Острая, пятилезвенная бритва скользила по выпяченному подбородку, снимая остатки пены. Медленно растущая щетина — наследство отца — почти не ощущалась под нажимом лезвия, но и её надлежало сбрить: неопрятность была неприемлема. Вытягивая шею до предела, Кёя вновь и вновь водил станком, поглядывал на своё отражение в зеркале и думал. Оставаться долее в рёкане не прельщало его, хотя и в Токио тоже не было работы. Продолжать искать корабль или организованный Мукуро склад с коробочками — бессмысленно. Это лишь банальный размен, в то время как основная цель вновь сместилась. Но даже так Кёя не представлял, куда двигаться. У него вообще не было козырей, а пустое ожидание не вызывало ничего, кроме недовольства.

Бритва вновь прошлась по гладкому подбородку. Всё же стоит вернуться в Токио. «Каникулы» Яурозо скоро подойдут к концу, и едва ли тут есть что ловить. Оставаться нет причин. Даже если Хроме и окажется вне поля его зрения. Хроме… В который уже раз за утро в памяти всплыли события минувшей ночи. Плавные движения бритвы замедлились, и Кёя посмотрел своему отражению прямо в глаза. Но видел он не себя: смятенное лицо, широко распахнутый фиалковый глаз, чёрную повязку на другом, сжатые в испуге плечи, одно из которых столь провокационно оголилось — такую трепещущую Хроме он ещё не знал. Кёя сглотнул. Лезвие дрогнуло, и кольнула острая боль. Отняв бритву, Кёя увидел неровную полоску крови на шее. Смазывая белую пену, она медленно стекала по мокрой, вздыбившейся мурашками коже. Кёя нахмурился и отложил станок на раковину. Что за нелепая оплошность…

Незадолго перед завтраком ему позвонил Тсунаёши. Он сообщил, что с Реборном связаться так и не получилось, но он поручил Варии отыскать Верде. Специальный отряд убийц Вонголы, Вария, мог проворачивать дела и покрупнее, а уж найти кого-то для них было лишь вопросом времени. И, разумеется, желания их босса, Занзаса. Но если Занзас сразу же отказался, то другой, бывший член отряда — более алчный, Мармон — за определённую плату согласился посодействовать. Как один из Аркобалено, он не сомневался, что сможет отыскать другого Аркобалено, Верде. К тому же Мармону было доподлинно известно, что учёный сейчас действительно находился в Италии.

— Уверен, Мармон скоро найдёт его, — говорил Тсуна. — Так что если ты намерен лично разобраться с этим делом, то стоит вылететь в Италию.

Так Кёя и решил. За завтраком он сообщил Хроме о своих намерениях, на что она ответила, что они полетят вместе. Они вместе это начали — вместе и закончат.

Озвучивая своё решение, Хроме старалась вогнать в голос как можно больше спокойствия. С тех пор, как утром проснулась в чужом номере, на чужом футоне и с набором смутных, но очень смущающих воспоминаний, она с трудом смотрела Кёе в глаза. Отдавая дань его порядочности, Хроме была очень счастлива не увидеть Кёю спящим в той же комнате — он встал раньше, оделся и покинул номер. Но даже так, стыд и вина за собственную оплошность долго не давали Хроме покоя, и потому, ставя Кёю перед фактом, что тоже полетит в Италию, она держалась изо всех сил и старательно делала вид, что ничего не произошло. Об этом непростительном промахе нужно было забыть как можно скорее.

Позже Кёя сообщил Яурозо, что они возвращаются в Токио, а дальше — на самолёт. Эта новость немного удивила якудза, но не настолько, чтобы опечалить. Пожелав удачной дороги и плодотворного разрешения всех дел, он простился с ними. И вот два часа до Токио остались позади.

Когда автомобиль въехал на запруженные улицы столицы, движение сразу стало плотнее. Пробки рассасывались быстро, но иной раз приходилось постоять на светофорах. Водитель, обводя скучающим взором багажники соседних авто, то и дело помигивающие красными стоп-сигналами, украдкой зевнул и включил радио. Раз уж всё равно стоять — так хоть с музыкой! Из магнитолы раздалось женское пение, своим тембром больше смахивающее на детское. Молодая и очень популярная группа японских айдолов «Парфюм» исполняла свою песню с говорящим названием «Детское личико».

— О, знаю их, — улыбнулся водитель. — У меня младшая их слушает.

Но его воодушевлённый комментарий не нашёл отклика ни у одного из пассажиров, и водитель быстро замолчал. Вскоре песня закончилась. Зазвучал последний аккорд, и из динамиков раздался голос радио-диджея.

— Это были наши милашки из группы «Парфюм»! Надеюсь, вам они нравятся, потому что лично у меня они вызывают чувство романтики и лёгкости. И кстати о романтике! На календаре второе апреля, да и весна пока что радует своим теплом. Вот-вот в Токио зацветёт сакура, и это чудесное время никак нельзя пропустить! Надеюсь, вы уже обзавелись своей второй половинкой, потому что любоваться цветением сакуры нужно только вдвоём. Но даже если нет — не отчаивайтесь! Быть может, именно это ханами изменит всю вашу жизнь! Ну, а пока ещё есть время, давайте насладимся творчеством уникальной…

Кёя не слушал. Отвернувшись к окну, он посмотрел на улицу: вдоль дороги тянулся ряд невысоких деревьев. Белые почки на них давно набухли и вот-вот обещали распуститься. Сакура готовилась зацвести.

— Ну наконец-то! — выдохнул водитель. — Поехали уже.

Он выключил магнитолу и надавил на газ. Машины потекли вперёд, и пробка стала постепенно разрежаться. Замелькали бликующие стеклом витрины магазинов, под капот убегала белая лента разметки, а Кёя напряжённо смотрел в окно, и мимо него проплывала почти расцвётшая сакура.

Аэропорт Нарита встретил Кёю с Хроме верным Кусакабе и возможностью нового путешествия. Идя по широкому коридору, они посматривали на табло, на которых иероглифы то и дело сменялись английскими названиями.

— Ваш рейс «Токио — Генуя» в этот раз будет с пересадкой в Амстердаме. Он вылетает через два с половиной часа, — внимательно изучая билеты, говорил Кусакабе, то и дело перекатывая бамбуковую тростинку из одного угла рта в другой и обратно. — Регистрацию можно пройти уже сейчас, чтобы быть уверенными, что никаких накладок не случится. Без багажа даже ещё проще получится. Ваши чемоданы ведь не превышают ручную кладь?

Ему никто не ответил, и Кусакабе искоса поглядел на лица обоих. Чутьё подсказывало, что эта лёгкая натянутость между Кёей и Хроме была неспроста, но природная тактичность подсказала ему оставить вопрос до лучших времён. И вот, дойдя до стойки регистрации, все трое остановились.

— Ну, удачи вам, Кёя-сан, Хроме-сан, — вежливо поклонился Кусакабе. — Надеюсь, у вас всё получится. А я, как и договорились, остаюсь в Токио. Если что-то вдруг случится, я с вами свяжусь.

В ответ Хроме кивнула, а Кёя, взяв у Кусакабе билеты, бегло попрощался.

— До встречи, Тетсу.

Затем он подхватил свой чемодан и, тихо постукивая колёсиками, зашагал к стойке. Вежливая девушка-агент проверила билет, загранпаспорт, приклеила бирку к багажу. После Кёи подошла Хроме. Когда регистрация была пройдена, Кёя с Хроме направились в секции досмотра и таможенного контроля. Заходя в зал досмотра, Хроме обернулась: Кусакабе стоял на том же месте и, поймав её взгляд, поклонился. Хроме улыбнулась и тоже кивнула в ответ.

Прошло не более двух часов, когда Кёя и Хроме уже сидели в самолёте. Посадка продолжалась, заходили ещё люди, толпились в проходах, раскладывали свои чемоданы. Наконец объявили взлёт. Молодые стюардессы, точно шарнирные куклы, двигали руками, показывая аварийные выходы. Они надевали спасательные жилеты и, упорно не прикладывая к лицу, учили пользоваться жёлтыми кислородными масками. Кёя не смотрел на их потуги. Хроме тоже не любила подобные инструктажи, но пару раз всё же подняла взор на стюардесс: иной раз жизнь может спасти даже такая простая вещь, как кислородная маска. Не стоит пренебрегать этим инструментом безопасности.

Вскоре самолёт набрал нужную высоту, а на табличках вверху погас знак «пристегнуть ремни». Защёлкали замки. Кто-то из пассажиров поднялся, разминая ноги; ещё несколько направились к туалетам.

Повернувшись к окну, Хроме смотрела на проплывающие облака и закристаллизовавшиеся на внешнем стекле снежинки. Яркое солнце светило прямо в иллюминатор, и иной раз, пролетая над особенно плотными облаками, Хроме видела скользившую по ним тень от самолёта. Но не это казалось самым завораживающим — а пятно радуги, окольцевавшее тень. Жёлтое в центре и фиолетово-красное по краям. Не удержавшись, Хроме прильнула к стеклу и упёрлась лбом, точно любопытный ребёнок, увидавший на дороге соседскую собаку. Радуга пленила её не меньше, чем собачонка непоседливого мальца. Опаляя стекло конденсатом от своего тёплого дыхания, Хроме продолжала рассматривать необычный оптический эффект, когда вдруг сидевший рядом Кёя обратился к ней.

— Вчера ты напилась и отключилась, — резко обозначил тему Кёя. — Подобные вещи для тебя опасны?

— Опасны? В каком смысле?

Хроме отняла голову от иллюминатора; пятно конденсата мгновенно исчезло. Не зная, как реагировать, она обернулась к Кёе. Смущение от упоминания прошлой ночи мгновенно сменилось удивлением, и её глаз широко распахнулся. На щеках выступил румянец, но так же быстро пропал.

— Ты потеряла контроль над своим сознанием. С иллюзиями могло произойти то же самое.

«С иллюзиями?» — буквально читалось на её озадаченном лице. Хроме до сих пор не понимала, о чём шла речь.

— Твои органы, — холодно ответил Кёя.

— О… — Хроме наконец поняла, и разгадка показалась ей странной. — Ну, я выпила не так много. Подсознательного контроля, как правило, хватает. Но… Почему вы заговорили об этом? Хибари-сан, неужели вы не хотите моей смерти?

Кёя покосился на неё. Что за вздор приходит в её глупую голову? Закрыв глаза, он раздражённо фыркнул:

— Будь это в моих интересах, я бы давно её обеспечил.

Поудобней откинувшись в кресле, Кёя расстегнул пиджак, сложил ладони на животе и приготовился дремать. Продолжать разговор он больше не собирался. Поглядев на него, Хроме задумалась. Только что озвученные слова казались колкими, но, как уже случалось прежде, под ними скрывалось нечто более мягкое. Странное тепло этого нечто прокралось в душу и коварно лизнуло её. Хроме улыбнулась.

— Знаю, у вас нет причин волноваться обо мне, но всё равно, спасибо за заботу.

Кёя не ответил, и Хроме была рада этому.

Рейс «Токио — Генуя», в общей сложности продлившийся чуть менее суток, под жидкие аплодисменты измучившихся пассажиров наконец совершил посадку в итальянском аэропорту имени Христофора Колумба. Покинув самолёт, прошагав мимо багажной ленты и пройдя очередной таможенный контроль, Кёя с Хроме наконец вышли в зону терминала, где за ограждающими лентами столпились встречающие. Многие держали в руках таблички, другие переминались в нетерпении — явно ждали родственников. Не планируя встретить знакомых, Кёя с Хроме зашагали мимо ограждений, когда вдруг взгляд врезался в огромную лягушачью голову. Зелёная, с выпученными глазами, похожая на маску детского аниматора — осмелиться носить такой аксессуар мог только один человек. Флегматичный взгляд, шляпа-лягушка на голове, песочно-чёрная униформа Варии — Фран выглядел так же, как в последнюю встречу. В руках у него красовалась табличка с надписью «Вонгола». Стоявший рядом Бельфегор широко скалился: не то в припадке настоящего маньяка, не то насмехаясь над табличкой Франа.

Оценив встречающих, Хроме насторожилась, и даже Кёя не горел желанием подходить. Нахмурившись, он всё же двинулся к ним, и вскоре все четверо без особого удовольствия сверлили друг друга взглядами. Фран, заметив, с каким презрением Кёя покосился на табличку в его руках, капризно протянул:

— Незачем так на неё пялиться. Это была идея Бел-семпая.

— Я сказал тебе держать её. Нечего оспаривать приказы, ши-ши-ши, — глаз Бельфегора не было видно за светлой чёлкой, но его широкая, маньячная улыбка, как и прежде, говорила за двоих. Маленькая корона на его голове тоже сияла красноречием. Глянув сперва на Кёю, потом на Хроме, хотя его взора всё равно никто не увидел, Бельфегор довольно произнёс: — Ну что, мальчики и девочки… Вещички в руки — и в путь. Там машина ждёт нас.

— И Бел-семпаю это обходится недёшево. Парковка в этой зоне дорогая, — растягивая слова, вставил реплику Фран.

Когда вся компания вышла из здания аэропорта, в лицо пахнуло тёплым, сыроватым ветром. Машины на парковке бликовали в лучах розоватого солнца, а вдалеке шумел Генуэзский залив: его синие воды закрыли весь иллюминатор, пока самолёт совершал посадку. Приколотые к причалу, покачивались белые яхты. От воды тянуло свежестью и прохладой, но закатное солнце всё ещё грело. Пройдя к припаркованному чёрному авто, вся компания рассыпалась вокруг машины. Дверца водителя отворилась, и оттуда вышел мужчина в характерном чёрном костюме.

— Приветствую вас, — откликнулся он по-английски. За время столь долгого сотрудничества с японским начальством в виде Савада Тсунаёши и его Хранителей даже водители Варии, как и все итальянцы, недолюбливающие чужие языки, выучили-таки английский. Как-никак, общаться на нём было куда проще.

Багажник машины с громким щелчком открылся, и началась возня с чемоданами. Отвернувшись от этого скучного занятия, Хроме бросила взор на здание аэропорта. Серо-красное, с прямоугольными, чёрными окнами разных размеров, оно напоминало сегментированные фигурки из тетриса, нагромождённые не самой умелой рукой. Однако, отталкивающему внешне, ему всё же было чем похвалиться: большим табло рядом с вывеской. Помимо времени и даты, там отображалась температура. Показывало двадцать один градус.

«Тепло», — подумала Хроме.

Для первых чисел апреля на улице действительно было жарковато. Спину постепенно припекало, и Хроме стянула пиджак. Оставшись в одной рубашке, она поёжилась от игриво-прохладных мурашек. Ещё раз оглянувшись на залив, Хроме с удовольствием вдохнула мягкий воздух побережья. Хорошо… Приятно.

— Позвольте ваш багаж, синьорина.

Хроме обернулась: водитель услужливо протягивал руки к её чемоданчику. Быстро смекнув, что пиджак будет только мешаться, она засунула его в чемодан и, коротко поклонившись, отдала водителю.

Они ехали по теневым, песочно-рыжим улицам Генуи, и машина чуть заметно подпрыгивала на вымощенной камнями мостовой. Мелькавшие мимо дома казались прилипшими друг к другу — настолько тесно они срослись стенами. Какие-то здания являли собой величие прошедшей эпохи, другие же выглядели так, будто их слепили на скорую руку. Дорогие и бюджетные, старые и молодые — соседствовавшие друг с другом дома напоминали мезальянсные, многопоколенные семьи, отличавшиеся друг от друга лишь названиями улиц. Тёмные, чудаковатые, ни капли не современные, с пустыми фасадами и загромождёнными лепниной, но поголовно обшарпанные. Облезшие, потёртые, выщербленные: кто-то называл это «благородной сединой», другие же списывали на банальную халатность властей. Сходились только в одном: культурная ойкумена Земли — «Старый свет» — в этом европейском городке являл себя в первозданной красе. Но машина ехала дальше, и эта самобытная архитектура постепенно оставалась позади.

— Верде обнаружен? — отвернувшись от окна, спросил Кёя.

Бельфегор, извернувшись на переднем сиденье, обхватил ладонями подголовник и, оглядев сжатых в тесноте троих попутчиков, довольно осклабился:

— Мы связались с Мармоном. Он сейчас поднимает свои связи. Скоро найдёт. За деньги этот торгаш найдёт даже прыщик у бегемота, ши-ши-ши.

— Бел-семпа-а-а-ай… — лениво протянул с заднего сиденья Фран. — У бегемотов не бывает прыщиков. У них слишком толстая и прочная кожа. Глупо с вашей стороны этого не знать.

— Зато у тебя она не такая прочная. Если ещё раз возникнешь — с удовольствием сделаю в ней пару дырок, — прошелестел Бельфегор, сжав блеснувший в ладони стилет.

— Вы никогда не любите, когда я с вами спорю. Почему?

— Потому что я принц!

Сидевшая посередине, между Кёей и Франом, Хроме тихо вздохнула. Как и всегда, общение с Варией напоминало визит в психлечебницу. Впереди сидел самолично коронованный маньяк-психопат, слева — флегматичный гений с отсутствующим инстинктом самосохранения, а справа — непредсказуемый, как мина-растяжка, блюститель дисциплины. Разразись меж ними конфликт, и у Хроме было бы больше шансов выжить при взрыве обмотанной вокруг пояса бомбы. Но она давно к этому привыкла. Она вообще привыкла ко многому.

Вскоре машина остановилась. Захлопали двери. В отличие от старинной части города, улицы периферии оказались совсем тёмными, кривоватыми и слишком узкими. Розовый солнечный свет брезжил где-то высоко и едва преодолевал крыши четырёхэтажных домов. Серовато-жёлтые здания хоть и не были старой постройки, но всевозможные граффити, напшиканные неаккуратной рукой любителя, налезающие друг на друга и воткнутые буквально всюду, превращали их в район гетто. Впрочем, даже здесь гуляли люди, хотя на их лицах нет-нет да мелькало беспокойство.

Бросив водителя парковаться, все четверо зашагали через дорогу. Толкнув дверь жёлтого, потрёпанного, пятиэтажного домишки, вывеска на котором гласила «Под крылом у Риччи», Бельфегор вошёл внутрь; остальные двинулись следом. Как оказалось, это было питейное заведение, по нездоровой обстановке и хитрым взглядам посетителей напоминавшее злачный бар.

— Оставайтесь пока тут, — с безразличным видом Фран обернулся к Кёе с Хроме. — Мы сходим к боссу. Когда понадобитесь, мы вас позовём.

— Развлекайтесь! Тут весело, — оскалился Бельфегор, обнажая два ряда белых зубов.

Они с Франом пошли прочь, когда до слуха донеслись слова Франа: «Бел-семпай, под «весельем» вы имеете в виду ту резню, которую вы попытались устроить на прошлой неделе?». В руке Бельфегора вновь мелькнул стилет. «Я говорил о том, как метал в тебя ножи вчера, ши-ши-ши». «Ну, такое веселье у нас каждый день. Довольно банально, Бел-семпай…». И две их фигуры скрылись на протянувшейся к подвалу лестнице.

Когда они ушли, Кёя с Хроме остались в одиночестве. Хроме быстро огляделась: занавески на окнах местами изрешетили дырки, несколько трещин на стёклах залеплены скотчем, на стенах угадывались тёмные следы чего-то плохо отмывающегося. Она бы не удивилась, окажись это кровь. Настороженные посетители явно повидали на своём веку немало перипетий, а деревянные столы, за которыми они сидели — и того больше. В воздухе клубился сизый кумар от дешёвых сигарет, местами настолько плотный, что скрывал лица курящих. Горький, вездесущий — он настойчиво лез в ноздри, вытесняя собой все остальные запахи. Хотелось продышаться или даже откашляться, но это не принесло бы пользы: табачный дым пропитал всё вокруг, въевшись, казалось, в сами стены и став неотъемлемой частью заведения. Бар был старый, очевидно, со своей чёрной историей и не менее чёрной репутацией. Неудивительно, что Вария выбрала его в качестве одного из своих аванпостов.

Хроме продолжала изучать обстановку, но и Кёю та заинтересовала немало. По ушлым взглядам и подозрительному шевелению под столами, он понял, что тут приторговывают оружием или ещё чем покрепче. Наивность — дурная привычка, и Кёя предпочитал знать наверняка, с чем имеет дело. Не говоря ни слова, он двинулся вдоль зала, к арке — там располагались ещё помещения. Вскоре его силуэт исчез за углом. Оставшись одна в первом зале, Хроме присела за барную стойку. Стоять в центре, точно токийская телебашня, казалось глупым.

— Вам чего-нибудь налить, синьорина? — по-итальянски обратился к ней бармен. Из-за его хрипловатого покашливания слова звучали искажённо, но Хроме более-менее поняла.

— Нет, спасибо. Может, позже, — стараясь совладать с языком, ответила она.

Она не собиралась пить, но и сколько ей сидеть в ожидании, она тоже не знала. Вскоре позади раздалось шуршание, нетвёрдый стук каблуков, и на соседний стул взобрался незнакомец. Сверкая поддатым взглядом, он широко улыбнулся Хроме. Запахло палёным алкоголем.

— Какая очаровательная богиня-азиатка посетила наш грязный притон. Красавица, что ты здесь делаешь? У тебя дело к кому-то?

Хроме повернулась, и мужчина увидел повязку на глазу. Его лицо перекосилось, а сам он нервно отпрянул.

— Ничего себе!.. — выдохнул он перегар прямо Хроме в лицо. — Это кто тебя так разукрасил? Небось, переспала не с тем мафиози?

— Не думаю, что могу быть вам полезна, — едва заметно скривившись, ответила Хроме заученной фразой. Такая реакция окружающих её давно перестала задевать.

— Ну, может быть, и можешь… — алкоголь стёр первый шок, и бандит похабно улыбнулся. — С таким лицом, конечно, твою фотку в рамочку не поставишь… Но я знаю развлечения, в которых лицо не важно.

Хроме напряглась. Этот дурно пахнущий диалог, пусть и понятный только наполовину, начинал раздражать, но как отвязаться от пьяного хама, Хроме не знала. Бандит же, заметив, что его просто-напросто игнорируют, повысил голос. Кое-кто из посетителей повернул голову.

— Эй! Ты меня слушаешь вообще? Если ты одна, пойдём со мной. Тут в двух шагах дешёвый отель. Там мы и…

— Сожалею, но не смогу вам помочь.

Хроме потянулась встать, как вдруг бандит громко выкрикнул:

— Эй, куда?!

Дёрнувшись к Хроме, он с силой рванул воротник её синей рубашки. Три оторванные верхние пуговицы стукнулись о столешницу и с тихим перезвоном посыпались на пол. Хроме вздрогнула. Испугавшись, она стянула рукой края рубашки. Будь на ней пиджак, можно было бы прикрыться, но он вместе с остальными вещами покоился в машине.

Хроме накрыла тень. Опасаясь новых напастей, Хроме порывисто оглянулась: позади возвышался Кёя. Жёсткий взгляд и давящее молчание — он явно был в дурном настроении. Не говоря ни слова, резкой подсечкой Кёя сбил стул, на котором сидел бандит. Взмахнув руками, тот грохнулся на пол. Удар ногой в живот — и бандит истошно застонал, корчась и сгибаясь пополам. Уткнувшись виском в грязный паркет, он старался поймать ртом воздух, но вместо этого только хрипел и пачкал слюнями пол.

— Пошли, — скомандовал Кёя Хроме.

С красным от волнения лицом, мёртвой хваткой сжимая края ворота, Хроме поспешила следом за Кёей. Широкими шагами он направлялся к лестнице, а она боялась отстать. Миновав пару ступенек, Кёя обернулся, окинул хмурым взглядом порваную рубашку Хроме. Без возможности прикрыться пиджаком, она выглядела слишком… неприемлемо. Раздумывая всего ничего, Кёя стянул собственный пиджак и одним небрежным жестом набросил Хроме на плечи.

— Прикройся.

Затем он отвернулся и вновь стал спускаться по лестнице. Удивлённая его поступком, Хроме сперва замешкалась, но потом укуталась пиджаком по самое горло. Широкий, просторный, мужской — он обернул её, точно коконом. Хроме лихорадочно втянула носом воздух: терпкий запах одеколона защекотал где-то внутри. Знакомый.

Первым, кого увидели Кёя с Хроме, войдя в подвал, оказался Скуалло. Очень высокий, худой, с длиннющей копной кипенно-белых волос, капитан Варии, как и всегда, привлекал к себе всеобщее внимание. Стоя в центре тёмного помещения, он казался самым ярким пятном в этом полумраке. Обернувшись к непрошенным гостям, Скуалло гневно зыркнул на них и во всё горло заорал:

— Вро-о-ой! Какого чёрта вы вошли без разрешения! Вам же сказали ждать снаружи!

— Снаружи они, судя по всему, ждать уже не могли, — насмешливо прошелестел Бельфегор, кивнув на обёрнутую в пиджак Кёи Хроме и на самого Кёю, лишённого пиджака. — Похоже, у них вообще с терпением проблемы.

Пошлая шутка понравилась Скуалло, и он довольно хохотнул. Даже подпиливавший ногти в дальнем углу Луссурия не удержался от деликатного смешка. Не смеялись только Фран, обнявший спинку своего стула и флегматичным взглядом изучавший гостей — вопросы сексуального характера его не волновали. И Занзас. Глянув на Хроме, тот прищурился и отпил виски. Но и его вопросы секса сейчас не интересовали. Сидя в глубоком кресле в дальнем углу, босс Варии прожигал взглядом Вонголу. За столько лет он так и не простил того, что главой семьи стал не он. Ненависть к отцу, ненависть к Савада Тсунаёши, ненависть ко всем тем, кто связан с Тсуной, всё ещё горела в его сердце. Она больше не сжигала его дотла, но питала. Так и не простив, Занзас всё же принял. И теперь ненависть стала настолько неотделима от него самого, что, загаси её кто-нибудь, и от Занзаса останется лишь оболочка. Оболочка и пристрастие к спиртному. Что поделать: костяк нынешней Вонголы составляли разные люди, и стержни у них были совершенно разные. Савада Тсунаёши зажигал пламя кольца своей решимостью, Хибари Кёя — раздражением, Занзас — ненавистью. Такие разные, но все трое необычайно сильные.

— Итак. Вы уже прилетели, — карие глаза Занзаса смотрели тяжело и гнетуще.

— Нам нужен Верде. Вы нашли его? — на Кёю не давили ни харизма Занзаса, ни его вечно отвратное настроение. Последним Кёя и сам частенько отличался.

— Что за борзое нетерпение! — вместо Занзаса выкрикнул Скуалло. — Мы обещали, что отыщем его, значит по-другому и быть не может! Что ты молчишь, босс?! Вон, Леви уже разговаривает…

— Заткнись, мусор, — испепеляющий взгляд Занзаса полоснул по Скуалло. — От тебя слишком много шума.

— Вро-о-ой! Чёртов босс!

Пока разгневанный Скуалло размахивал мечом — протезом вместо правой руки, который злачность бара позволяла не снимать, — с удовольствием наблюдавший за ними Бельфегор тихо прошипел:

— Ши-ши-ши. Скуало опять ведёт себя, как идиот. Но, вообще-то, он хотел сказать, — Бельфегор повернулся к Кёе, — что сейчас Леви разговаривает по телефону с Мармоном. Кажется, этот торгаш раздобыл-таки адрес Верде.

В подтверждение его слов дальняя дверь отворилась, и оттуда вышел последний член Варии — высокий и смуглый Леви-а-Тан. Изо всех сил стараясь сделать умное выражение лица, он подошёл к Занзасу и бодро отрапортовал:

— Как вы и думали, босс! Мармон нашёл того учёного. Вот, — и Леви протянул Занзасу клочок бумаги с написанным карандашом адресом.

Без интереса пробежавшись глазами по строчкам, Занзас точно так же незаинтересованно вернул бумажку Леви.

— Отдай им, — кивнул он в сторону Кёи с Хроме.

Вытянувшись струной, Леви поклонился и широким шагом направился к гостям. Передав записку Кёе, он отошёл в тень, но его высокая, мощная фигура даже оттуда нависала шкафом. На этом и без того скупые переговоры казались оконченными, и Кёя развернулся уходить.

— Хибари Кёя, — раздался в спину низкий голос Занзаса, нагнетающий, точно заточённая в недрах земли магма. — Савада Тсунаёши, — его карие глаза сузились, губы с отвращением изогнулись, — ещё не сдался?

Кёя обернулся и пристально посмотрел на босса Варии. По его лицу скользнула улыбка.

— Ты его недооцениваешь. Этот зверёк никогда не сдаётся.

И Кёя зашагал прочь. Хроме же, за время всего разговора так и не открывшая рта, поспешила следом.