Принцесса Аллура знает, что это конец. Она видит, как ее отец, пытаясь следовать пути дипломатии и ища точки соприкосновения, заставляет подданных ненавидеть себя и все, что он делает.
«Мелинор не мучилась, Мелинор не мучилась, Мелинор не мучилась», – шепчет Аллура, спустившись на пол у своей постели. Она отучила себя говорить «мама», чтобы не было слишком больно. Так Мелинор казалась рядовым солдатом, борцом с Империей, кем угодно, но только не королевой этого места.
Отец позволяет этой холодной войне тянуться, свято верит, что его дочь ничего не замечает, но не видит, как из маленькой девочки, потерявшей маму, Аллура становится бойцом, мстящим за Мелинор. И даже если король станет препятствием на ее пути, – она пересилит себя, переступит через руины былого королевства.
– Кем ты стала? – мужчина жестикулирует руками, пытаясь что-то объяснить девушке, а она смотрит на него, слушая каждое слово. В своей голове алтеанка рвет эту речь на маленькие кусочки, словно она написана на бумаге, растирает в пыль, которую хочет рассеять по ветру…
Но ветра нет.
Альфор видит ее взгляд и дергающиеся плечи, физически чувствует ее ненависть, но пытается и дальше играть роль прекрасного отца.
– А кем я должна была стать?
Король всю жизнь видел в своей дочери покладистую девушку, отражение ее матери, и был готов поступить с ней точно так же, как с Мелинор, – продать ее доверие за еще большую власть.
– Мне жаль, – бросает Аллура, делает шаг к выходу из главного зала, скрещивая руки за спиной, а затем смотрит на отца. – Ты попал в их сети.
Принцесса предупреждает, но, верный своей мысли о глупости женщин, Альфор тут же выбрасывает предостережение дочери из головы. Он не замечает, что интриги давно проникли в его дворец, заняли самые темные углы и сплетаются в паутину; не желает понимать, как редко видит собственную дочь. И совершенно не видит страх в глазах Корана.
Он принимает предложение Заркона, решив впустить своего давнего друга в свой мир, уже трещащий по швам. «Ты попал в их сети», – вспоминает он в тот момент, когда видит свою дочь в руках одного из генералов галра. Крик о помощи, крик отчаяния и сожаления заставляет вздрогнуть.
– Ты уже ничего не изменишь, король.
Коран больше не узнает эту милую девушку. Он видит перед собой лишь ком злости и ненависти, видит бойца, что пропускает через себя тонны решений, пускает ручейки крови, что верно превращаются в океан.
Она войдет в историю как одна из самых жестоких правителей.

Принцесса Аллура носит розовый в честь ушедших по глупости, в честь своей матери. Со временем черты ее лица становятся более резкими, но оно по-прежнему выражает лишь спокойствие.
Императрица Аллура жеманно улыбается, присутствуя на казни, чуть поводит рукой, приказывая палачам: «исполнять», а потом возвращается в замок и раздирает собственную кожу, впиваясь в нее тонкими пальцами и истошно крича.
«Мелинор не мучилась – я буду мучиться за нее».
Медленными шагами Аллура идет к разрушению всех близлежащих планет, на которых могут быть галра.

«Что бы я сделал на ее месте?», – этот вопрос Лотор задает себе ежедневно в попытках понять, что же такого случилось с его принцессой.
Жизнь среди алтеан научила принца надевать маски (менять их так искусно, что он сам этого не замечает), сделала лгуном и притворщиком (но этого недостаточно, чтобы каждую ночь не повторять все, что он наговорил буквально вчера). Он вынужден скрываться. Лотора тошнит от этого, от самого себя и всех воспоминаний, в которых императрица все еще предстает союзницей. «Я больше не знаю ее», – убеждает себя экс-принц, рассматривая отражение в зеркале. Кажется, он привык к смуглой коже и лиловым знакам.

– Императрица?
На смену Корану пришла Хира. Молодая генеральша никогда не задавала лишних вопросов, и этим отличалась от других претендентов на должность советника. Она никогда не отпускала ее одну, потому что знала обо всех ранах, слышала крики и замечала, как Аллура меняет легкие платья на закрытые наряды, сверху укрываясь мантией.
Ее плечи растерзаны, кровоточащие раны не заживают, ведь Аллура нарочно их углубляет, отчаянно пытаясь выцарапать из себя юную принцессу, никогда не видевшую мир в мрачных тонах. Некогда нетронутая кожа на ногах теперь испещрена маленькими белыми шрамами. Аллура чувствует, как она умирает, но не так, когда мертво твое тело. Умирает ее душа, медленно и мучительно.
Как когда-то умирала Алтея.

Она была собой лишь однажды.
Сидя на троне своего отца, поджав ноги и обнимая колени, алтеанка пытается прислушаться к словам Хиры, но взгляд ее направлен в панорамное окно, на прекрасный горный вид. Императрица помнит, что стоит подняться, – и ее встретят мягкая щекочущая трава и сладкий запах юниверисов.
«Ты видишь все, но в то же время ничего».
– Хира.
– Да, императрица? – ее советница уже давно молчит, заметив, что Аллура думает о чем-то другом, словно находясь в параллельной реальности.
– Мы можем сходить туда?
Аллура впервые за долгое время смеется, когда трава щекочет ее кожу. Она сбрасывает мантию и избавляется даже от короны. Сколько раз девушка мечтала вернуться к прежнему простому обручу, но столько же раз, подойдя к нему, Аллура отшатывалась - словно металл раскалится в ее руках, и на ладонях останутся уродливые рубцы. А если она наденет его? Он сожжет белоснежные волосы, вопьется в голову, и лоб украсят дорожки не засыхающей крови. И Аллура будет молчать, принимая это как должное, ведь Мелинор...

«Прости меня! Прости! Прости!» – судороги сотрясают тело. Он шепчет, пытается вдохнуть, кусает пальцы, жмурясь от боли. Лотор чувствует, – значит, он все еще жив.
«Нет, так не может продолжаться», – скулит он, вжимаясь в стену. Нет ни притворства, ни уверенности, даже страха. Боль заполняет все его существо, выходя за пределы изменяющейся оболочки. Он маскируется слишком много.
Лотор не был ни алтеанцем, ни галра, всю свою жизнь оставаясь изгоем. Кровь двух враждующих рас подарила ему обширные умения, за которыми скрывалось презрение к самому себе. Но что раздражало больше всего, так это тот факт, что, проводя ненавистные параллели и сравнивая себя с Аллурой, он находил все больше тех совпадений, которые так страстно искал Альфор. Это было смешно – годы исследований и совершенно позабытая дочь.
«Так ведь не может больше продолжаться, правда?»
В голове возникает образ юной принцессы, тихо шепчущей:
– У всего есть конец.
Правление императрицы закончится с ее смертью. Конец собственных скитаний Лотор видит лишь в раскаянии. Его мир трескается, как переполненная чаша, и кипящая от ненависти кровь сочится через эти трещины, прожигая насквозь.
И, что самое страшное, – он действительно горит.

Вид дворца возвращает его в те времена, когда король Альфор устраивал пышные приемы. Это было красиво, циклично, Лотор бы даже сказал – изысканно – и помогало на время забыть о разногласиях и просто расслабиться. Приближаясь к императорской резиденции, Лотор стискивает зубы, сжимая руку в кулак и разжимая вновь. Вдох, выдох. Императрица не любит галра, императрица не любит его, она никого не жалеет, никого не желает слушать...
Стоит ему только спрыгнуть на пол с высокого окна, как вспыхивает красный свет, заставляя оглядеться, – Аллура знает, что он здесь, но она не спешит. Лотор идет без спешки, но дрожит всем телом и кусает губы, стараясь заглушить волнение. Они словно играют в забавную игру, где лед пожирает пламя.
Отец всегда учил Лотора быть быстрым и беспощадным, но сейчас...
Он медленно подходит к двери, ведущей в главный зал. Там Аллура наложит на него вечную епитимью* в обмен на раскаяние в самом его страшном грехе – существовании.
– Мне так жаль, принцесса, – он не позволяет себе взглянуть на алтеанку, падает на колени, продолжая шептать.
Пряди волос спадают на лицо.
Он здесь. Она здесь. Лотор чувствует себя уязвимым, как никогда, и лишь через несколько добошей позволят себе шевельнуться.
– Почему ты… – единственный вопрос, занявший сознание императрицы так давно, что она уже не помнит, когда это случилось. – Почему ты не сбежал от моей тирании? Почему остался здесь, скрываясь среди алтеан?
Он все это время оставался так близко...
Галра жестоки, им нельзя доверять. Аллура находит забавным, что Альфор, говоря то же самое, допустил убийц в свои покои. Жизнь кажется игрой, и теперь настал черед императрицы делать ход – и она отрицает пощаду.
Комок в горле порождает желание вырвать собственную трахею. Лотор слышит ее рваное дыхание, не видит, как слезы, стекая по щекам, падают на пол и разбиваются, но догадывается, почти слышит, как императрица ломается.
«Не позволяй себе плакать, девочка, – думает он. – Больше никогда не позволяй».

– Хира, оставь нас с принцем наедине.