В голове что-то пульсирует, разрастается, туманя воспалённое сознание. Воздух, сухой и тяжёлый, в лёгких, горячие солнечные лучи по телу, посапывающий груз на груди. Чонгука тошнит, а во рту развелась целая Сахара с верблюжьими колючками на гландах. Но дичайшее похмелье — полбеды, куда страшнее тяжёлое тело — крупнее Лили, вредной толстопузой кошки соседа, что любит по ночам пристраивать свою задницу на лице парня. Это явно человек, тёплый и, однозначно, голый. У Гука грохочет сердце прямо под чьей-то мягкой щекой, и подскакивает давление, отдавая непрекращающимся звоном в ушах, будто от жёсткого кардио. Открывать глаза, чтоб развеять пелену неизвестности, элементарно страшно, оттого парень лишь отчаянно и до ужаса громко втягивает носом воздух. Спокойствие, нужно сохранять спокойствие.

       — Надеюсь, это не паническая атака, чувак, — хрипят снизу знакомым низким голосом, отчего сердцебиение ускоряется ещё в тысячу раз, глупый орган грозится проломить рёбра. Слюна, что всю ночь вытекала из чужого рта, неприятной лужицей засохла на груди, тело потное и липкое, конечности занемели, голова гудит, как старый холодильник. — Расслабься, мы не трахались. Просто спали. Твоя натуральная задница в полной безопасности.

       — Почему тогда мы голые в одной постели? — голос странный, будто сорванный, но зато он не заикается, хоть и краснеет щеками. Тэхён в ответ ничего не говорит, просто приподнимается, становясь в планку, пока Гук всё ещё изучает потолок, не решаясь взглянуть на парня. Он одной рукой упирается в его грудь, другой — в кровать, и сладко зевает. Чонгук никогда и не мечтал, что они смогут находиться настолько близко.

       — Ты ничего не помнишь? — Ким тихо посмеивается. Чон только слегка привстаёт, чтобы не скинуть полусонного парня с себя, и вопросительно вскидывает бровь. Внутри самый настоящий ураган «Катрина», снаружи он старается сохранять максимальное спокойствие. И это трудно, когда с тобой в постели голый Тэхён, с припухшими губами, растрёпанными волосами и темно-коричневыми ареолами сосков на худощавой груди. — Ты вчера просто зажёг. Теперь понимаю, почему тебе пить нельзя.

       Парень совсем не грациозно сползает с постели, проезжается мягким животом по чужим чувствительным бёдрам, скидывая одеяло. Гук готовится увидеть чужую обнажённую задницу, что, по правде говоря, снилась днями и ночами, но по факту половинки спрятаны под фирменными боксерами. Они не так уж много скрывают, но всё же оставляют место для полёта фантазии. Чонгук благодарен трусам, что не позволили его сердцу остановиться. Особенно в тот момент, когда Тэхён наклоняется, чтобы поднять рубашку и привередливо покрутить в руках, а затем с досадой опуститься на любимое чонгуково игровое кресло. И то, как он дует губы, укрыв живот цветастой тряпкой, вызывает двойное умиление.

       Чон действительно не помнит ничего с определённого момента. После двухнедельных упрашиваний он согласился пойти с Кимом в бар, тот, как и обещал, познакомил с кучей своих шумных подруг-сплетниц, а потом просто сбросил Гука на них. Сам Тэхён, как оказалось, ждал кого-то определённого, точнее милашку Чада. И вскоре они уже зажимались в центре крошечного танцпола, а парень глупо залипал на них. Огромные руки боксёра так неправильно смотрелись на талии парня, так пошло сжимали чужие ягодицы, явно доставляя болезненные ощущения, а потом немного грубо хватали за отросшие пряди волос. Это было слишком не похоже на то, как хотел сделать сам Гук. Не прошло и получаса, как он согласился выпить пару шотов из водки с кокосовым молоком, и сознание тут же улетело, махнув рукой на прощанье.

       Сейчас щеки горят и хочется с головой завернуться в тёплый кокон, правда, Чонгук прекрасно понимает, что ему тоже нужно выбираться из постели. Ощущая подозрительный простор, он сначала всё-таки заглядывает под одеяло. На нём только вчерашние носки. Расслабленный член смущённо прячется меж бёдер, как же повезло, что у него сейчас уже редко бывают подростковые утренние стояки. А ещё Чон замечает слабо сбитые костяшки с засохшей сукровицей, будто он пару раз врезал кому-то по челюсти. Парень просто надеется, что не натворил чего-то криминального, потому что отчисление из университета все ещё грозит долгими, холодными ночами на улице в качестве местного бездомного.

       — Не смотри так — ты сам раздевался, — Гук надеется, что Тэхён не лжёт, а ещё что он пьяный не расхаживал перед ним с голым задом. — Ты вчера меня вообще-то напугал. Типа, какого хуя, чувак? — парень не злится, но смотрит уже осуждающе. — Я собирался ночь провести у Чада, общага так-то рано закрывается, но ты будто с цепи сорвался. Я честно не знал, что между вами какой-то конфликт, вы же из одной команды. Но ты просто набросился на него. В баре, где куча девчонок, разнимать вас было некому. Я сначала подумал — вот был Чонгук и нет Чонгука. Каюсь, я тебя недооценивал. Это даже не было похоже на бокс. Ты просто вырубил здоровяка-Чада, считай, одним ударом. Ногой в голову. Кстати, хорошая растяжка.

       В ту же секунду к Чонгуку прилетают вьетнамские флешбеки. Потасовка, крики обеспокоенных девушек, запал, выплеск адреналина. И снова знакомый ранее, неконтролируемый гнев, когда хочется сдавить до хруста костей, ударить до истошных воплей. Чонгук не знает, до чего бы дошла эта потасовка, если бы Тэхён не вцепился в него со спины, крепко сдавливая рёбра. Чад в тот момент уже полулежал на столе, не имея возможности хоть как-то отражать удары или хотя бы прикрывать голову. Тренер и так крайне негативно относится к маханию кулаками вне ринга, но чтобы он сделал, отправь один его подопечный другого на больничную койку никому не известно. Опыт подсказывает — ничего хорошего.

       Чонгук морщится, голова трещит по швам, раскалывается. Крошечные проблески сознания чередуются с абсолютным непониманием, кромешной тьмой, потому что следующие воспоминания уже из грязного, общественного туалета, где Ким смывал ему с рук кровь, нашёптывая проклятья. И в тот момент единственным желанием было обнять парня, успокоить, но Чон лишь пьяно таращился на разгневанного Тэхёна, когда тот ругался по телефону с таксистом. Как ехали, на чём, во сколько, почему решили раздеться и лечь в одну кровать — не известно. Главное, что Гук не забыл адрес и их не грабанули по дороге.

       — Мне пизда, — парень плотно, словно невинная барышня, закутывается в одеяло и, сгорбившись, присаживается на краюшке кровати.

       — Боишься Чада? Ты превращаешься в киборга-убийцу только под градусами?

       — Если бы… Пизда мне будет от тренера, — тяжёлый вздох заставляет Тэхёна нахмурить брови и задумчиво закусить губу. Его глаза бегают по Чонгуку, и он явно хочет что-то спросить, но продолжает мять пальцами бедную рубашку.

       — Не мог бы ты одолжить мне одежду?

       Чонгук немного фантазёр, поэтому он представляет. Как Тэхён а-ля те самые самодовольные девицы натягивает на себя его длинную, чёрную футболку, и та в мечтах прикрывает бёдра, хотя по факту они одного роста, и Гук не столь сильно отличается габаритами. Пока не стало слишком неловко, он согласно кивает, выдавливая сиплое «конечно, бери». Киму дважды повторять не нужно, он берёт — распахивает шкаф и начинает сортировать развешанные по цветам вещи, а там тебе никаких изысков — нет любимых Гуччи, даже Адидас не первой свежести. Ну что поделать, не разделяет Чонгук любовь этого парня к дорогущим шмоткам - ему проще потратиться на новые гаджеты или игровые примочки. А еще нужно откладывать, потому что квартира сама себя не купит. У парня уже горят уши, когда Тэхен выковыривает из глубин темно-болотную оверсайз толстовку и напяливает её без всякого раздумья.

       — Такая мягкая! Я постираю и верну, — Чонгук согласен отдать ему всё, только бы чаще видеть эту радостную улыбку.

       Когда они после водных процедур скромной компанией обедают на тесной кухне, пытаясь отвоевать хоть чуточку пространства у Лили, из спальни выползает мрачный Намджун. Сосед Чонгука, с которым они познакомились в одном из местных захолустных клубов, где тот работает диджеем. Парень переехал в Нью-Йорк будучи подростком и сейчас полностью посвящает себя творчеству — пишет и продюсирует музыку для андеграундных рэперов, иногда читает сам на вечеринках «для своих». Ким Намджун — мудрый парень, у которого есть совет на любой случай жизни, но так же и крайне принципиальный, временами строгий, потому сейчас Чонгук поджимает хвост, ожидая взбучку или жёсткие нравоучения. В отличие от него Тэхён светится, улыбается приветливо, ковыряясь в своих хлопьях.

       — Доброе утро, — он не удостаивает их вниманием, не слушает ответные пожелания, сразу же присосавшись к бутылке ледяной воды, пока кошка мурчит и трётся о его ноги. — Я не пустил эту мерзавку к тебе, и она полночи не давала мне спать. Просто подумал, ей пока рано смотреть гей-порно.

       Тэхён звонко смеётся, пару раз хлопнув Гука по бедру, Намджун вторит, привалившись копчиком к столешнице. Чонгук кривовато улыбается, потому что, вероятно, это шутка, тупая странная шуточка. Если начать сейчас оправдываться или отрицать, то парни поймут его неправильно. Он не хочет казаться придурком без чувства юмора или конченным гомофобом, который визжит, стоит только упомянуть гейский секс. У Чона дёргается глаз — они нервируют его, ведь он никогда с парнем не спал и спать не собирается. У гетеросексуалов нет проблем, им не нужно скрывать свои предпочтения от родителей, хранить в тайне отношения, прятать внушительную часть жизни в тени. Чонгук слаб, он не смог бы жить так, как живёт Ким Тэхён.

       — Мы просто друзья, Нам, — сам не верит в эти слова, но показательно отодвигается от парня. Мол, смотри, дистанция приличная. Стандартная такая, дружеская, мужицкая. — И ты же знаешь, мне нравятся девушки.

       — Как знаешь, брат, как знаешь, — бубнит сосед, но в том-то и дело, что Чонгук уже ничегошеньки не знает. Постулаты, что некогда имели смысл, сквозят теперь инородностью и нелогичностью, ведь Чонгук помнит, зачем на самом деле полез к Чаду. И дело вовсе не в каком-нибудь старом конфликте, дело в дурацком Ким Тэхёне и его невероятной улыбке.