Рэй сдавлено дышит жабрами сквозь сомкнутые на шее пальцы холёные. Норман улыбается криво, и ярко-голубые глаза светятся, как у тех выдуманных андроидов из фантастических книжек в библиотеке. Как Рэй и Норман в Благодатном Доме, сам Люцифер нашёл приют в обличии белоснежного посланника небес.
Они мчатся наперегонки к деревянному совсем крошечный с такой высоты, да, Рэй? домику, набегавшись среди теней стволов и ободрав все коленки в кровь — мама, конечно, будет очень сердиться, но Рэй отмахивается, убеждая в сотый раз: «забей, мне она всё равно ничего не сможет сделать».
— Ты козырь, да? — Норман понимающе кивает и заправляет за аккуратненькое ушко прядку, которая топорщится подобно дьявольскому рогу. Россказни о «сыне матери» ему давно известны. Из первого источника. — А раз я с тобой, и мне бояться нечего.
— Как и Эмме.
Глаза Нормана каждый раз загораются от любого упоминания рыжеволосой девочки — она правда ему очень нравится, с её решимостью, невероятной физической подготовкой и упорством она напоминает ему саму Веру, что рука так и тянется к её уху, во имя одной только фразы всё хорошо. Рэй тревожно глядит из-под чёлки, сверкая глазом, пока Норман давит на передатчик в его теле: больно, очень больно, Рэй терпит, пытается прочитать хоть что-то в экслибрисах, отражённых на дне зрачков Нормана; книжные переплёты пестрят шифрами и непонятными до сих пор увы, такое случается, Рэй, не тревожься, мы найдём выход словами.
— Ты мне так нравишься. — Улыбка кривит по-ангельски бледные скулы. На фоне звучит тревожная колыбельная скрипки, и свечи разом потухают от дыхания обжигающе ледяной фигуры. — Будешь моим шпионом?
Рэй тычет пальцем в непристойности, которые только уродуют ладони, а Норман плавится воском, стекает в опустевшую тарелку, лезет сквозь замочные скважины, просачивается через решётки на окнах: он везде, грозится окаменелыми особняками, разлагается вроде-как-я-умер в огромной фарфоровой чашке, на стенках которой написано: «Тебя отравили». Рэй давится чаем и понимает, что горло обожжено насовсем — скрипки уже не скрипят навязчиво.
Чем только его ни кормит Норман, Рэй всё равно терпеливо глотает и ещё удивляется, как же удаётся снова и снова быть обманутым тем, кто никогда, собственно, и не лгал. Просто не рассказывал правды.
— В этом мы похожи, Луч.
— Я Рэй, дурак, — Рэй не ведает других ругательств, а фарфоровый мальчик ещё не предоставил любезно знания обо всём сущем на земле. Рэй всего лишь простой смертный, ему не присущи Рассуждения о Мировой Войне или иронически скорбные бренчания капель по стеклу; Рэй слишком тёмный для солнечного света, и потому прячется в тени дерева, уткнувшись в книгу о кораблестроении. Норман беззвучно рассказывает о своём сказочном (как и подобает всяким выдуманным принцам) плане, напоказ пялится на механизмы и шестерёнки часов в руке. Цепочка рвётся.
— Ты надежда.
Поцелуй растапливает первые снежинки с носа, Норман немного промахивается и угождает рукой прямо в дыру между рёбрами Рэя — тот хрипит от пронзающей боли. Ветер срывает последние страницы из книги, носившей номер 22194. Норман смотрит в бездну позади Стены, буквально тает под жестоким солнцем, а то, что остаётся, — обугленный скелет с проросшими в лёгких розами мёртвенно красными, — свидетельствует о том, что Норман был вовсе не посланником Бога.
Противоположности в его разрезанном наполовину корнями цветов лице срастаются во что-то безобразное, уродливое, что Рэй выдыхает лишь «охуеть» на прощание. Потасканная белая форма пачкается так легко, особенно если ты покарябал до мяса коленки оградой. Норман щурится в свете икон, нарисованных детьми до пяти лет, и строгий костюм шелестит складками новенького пиджака.
— Всё хорошо, продолжай улыбаться, Эмма, — голос звучит странно под искривлением дверных рам. Эмма содрогается в рыданиях, не догадываясь даже об ангелах порочных, и о скелетах в шкафу, и о том, что вообще зовётся обманом и семьёй («одно и то же, верно, Рэй?»). — Прошу, никогда не теряй Надежду.
Рэй вздрагивает и просыпается в казалось бы холодном поту. Дьявол совершил суицид, спрыгнув с пьедестала кукушки в настенных часах. Полночь. Пятнадцатое января.
Рэй поливает себя маслом и смеётся, готовый покаяться, как только поднимется по лестнице, уходящей вниз. Прямо во владения бледного со страху Люцифера.