В шлюзовой камере в одночасье стало шумно и тесно: абордажная команда, экипированная по полной выкладке, загружалась в челнок. Больше всех шума производил, разумеется, Винни Тафари, по случаю рейда облачённый в малый боевой экзоскелет и с излюбленным оружием — своей Куколкой — наперевес.

       Громовержец проскользнул из-за спин своих мощных подчинённых и подошёл к шлюзу. Даже в пустотном скафандре он умудрялся двигаться почти бесшумно, а грациозностью движений уступал только Руте.

       — Готовы? — бессмысленно вопросил капитан по коммутатору.

       — Нет! — мурлыкнула Рута. Автоматический переводчик, закреплённый на горле гигантской кошки, отозвался невыразительным мужским голосом. Богатые обертона тигроида он передавать и не стремился. — Резвый, ты мне сколько раз обещал обеспечить индивидуальный скафандр? Как долго ещё я буду хвост вокруг талии обворачивать? А вести бой мне как? По-человечески, что ли?

       — Рута, милая, индивидуального скафандра нет даже для меня, — вмешался Дуглас, демонстративно разведя руки в стороны. Подходящий по росту, но не по размеру, скафандр болтался на нём, как на шесте. И тигрица моментально растаяла, своему «котёнку» возражать не стала.

       — А ты его не вокруг талии, ты его в штанину опускай, — старательно сохраняя невозмутимое выражение лица, посоветовал Клык и добавил окончание привычной среди абордажников шутки, — и радуйся, что ты самка, а то не только хвост тебя бы беспокоил.

       Тигроидам человеческое чувство юмора было чуждо, так что Рута всякий раз недоумевала, отчего соратники хихикают. Причём недоумевала так искренне и наивно, что неизбежно провоцировала новую вспышку смеха. Эта шутка среди абордажников «Звездочёта» не устаревала, и многие вполне обоснованно считали, что прекратить насмешки над анатомией тигроида может только Резвый, обеспечив в конце концов кошке подходящий индивидуальный скафандр.

       Вторым излюбленным объектом шуток был тот самый Шон Хирш. Обвешанный невероятным с точки зрения Стражей Фронтира количеством функциональных имплантатов и рабочих девайсов, Шон был одним из самых востребованных в абордажной команде людей. Бывший гражданин Альянса Свободных Планет, прогоревший на собственном бизнесе, связанном с системами электронной безопасности, Хирш спрятался от обозлённых кредиторов на Фронтире, но вскоре был ими найден. И только личное вмешательство Резвого, спрятавшего беглеца на «Звездочёте», спасло ему жизнь, в то же время поставив в зависимость от капитана. Шон раскалывал любые электронные замки и коды, как скорлупки перезрелых орехов, но прокололся лишь однажды — во время ритуального представления команде. Вместо того, чтобы просто назваться фамилией и ждать, пока Стражи наградят прозвищем, Хирш заявил: «Зовите меня Билл». И Договор с Армадой «подписал» рисунком одноглазого треугольника с ручками и ножками. Столь эпатажную выходку команда «Звездочёта» закономерно не оценила, — и Хирш в итоге остался без дельного прозвища, а когда слишком уж раздражал соратников в силу своего склочного характера, именовался ими полностью — «Зовите-меня-Билл». И уж с этой шуткой капитан «Звездочёта» Руперт Кори ничего поделать не мог даже гипотетически.

       Но у штурм-лидера были свои методы осадить зубоскалящих подопечных.

       — Стоп, — едва слышно произнес Громовержец. — И загружаемся.

       Этого было достаточно, чтобы все разговоры моментально прекратились, и абордажники заняли свои места в челноке и пристегнулись — кто в креслах, а кто просто фиксаторами у стены.

       — Пять, четыре, три, два, один, старт, — всё так же тихо и невыразительно провёл короткий обратный отсчёт штурм-лидер, неизменно выполнявший обязанности пилота абордажного челнока. Он, по совету Дугласа, взял курс на стык между носовой частью крейсера и остальным корпусом, где в недрах корабля располагался резервный узел управления его основными системами.

       Период вынужденного безделья, пока крошечный транспорт по оптимальной траектории приближался к брошенному кораблю, абордажники проводили по-разному. Дуглас и Чен в смотровой иллюминатор рассматривали атакуемую громадину. Крейсер звался «Триумф воли» — весьма типично для Звёздного Рейха.

       — Новый, — коротко прокомментировал энергетик. Он нервничал, а оттого становился немногословен, перенимая манеру общения Призрака. Посмотрев в сторону двигателей, он добавил в коммутатор, чтобы и на «Звездочёте» знали:

       — Он тут максимум трое суток, — Дуглас что-то видел в черноте космоса, что не было доступно никому, кроме него: шлейф выхлопа двигателей, какие-то энергетические следы, давно погасшие и рассеявшиеся, но для него вполне различимые и информативные.

       Терпеливая Рута пребывала в меланхоличном ожидании, кажется, она даже задремала, хотя плохо переносила невесомость и в силу своих габаритов была пристёгнута у стены, напротив Глыбы.

       Монотонно бубня специфические мантры, на рабочий лад настраивался Шаман, в миру — Риши Сударшан, не такой уж и частый участник абордажных рейдов, в этот раз отправившийся с командой по непосредственному распоряжению Резвого.

       Хирш от скуки сцепился в словесной перепалке с Алексом Вольфом, заставляя Клыка огрызаться при помощи сложных словесных конструкций, состоящих на восемьдесят процентов из обсценной лексики, заимствованной из пяти местных разговорных наречий и двух мёртвых языков. До такой степени вывести из себя уравновешенного Алекса способен был один лишь Шон, чем и пользовался. Ему нравилось бесить соратников.

       Единственными абсолютно безучастными к окружающему оставались только двое янычар — Сейфул и Абдул. Накачанные по самую макушку какими-то своими боевыми коктейлями и психотропными веществами, эти два выходца с планет Большого Халифата пребывали в некой собственной реальности. Абдул едва слышно бормотал молитвы, отчего казался чуть более вменяемым, чем его собрат Сейфул, полностью погружённый в себя. Впрочем, когда дело доходило до драки, редко кто мог сравниться по эффективности с полноценно подготовленными янычарами под боевой химией. Разве что сам штурм-лидер, в чей генокод ещё до рождения было заложено множество крайне полезных для профессионального солдата модификаций.

       Когда присоска временного шлюза наконец пристыковалась к обшивке крейсера, а в пластины корабельной брони вгрызлись мощные стационарные плазменные резаки абордажного челнока, беспокойный Глыба отстегнул фиксаторы, удерживавшие его на месте в условиях невесомости, порываясь вылезти в не до конца оформленную шлюзовую камеру, чтобы собственным ручным орудием ускорить процесс вскрытия добычи.

       Продырявив обшивку крейсера, Стражи оказались в каком-то техническом коридоре, опоясывающем корабль. Глыба из стыковочного шлюза повёл дулом взрывореза по сторонам и, не обнаружив опасности, первым ступил на борт «Триумфа воли». Следом проникли Громовержец, Рута, Клык и Сейфул с Абдулом. Замыкали группу нонкомбатанты, причём Шаману пришлось ненавязчиво подталкивать в спину Дугласа, не горевшего желанием и на километр приближаться к чему-либо, связанному с Рейхом. Хирш, шедший последним, не удержался и отпустил шпильку в сторону энергетика:

       — Дуглас, не стесняйся, заходи, чувствуй себя как дома!

       А потом, поймав уничижительный взгляд индуса, как ни в чём не бывало, обратил внимание на контур пробоины и отметил:

       — Кривовато режет левый резак, надо бы отладить, когда вернёмся.

       Невзирая на разнесчастный вид, Дуглас действовал вполне осмысленно и спокойно.

       — Нам сюда, — коротко скомандовал он, указывая направление предстоящего продвижения. Хирша он демонстративно не замечал. Громовержец кивком подтвердил слова энергетика, и абордажники, выстроившись в привычный боевой порядок, направились по заданному маршруту.

       Коридоры были залиты приглушённым, мертвенно-голубым аварийным светом, сенсоры скафандров Стражей не фиксировали никаких отклонений в составе атмосферы корабля, а также присутствия каких бы то ни было форм жизни, кроме их собственной крошечной группы. Казалось, крейсер спит — и команда, состоящая из офицеров-сверхлюдей; и многочисленная обслуга из недочеловеков, наподобие того, каким был Дуглас; и даже технические системы корабля — всё словно погружено в сон. Это необъяснимое оцепенение провоцировало у абордажников здоровую настороженность и заставляло гадать, что же к нему привело. Версиями они не обменивались, но одной из них, пришедшей в головы сразу нескольких Стражей, была мысль о заражении неидентифицируемым вирусом или загрязнении летучим ядом. Так что шлемы они не снимали.

       Добрались до нужной точки быстро, так и не встретив никого по дороге не только в прямой видимости, но и в радиусе действия детекторов. Дверь, ведущую в неожиданно маленькое для огромного крейсера, на одного человека рассчитанное помещение с резервным управляющим модулем корабля, Хирш вскрыл походя, даже не прикасаясь к ней. Попросил пять минут на то, чтобы сориентироваться и скачать необходимую информацию, вмиг растеряв свою обычную язвительность и въедливость — когда дело касалось компьютеров, Шону переставали быть интересны людишки с их мелочными обидами и полным отсутствием чувства юмора. А соратники, соответственно, могли вздохнуть свободно.

       Хирш ковырялся в компьютере, бормоча что-то себе под нос — кажется, он разговаривал с безмозглой электроникой. Абордажники держали вокруг каюты резервного управления боевое охранение. Спустя несколько довольно напряжённых минут Шон наконец-то вынес вердикт:

         — Система автоматической фоновой диагностики состояния корабля свидетельствует, что отклонений от нормы в составе атмосферы и физических параметрах нет, так что шлемы всё же можно снимать. — Абордажная команда с облегчением воспользовалась этим советом, и хакер продолжил доклад: — Имеется несколько по невыясненным причинам разгерметизированных и изолированных отсеков; карту крейсера я сейчас каждому сброшу. Теперь самое интересное: корабельные детекторы определяют наличие некоторого количества живых существ на борту, включая нас, так что я бы предпочёл отсюда побыстрее убраться, но это количество — катастрофически малое для такого огромного судна…

       — Это боевой корабль, — ворчливо исправил Клык.

       — Послушай, сладкий мой… — тут же взвился Хирш, но Громовержец, не терпящий подобных перепалок между своими подчинёнными, прервал зарождающуюся ссору на корню своим обычным: «Стоп!».

       — Он бы ещё «Звездочёт» судном обозвал, — всё же буркнул напоследок Алекс, но тут же углубился в изучение полученной карты крейсера.

       — Здесь тени, — шепнула вдруг Рута. Шкура на её спине дёрнулась, как у возмущённой чем-то домашней кошки, но под скафандром этого никто не увидел.

       — Что здесь? — переспросил Глыба.

       — Тени, — повторила тигрица и добавила предупреждение ещё раз, без перевода, на своём, тигрином языке.

       — Мне не нравится, когда ты так говоришь, — признался Тафари и посмотрел на Шамана: — Что она имеет в виду?

       Нооперцептор замер и прикрыл глаза, вслушиваясь во что-то, доступное только ему и тигроиду.

       — Рута права, — пугающе бесцветным голосом сказал он через некоторое время, — здесь что-то есть. Какие-то отголоски событий. Мне посмотреть?

       — Отставить, позже, — распорядился Громовержец. — Доберёмся до командного отсека — там будешь шаманить. Сейчас разделяемся: Шаман и Зовите-меня-Билл идут со мной в рубку, разбирать, что да как, и куда все подевались. Дуглас — в двигательный отсек, его сопровождают Глыба и Сейфул. Посмотрите, способна ли эта консервная банка самостоятельно летать. Остальные — проверьте, что полезного можно взять из складских помещений.

       Янычары, получив команду Чена, ни слова не говоря, разошлись каждый к своей назначенной тройке. Внешне они были довольно разными — невысокий, смуглый, гибкий, с чёрными волнистыми волосами и выразительными густо-карими глазами, Абдул вёл свою родословную от земных пакистанцев, в Эпоху Мировых войн оказавшихся под властью Халифата. По специализации он был подрывником. Сейфул же считался отменным стрелком, неплохо дрался на ножах, а внешностью обладал более европеоидной, брился налысо и начисто и был на голову выше своего собрата по Янычарскому Корпусу. Предпочтения в оружии тоже довольно сильно разнили двух воинов Аллаха: Абдул везде таскал с собой компоненты для быстрой сборки всевозможных взрывных устройств, а Сейфул обходился типичной для элитных войск Халифата парой тяжелых кованых наручей, в один из которых был вмонтирован клинок, а во второй, более массивный, — компактный пистолет-пулемёт с усиленным боезапасом. Тем не менее, абордажники воспринимали эту парочку чуть ли не как близнецов. Что, впрочем, отнюдь не мешало Громовержцу при необходимости, как и в этот раз, разделять их и задействовать каждого в своей части общего тактического плана абордажных рейдов.

       — Громовержец, как слышно? — в наушниках вдруг раздался голос Резвого. — У нас картинка пропала, «Звездочёт» вас не видит.

       — Никого? — уточнил Чен.

       — Никого, — подтвердил капитан. — Похоже, что-то экранирует или глушит видеосигнал.

       — Ну, вы нас хотя бы слышите, — сделал логичный вывод штурм-лидер и украдкой глянул на Дугласа. Если бы тот оставался на корвете, он бы наверняка сумел определить источник и характер помех. С борта крейсера шансов не было. Оставалось полагаться на устойчивый аудио-контакт и собственные силы. Дуглас, вопреки опасениям Чена, новость воспринял спокойно. Он вообще, похоже, смирился со своим участием в рейде и теперь старался выполнять поставленные перед ним задачи.

       На самом деле, приказ Громовержца разделиться Дугласа не слишком обрадовал, но выделенные ему для прикрытия Сейфул и, тем более, Винни Тафари, внушали доверие, так что он не подал виду. И направился в сторону энергоустановки корабля. Приданные ему бойцы потянулись следом. Маршрут следования группы Алекса Вольфа на определённом этапе совпадал с маршрутом группы Дугласа, так что энергетику стало ещё спокойнее. Как минимум, на некоторое время. Громовержец же с двумя своими подручными направились в противоположную от прочих абордажников сторону.

       Никем не замеченные, они продвигались по пустым коридорам корабля, беспрестанно и безрезультатно сканируя окружающее пространство. Оповестив Громовержца о разделении, Клык повел свою тройку в сторону ангаров и складских помещений крейсера. Дуглас проводил их тоскливым взглядом, но решительно тряхнул головой и даже ускорил шаг. Бездумно просунув руку в генный анализатор на терминале массивной двери, отделявшей двигательный отсек от прочих помещений звездолёта, Дуглас сообщил остальным абордажникам и «Звездочёту»:

       — Мы входим в отсек энергоустановки. Он очень хорошо экранирован, во всяком случае, на подобных кораблях, так что мы, скорее всего, пропадём из эфира.

       В ответ на это сообщение Резвый произнес традиционное напутствие Стражей:

       — Во славу Армады… — и получил положенный отклик от Тафари:

       — … и к нашей выгоде!

       Следующей отрапортовала группа Вольфа:

       — Громовержец, это Клык. Мы прошли через ангар и заметили, что все спасательные капсулы, челноки и прочие малые транспорта́ на месте. Абсолютно все, Чен. Нам это не нравится. Где команда, если отсюда никто не улетал? Здесь как-то слишком тихо.

       — Вас понял, будьте начеку. У нас тоже чисто и — ты прав — подозрительно спокойно, — в свою очередь сообщил штурм-лидер. — Подошли к большому помещению, обозначенному на схеме как Церемониальный Зал. По показателям диагностической системы он разгерметизирован и изолирован. «Звездочёт», зачем он вообще нужен?

       — Кто знает? Разве что Дуглас, но его сейчас не спросишь. Считаю, что следует туда войти и осмотреться, — распорядился Резвый.

       — Принято, входим, — Громовержец жестом указал на терминал двери Шону и перевёл скафандр в режим вакуумной защиты, проследив, чтобы его подопечные тоже не забыли сделать это.

       Терминал успел сдавлено квакнуть до того, как Хирш отключил тревогу. В маленький внутрикорабельный шлюз абордажники умудрились втиснуться втроём.

       Церемониальный Зал оказался действительно большим и очень помпезным. Отделанные мрамором, золотом и хрусталём стены, штандарты с символикой Звёздного Рейха меж зеркальных колонн, огромный сияющий круг, очерченный в центре зала, вокруг небольшого мраморного алтаря, чёрные свечи в вычурных подсвечниках… Свечи, разумеется, погасли, общее освещение было отключено, и единственным источником света в этом помещении был сияющий круг. В потолке над алтарём зияла огромная рваная дыра, и в неё, — как показалось Громовержцу, с искренним любопытством — заглядывал Космос. Происхождение этого повреждения ещё предстояло узнать, зато теперь было ясно, почему Церемониальный Зал оказался разгерметизированным.

       Недолго думая, Хирш подошёл к стене у шлюза и зажёг свет. При свете стали видны некоторые подробности: многие поверхности, включая стены, оказались покрыты слабо опалесцирующей склизкой субстанцией, а кое-где виднелись пятна, подозрительно напоминающие кровь. И ни души. Ни мёртвого, ни, что было бы довольно странно, живого существа.

       — Громовержец, что там у вас? — нетерпеливо вопросил Резвый. Без визуального сопровождения рейда ему было непривычно и неуютно.

       — Погоди, сейчас разберёмся, — растерянно, а оттого не по-уставному ответил Чен.

       — Здесь что, вторая «червоточина» есть? — внезапно подал голос Шон.

       — Где? — удивился Кори, не совсем на слух понимая, что происходит с его абордажниками.

       — В этой системе, где же ещё, — ответил Хирш. Он, задрав голову, смотрел в прореху в обшивке крейсера, словно хотел сквозь неё воочию увидеть жерло «кротовьей норы». — Как-то же «Триумф воли» добрался в это захолустье.

       — Да, ты прав, их здесь две и они близко друг от друга, — приглушённо, оттого, что говорил в сторону от динамика, сказал Резвый, имея в виду ту «червоточину» и станцию перехода при ней, сквозь которую они сами прилетели в этот участок космоса. В голосе капитана сквозило лёгкое недоумение — он как-то упустил из виду, что рядовой член абордажной команды мог быть не знаком с картами зоны, где нёс свою службу «Звездочёт».

       — Это Аномальный Сектор, что ж вы хотите? — послышался тихий, призрачный голос старпома. — Если надо, Зовите-меня-Билл, я передам тебе карты для ознакомления и запрошу информацию на нашей станции — вдруг эта туша пролетала через них, — Призрак шутил — и это был чертовски паршивый знак, в чём был убеждён любой Страж, хотя бы отдалённо знакомый с людьми Резвого вообще и Призраком — в частности.

       — Как сказал бы сейчас Глыба: «Мне здесь перестаёт нравиться», — Клык ввернул в разговор любимую присказку Тафари, предпочитавшего спокойствию разведывательных вылазок, и уж тем более — всяческим загадкам, с которыми нет-нет, да и встречалась абордажная команда, незамысловатый азарт рукопашной стычки. И словно накликал — не успел ему никто ответить, как в эфир ворвался агрессивный рык Руты и сообщение:

       — Чен, база, у нас контакт! — затем звуки выстрелов, трескотня помех — и напряжённая, гудящая тишина прервавшейся связи.       — Громовержец, поторопитесь, мне не по душе то, что происходит. Узнайте, что на этой жестянке случилось, и убирайтесь поскорее оттуда! — скороговоркой проговорил Резвый. Уточнять, что тройка Клыка сама справится, было излишне. Да и вариантов иных не было.

       Сейчас дело было за Шаманом — что он прочтёт в ноосфере.

       Риши Сударшан по прозвищу Шаман, выходец из Странников Дхармы — вечных бродяг Космоса, был урождённым брахманом, а следовательно — нооперцептором. Человеком, способным взаимодействовать с информационным полем Вселенной — ноосферой. Если бы он был синоптиком, то сидел бы сейчас на какой-нибудь орбитальной базе Стражей и определял напряжение этого поля. Оказался бы Риши кинетиком — и не избежать бы ему самых жарких стычек в составе самой отчаянной абордажной команды из всех обретающихся на Фронтире. В любом случае, вряд ли Шаман оказался бы в команде «Звездочёта». Но Сударшан был когнитарием, а они являлись особой породой нооперцепторов. Они распознавали отголоски, следы эмоциональных и событийных всплесков, подобно тому, как энергетик своим модифицированным зрением читал топливные следы кораблей. Аналогичной способностью обладали и все кошачьи — будь то тигроиды или мелкие марруми. Пусть не так уверенно, как люди, но отголоски — или, как определила Рута, — тени они различали, так что тигрица в абордажных рейдах временами пользовалась этим своим свойством, предупреждая соратников о засадах и подобных опасностях.

       Сама специфика ноосферы вообще не позволяла с высокой точностью сказать не только что будет, но и даже что было. Она хранила информацию не столько о реальных событиях, сколько о чувствах, ощущениях и впечатлениях их участников. Поэтому нооперцепторов, к примеру, довольно редко привлекали к работе криминальных следователей, а их показания хоть и учитывались в суде, но в качестве косвенных улик, и никогда не обладали существенным весом.

       Впрочем, система правосудия Стражей Фронтира имела свои особенности и нооперцепторов ценила довольно высоко. А для каперских команд, подобных экипажу «Звездочёта», они и вовсе были на вес золота.

       — Шаман, приступай, — распорядился Чен, краем глаза наблюдая, как предоставленный самому себе Шон возится с терминалом двери. Хакер почувствовал взгляд штурм-лидера и снизошел до объяснения:

       — Запру пока покрепче, а то мало ли… — то, что одна из абордажных троек приняла бой, его, похоже, не сильно беспокоило, но перестраховаться не мешало.

       Риши сложил руки в молитвенном жесте и направился к алтарю, мелко перебирая ногами. В первые секунды это смотрелось довольно странно и даже смешно, учитывая окружающее абордажников безвоздушное пространство и неизбежный скафандр на Шамане.

       А потом Чену стало не до смеха… Сколько раз Громовержец наблюдал работу Сударшана — а всё никак не мог привыкнуть и перестать реагировать. Нооперцептор-когнитарий выкачивал информацию из ноосферы и воссоздавал недавние события, произошедшие на данном месте, попутно каким-то непостижимым образом вовлекая в своё восприятие всех окружающих. Неизвестно, через какие органы чувств сам Шаман воспринимал ноосферу, но на присутствующих обрушивался шквал неструктурированных ощущений, эмоций, звуков, световых вспышек, фантомных касаний — до дрожи, до головной боли, до тошноты. Чен прилип к стене зала, чтобы пережить крайне неприятные полминуты, пока Шаман устанавливал связь с информационным полем Вселенной, и скосил глаза на Риши. Он почему-то казался облачённым уже не в скафандр, а в традиционное брахманское оранжево-белое одеяние.

       Присутствовать при работе когнитария, когда тот входил в контакт с ноосферой, было весьма сомнительным удовольствием. Впрочем, интенсивность неприятных ощущений уменьшалась довольно быстро, к присутствующим возвращалась дееспособность, зато сам нооперцептор начинал стремительно терять силы, так что Громовержец прекрасно отдавал себе отчет в том, что обратно Шамана придётся тащить в буквальном смысле на себе.

       Сударшан заговорил — тихо, с паузами и одышкой, глаза его закатились:

       — Здесь люди, много людей, полный зал… Они возбуждены, заинтересованы… Уверены в себе. Их воля сильна и тверда. Много кшатриев… воинов. В центре двое. Это брахманы… Молодой… ученик или помощник… И ещё старый, сильный… Настоящий брахман.

       — Брахман? — не удержался от вопроса Хирш. — Соотечественник твой, что ли?

       — Нет. Брахман Рейха. То есть нооперцептор, — Шаман воспринял вопрос всерьёз. — Он проводит ритуал. Здесь, на алтаре — нечто… Нечто очень сильное. Авашеш. Очень древний, мощный. Вокруг него плотное ноосферное поле нестабильности…

       — Как ты сказал? «Авашеш»? Это не заразно? — хохмил Шон. Когнитарий же, оставаясь во власти своих видений, сохранял серьёзность:

       — Авашеш. Реликт. Артефакт.

       — Заткнись, Зовите-меня-Билл, ты мешаешь, — одёрнул его Громовержец. — Что за ритуал?

       — Не знаю. Тут всё кипит. Вероятность ветвится. Они хотели… Хотели призвать. Да. Призвать кого-то… Они зовут, — речь Сударшана стала совсем невнятной. Он отшатнулся от алтаря, нелепо взмахнул руками, стараясь удержать равновесие, оступился, но всё же не упал. Простонал устало: — Здесь всё взорвалось…

       — Это я вижу, — отметил Громовержец до того мрачно, что его слова никак нельзя было счесть шуткой.

       — Не в том смысле, — возразил Шаман, непроизвольно посмотрев на дыру в потолке. — Это уже позже случилось, а сначала ритуал кто-то нарушил…

       Риши вытянул перед собой руки, словно слепец, ощупывающий незнакомое пространство, и продолжил считку:

       — Запредельное напряжение ноосферы… взрыв… Прорыв… крики, страх, паника, смерть… Смерть, смерть! — он задрожал, хрипя сквозь плотно, до хруста сжатые зубы.

       — Ну, всё, хватит, — прервал Шамана штурм-лидер, опасаясь, как бы того не хватил припадок.

       — Страшно, ох, как же тут… как же там страшно… — пожаловался Сударшан, послушно и с явным облегчением выныривая из теней ноосферы.

       — Если уж тебе страшно, то я даже знать не хочу, что здесь было, — подал голос Хирш. Видимо, и его порядком проняло, раз уж он не иронизировал и не насмехался над нооперцептором.

       — Уходите уже оттуда, — вмешался Резвый. — В общих чертах понятно, что произошло, а детальное расследование — не наша компетенция.

       — Принято, — за всех ответил штурм-лидер. Выходя из Церемониального Зала, он аккуратно погасил свет.