувствовал стыд за свой поступок и невероятное желание загладить вину. Лишь бы только девушка не осталась на него в обиде.

Но всё это оказалось её ловушкой! Как только Джером приблизился к ней и наклонился, чтобы развернуть к себе, Виктория запустила в него украдкой собранный в руке снежок и расхохоталась:

– Что, думал, ты один у нас тут умеешь подло играть? Это за то, что игнорировал мои просьбы прекратить бросаться в меня снегом!

– Ах вот, значит, как мы запели, доктор Айрис, – сказал Джером, вытряхнув снег из-за шиворота старого грязного пуховика. – Ну, раз уж Вы у нас такая храбрая мадам, тогда готовьтесь к последствиям.

Не успела Виктория уловить исходящую от этих слов явную опасность, как Джером бросился к ней с откровенным намерением сделать что-то, что Виктории точно не понравится. А потому она немедленно развернулась, еле сохраняя равновесие, и бросилась прочь от него. Но высокие каблуки не позволили ей убежать далеко по проседающему под ногами снегу, так что уже через пару секунд проворный парень догнал доктора и повалил её в сугроб. Глупый смех, вырывающийся из неё непроизвольным образом, не позволял девушке сделать нормальный вздох и собраться с силами, чтобы дать отпор, а потому она оказалась беспомощно лежать под весом Джерома, который самым бессовестным образом обездвижил Айрис и угрожающе занёс над ней руку с плотно сжатым снегом.

– Не надо, Джером, встань с меня! Ну встань же! Ты испортишь мне дорогую шубу, – молила она, захлёбываясь смехом и старательно пытаясь освободиться.

– Умоляй меня, док, – ехидно улыбнулся Джером, силясь удержать её под собой, и начал медленно опускать снежок к её лицу.

– Умоляю тебя, Джером.

– Ещё разочек.

– Умоляю тебя, Джером, пожалуйста, слезь с меня, я сейчас задохнусь! – закатив глаза, попросила Вик, что уже чувствовала жар на своём лице.

Джером удовлетворённо ухмыльнулся, избавился от заготовленного для мести снежка и опустился прямо к лицу доктора Айрис, облизав его жадным взглядом. Так близко, что Виктория вынуждено соприкасалась своей вздымающейся в тяжёлом дыхании грудью с его грудью.

– Ах, ты не представляешь, как приятно слышать твой стонущий голос под собой, сладенькая моя, – прошептал он, неотрывно впившись взглядом в её губы.

– Встань с меня живо, – она попыталась быть строгой, но дыхание предательски сбилось из-за участившегося сердечного ритма, и дышать стало труднее, чем минуту назад. Ведь он так близок к ней и так опрометчив. – Кто-нибудь может увидеть нас через окно, и мне придётся оправдываться перед всем медперсоналом.

– Я хочу на это посмотреть. Интересно, что ты скажешь им в своё оправдание, – шепнув это, Валеска закусил её нижнюю губу и слегка потянул.

Ещё немного, и она бы точно задохнулась: дышать становилось просто невозможно из-за участившегося сердцебиения, а низ живота вдруг наполнился такой приятной щекотной судорогой. Это всё было очень неправильно! «Нет! Не сейчас! Ни в коем случае не сейчас и не здесь», – крикнула она в сердцах самой себе и настоятельно оттолкнула Джерома, когда почувствовала, что он ослабил хватку и больше не давит на её руки.

Как только ей удалось подняться на ноги, перевести дух и поправить шубу и волосы, Виктория чинно заявила, что они немедленно вернутся в здание, если Джером не прекратит дурачиться и не проследует за ней. Однако его мало расстроила сорвавшаяся возможность немного поиграть с ней и её чувствами. Куда больше его расстроила её всё ещё не подавленная боязнь общественного осуждения. Тем не менее, парень решил больше не распускать руки и сыграть роль послушного мальчика.

– Ну, – сказал Джером, зевая и всем своим видом выдавая усталость от скуки, – и о чём ты хотела поболтать со мной?

Пройдя немного через припорошённые снегом дорожки, Виктория нашла чистую лавочку в трудно просматриваемой точке двора и попросила Джерома присесть с ней. Морозная свежесть, витающая в воздухе, понемногу остужала её голову, возвращая холод рассудку, и, тем не менее, говорить вслух о том, что случилось с ней прошлой ночью, всё ещё было для неё в некотором роде странно. Она ведь была там с ним, он должен знать о том, что она так силится рассказать ему. Часть Виктории была убеждена, что её страждущий разум ловит её в свои капканы, надеясь в какой-то момент переломить шею, но другая часть неуклонно верила: всё, что происходит с ней во снах, напрямую связано с реальными событиями. И от каждой из этих догадок ей становилось дурно.

Она опустила взгляд к своим коленям и всё-таки начала, по-прежнему не чувствуя за собой готовности услышать подтверждение своих самых страшных домыслов:

– Со мной происходит... что-то странное.

– О, я знаю это чувство, – беззаботно сказал парень, не желая замечать серьёзной подоплёки начавшегося разговора. – К примеру, в последнее время я всё чаще доверяю осуществление своих планов сумасбродным недоучёным, которым хоть иногда не мешало бы вытаскивать свои вспотевшие мозги из грязного мешка и давать голове проветриться. Я обычно разбираюсь в людях, но в последнее время, что-то... не клеится.

– Нет, я говорю вовсе не...

– Погоди-ка! – Джером вдруг оборвал её на полуслове и взбудоражено отпрял от спинки скамьи. – Что это? – принюхавшись, он вдруг взглянул на неё с недоумением. – Ты что, сменила духи?

Виктория оторопела. Но прежде, чем она успела растерять каждую с таким трудом собранную мысль в своей голове, Джером уже взял в руки прядь её золотисто-рыжих волос и прислонился к ним носом. Его животные повадки неизменно вызывали в ней лишь влюблённый трепет, пробивающий током до кончиков пальцев. Да что же с ним сегодня такое! Он просто не даёт ей сосредоточиться на проблемах и снова вешает на её глаза пелену из собственного обаяния, бороться с которым каждый раз становилось всё труднее и труднее.

Джером медленно, с ненормальным наслаждением вдыхал запах с волос Виктории, так звучно, так жадно, словно намереваясь присвоить весь её аромат лишь себе, пока не закатил глаза, точно в наркотическом экстазе, запрокинул голову назад и выдохнул:

– Одуреть можно! Я чуть было не прослезился, ты можешь представить! Что это, чёрт подери, за запах? О, нет, стой, погоди, дай я сам угадаю! Похоже на...

И пока он старательно выискивал в своей голове знакомые ему запахи, сравнимые с тем, что он учуял на волосах Виктории, та сидела и в придыхании смотрела на него, не мигая. Ведь она сегодня не пользовалась никакими духами, ни тем привычным запахом, что так нравился Джерому, ни каким-либо новым. Сегодня она могла источать лишь один запах – свой собственный – запах её медленно умирающего и молящего о помощи рассудка. Это и было то, что так привлекло внимание Джерома?

Она смотрела на него. Смотрела и понимала: он не даст ей подвести разговор к нужной ей теме, не даст ей выстроить цепочку связанных событий и всё ему объяснить с самого начала. Ведь это слишком скучно для него, а со скукой у Джерома разговор короткий. Потому Виктория решила спросить прямо, без обиняков, не дожидаясь, пока он оставит в покое свои бесполезные попытки угадать аромат её якобы новых духов, и перебила его:

– Джером, у тебя есть брат?

Было похоже на то, будто Джерому засунули этот вопрос в самую глотку, резко и без предупреждения. Он сбился на полуслове, застыл, не закрывая рта, словно его выключили, как заведённую игрушку, и перевёл ничего не выражающий взгляд на Викторию.

– Что ты только что сказала? – спросил он, по-прежнему не выдав ни одной эмоции, кроме оцепенения.

Доктор сглотнула, но всё же её радовало то, что разговор наконец-то оказался начат.

– Я спросила... – слегка растерянно повторила она, – есть ли у тебя брат.

Глаза Джерома забегали вокруг, и в следующую секунду он слегка взметнул бровями и беспечно выдал, отмахнувшись:

– Если мы играем в игру, где нужно угадать какой-то факт о собеседнике, то ты только что облажалась, док. Так что, моя очередь...

Но всё это было ложью, и Виктория чувствовала её, видела в нервозно переменившемся лице и настроении парня. Не собираясь больше позволять Джерому сбивать с рельс запущенный ею поезд, она упрямо перебила его, констатируя:

– Твоего брата зовут Джеремайя.

– Не вздумай, – Валеска резким движением руки схватил Айрис за лицо и притянул к себе, – больше никогда, – плотно сжав пальцами её подбородок, он уткнулся губами в её переносицу и зарычал, – так беспечно произносить это имя в моём присутствии.

Злость, в один миг обуявшая его, так же быстро истлела, и Джером разжал пальцы, слегка откинул лицо Виктории в сторону и сел ровно. Кажется, раньше он никогда так сильно не злился на неё, даже в тот раз, в кабинете шоковой терапии, когда заподозрил в корыстных умыслах. Потирая подбородок, Виктория хмурилась и прожигала его взглядом. Однако удивляться его агрессии ей не пришлось.

– Ну, и как ты узнала, моя юная сыщица? – спросил он, но Виктория уже потеряла любое чувство меры, а его встречные вопросы будто бы нарочно не касались её слуха.

– Ты ненавидишь брата за то, что мать любила его больше, чем тебя. Ты ненавидишь его с самого детства.

– Док, ты меня не драконь, ладно? – сказал Джером сквозь зубы, больно сжав руки в кулаках. Он едва удерживал контроль. – Знаешь, я ненавижу копаться в прошлом. Особенно – в своём.

– Мать избивала тебя даже за такую мелочь, как неверно выбранные в магазине сигареты для неё. Она считала тебя чудовищем. И ты убил её за это. Ты ведь больше не мог терпеть унижения, не мог терпеть её образ жизни и просто дал волю скопившейся обиде. Как это было? Как ты убил её, Джером? Это был топор, верно?

Резко впившаяся в её горло рука парня заставила Викторию поперхнуться собственными словами. Джером заставил её немедленно замолчать, не в силах более выносить её уверенный тон. Все её слова приобретали форму и очертания, превращались в картинки в его голове – в сгоревшие обрывки прошлого, которые он надолго поместил под замок. Так как же этой девушке удалось сорвать дверь с петель и проникнуть в его хранилище? Если о подробностях убийства матери знает полиция, то о наличии у Джерома брата не было известно никому.

Схватив его за руку, которой он передавил ей шею, Виктория, которая по реакции Джерома уже обо всём догадалась, изо всех сил старалась не задохнуться и прохрипела:

– Так это правда? Всё это...

– Либо ты сейчас мне рассказываешь, откуда узнала столько всего интересного, либо мне придётся сломать твою до безобразия сладкую шейку, а я, поверь мне, очень сильно не хочу этого делать.

Джером убрал руку, а Виктория с жадностью схватила ртом воздух и откашлялась. Она подняла глаза и столкнулась с его пытливым взъярившимся взглядом. И девушка в этот момент осудила сама себя за неаккуратность: если всё, сказанное ею, правда, тогда она буквально нанесла этому парню удар по глубоким старым ранам, которые, вероятно, время от времени всё ещё не дают покоя и зудят.

– Ты сам показал мне это. В моём сне... – призналась наконец-то Виктория. – В последнее время я вижу просто пугающе реалистичные сны. В одном из них ты привёл меня к порогу своего родного цирка и сделал невольной свидетельницей твоих детских травм. Ты заставил меня пережить весь тот кошмар вместе с тобой, заставил меня увидеть собственными глазами момент рождения настоящего Джерома Валески. Я думала... нет, я надеялась, – ей пришлось сделать глубокий вдох, когда леденящая тревожность вновь сковала её по рукам и ногам, – что всё это было лишь сном, одноразовым образом из головы. Но то, что обычный сон описывал настоящие события, не может оказаться простым совпадением. Стрейндж прав... – с горечью усмехнулась Айрис. – Чёрт возьми, он прав! Как я могу лечить кого-то, если не в силах разобраться с собственными патологиями! Не удивительно, что мои попытки выглядеть как всё ещё уверенный в своей терапии специалист, выглядят такими смехотворными.

Прозвучавшие объяснения наконец-то потушили в Джероме разгоревшийся пожар негодования. Он больше не смотрел на Айрис с пугающим неистовством, но теперь в его взгляде застыла обескураженность. Последние её слова он уже не слушал, так как утонул в собственных размышлениях, задумчиво уставившись перед собой.

– То есть ты хочешь сказать... – Джером еле успел поймать почти вырвавшийся из него хохот и продолжил сверлить взглядом выбранную наугад точку в пространстве, – что узнала всё это обо мне, просто надев пижаму, улёгшись под одеяло и закрыв глаза?

– Именно так это и звучит со стороны – нелепо и совершенно абсурдно.

– Бог ты мой, да тебе уже окончательно чердак сносит! – вдруг губы Джерома растянулись в довольную ухмылку, и он отбросил свою недавнюю нервозность, вновь приняв свой прежний облик. – Так вот, чем ты теперь пахнешь, док...

Если раньше Виктория бы сочла подобные слова провокацией и отреагировала бы на них сдержанным опровержением, то сейчас она просто не видела смысла противостоять правде. Ведь беспорядок, устроенный на её «чердаке», слишком долго откладывался на потом и теперь оказался совсем запущен.

– Я не вру, поверь мне, – уверяла она. – Ты никогда не рассказывал мне про брата и подробности убийства матери. Я бы не стала всё это выдумывать.

– А я и не сомневаюсь в твоей искренности, – ответил Валеска, разглядывая свои ногти, закрытые перчатками, а Виктория чуть улыбнулась его словам. – Знаешь, у меня есть все основания поверить твоей истории, которую кто-нибудь другой принял бы за несмешной анекдот. А знаешь, почему?..

Его голос просел под вибрирующей мягкостью, и девушке при взгляде на его широко растянувшуюся улыбку показалось, что Джером отчего-то очень возбуждён. Она нахмурилась и с любопытством взглянула на него. Он с нетерпением ждал этого взгляда. Его почти трясло от желания рассказать ей нечто стоящее её внимания, но другое не менее важное желание – заставить эту девушку до нитки пропитаться любопытством – позволило ему заговорить лишь спустя полминуты. И Джером начал, поэтично удалившись взглядом куда-то вверх:

– Одна славная девчушка росла в постоянном ограничении своих собственных желаний в угоду хотелкам её родителей. Она жаждала помогать больным людям и стать доктором, но мамочка с папочкой видели свою прелестную дочурку успешной бизнес-леди, которая смогла бы продолжить их дело, а не жилеткой для жалующихся на жизнь шизофреников. Но сколько можно было навязывать ей свою манеру жить! Ей хватило и чёртового балета в детстве, который она ненавидит даже будучи уже взрослой девочкой. И однажды девица решила проучить своих непутёвых родителей: она сбежала из дома и прожила на улице три дня, пока её не нашёл дворецкий. Ух, как же отец разозлился на девочку за её поступок! Подумать только, её ведь могли узнать, и тогда знатная семья была бы опозорена скверными слухами. Но девочка была не из робкого десятка – она пообещала отцу, что непременно сделает то, чего тот так боится, ежели он не позволит ей самой выбирать будущую профессию. И старикам пришлось пойти на компромисс. Ведь людям с таким громким именем куда важнее держать в чистоте свою репутацию, нежели печься о благе родной дочери.

Каждое его слово, произнесённое с такой беспечной простотой, словно било девушку по рёбрам. Она застыла, уставившись округлёнными глазами на своего пациента, губы её не могли сомкнуться и лишь слегка дрожали в попытках выдавить хоть слово сквозь застрявший в горле ком. Ведь Джером сидел и, словно пересказывая сюжет прочтённой на досуге книги, описывал эпизод её жизни, в который она никогда его не посвящала.

– И девочке казалось, что всё, вот она – свобода! Но скоро родители подложили ей свинью, на какую даже враги не способны, – продолжал Джером, упиваясь парализовавшим Викторию шоком. – Девочке пришлось выйти замуж по расчёту за так называемого «сына маминой подруги». Она думала, что полюбит его со временем, но на самом деле это он вскоре полюбил её. Настолько сильно, что не захотел больше никуда от себя отпускать. Однажды девочка решила сделать своему вечно угрюмому мужу приятное и сама лично приготовила ему ужин. И сердце его растаяло, только вот не от тёплых чувств к жёнушке, а от вспыхнувшего огня неистовой злобы.

– Нет... Этого не может... Как?.. – голос Виктории понемногу прорезался сквозь каменную стену потрясения.

– Он взял в руки тарелку и бросил её в ничего не понимающую девушку – раз. Дальше в неё полетели столовые приборы и стул – два. Ну и, конечно же, яростный удар кулаком по лицу – три. В тот день ей пришлось снять свои розовые очки и узнать раз и навсегда, каким жестоким на самом деле является мир вокруг неё. Жестоким, страшным, нелогичным, несправедливым, безумным...

Дрожь подступила к её конечностям. Виктория покрывалась испариной и громко сглатывала, смачивая пересохшее горло. Джером тем временем, закончив своё повествование, обернулся к ней и нарочито ласково произнёс, чуть нагнувшись к ней вперёд:

– Я тоже люблю поспать, док.

Если до этого шок Виктории граничил с удивлением и непониманием, то сейчас у руля встал страх. Дрожь чувствовалась буквально в каждом уголке тела, снаружи и внутри; она разъедала мышечную ткань, как паразитирующая ржавчина, и гнала по жилам девушки дофамин*. Вот, почему Джером без труда поверил столь бредовой истории. Вот, почему он был так возбуждён и не мог сдержать улыбки. Ведь сегодня ему наконец-то выдалась возможность дать ей понять: она больше ничего не сможет утаить от него.

Глубокие вдох и выдох не помогли Виктории привести сердечный ритм в порядок, зато заставили непрерывно смотрящего на неё Джерома поёжиться в трепетном изумлении. Сколько же удовольствия ему доставляло наблюдать за тем, как привычно воспринимаемый Викторией мир рушится прямо на её глазах, а он возвышается на вершине его руин на фоне бушующего пожара.

– Как... – выдавила Вик, отчего-то не имея сил и желания смотреть на парня. – Как давно ты видишь мои воспоминания?

– Совсем недавно, не переживай, – ответил Джером с таким беззаботным видом, будто ничего необычного они сейчас вовсе и не обсуждают. – Пару недель назад увидел сон про маленькую непослушную Викторию Кейн, проснулся и подумал: «Ничего себе меня со Стрейнджевских транквилизаторов таращит! Надо будет выпросить ещё дозу». А вот кинцо про то, как ты первый раз получила по лицу, мне показали дня три назад. Хотел поделиться этим с тобой, да вот как-то всё время вылетало из головы.

– «Вылетало из головы»? Что ты несёшь, Джером, как про такое можно забыть?! – вмиг Виктория поддалась обуявшей её злости и повысила голос, наконец-то взглянув на парня, и взгляд этот обжёг все её чувства. – Я примчалась к тебе с этим сразу же, как только увидела сон, похожий на засунутый в мою голову обрывок твоей жизни. Потому что так быть не должно. Потому что это, чёрт возьми, ненормально!

– Всё вокруг ненормально! – резко выкинул Джером, отпрянув от спинки скамьи и уткнувшись взглядом в лицо вмиг отстранившейся от него Виктории. – Ты ненормальная, я ненормальный, твои родители были ненормальными. Весь этот город ненормален! Но никто не истерит и панику не поднимает.

Виктория остолбенела. Почему он всё это говорит? Почему его совсем не пугает то, что у кого-то кроме него самого есть доступ к его личным воспоминаниям, которые при желании можно использовать против него самого?

– Я не... – прошептала Виктория, будто бы боясь собственного голоса. – Я не ненормальная.

– Ха, ну да. А я тогда мэр Готэма. Хотя, при желании, наверное, мог бы им стать, как думаешь? – Джером бросил ей усмешку. – Ну конечно... Ты боишься, док. Боишься, что я увижу в твоей голове нечто, что ты держишь втайне даже от самой себя, – клетку с диким зверем. Но теперь тебе стоит бояться не того, что я найду эту клетку, а того, что я отыщу ключ, которым можно её отворить. Потому что саму клетку... – разжившись упоённой улыбкой, он приблизился к окаменевшей девушке, склонился над её ухом и прошептал: – Я уже давно нашёл.

И вот это повторяется снова – слова, срывающиеся с губ Джерома, звучат так, словно вырваны из контекста её посмертной автобиографии: разоблачительно правдиво, унизительно обличающе, непозволительно лично. Виктория побледнела. Теперь она для него и впрямь открытая книга. Книга, которую он не спешит дочитывать до конца и размеренно наслаждается каждым сюжетным поворотом.

Её учащённое сбитое дыхание, рывками вырывающееся из груди, сбитый с толку вид, напуганный взгляд и конвульсивно вздрагивающее тело раздразнили Джерома. Он коснулся рукой запястья левой руки Виктории, намереваясь лихим движением развернуть её и потянуть на себя. Но девушка, дёрнувшись, будто от удара током, срочно вырвала свою руку из-под руки Валески, подпрыгнула со скамьи и отошла на пару шагов.

– Нет! Мы больше... не... не должны... Не должно... – она буквально задыхалась, а глаза её, широко раскрытые и тревожные, бегали зрачками вокруг, как у сломанной игрушки. – Так не должно быть... Не должно... Это неправильно... – лихорадочно зашептала она, зажав собственное лицо в ладонях.

– Эй-эй, успокойся, док, не горячись. Держи глаза открытыми.

Джером даже испугался за неё, встал и попытался подступиться, но, почувствовав его приближение, Айрис вновь отпрыгнула и обозначила между ними расстояние вытянутыми руками, чему Джером крайне удивился.

– Нет, не подходи! – настоятельно попросила она дрожащим голосом.

– Да брось, Птичка, чего ты так завелась! – непонимающе спросил рыжеволосый, ткнувшись грудью в её вытянутую руку. – Ну, подумаешь, копаемся мы в голове друг у друга. Подумаешь, не рассказал сразу про свои сны. Подумаешь, вспомнил про ненавистный балет.

– Джером, я прекращаю наши встречи, – отчеканила она.

Это неожиданное заявление заставило Джерома запнуться и вообще забыть, к чему он вёл свою мысль. Он даже не сразу поверил в услышанное, но после череды растерянных гримас скривился и невпечатлённо переспросил:

– Чего, блин?

– Я... Я не уверена, что смогу продолжать твоё лечение. Мне очень жаль.

Это было всё, что она сейчас посчитала нужным сказать ему. После Виктория, преднамеренно оттолкнув Джерома чуть назад и тем самым отбирая у него возможность остановить её, бросилась бежать к дверям лечебницы. Он бы и вправду не смог догнать её, да и не стал бы даже пытаться. Ему оставалось лишь смотреть ей вслед и напряжённо размышлять, что вдруг ударило в голову этой девушке. За эти три с половиной месяца, она доказала ему, что имеет достаточно сил, чтобы выдержать любой будь то физический или моральный удар. Так почему сейчас, когда он уже практически полностью уверовал в неё, она так легко сломалась, стоило ей лишь слегка намочить ноги в море безумия?

Тишину во дворе нарушали надоедливые переклички воронов, кружащих над заострёнными готическими крышами замка лечебницы Аркхем. Джером стоял без движения у той скамьи, где ещё минуту назад имел возможность прикоснуться к своей прелестной Виктории Айрис, и теперь мог лишь читать бегущие новостной строкой мысли в своей голове. Всё так, как он ей и сказал: в последнее время он всё чаще ошибается в людях.

* * *

Приближалось время ужина для заключённых, и большая столовая наполнилась полосатыми чёрно-белыми не увенчанными вменяемостью лицами. Заключённые Аркхема выстроились вдоль прилавков раздачи длинной очередью, в которой, помимо привычных полоумных разговоров и громких жалоб на ужасную еду, то и дело не прекращали судачить о сегодняшнем инциденте в блоке «Ди». Одни были убеждены в том, что всё это устроили здешние доктора, втайне проводящие эксперименты над заключёнными. Другие же, опираясь на расползшиеся слухи, не сомневались в том, что за устроенным побоищем стоит «король Аркхема» – Джером Валеска, сосредоточивший в своих руках львиную долю власти в психбольнице, и его подельники. А кто-то придерживался своих бредовых догадок и доказывал всем, что всё это дело рук разгневанных призраков старой семьи Аркхем, которая когда-то давным-давно владела этим замком. Неизменным во всех этих пересудах оставалось лишь одно – обитатели грязных камер лечебницы начали опасаться того, что любой из них может оказаться следующей жертвой в надвигающейся буре. Разум этих людей был отравлен, однако чувство самосохранения большинство из них всё же сохраняло: мало кому хотелось умирать за решёткой в холодных стенах этой помойки.

Те самые подельники «короля Аркхема» как раз таки сидели недалеко за четырёхместным столом и старались не обращать внимания на доносящиеся до них отголоски обсуждений дневной потасовки. В конце концов, когда Пугало или Шляпника в последний раз удивляло то, что народ вокруг обсуждает устроенные ими грандиозные шоу?

– Ну же, друг мой, не робей,
   Чашку выбери скорей.
   Дай же наконец узнать,
   Чем тебя мне потчевать.

– Отвали, Тетч! Я же сказал, что не собираюсь пить эту бурду, которую ты намешиваешь в своём сомнительном заварнике!

На столе перед Джонатаном стояли две накрытые салфетками чашки, в которых Джервис минуту назад что-то разлил из украшенных позолоченными узорами заварочных чайников. И ему потребовалась ещё одна минута, чтобы уговорить-таки своего сварливого друга сделать выбор, и Крейн наугад ткнул в одну из чашек. Парень в шляпе радостно захлопал в ладоши, а затем элегантным жестом снял салфетку с выбранной чашки и заговорил, втянув поднимающийся с поверхности напитка пахучий пар:

– Ах этот дивный аромат!
   Чуть горек он, чуть сладковат.
   Ничто так не восполнит силы,
   Как мой зелёный чай с жасмином.
   Секретом с другом поделюсь,
   Как получился этот вкус.
   Его особый...

– Просто дай мне его выпить уже, – перебил Крейн, утомлённый этими «частушками».

Обиженно цыкнув, Тетч пододвинул чашку к сидящему напротив парню и с добродушной улыбкой пожелал ему приятного аппетита. От способа питья Крейна Джервис был не в восторге: ему не нравилось, что его с любовью заваренным чаем наслаждаются через какую-то дешёвую трубочку, просунутую через маленькую дырочку под ткань грязного мешка. Осуждать Пугало за это ему не приходилось: в конце концов, Джервис прекрасно понимал, что никто не без «изюминки», а в случае с Крейном речь шла об изюмине размером с приличное здание.

Сам Шляпник снял салфетку со второй чашки, взял блюдце в руки и поднёс чашку к губам, с быстро промелькнувшей улыбкой взглянув на поверхность доставшегося ему чая.

– А мне достался чёрный чай...

– Мне не интересно, Тетч, – Пугало быстро пресёк его попытку запеть новый куплет. – И довольно рифм. Осточертело.

– Боже правый, да что с тобой сегодня такое! – воскликнул Джервис, нахмурив лоб и насупившись, точно рассерженный ребёнок. – Ты колючее обычного, друг мой, и тебе это, хочу заметить, не к лицу. Хотя... Лица твоего я, к счастью или сожалению, не лицезрею. Хоть бы «спасибо» что ли сказал. Я сегодня, между прочим, спас ваши проблемные жопки – твою и нашего неугомонного рыжего друга. Эх, не все герои носят плащи... – оскорблённо вздохнул парень с бородкой, отхлебнув чаю из своей чашки.

– Прости, ты сделал что? – с издёвкой переспросил Крейн. – Мне послышалось, или ты назвал себя «героем»? Совсем крыша едет, Тетч?

– А кто, по-твоему, направил Викторию Айрис в кабинет Стрейнджа? Наша Птичка никогда не подведёт Джерома, она просто ослеплена его ядовитым очарованием, и я, прекрасно зная это, воспользовался возможностью, а сам рискнул своим положением и нарвался на охрану. Меня, между прочим, побили! Смотри, какой синяк остался на пояснице, сейчас покажу...

– Избавь меня от этого! – прогремел Джонатан, не рассчитав громкость голоса и обратив из-за этого на себя внимание зевак. Они стихли ненадолго, дождались, пока заключённые и персонал перестанут с подозрением на них коситься, а затем Крейн поделился мнением: – Внеси поправки в свою супергеройскую балладу: ты не сделал ничего особенного. Эта женщина учуяла бы след Валески и без твоей помощи.

– Но как скоро бы это случилось? Не тогда ли, когда вы с мистером Валеской уже бы пели дуэтом под тысячивольтным разрядом тока? Но, благодаря мне, этого не произошло. И я уже начинаю жалеть об этом. Быть может, тебя хорошая встряска научила бы ценить бескорыстную дружескую помощь.

Джонатан опустошил свою маленькую чашечку с чаем, поставил её на стол и послал её к Джервису. Тот поймал и ещё более недовольно взглянул на товарища, всем своим видом демонстрируя, как же он устал терпеть его скверный характер.

– Девчонка в белом халате огребла проблем по самые не могу, – сказал Крейн. – Как только до Клоуна это дойдёт, вряд ли он будет в восторге от провёрнутой тобою спасательной операции. Он же буквально пылинки со своей докторши сдувает.

– Так ведь потому и сдувает... – губы Джервиса растянулись в туманной довольной ухмылке. Он не переставал неспешно помешивать ложечкой чай и загадочно глядеть куда-то в никуда. – Джером не будет злиться на меня за то, что я посадил прелестную миссис Айрис на корабль, идущий по волнам неприятностей. Потому что эта девушка и её скрытый потенциал – часть его плана.

– Пф, «его» плана... – буркнул Крейн, отвернувшись. – Для меня всё ещё остаётся загадкой, как влюблённая девица может помочь нам в нашем деле.

– Ах, малыш Крейн, всё впереди, ещё успеешь ты узнать,
   Такое чувство, как любовь, уму простому не понять...

– Не начинай.

Тяжело вздохнув, Пугало запрокинул голову назад. Джервис же обронил случайную улыбку, будто бы самому себе, и звучно отпил от края чашки, нарочно хлюпая чаем.

В огромном помещении с высоким потолком становилось всё жарче и шумнее. Охранники уже успели разнять не поделивших последний стакан морса заключённых, а к тому моменту в другом конце очереди одна девушка с панической боязнью громких звуков вдруг ударила стоящего впереди человека подносом по голове, забилась под прилавок и начала рыдать. Джервис и Джонатан увлечённо наблюдали за происходящим, как вдруг предводитель их сегодняшнего выступления порадовал их своим присутствием. Джером присел на край стола, за которым сидели его соратники, лёг на спину, растянулся, сложил руки на животе и взглядом уставшего от жизни поэта уставился в потолок. Тетч еле успел спасти от него свой заварник и чашки.

– Джентльмены, – вздохнул рыжеволосый, сделав небольшую паузу. – Знаете, что я никак не возьму в толк? Почему люди, считающие себя так называемыми «нормальными», думают, что нормальны именно они, а не те, кто не вписывается в их надуманные стандарты нормальности? Почему им всем так нравится прятаться под масками благородных, честимых лицемеров? Иногда я просто поражаюсь тому, насколько же этому миру не хватает... смелости.

– Мой дорогой друг, – услужливо улыбнулся Джервис, склонившись над лицом Джерома. – Ваши философские рассуждения о бренном устройстве нашего мира, как всегда, соблазнительно любопытны, но позвольте: за этим столом вообще-то люди едят.

– Точняк! – парень щёлкнул пальцами.

Джером поднялся, спрыгнул со стола и направился к соседнему столику, за которым двое каких-то не знакомых ему заключённых наслаждались своим ужином. Не проронив ни слова – не то, что бы даже разрешения не спросив, – он забрал с их столика два подноса с едой и поставил их на стол перед Джервисом и Джонатаном. Однако обворованные мужчины не издали ни единого возмущённого звука, лишь смирились с потерей и ушли восвояси, пожелав не наживать себе проблем и сохранить свои жизни.

– Приятного аппетита, господа, – с этими словами усевшийся на скамью рядом с Крейном Джером урвал себе с подноса посыпанную сахарной пудрой булочку и откусил от неё царский кусок.

Чай был предложен ему незамедлительно – Джервис и для второго своего друга припас вкуснейший напиток – а Джером не нашёл причин, чтобы отказываться от угощения. Эти двое сидели и чаёвничали, как две аристократичные британские дамы в возрасте, ведя приторно вежливые разговоры, в то время как Джонатан, которого от всего этого уже начинало подташнивать, без энтузиазма взял контейнер с желе и принялся есть его не менее странным образом: зачерпывая содержимое ложкой, он осторожно проносил её под мешком до рта так, чтобы не засветить никому своё лицо. Джерому и Джервису пришлось отвлечься от своего чаепития и взглянуть на изощряющегося друга. Зрелище было, конечно, жалкое, и с пониманием, которое скорее было смирением, к этому относился лишь Тетч.

Вскоре после того как нашумевшее «Джей-трио» приступило к своему заслуженному отобранному у несчастных сокамерников ужину, Крейн решил прервать бесцельные разговоры двух парней, которых он вынужден называть своими компаньонами, и влез с вопросом по существу их дел.

– Эта твоя докторша... – обратился он к Джерому, и тот от упоминания Виктории слегка замешкался. – Не слишком ли много она на себя берёт? Если, как ты нас заверяешь, она должна стать ключом, который в своё время отворит нам врата лечебницы, то ей следует быть пахучим цветочком на подоконнике Стрейнджа, а не испытывать его терпение.

– Доктор Айрис и есть пахучий цветочек – прекрасная домашняя роза с воздушным сладким ароматом, – пропел Тетч. – Только вот совсем на другом подоконнике.

– Если она продолжит в том же духе, – заканчивал свою мысль Крейн, – она станет бесполезна для нас в той роли, которую ты ей отвёл. Она уже становится бесполезной. Может быть, следовало дать ей немного указательных инструкций, а не только трахать её.

Джервис вмиг охнул и прикрыл рот ладошкой, переводя поражённый взгляд с Джонатана на Джерома и наоборот. Брошенный в Валеску насмешливый укор ненадолго вывел того из строя. Прожигая взглядом стол, Джером задумался над услышанными словами, и, как бы сильно ему не хотелось заставить этого чересчур умного выскочку подавиться собственным мешком, ему пришлось признать его правоту. Всё, о чём высказался Крейн, уже давно пытает и его ум, заставляя пересматривать некоторые детали уготовленного для финала представления.

Перекинув ногу через скамью, Джером развернулся корпусом к Джонатану и с максимально задумавшимся видом сказал:

– Хм. А лупоглазый дело говорит, – он бросил короткий взгляд на Тетча, которого чуть смутило слово «лупоглазый». Крейн издал отягощённый вздох, но решил дальше игнорировать любые провокации рыжего. – Моя милая доктор Встану-за-своих-мальчиков-горой сдала позиции. Грустно... и невкусно, – под тяжёлым драматичным вздохом Джером скрыл своё самое что ни наесть неподдельное разочарование. Но уже через секунду он расправил плечи и оповестил напарников: – Что ж, дальше этот поезд отправляется без неё. Теперь только находчивость мистера Тетча, устрашение мистера Крейна и гениальные мозги одного очаровательного рыжего парня.

– И чай! – с улыбкой воскликнул Тетч, подняв свой чайничек на уровне подбородка, а потом вдруг свёл лицо в недоумевающей гримасе и сказал: – Погоди-ка... Ты так просто скинул доктора Айрис со счетов? Может, стоит дать ей возможность поработать с нами? Ты ведь не знаешь, как она может отреагировать на твоё прямое предложение сотрудничать и провернуть легендарное дело вместе.

– Боюсь, дорогой друг, что никогда и не узнаю, – заметно помрачневший Джером бесцельно тыкал вилкой в наваленную в тарелку кашу, и его губы медленно кривились. – Потому что с сегодняшнего дня у меня больше не будет с ней свиданок.

– Что?! Доктор Айрис увольняется?! – в ужасе ахнул Джервис, чуть не выронив чайник из рук.

– Хуже. Она заявила мне, что больше не станет меня «лечить».

– Какая жалость... Ай да новость!
   Теперь у меня есть возможность!

– Подбери-ка пока что свою губу, мистер Тетч. Я ей ещё покажу, что от меня так просто не избавиться, – Джером схватил со стола вилку и направил её на парня в шляпе, и с последними словами на его лице заиграла коварная ухмылка. – Она слишком торопит события. Ещё не время для заключительного акта.

Его глаза вдруг вновь наполнились живым блеском, и он снова начал источать привычные для себя сумасшедшие флюиды. Хоть думать о предательстве Виктории – а он видел в её поступке именно предательство – Джерому было больно, но он всё-таки не потерял в неё веру. Он точно знал: нужно немного времени, немного несложных усилий, и она вернётся к нему, не в силах пережить разлуку. Ведь та особая связь, что была между ними, ни за что не выпустит её из своей паутины.

И пусть он публично перед друзьями вычеркнул Викторию Айрис из их общего плана фееричного сокрушения лечебницы, но Джером был бы не Джером, если бы раскрывал хоть кому-нибудь все свои намерения. В конце концов, единственным, кому он безоговорочно доверял, был он сам. А для девушки, которая так ему полюбилась, у него была припасена запасная роль.

– И ах да, дружочек, – вдруг вспомнил Джером, обернувшись к Крейну. – Спешу тебя успокоить: веришь – нет, но я её не трахаю. По крайней мере, в том смысле, в каком ты это имел в виду. Так что давай, скорее подбирай свои завистливые слюни и сглатывай, пока не захлебнулся.

Вырвав из рук Пугала ёмкость с фруктовым желе, Джером зачерпнул его ложкой и погрузил в рот, распробовал и мигом скривился, всучив невкусную закуску обратно парню. От Джонатана послышалось лишь недовольное рычание, а от Джервиса – умиляющиеся смешки.

Что касается этих троих, можно сказать одно: вряд ли вы когда-нибудь встретите людей, столько желающих друг другу смерти, сколько и безмерно нуждающихся друг в друге в своём щекотливом положении. Джером Валеска, Джервис Тетч и Джонатан Крейн – никому из них, будь они вне стен этой тюрьмы, не пришлось бы даже в порядке бреда представлять своё совместное сотрудничество. У каждого из них на Готэм были свои планы, и каждый из них желал стать ключевой фигурой на шахматной доске. Но на что только не идут пытливые умы в борьбе за свободу собственного безумия!

* * *

Дрожь в теле не унималась, наоборот – она проникла в каждый уголок и заставляла внутренние органы чуть ли не выворачиваться наизнанку от конвульсивной тряски. Мысли хаотично бились о стенки головы, создавая гудящий звон. Закипающая в венах кровь приливала к голове и жгла глаза изнутри. Пожар. Лишь так можно было назвать то состояние, которое охватило Викторию Айрис, после того, что ей стало известно пару часов назад. Теперь ей нужно было только одно – ответы.

Ворвавшись в библиотеку лечебницы, куда, к счастью, редко кто заходил, доктор Айрис в холодном поту бросилась к полкам с большими книгами по психиатрии. Она сбрасывала их вниз одну за другой, вслух читая названия на обложках, пока в какой-то момент не натыкалась на тему из нужной ей области. Трясущимися руками она брала книгу, начинала лихорадочно перелистывать страницы, невероятно быстро пробегая глазами по напечатанным буквам, и не находя ответов на свои вопросы, даже не закрывая книгу, просто бросала её под ноги и двигалась дальше по стеллажу. Ничего сейчас не имело значения, лишь её проблема. Лишь её страх упустить собственный рассудок.

– Здесь должно что-то быть. Должно! Что-то, что похоже на мой случай. Я знаю, – говорила она сама себе, переворачивая книги и выкидывая их с полок, и вдруг, наткнувшись на огромный пыльный томик, просияла. – Да, точно! Кажется, здесь я найду то, что нужно! – и, пролистав эту книгу, нервно сглатывая с каждой новой перевёрнутой страницей, Виктория с силой захлопнула её и выкинула в сторону. – Нет! Не то! Это всё не то! Надо что-то другое. Что-то другое... Я найду.

Её тело не ощущало ни усталости, ни потребности в скорейшем спокойствии. Единственным, что сейчас двигало ею, что не давало ей остановиться, прекратить устраивать беспорядок в библиотеке и остудить голову, была слепая убеждённость в том, что в этих стенах где-то на пожелтевших страницах старых книг по психиатрии хранится ответ на душащий её вопрос: почему они с Джеромом видят воспоминания друг друга?

Это уже не сонные галлюцинации. Это больше не просто тревожность, переутомление или стресс. Тому, что с ней происходит, нет ни одного доступного ей разумного объяснения. А какие объяснения ей вообще доступны? Лишь те, что сглаживали реальную картину сотрясающего её кошмара. И Виктория каждой клеточкой своего тела отторгала даже маленькое предположение о том, что она может оказаться... нездорова?

– Нет!!! – вскричала она, яростно пнув гору сброшенных на пол книг, и сдула с мокрого лица прилипшие к нему пряди волос. – Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Здесь нет. Ничего нет! Что за бесполезный хлам! Зачем этой грёбанной психушке вообще нужна библиотека, если тут нет абсолютно ничего полезного?!

Теряя над собой контроль, Айрис гневно топтала ногами книги так, словно это они издеваются над ней два года, словно это они убили её родителей, словно это из-за них она сходила с ума.

Должно быть, она что-то упустила. Нужно проверить каждую книгу ещё раз.

«...Наиболее частыми проявлениями такого психического расстройства как шизофрения являются слуховые псевдогаллюцинации, параноидный бред, а кроме того – дезорганизованность мышления на фоне значительной социальной дисфункции и нарушения работоспособности...»

В глазах всё рябило, словно через её голову пропускали испорченные видеокадры, а в голове раздавались звуки, больше напоминающие радиопомехи. От всего этого начинало тошнить. Так же, как и от раздражающего шелеста страниц и от академических терминов. Но Виктория напрягала глаза и вчитывалась в абзац следующей методички.

«...Эмоциональное неустойчивое расстройство личности зачастую связано с возможностью возникновения аффективных и тревожных расстройств, а также расстройств контроля над побуждениями, таких как нервная булимия, синдрома дефицита внимания и гиперактивности и разного рода расстройств паталогического типа, вызванных в результате употребления психоактивных веществ...»

С десяток книг прошло через её руки, прежде чем она поняла: здесь ей не найти нужной информации. Паникующая девушка начала упрямо вспоминать места хранения большого количества научной литературы. Но далеко ходить не пришлось. Вспомнив о книгах, что хранятся у неё дома, Виктория выползла из-под завалов книг и со всех ног помчалась в свой кабинет, чтобы забрать вещи.

Как она вызвала такси, как добралась до дома и как оказалась в кабинете, уставленном книжными полками, Виктория не помнила. Всё это время она слышала лишь собственное сбитое дыхание и бешенные удары своего сердца о грудную клетку, всё остальное – растворялось в пространстве. Мужа дома не было, и уже хотя бы это должно было поднять девушке настроение. Но, чёрт возьми, до какой же степени ей сейчас было наплевать на него и на его присутствие в доме! Вик ни о чём не думала. Лишь о том, как сильно хочет найти доказательства своей вменяемости. Она ведь... вменяема?

Спустя несколько часов тёмный рабочий кабинет в доме Айрисов, освещённый лишь одним наспех включённым торшером, превратился в тот же свал «бесполезного хлама», что и библиотека лечебницы Аркхем. Виктория вжалась в угол между опустошёнными полками перед хаотично сваленными на пол книгами, поджимала к себе колени и судорожно трясущимися руками обхватывала свою голову. Она перебирала волосы, спутывала их и пустыми широко раскрытыми остекленевшими глазами смотрела перед собой, не решаясь смириться с мыслью о том, что ей ничего не удалось отыскать.

– Я нормальная, я нормальная, я нормальная, я нормальная, – быстро повторяла она, как заевшая пластинка в патефоне, а потом резко ударила по лежащим вокруг книгам, срывая горло в истошном крике. – Так не должно быть!!! Так не должно быть! Не должно! Не должно! Не должно! Не должно!!! Так не должно быть! – голос дрогнул, глотку заполнили слёзы. – Так не... не должно... не должно быть. Так не должно быть. Не должно... Так не должно... Так не должно быть... Так быть... Так не... Так не быть так не быть должно так не должно так не быть не так должно быть не быть так быть должно не должно так не быть не должно быть должно так не должно так быть так должно не так...

Всё вокруг неё растворялось в едком токсичном зелёном цвете. Голова вот-вот норовила лопнуть и забрызгать всё вокруг ярко-красным отчаянием. Ведь только оно сейчас заставляло эту девушку бездумно трястись и отдаваться в объятия паники. Беспомощная, напуганная, задавленная тяжестью собственного отчаяния, Виктория могла лишь беззвучно плакать. Она вышла из строя, но сменных батарей больше не было. В её голове – бардак, который наука объяснить не может. В её жизни – хаос, стремительно убивающий в ней человека и дающий начало какой-то новой сущности. И всё, что у неё осталось, – жалкая надежда на то, что кто-нибудь придёт и спасёт её, ведь сил стоять на ногах с каждым днём становилось всё меньше и меньше. Но если помощь в борьбе с угнетающим её монстром у неё теперь имелась, то помочь ей в борьбе с собственными демонами никто был не в силах. Она это знала. Знала, что никому не сможет раскрыть свою отравленную сторону. Никому, кроме него.

Но именно он и отравил её. Ослепил своим очарованием, заманил своим умом, соблазнил сладкими речами. Только сейчас, больно впиваясь пальцами в своё сырое от слёз лицо, Виктория понимала, что у неё не было другой альтернативы: даже если бы она приложила все свои усилия и с самого начала не поддавалась на провокации Джерома, у неё бы всё равно не получилось устоять перед ним. Рано или поздно она бы даже если и не влюбилась, то определённо точно прониклась бы к нему симпатией. Это был заведомо проигрышный план действий. И вот она проиграла.

А может, Джером прав? Может, действительно, это не стоит того, чтобы паниковать и слёзно биться головой об стену? Может быть, это и есть та самая «нормальность»?..

Сквозь толщу фабрикующихся в голове душных мыслей девушка вдруг услышала посторонние звуки, не похожие на трески в её сознании. Это был телевизор в соседней комнате. Как и когда успела включить его, Виктория не помнила, и сейчас эта мысль стала для неё в какой-то степени отрезвляющей. Чувство реальности начало возвращаться: Виктория огляделась, увидела стены своей квартиры, услышала знакомую человеческую речь, почувствовала в воздухе запах пыли, поднявшейся от перевёрнутых книг, а во рту – пересохший кислый привкус, как после кратковременного дневного сна. Все утерянные в приступе истерии ощущения наконец-то возвращались, но обрушивались на девушку грузом физической боли.

Попытка подняться на ноги стоила ей огромных усилий. Опираясь руками на пустые книжные полки, Виктория встала и выбралась из заваленного книгами рабочего кабинета. Голова гудела, дыхательные пути забились, а к горлу подступала тошнота. Поступаясь вдоль стены, Вик неспешно добралась до гостиной, чтобы послушать телепередачу. Приятный женский голос так успокаивал её, возвращал чуть было не утерянную веру в то, что она всё ещё в себе.

В гостиной было темно так же, как и в кабинете, а свет лился лишь от голубого экрана телевизора, с которого вещал репортёр вечерних новостей. Голос девушки на экране был встревоженным, и Виктория не сразу смогла уловить суть её рассказа. На экране мелькали кадры с полицейскими сиренами, уличными огнями и каким-то автомобилем. Виктория присмотрелась: она определённо знает эту машину, однако сейчас её хорошенько взболтанный мозг не мог отыскать источник этого знания. Оставалось лишь слушать голос репортёра.

«Мы с вами находимся в самом центре событий. Буквально несколько минут назад здесь, на Готэмском мосту Пионеров, произошла ужасная авария. Водитель автомобиля марки «Линкольн» не справился с управлением и выехал на встречную полосу, после чего столкнулся с быстро движущейся фурой. Владелец авто скончался на месте. Полиция пока отказывается давать какие-либо комментарии. Но, как нам уже стало известно, разбившийся автомобиль принадлежал заместителю мэра – Нэйтону Айрису. Мы продолжим вести репортаж с места происшествия и держать вас в курсе событий».

А дальше слушать было уже невозможно: в голове Виктории вновь всё загудело. Что она только что услышала?..