"Maledictus, Donum libas

Inficimur, Maledictus bestia

Sanguine!"

Hail The Nightmare, Bloodborne OST

    Целебная кровь медленно, капля за каплей перетекает из флакона мутного стекла в моё тело. Руку слегка саднит. Никогда не любил медицинских процедур и лекарств. Но плоть слаба и вынуждает идти против желаний. Потолок теряется в тёмной вышине. В воздухе разлит дурманящий аромат благовоний. До слуха доносятся смутные отголоски торжественного гимна на высоком языке. Не хочется смотреть по сторонам. Шея будто налилась свинцом. Да и зачем смотреть на страдальцев вроде меня? Душно. Тяжёлый запах ладана забивает лёгкие, кружит голову. Не могу расслышать разговор пациента и медсестры. Словно тяжёлая подушка на лице. Кровать слишком мягкая. В ней тонешь, как в море. Разве такие койки ставят в лечебницах? В больнице моего города кровати походили на тюремные нары. Может быть, я уже дома? Сейчас повернусь, и увижу за окном старую яблоню, на которую лазал в детстве. Лунный свет тихо струится сквозь листву...

    Боль от торчащей в вене иглы — ориентир в мире полумрака и неразборчивых отзвуков. Благодаря ей я вспоминаю, что по прежнему в храме Церкви Исцеления. Да. Я всё еще в Ярнаме. В любом случае, я не мог вернуться так быстро. Я оплатил расширенный курс. Благо проценты от вложенных в добычу угля капиталов позволяют. Уголь словно золото. И блестит, и ценится. И манит к себе. Как и кровь. Кровь? Почему я подумал о ней? Не могу вспомнить. Всегда боялся крови. Но болезней и смерти боюсь больше. Тот старик обещал, что после курса вливаний крови я больше не буду болеть и проживу больше века. Так под контрактом появилась моя подпись. Не хочу больше болеть. Не хочу умирать. Надоели боли, надоели бесполезные лекарства и ещё более никчёмные жалостливые взгляды родственников.  

    Ярнам красивый город. Слишком мрачный и вычурный, по моему вкусу, но красивый и запоминающийся. Жители нервные, подозрительные и необщительные. Может быть, влияет местный климат? Но с деньгами везде хорошо.

    Здесь завораживающая луна. Можно смотреть не отрываясь.  Бледная красавица поёт чарующую песню. Может быть, даже здесь, если прислушаться, можно уловить призрачное эхо лунной музыки.

— Господин Араго, процедура окончена, — вырвал меня из пучины дрёмы мелодичный женский голос. — Не шевелитесь, я выну иглу и наложу повязку.

    Медсестра, болезненно худая женщина с длинной шеей и безвкусной заколкой в волосах, отсоединила меня от флакона с кровью. Чувства прояснились, и дремота ушла, как застигнутый врасплох непрошеный гость. 

— Я свободен? — бодро поинтересовался я, расправляя рукав.

— Завтра в девять осмотр, — улыбнувшись одними губами, ответила медсестра. — Нужно же проверить, подействовала ли кровь должным образом.

    Встав, я направился к выходу. По обеим сторонам — кровати с пациентами. Да, у Церкви Исцеления дело поставлено на широкую ногу. Миновав винтовую лестницу и длинный коридор с множеством высоких дверей, я присоединился к кучке людей, ожидающих сопровождающего. По непонятным причинам гостям города запрещали ходить по Соборному округу без сопровождающих. Я не протестовал. Их город, их порядки. Я скоро уеду отсюда. 

    Навстречу мне вышел полный седой мужчина с уродливым выростом на щеке.

— Когда придут церковники? — бесцеремонно прошамкал он.

— Простите, откуда мне знать? — раздражённо бросил я. 

    Старик отвернулся и заковылял к остальным. Вздохнув, я оглядел холл и побрёл к стоящей у одной из дверей лавке. Помпезное оформление зала, слабое освещение и уродливые скульптуры по углам давили на нервы. Кто изваял эти статуи? Чьё больное воображение породило эти кощунственно гротескные формы? Помассировав лицо, я заставил себя собраться. Всё хорошо. Мне нет дела до каменных уродов. 

    Сопровождающие не появлялись. Я откинулся на спинку лавки и постарался расслабиться. Я наконец-то здоров. Впереди долгая и успешная жизнь. Надеюсь. По возвращению надо будет попробовать прокрутить сделку с угольной компанией и увеличить свою долю в деле. Спрос на уголь растёт, и я смогу отлично заработать. 

    От приятных мыслей меня отвлёк скрип приоткрывшейся рядом двери. Говорившие, мужчина и женщина, явно сердились друг на друга.

— Витус, в который раз, — раздражённо сказала женщина. — Почему вы всегда распознаёте порченную кровь уже тогда, когда она введена людям?

— Мария, — прорычал мужчина, — вы отлично понимаете, что поздно искать виноватых.

— Я отлично понимаю, что из-за вашей преступной беспечности в очередной раз погибнут люди, — яростно прошипела женщина, видимо, окончательно выйдя из себя. — На наших руках столько невинной крови, что всех нас следовало бы сжечь живьём.

— Мария, — выплюнул мужчина. Из-за двери выглянул край тёмного пальто. — Успокойтесь уже, здесь рядом посторонние. А вами, между прочим, недоволен Лоуренс.

— При всём моём к нему уважении, я должна в очередной раз сказать, что считаю все его последние решения ошибочными, — спокойно начала женщина. После небольшой паузы она продолжила, и в её голосе прозвучала горечь. — Мы все зашли слишком далеко. Лоуренс этого не понимает. Никто не понимает. Надеюсь, погубленные нами люди в этот раз не будут сильно мучиться. 

    Из дверного проёма быстрым шагом вышла высокая светловолосая женщина в элегантном пальто и исчезла в коридоре, по которому несколько минут назад я покинул процедурную. Меня не на шутку удивил висевший на её поясе обоюдоострый клинок: словно шашку соединили с кинжалом в рукояти. Никогда не видел ничего подобного. Впрочем, я в оружии не разбираюсь. Следом за ней выглянул мужчина в потрепанном плаще и тут же скрылся вновь.     

    Спустя несколько минут наконец появились провожатые. Мы собрались позади них и покинули храм. Нам предстоял совместный путь через Соборный округ до большого моста, ведущего в центральный район Ярнама. После моста провожатые всегда оставляли нас. Я задумался об услышанном разговоре. Стало не по себе. Я тревожно посмотрел на перебинтованную руку и с замиранием сердца прислушался к внутренним ощущениям. Порченная кровь? Гибель невинных? Что это значит? Пациентам перелили "неправильную" кровь, и теперь они умрут? Мне тоже только что перелили кровь. Что, если я в их числе?! Меня прошиб холодный пот. Затошнило. Ноги стали ватными, голова закружилась. Вот так полечился... Стоп. Никто не говорил, что я в числе обречённых. Мне должно повезти. Мне всегда везло в жизни. В семь лет я провалился под лёд, но меня тут же вытащили, хотя в тех местах редко встречались прохожие. Три года назад меня пытались убить. Пуля пролетела в сантиметре от щеки. Нет, два раза везло, пусть и третий повезёт. Пусть повезёт, пожалуйста. Я же хороший человек, не негодяй какой-нибудь! У меня своё дело есть. Я должен завести семью, вырастить наследников. Удача, умоляю, будь ко мне благосклонна...    Да даже если не повезло! У Церкви Исцеления должно быть средство. Завтра осмотр. Если что не так, меня вылечат. Просто задержимся в Ярнаме чуть дольше. У местных есть лекарства от всех болезней. Те двое говорили о людях, которые просто не обращались за помощью. Занимались самолечением. Не следили за здоровьем. Запустили болезнь. Да, почему нет? Я не такой. Завтра осмотр. Всё будет хорошо. Меня вылечат. Но, вероятнее, со мной и так всё хорошо. Мне повезёт. 

    Пока я тщетно успокаивал себя, наша процессия миновала площадь и спустилась по крутой лестнице к большому мосту. Остальные пациенты во все глаза пялились на монументальную архитектуру Соборного округа. Острые шпили и гордые купола действительно ошеломляли грандиозностью. От апсид* величественных храмов отходили мосты-переходы, висящие в десятках метров над землёй и соединяющие здания округа между собой второй сетью улиц.Город, возведённый кровью. Без чудодейственного кровослужения** этот блистательный архитектурный ансамбль не возник бы. Доходы Церкви огромны. Никто не хочет болеть, все хотят долгой и здоровой жизни. Иные не против продлить её сверх природы. Ходят слухи, что кто-то даже получает через кровь сверхъестественные способности. Церковь делает всё, чтобы сделать кровослужение желанным для как можно большего числа людей, и охотно тиражирует рассказы об исцелениях. Но в эту минуту мне вспомнились другие слухи — слухи, распространения которых Церковь боится как огня. Слухи о невыразимом, всепоглощающем ужасе, рождённом в крови.