Вот уже почти пару месяцев Двалин и Дис строили новые для себя отношения, и вскоре, не без помощи двоих принцев, была назначена свадьба. Поскольку хотели, чтобы и Торин, и остальные могли на ней присутствовать, было решено праздновать ее в Эреборе. Значит, только по возвращении домой. Пока же двоим влюбленным оставалось лишь проявлять подобающие в подобных случаях знаки внимания и этим довольствоваться. Вот-вот Ирэйн предстояло родить, так что порядком соскучившиеся за сородичами гости Синих гор не могли дождаться, когда наконец можно будет отправиться в обратный путь. Родов ждали с нетерпением, но и отъезд ждали не меньше.

Глядя на Двалина с Дис, Тауриэль не могла ни радоваться. Она была довольна собой, но еще больше она радовалась, что теперь двое ее близких наконец-то счастливы и спокойны. И Кили был в их числе. Сам того не понимая, он стал заметно благодушнее, будто беспокойство за мать более не давило на его плечи: оно и немудрено — теперь было кому о ней позаботиться. Единственное, что немного смущало Тауриэль в последнее время, — так это то, что вечерами Кили отказывался разделить с ней постель. Урожденная дочь Эру к подобным вопросам относилась весьма сдержанно, но вот в гноме такая перемена казалась странной — если не сказать настораживающей. Кили ничего не заявлял: просто каждый раз он мягко, но непоколебимо уходил от разговора. Тауриэль терялась в догадках, но настаивать не решалась.

Осенние сумерки опустились довольно быстро. Тауриэль отложила книжку, которую до этого лениво пролистывала, когда в комнату ввалился ее супруг.

— Ух, прохладно нынче по ночам становится, — поежившись, произнес Кили.

— Если будешь продолжать ходить в легком плаще, заболеешь, — откликнулась Тауриэль, вальяжно пожав плечом. — Это нас, эльфов, простуда не берет, а вот вы, гномы, уверена, ей подвержены так же, как и люди.

— Где это ты видела простуженного гнома? Вот еще! Скажешь тоже… И вообще, — Кили скинул на пол жилет и уверенным шагом двинулся к жене, — ты неправильно отреагировала на мои слова. Я тебе намекаю-намекаю, что было бы не лишним согреть мужа в теплых объятьях, а ты о какой-то простуде рассуждаешь.

В ответ Тауриэль лишь недоуменно посмотрела на него, не решаясь высказать мысли вслух. О чем это он? Сам же избегал близости последнее время. Но времени на раздумья ей не дали: подхватив ее на руки, Кили опрокинул свою ношу на кровать, тут же нависая сверху.

— Ну ты чего? — видя, что что-то не так, разочарованно протянул гном.

— Тебя не понять, Кили, — глядя снизу-вверх на отразившуюся на его лице смесь эмоций, ответила наконец Тауриэль. — То несколько дней подряд ты темнишь и явно избегаешь этого, а потом ты ни с того, ни с сего не даешь мне прохода? Что случилось?

— Ах, ты об этом, — накатившее было волнение тут же как рукой сняло, и Кили виновато улыбнулся: — Прости меня, любимая. На то были причины. Но ты даже не представляешь, как тяжело мне было лишать себя близости с тобой!

— Но что произошло? Почему…

— Вот почему.

С этими словами Кили стянул с себя рубашку, демонстрируя обнаженные торс, грудь, руки, плечи. А вот с последними все было не так просто… Тауриэль даже замерла, с любопытством разглядывая две татуировки, кругами оплетающие оба плеча гнома. Одинаковые узоры причудливо повторяли друг друга, и если внимательно присмотреться, то можно было прочесть запечатленное ими слово.

— Просто, татуировки не делаются за один день, — стал пояснять потомок Дурина. — Точнее, я настаивал, но мне отказали. Сказали, сначала одну, а через неделю другую. Еще и после этого нужно некоторое время, чтобы тело зажило. Вот и пришлось ждать. Показывать раньше я не стал — хотел сюрприз тебе сделать.

— Да уж, сюрприз удался, — очарованно водя пальцами по черной вязи, проговорила Тауриэль. — А что означает это слово? Оно ведь одно и то же на обеих руках, да? Khahay… Это ведь на Кхуздуле, верно? Что это?

Кили загадочно улыбнулся с видом того, кому известно больше других. Но сразу сдаваться он был не намерен — хотелось растянуть удовольствие.

— А ты угадай. Есть предположения?

— Откуда же я могу знать? — Тауриэль заерзала под ним, как бы намереваясь встать. — Нечестно пользоваться своим превосходством в знании языка. И если ты не скажешь сам, я отныне буду общаться с тобой лишь на синдарине — вот и гадай потом, упрямый гном, что я тебе такого наговорила!

— Ладно-ладно! Твои угрозы страшны, грозная кхалам! — Кили едва сдержался, чтобы не рассмеяться окончательно. Заметив это, Тауриэль предприняла полноценную попытку выползти из-под него, но юноша не дал ей это сделать. Покрепче перехватив свою «добычу», он лишь ниже навис над женой, чтобы почти в самые губы выдохнуть: — Там написано «Семья».

Один короткий поцелуй не позволил Тауриэль ответить, но в следующее мгновение Кили уже скатился с нее, чтобы довольным собственной выходкой сесть рядом.

— Семья? Там написано «семья»?

— Да. Все так просто. Не веришь?

— Верю, только… — Тауриэль приподнялась на локте и с любопытством посмотрела на мужа, — только как-то это сентиментально для тебя.

— Сентиментально? Откуда слово-то такое взяла? Может быть, для эльфов подобные вещи и выглядят сентиментально, но ты не найдешь ни одного гнома, для кого бы семья и ее значение не было бы священным! И нет ничего предосудительного в том, чтобы лишний раз дать понять окружающим, насколько эта вещь для тебя ценна.

Кили с усилием выдохнул, будто на одном дыхании выпалил эту пламенную речь. Несколько секунд Тауриэль смотрела на него, а потом ее лицо осветила теплая улыбка.

— Знаешь, а ты мне теперь кое-кого напоминаешь. Догадайся кого…

— Да ну тебя! — быстро смекнув, Кили запротестовал. — Вот я знал, знал, что у тебя к Двалину какая-то симпатия! Как чувствовал!..

— Чувствительный ты мой, — Тауриэль сверкнула призывным взглядом исподлобья, — ты ведь мне кое-что задолжал. И раз уж ты сам напомнил об этом, пора возвращать долги.

Гном хищно ухмыльнулся, медленно потянувшись к лежащей эльфийке.

— Это я всегда готов.

Холодная вода приятно бежала по лицу, стекала с волос, освежала, придавала бодрости после чересчур короткого сна. Фили еще раз зачерпнул горсть ладонью, когда родной голос заставил его отвлечься от утренних процедур.

— Что случилось? Ты как-то неважно выглядишь, — осмотрев встревоженное лицо Ирэйн, Фили поспешно выжал волосы и приблизился к супруге.

— Я не уверена, но мне кажется… что вот-вот начнется.

— Что начнется?

Девушка окатила его красноречивым взглядом, и в следующую секунду гном уже с трудом силился унять сошедшее с ума сердце.

— Что, уже?! Но ведь все еще спят…

— Фили, малышу безразлично, кто там и где спит. Он явно хочет появиться.

— Так, ясно… тогда я… тогда ты…

Фили старался собраться с мыслями, но те, казалось, испугались не меньше его самого и потому никак не желали приходить. Лихорадочно осматривая пространство вокруг, периодически возвращая взгляд к своей жене, Фили чуть с ума не сошел, даже понятия не имея, что должен делать.

— Фили, отведи меня наверх, а потом позови остальных. Позови свою мать.

— Да, конечно… Пойдем, — поддерживая Ирэйн за плечи, он аккуратно повел ее обратно в спальню, краем глаза видя, как иной раз она сгибается, придерживая руками живот.

Едва только роженица оказалась в постели, как Фили стремглав понесся прочь. А через пару минут уже весь дом стоял на ушах. Новость разлетелась со скоростью лесного пожара, и теперь все обитатели жилища Герты, быстро накидывая одежду, спешили оказать посильную помощь.

— Ну как оно? — на ходу запахивая халат, в комнату влетела Дис. Увидев скорчившуюся от боли Ирэйн, она еще немного понаблюдала за ней, а потом, уперев руки в бока, произнесла: — Так, все вон отсюда. Фили, сынок, ты знаешь, что мне понадобится, — я тебе говорила. Неси, а потом уходи отсюда.

— Уже бегу.

— Думаю, я смогу помочь, — скручивая за спиной мешающие теперь волосы, откликнулась Тауриэль. — Эльфийская медицина может немного снять боль.

— Хорошо, давай.

— Тауриэль, если ты меня избавишь хотя бы от доли этих вспышек боли… я твоя должница, — кривясь от очередной схватки, выдавила из себя Ирэйн.

— Я это запомню, — сквозь волнение улыбнулась эльфийка, после чего громко крикнула: — Кили, принеси мне с кухни горячий чайник, связку сушеной черноплодной рябины и что-нибудь, в чем можно ее заварить!

— Будет сделано! — и Кили, громко топая, помчался вниз.

— Я тоже помогу нашей роженице, — от этих слов Герты Ирэйн стало по-настоящему страшно, но, увидев ее реакцию, Тауриэль решила взять гномку на себя.

— Давайте, Герта, вы поможете мне приготовить отвар?

— Ну вот, милая, — Дис как можно ближе подошла к кровати Ирэйн, — а теперь постарайся расслабиться.

Пока Фили в окружении родных и близких мужского пола сидел за дверью, он успел вспомнить всю свою былую жизнь, все свои ошибки и прегрешения, все свои радости и удачи, все подвиги, провалы и передряги — словом, все то, к чему он непосредственно приложил руку. Он точно знал, что в те разы все зависело от него, но сейчас, захлебываясь от страха и неведения, он понимал, что никак не может помочь. От него нынче ничего не зависело, и это пугало еще сильнее.

— Не бойся, — сжав будто окаменевшую ладонь брата, попытался ободрить его Кили. — Ты же помнишь, как Тауриэль рожала? Я тогда тоже чуть не поседел, но ничего же, жив! Так что и у тебя все будет отлично.

— Кили прав, Фили, — откликнулся Двалин. Вояка выглядел почти что спокойным, хотя неисчезающая складка между бровей выдавала его потаенную тревогу. — Тут от тебя ничего не зависит, так что просто поверь в своих близких. Уверен, Дис с Тауриэль сделают все, что в их силах, чтобы помочь Ирэйн.

Фили согласно кивнул, хотя на самом деле даже не расслышал конец фразы — настолько он был взволнован.

Минуты тянулись друг за другом, перерастая в часы. Кили пару раз спустился на кухню за какой-нибудь снедью, но еда отказывалась лезть в рот. В итоге хлеб с вяленым мясом так и лежали рядом на столике, нетронутые.

— Слушай, что-то Ирэйн стонет не переставая… — с опаской поглядев на брата, заметил Кили.

Двалин посмотрел на обоих учеников, но ничего говорить не стал. Он тоже уже порядком устал волноваться, и теперь даже такой бывалый воин, как он, чувствовал себя выжатым и обессиленным. На Фили же вообще смотреть было страшно. Несмотря на измотанность, юноша напоминал комок нервов, лишь последний час впавший в некий ступор. Казалось, дотронься до него, и он просто рассыплется на куски.

Неожиданно крики за стеной прекратились. Эта тишина показалась гномам истинной вечностью; мгновения замерли, остановились.

— Что там? Что случилось? — подскочив со стула, прошептал Фили.

— Не знаю, может быть… — но фразу Кили прервал звонкий шлепок и последовавший за ним детский плач.

В этот момент затекшие ноги Фили не выдержали, и он едва удержал равновесие, не веря в собственное счастье. Но не успел он распробовать вкус ликования, как дверь комнаты тихо скрипнула и начала отворяться. Сердце снова замерло, боясь чего-то худшего, поэтому, когда на пороге возникла Тауриэль, Фили не знал, как реагировать: то ли радоваться, то ли опасаться.

— Ну как там? — стараясь не смотреть на все еще измазанные розоватой кровью руки жены, спросил Кили.

— У тебя сын, Фили, — улыбнулась Тауриэль.

Сказать, что старший наследник Дурина был не в себе — значит ничего не сказать. Фили застыл, осмысливая весть. Он пытался понять, поверить. Но это длилось лишь пару секунд. Будто очнувшись, он подлетел к Тауриэль, стремясь заглянуть внутрь спальни, но она не пустила его.

— Погоди немного. Мы вас позовем, когда можно будет.

Это новое вынужденное ожидание показалось Фили еще мучительней предыдущих часов. Он испещрил все пространство перед дверью невидимыми следами, прежде чем та снова открылась.

— Проходи.

На негнущихся и едва чувствующих опору ногах гном вошел внутрь и направился к кровати, на которой лежала Ирэйн. Кровавые простыни, тряпки и воду убрали, и теперь обстановка больше не пугала, да и роженица выглядела почти что довольной. Даром что очень уставшей. Капли пота все еще блестели на ее лице, но то, с каким упоением она прижимала к груди сверток с маленькой жизнью, будто отрицало все те мучения, что ей пришлось вынести.

— Как ты?.. — не зная что сказать, откликнулся Фили.

— Жить буду, — вымученно усмехнулась Ирэйн. — Лучше вот, глянь…

Дрожащими руками Фили взял сверток, откуда на него маленькими голубыми глазками взирало новорожденное чудо. Младенец уже перестал плакать и теперь спал. Но именно в тот момент, когда отец взял его на руки, малыш будто почувствовал, что самое время проснуться. Так эти двое и смотрели друг на друга: знакомясь и удивляясь одновременно.

— Поздравляю, братец! — приобнял за плечи новоиспеченного родителя Кили. — А он похож на тебя — такое же добродушное лицо.

— Добродушное? — Дис, вытирая руки, со знанием дела усмехнулась. — Вот придет время кормежки — посмотрите, какие младенцы добродушные! Требовать еды будет так, что мало не покажется.

— Крепкий детеныш, молодец Фили, — глянув на малыша, похвалил ученика Двалин.

— Ага, еще немного, и можно будет его учить держать в руках меч, — засмеялся Кили. — Повезло мальцу. Только родился, а уже столько наставников имеет: и дядю, и двоюродного деда Торина, и обычного. Ты ж будешь ему дедом, Двалин?

Никто не ожидал подобных слов — даже сам Кили не придал им особого значения, — однако теперь все присутствующие посмотрели на гнома-великана. Двалин, заметно обескураженный таким вопросом и произведенным им эффектом, только нахмурился, не зная, что ответить. В конце концов, он никак не рассчитывал не нечто подобное. Ему было достаточно простого приятия, но чтобы еще и дедом нарекать… Не чувствуя уверенности в своем, пока еще неофициальном статусе, но видя, что ему благоволят со всех сторон, Двалин произнес лишь одну фразу.

— Если вы этого хотите.

Комната тут же наполнилась улыбками и довольными выдохами, и Фили, все еще прижимая к груди новорожденного сына, поспешил уточнить:

— Ты, верно, плохо нас знаешь. Вот увидишь, даже этот, совсем еще юный воин будет отплясывать на вашей с матушкой свадьбе! Так что от нашей семьи тебе, похоже, уже никуда не деться.

— Надеюсь, что свадьба все же произойдет раньше, чем твой сын научится ходить и, тем более, танцевать! — захохотал Кили, чем заслужил полный возмущения и задора взгляд матери.

— Если уж они ждали столь долго, то и каких-то полгода, уверена, для них не помеха, — откликнулась Тауриэль.

— Только вы уж дождитесь, когда мы вернемся в Эребор, — слабо усмехнулась Ирэйн. — Я тоже не откажусь надеть одно из своих красивых платьев и потанцевать.

— Можешь не переживать, родная, — улыбнулся ей Фили, присаживаясь рядом на край кровати. — Выдавать мать замуж — это нечастая церемония, так что мы свою ни за что не пропустим.

— Еще как! — вторил ему Кили. — И даже Торин не посмеет сказать, что трехнедельная гульба — это перебор! Целый месяц! Клянусь своей бородой, мы будем праздновать целый месяц!

Был вечер, когда Двалин и Дис стояли на веранде. Из дома доносились новый для этих мест плач младенца, увещевания его родителей, тихий шум открываемых шкафов, шуршание ткани, стук тарелок. В один миг дом будто ожил, наполнился милой суетой — суетой давно забытой, нехарактерной, но оттого не менее приятной.

Отвернувшись от раскрытой двери, Двалин произнес:

— Кажется, твоя семья сегодня пополнилась еще одним членом. Даже странно как-то.

— Это верно, — мечтательно улыбнулась Дис. — Вот только не успеешь оглянуться, как этот малыш вырастет, станет иметь свое мнение, начнет его отстаивать и в один прекрасный день уйдет искать свою судьбу. Все они так делают, можешь мне поверить.

Дис тихо засмеялась, и было не понятно, чего в ее смехе больше: тоски или счастья.

— Ну, — Двалин почесал лысину, — тут радует только одно: уже не тебе придется иметь дело с его мнением, своеволием и поступками. Это забота Фили с его женой.

— О, я в них не сомневаюсь! Они справятся.

Дис замолчала, вновь погрузившись в свои мысли. Двалин не знал, куда они текли и что в себе несли, но опасался, что привкус у них все же соленый. Однако, когда Дис заговорила вновь, тревоги его вмиг развеялись. Развеялись так быстро, что он даже не сразу нашелся, что ответить.

— Кстати, ты ошибся, Двалин, — улыбнулась Дис. — Не так давно моя семья пополнилась еще одним членом. Конечно, в отличие от малыша, у него уже есть собственное мнение, авторитет, и нам всем придется его учитывать, но опыт мне подсказывает, что общий язык мы найдем легко. К тому же, надеюсь, твои походы в поисках судьбы будут чуть более спокойными!

— Это… — Двалин замялся. — Ты сравниваешь меня с младенцем?..

— Я всего лишь проверяю тебя на прочность в качестве будущего деда! Знаешь, эти пострелята какие только вопросы не задают и каких только мыслей не высказывают! Но ты точно справишься, я не сомневаюсь. Ты ведь… — Дис стушевалась, пряча румянец, — всегда справляешься.

И ее теплая ладошка легонько накрыла его широкую ладонь.

Двалин не был уверен, как будет справляться с «внуками», что будет им отвечать, как с ними обращаться, как их воспитывать. Новая, пусть и давно знакомая, роль ощущалась необычно — только лишь потому, что теперь она стала официальной. Но ведь разве не этого он и хотел? Не этого добивался? Он не был уверен, что все его усилия были направлены именно на приобретение статуса «деда» и на связанные с этим хлопоты, но одно он знал наверняка: ради этой женщины, что стоит сейчас рядом и сжимает его руку, он готов на все. Нет, не так: ради Дис и ее семьи он готов на все. Нет, и снова неверно: ради его, Его семьи он готов на все.