Каждый раз, когда приходит твоя очередь, ты оказываешься не готов. Даже если у тебя был почти месяц, чтобы подготовиться.

Нам всегда завязывают глаза, и это единственное обязательное условие. Гостям говорят, что это для того, чтобы сохранять конфиденциальность, нам - что это защитит нас самих. От излишней привязанности, говорит мать-настоятельница. От желания сбежать, говорят все остальные.

Когда дверь в комнату открылась, я инстинктивно обернулся на звук. И ничего не увидел, ожидаемо. Но гость заметил моё любопытство:
- Разве тебе не сказали сидеть смирно, Стэнли? - я поджал губы, заслышав ненавистное имя. И кивнул, отворачиваясь, чтобы снова оказаться в "позе смирения". Только так можно встречать гостей Комнаты Наказаний.
- Молодец, - моих плеч коснулись холодные, сухие пальцы, и по спине пробежала волна мурашек. - Ты ждал нашей встречи?
- Да, - коротко стриженные ногти впились в кожу, и я поспешил исправиться: - Да, сэр.
Конечно же я ждал. Всё утро, пока терпел спазмы в прочищаемом кишечнике, пока заливал в себя смазку и пихал в себя игрушки, которые выдавали для подготовки. Я ждал и проклинал тот день, когда попал в этот приют.

Гостю мой ответ понравился. Наверное. Если же нет - об этом он скажет позже. А пока я должен наклониться и уткнуться носом в чистую, приятно пахнущую простынь. Не то что в наших комнатах.
- Сэр, можно мне развязать руки? - я повёл плечами, показательно постаравшись выбраться из пут, и был остановлен чужим касанием. Что же, попробовать стоило.
- Нет, мой мальчик. Это тоже часть твоего наказания. Как ты думаешь, за что ты попал сюда? 
Холодные ладони забрались под белье и задрали майку до лопаток, потом переместились на бёдра. Не самое плохое начало, бывало и хуже. Мужчина медленно стягивал с меня трусы, разводил ягодицы, рассматривая меня со всех сторон, касался моего члена - и молчал, ожидая ответа.
- За то, что был плохим мальчиком, - заученные фразы сами собой вырывались изо рта. - За то, что думал о непристойностях каждый вечер, за то, что не мог сосредоточиться на молитвах и заданиях сестры. Я каждый вечер думал о том, что будет, когда я снова окажусь здесь, в Комнате. Сэр, я очень испорченный. И хочу исправиться.

Эти слова действуют на всех. Вот и на него тоже. Он сжал пальцы на моей заднице и довольно засмеялся, приговаривая, что такой дряной мальчишка действительно нуждается в искуплении. Сколько раз я это слышал? 
- Хочешь, чтобы тебя выпороли, проказник?
Не дожидаясь ответа, он шлёпнул меня со всей силы, слишком неожиданно, чтобы я мог к этому приготовиться. Я сдержал голос только потому, что мать-настоятельница запретила мне кричать. Этот Гость любит тишину.
- Да, сэр. Выпорите меня, - губы дрожали, не то от обиды, не то от страха. Каждый раз, когда меня отправляют к новому гостю, мне страшно, что больше своей спальни я не увижу.
Он отступил, и я услышал звук расстегивающейся пряжки. Нет, пожалуйста, только не это. Я сжал в зубах простынь, неосознанно напрягаясь. Но мои просьбы были услышаны, хотя бы частично - он продолжал бить ладонью, пока я не сорвался и не зашипел от особо размашистого удара.
- Это была лишь щекотка, мой мальчик. Настоящее наказание начнется сейчас. Считай удары вслух, Стэнли, и прибавляй "Спасибо, сэр" после каждого.

- Двадцать! С-спасибо, сэр!... Ммм, Двадцать один! Сэр, прошу... Двадцать два! Спасибо, сэр! Пожа... Двадцать три!
И если первых трёх десятков ударов еще можно было вытерпеть, не повышая голос, то после пятидесятого я мог либо кричать, либо шептать. А кричать было нельзя.
- Какой-какой это был удар? 
Еще один шлепок по левой ягодице. Я дернулся вперед, уходя от возможных последующих ударов, и взмолился:
- Пятьдесят пятый, сэр! Пожалуйста, я больше... больше не могу.
Моя задница, должно быть, сейчас напоминает один большой синяк. Интересно, сколько дней я не смогу сидеть?

Гость глубоко вздохнул и потянул меня назад, заставляя вернуться в прежнее положение. Я думал, он продолжит наказывать, но мужчина всё же сжалился надо мной:
- Вижу, малыш. Ты хорошо справился. За твоё послушание ты будешь награждён.
Меж ягодиц мазнуло чем-то скользким и холодным. Я почувствовал, как чужой палец упирается в анус, и постарался расслабиться, ожидая толчка. Но в его мечтах всё было немного иначе.
- Впусти меня в себя, Стэнли. Давай, прогнись и толкнись на меня.
И я сделал так, как он просил. Подался назад, чувствуя, как длинный, тонкий палец входит в меня, и замер, когда меня остановили. В конце-концов, трахать себя кем-то было еще не самым худшим вариантом.

Гости не тратят много времени на подготовку. Да и незачем - мы и сами прекрасно справляемся. Вот только игрушки, которые нам выдают, не всегда совпадают с размерами посетителей. В меньшую сторону ошибиться можно, в большую - нет, потому что (с) "Вы - благородные воспитанники, а не шлюшки с вёдрами между ног". 
С этим я прогадал.
Когда он вошёл, я забыл, как дышать. Слишком толстый, да и растягивался я давно. И первые несколько толчков нужно было просто перетерпеть. А гость, оказывается, не любил громкие звуки только от других. Каждый его толчок сопровождался громким коротким стоном, и это не давало отвлечься и подумать о чем-нибудь хорошем.
Те, кто постарше, советовали думать о своих кумирах, соседях по комнате или несуществующих любимых. Представлять, что ты этого хочешь. Но это сложно, особенно когда ягодицы горят адским пламенем, по коже расплываются синяки, а анус распирает неожиданно крупный член, и остановиться нет возможности.
Когда я немного привык и перестал сжиматься, он начал трогать меня между ног, сжимать ладонью член, гладить кожу промежности и бедер, осторожно обходя ссадины и синяки, - в общем, делать все, чтобы возбудить. И продолжал громко стонать, вбиваясь так глубоко, как только мог. Благодаря давлению на простату не всё было так плохо.

- Как тебе? Так хорошо, мой мальчик? - он навис надо мной, дыханием обжигая губы, и всё, что я мог - лишь фальшиво постанывать,шептать "Да, сэр" и уворачиваться от чужих поцелуев. Но было не хорошо, совсем. 
Вот только нельзя просить посетителей заткнуться или отказаться быть с ними. На один день мы принадлежим им - чтобы потом целых двадцать четыре дня принадлежать воспитателям и учителям. 

Под конец он даже развязал мне руки. Заботливо растёр затёкшие запястья и разрешил довести себя до конца самому. Но стонать продолжил, и потому конец немного затянулся. 
Это не было оргазмом. Просто сброс накопившегося напряжения. Перезагрузка организма, необходимая для дальнейшего функционирования. Потому что во время оргазма ты забываешь обо всём. Сейчас же я думал только о том, что придется еще раз чиститься, чтобы следующий гость не увидел чужой спермы. Мы же "благородные воспитанники".

На прощание он всё же прижался своими губами к моим, оставляя после себя противный сладкий привкус шоколадных конфет, что стояли в вазочке неподалёку. 

Нам говорят, повязки на глаза защитят нас от ненужной привязанности. 
На самом же деле, они защищают простынь от лишней влаги.