Юлдашева Айгуль с детства была смелой и очень активной девочкой. Она не боялась залезть на самое высокое дерево, просто так, на спор, чтобы доказать мальчишке из соседней деревни, что и они тут не лыком шиты! Шла, не моргнув глазом, в заброшенный дом, на самой окраине кладбища, освещая себе путь отцовским фонариком, чтобы забрать оттуда, с верхнего этажа, кусок черепицы с обвалившейся крыши, как доказательство. Абсолютно не пугалась ходить по ночам по деревенским тропинкам, освещаемым всё тем же фонарём, и защищала подруг от собак.

Айгуль могла бы продолжить свою жизнь в деревне, вышла бы замуж за того же паренька из другой деревни, потому что он теперь каждый день бегал к ним, и взрослые беззлобно подшучивали над «женихом и невестой». Могла бы, если бы к ним не приехала неожиданно сестра её матери, уже давно, в подростковом возрасте, уехавшая в город, учиться, а потом оставшаяся жить.

Она не часто бывала у них, но когда приезжала, повидаться с семьёй, всегда интересно рассказывала о своей жизни и привозила какие-то сувениры и «нужности» в качестве подарков. Детям же всегда везла игрушки.

В этот раз женщина приехала не на выходные, а на целую неделю, и Айгуль неожиданно узнала другую сторону своей тётки. Они были похожи, обе активные, смелые, и обе падали с нижней ветки самого высокого дерева. Женщина общалась с ней, спрашивала о планах, задавала вопросы, а потом кивнула. И Айгуль насторожилась, заметив это движение, так кивала её мать, когда принимала важные решения.

Потом, ночью, когда детей загнали спать, девочка слышала, как сёстры разговаривали. Она не понимала всего, но всё-таки уловила, что темой для разговора послужила именно она, Айгуль.

На следующий день её обрадовали новостью, что девочка едет в город, учиться. Конечно, она уже училась в школе, в четвёртом классе, но тётка сказала, что у неё есть знакомые, и это не страшно. Главное, чтобы сама Айгуль не боялась.

Айгуль не боялась, она от этой новости пришла в такое возбуждение, что за день обежала всю деревню, прощаясь с подругами. Про мальчишку из соседней деревни не вспомнилось. Уезжала под слёзы матери и молчаливую поддержку отца. Завистливый взгляд более скромных сестёр, казалось, должен был прожечь в ней дырку, но младший брат плакал, и Айгуль была занята, успокаивая его.

В городе девочка быстро прижилась на новом месте. И о том, как именно всё устроила женщина, что ни у кого не возникло вопросов о жизни племянницы вне дома живых и адекватных родителей, Айгуль не думала, в десять лет о таком не слишком-то задумываешься. Тётка помогала во всём: учёбе, личной жизни, любых других вопросах. Когда девочка выросла и получила образование, устроила к себе в компанию, терпеливо обучая и радуясь, что выбрала преемницей именно её. Собственная дочка абсолютно не желала заниматься бизнесом матери, с радостью спихнув бремя на двоюродную сестру и устроившись работать моделью. Сёстры всегда радовались встрече, когда та приезжала со своих гастролей. Они общались, смеялись, пили, конечно, кокетничали с мужчинами, соревнуясь между собой, по-дружески, без ссор.

В один из таких вечером Айгуль и возвращалась домой одна, как всегда едва обращая внимание на глубокую ночь и неработающие фонари. Как ни странно, но отцовский фонарик, старый и поношенный, всё ещё работал.

Им же она отбилась от одного из троих напавших в переулке. Сильная, она могла бы оттолкнуть и второго, чтобы потом просто убежать, вот только сзади напал третий, больно заломил руки за спину, разрывая дорогую блузку, словно старую тряпку.

— О, кажется, я вовремя зашёл!

Все трое резко повернулись в сторону выхода из переулка, бросив попытки стянуть с жертвы юбку, двое тут же молча пошли к нему, когда как третий продолжал зажимать вонючими ладонями одной руки рот девушки и второй — руки за спиной.

Растерявшаяся и перепуганная Айгуль не сразу поняла, что всё закончилось, лишь когда незнакомец осторожно помог ей подняться, а потом рассеянно гладил по волосам в попытке успокоить.

Через некоторое время они уже сидели в небольшом кафе, пили чай. На её плечах уютно сидел его пиджак. Было тепло и больше не страшно, а мужчина красив, намного красивее моделей-коллег сестры!

И имя у него красивое — Юрий.

В машину своего защитника Айгуль уселась без всякой задней мысли.

В этот раз Юрию не пришлось использовать даже свои способности. Это даже порадовало немного.

Как и то, что девушка доверчиво уснула в его машине. В лабораторию мужчина приехал с улыбкой на лице. Осторожно поднял уснувшую на руки, ласково шикнув на завозившуюся было пленницу. Та успокоилась, доверчиво прижалась головой к плечу.

Кромвель, увидев эту картину хохотал так, что пленница, конечно, сразу же проснулась. Закричать не успела, снова обмякнув в руках Юрия после одного правильно поставленного удара.

— Давай уже сюда свою невесту, — весело сказал тогда Кромвель. — Скучать будешь, а?

— Не буду, — весело улыбнулся модифицированный. — Это просто интересный опыт, не более того. Я спас её от насильников в переулке.

— Думаю, она была тебе очень благодарна, — хитро улыбнулся заметно повеселевший учёный. Юрий сдержано приподнял уголки губ, но пожал плечами, показывая, что между ними ничего не было.

Айгуль Юлдашева просто ещё одна случайная жертва. Не в списке, так сказать.

***

М-21 задумчиво посмотрел на лист. Приятная девушка была, симпатичная. Молодая, уверенная в себе. Пробивная.

Вздохнув, отложил папку в сторону и с силой растёр ладонями лицо. Устал, за эти четыре дня он поспал от силы несколько часов. Это странно, но пока что не слишком страшно. Может быть, организм среагировал на его воспоминания и решил, что нельзя спать? Он раньше не позволял себе такого удовольствия, как сон по желанию.

Мысли о том, что с ним что-то не так, М-21 гнал. Если с ним действительно что-то не так, Франкенштейн явно захочет это исправить. А это значит — Белые стены.

Он верил учёному. Почти. Однако в самой лаборатории ему до сих пор неуютно. Никому из них неуютно, и, кажется, Франкенштейн это понимал. Не говорил ничего, не пытался это исправить, но понимал.

Спустившись вниз, М-21 уселся на своё место и задумчиво оглядел товарищей. Айгуль, М-19, что бы о ней рассказать? Со всеми остальными истории как-то сами собой напрашивались, и мужчине не приходилось долго думать, но эта девушка…

— Ха, — смущённо рассмеялся модифицированный, когда тишина затянулась. — Странно, но Девятнадцатая настолько не проявляла себя, что я даже не знаю, что и рассказать. Тихая была, осторожная. Ни с кем не общалась, за помощью сама не обращалась, но сама помогала охотно. Ходячая катастрофа, мы звали её так.

— Почему? — удивлённо засмеялся Тао.

— Она всегда травмировалась, — чуть пожал плечами М-21. — Мы думали, что эти ребята что-то перемудрили с её равновесием, потому и падала постоянно. Они всё исправить это пытались, каждый раз забирали, лечили.

— Тебя это смущало? — уточнил Франкенштейн, быстро мазнув взглядом по товарищу.

— Да нет, — снова пожал плечами мужчина. Помолчал. — Да. Смущало. Не думаю, что они со всеми так возились. Она была с нами почти до самого конца, и всё это время учёные пытались исправить ошибку, когда как с остальными не слишком-то и церемонились. Девятнадцатая падала по нескольку раз на дню и ничего, остальным хватало упасть лишь раз. Сама она считала, что это из-за подающего большие надежды эксперименты, что она слышала, как учёные говорили о том, что уничтожать её было бы невыгодно, проще узнать причину такого поведения её организма.

— Вы ей не верили?

— Почему? Верили, — искренне удивился М-21. — М-19 — обычный подопытный образец, такой же, как и мы все. Я думаю, что мы все немного завидовали ей. Несмотря на явную недоработку с её модификацией, учёные пытались это исправить, а не просто уничтожали, как это было с любым другим. Она не сразу решилась помогать другим ребятам из серии, но мы не пытались никого принудить, понимали. Девятнадцатая впервые открыто помогла нам, когда М-54 скрывался от учёных.

— Сколько это уже длится? — спросил М-21, подходя к товарищу. Первый хмуро посмотрел на него.

— Почти три часа, — со вздохом ответил он. — Удалось что-то узнать?

— Да, — улыбнулся М-21, почти падая рядом с ними. — Это нормальная реакция. Но ему нельзя показывать её учёным.

— Почему? О, Девятнадцатая?

— Я помогу, — воровато оглядевшись, предложила девушка, забирая кусок старой ткани, когда-то бывшей одеждой одного из погибших образцов.

Первый хмыкнул, но чуть сместился, закрывая девушку своей спиной, затем перевёл взгляд на собеседника. Посмотрев вокруг, чтобы рядом не околачивался кто-то из стукачей, М-21 продолжил:

— У него сейчас есть два варианта: перетерпеть или пойти дальше. Учёные пишут, что если препарат уживётся в организме, то можно будет попробовать идти дальше, улучшить его ещё, если же нужную реакцию организма пропустить, то они засчитают это, как неудавшийся эксперимент.

— Сколько шансов они дают на то, что он выживет при дальнейшем улучшении? — проницательный взгляд Первого заставил немного поёжиться.

— Десять процентов, поэтому я и говорю, что ему надо перетерпеть и не показать. Ничего не показать.

— Слышал? — спросил Первый у полубессознательного товарища. Тот кивнул.

— Я тогда подумал, что Девятнадцатая тоже решила бороться, как и мы. Были такие, кто сначала находился в стороне, а потом тоже начинал помогать, — чуть улыбнулся М-21. — И не ошибся. С того момента она чаще приглядывала за серией и находилась рядом. Молчаливая, почти никогда не участвовала в разговорах. Однако если оставалась с кем-то вдвоём, то могла общаться часами. Я часто видел, как она поддерживала других подопытных. Подсядет, приобнимет и говорит что-то, а потом, смотрю, тот уже и улыбается, отвечает. Она не выжила в резервуаре. Не самая приятная смерть.

— Как часто её забирали? — вдруг спросил Франкенштейн. М-21 вздрогнул, уже успев уйти в свои мысли.

— Н-ну, всегда по-разному, — задумавшись, ответил он. — Иногда неделями не трогали, а иногда едва ли не каждый день.

— А после вашего разговора о М-54 она попала к ним?

— Я не помню, — М-21 нахмурился, — кажется, да. Да! Она тогда упала, нога отказала, кажется, и она свалилась прямо на Первого. Её забрали.

— И М-54 тоже забрали? — уточнил учёный, пытливо глядя на товарища. М-21 чуть пожал плечами, но потом посмотрел на него.

— На что ты намекаешь, шеф? — чуть жестче спросил он. — Что М-19 одна из стукачей? Этого не может быть. Она помогала нам и всегда была рядом! Наблюдала за такими же смертниками, как и она! Не она виновата в том, что учёные решили взяться всерьёз именно за её эксперименты. Да, они её забирали, лечили в отличие от нас, но её уходы никогда не…

М-21 осёкся, ошеломлённо глядя на хмурого Франкенштейна.

«Никогда не совпадали с тем, что учёные узнавали скрываемое» — хотел сказать он. И не мог. Потому что да, совпадали. И он давил в себе эти мысли, потому что это же Девятнадцатая! Добрая, всегда готовая помочь и немного наивная девушка, которая молча смотрела на них, или которая с лёгкой полуулыбкой рассказывала о чём-то.

— Она не могла! — жалобно пытался настоять на своём модифицированный. — Она же, как мы, помогала, просто…

Просто не действовала так открыто, как гнилая тройка из их же серии. Следила, узнавала новости из первых уст и в очередной раз падала. Утешала, обнимая и позволяя выплакаться на своей груди, а потом рассказывала обо всём учёным и молча смотрела, как утешаемого уводят из лаборатории.

Помогала скрывать, чтобы после знать, на что именно следует обратить внимание учёным.

— Прости, я не подумал, — произнёс Франкенштейн. — Не надо было обращать твоё внимание на это.

— Надо, шеф, — покачал головой М-21. — Спасибо.

Поднялся и ушёл, не проронив больше ни слова. Учёный глубоко вздохнул. Он был уверен в том, что М-21 и сам понимал, как именно Девятнадцатая дошла практически до конца. Видимо эта девушка была очень хорошей актрисой, раз смогла обмануть даже их недоверчивого товарища. Только то, что М-21 так не вовремя узнал о предательстве, не радовало. Особенно сейчас, когда всё в оборотне указывало на приближающееся нервное истощение. Признаки налицо: сонливость, раздражительность, головные боли, не те, которые появились из-за блока, а обычные. Учёный также был почти уверен, что возьмись он следить за давлением своего подчинённого, уловил бы и его нарушения. Он видел, как разглядывал свои пальцы Двадцать первый и понимал, что скорее всего тот чувствует онемение, видел его в гостиной самым первым из всех модифицированных и знал — этой ночью мужчина снова не спал, слышал стоны — кошмары, наблюдал за нарушением координации, как тот щурится на свет, нетерпеливо выстукивает ботинком, стоит его товарищам на минутку задержаться утром.

Не знал Франкенштейн только одного, подойдёт ли М-21 с этой проблемой к нему или снова придётся заставлять лечиться?

***

М-21 не рискнул выходить за пределы дома, остался на балконе, хмуро глядя вдаль, на медленно заходящее солнце. Девятнадцатая казалась такой хорошей девушкой и в своей прошлой жизни, и в той, которую они знали вместе. Он никому не верил, кроме нескольких человек, но М-19 каким-то образом смогла попасть в этот короткий список. Как он мог так проглядеть её предательство? Сколько из их товарищей можно было бы спасти, знай они об ещё одном стукаче?

Ни одного, это М-21 так же понимал.

— Знаешь, каждому из нас в такой ситуации хотелось бы иметь что-то светлое, — проговорил Такео, проходя на балкон и опираясь на перила. На товарища он не смотрел. — М-19, по твоему описанию, была именно такой: светлой, доброй, не способной на подлость.

— И всё-таки всё было иначе.

— Ваша серия многое для вас значит, — Такео наклонился, уже локтями упершись в тёмное дерево, и повернулся к М-21 лицом. — Почти семья, так ведь? А в своей семье начинаешь сомневаться в самый последний момент. Кому, как не мне это знать?

Усмешка снайпера вышла грустной, и М-21 перевёл взгляд на него. Точно, Айрис, притворившаяся его семьёй, а потом чуть не отнявшая жизнь. Он понимает, как никто другой.

— Как это может мне помочь? — всё-таки вздохнул он.

— Я тоже спрашиваю себя об этом, — тихо рассмеялся Такео. — Каждый раз, когда вспоминаю о Тейре. Мне помогаете вы: Ты, Тао, мисс Сейра и Регис, Рейзел-ним и шеф. Странная семейка, скажи, а?

— Да уж, — фыркнул Двадцать Первый. — Та ещё.

— Зато с нами не соскучишься! — весело заявил Тао, неожиданно появляясь позади них. — И погрустить в одиночестве тоже не дадим, даже не проси!

— Никакой тактичности и воспитания, — закатил глаза М-21. Однако мужчина уже улыбался, и вместо злости оба слышали уже привычный сарказм. Без желания обидеть. Их часто хмурый друг просто не умеет иначе, и Тао, и Такео давно это поняли.

А сейчас начинают понимать, почему не умеет.