Замешательство, воцарившееся на мостике, не поддавалось описанию.

       — Но ты же умер… — только и сумел проговорить Резвый.

       — Ну… скажем так, не весь, — почти согласился с капитаном Хирш. Рисунок сменился голограммой хакера, перестав нервировать своей непонятностью: — Помнишь, Резвый, года два тому ты всё допытывался, какие у меня дела с представителями Микадо-но Секаи. Так вот, я тогда у них выторговал за небольшую, скажем так, услугу настоящий кристалл-тамашии. Ну, тот, который они в бошки роботов своих засовывают, чтобы с человеком коннектить. Я подозревал, что рано или поздно лишусь жизни, только не думал, что таким способом. И подстраховался, закачал через кристалл в бортовой компьютер «Звездочёта» слепок своей личности. Который там и дремал до того момента, когда запрограммированный мною кибердиагност констатировал смерть моей физической оболочки. И заодно добавил к слепку личности информацию о последних часах моей жизни. И вот он я, снова с вами и с полным объёмом знаний о ситуации. Теперь вы меня при всём желании не спишете на берег, не сдав в утиль весь корвет, — торжествующие нотки в голосе хакера были слишком явными, чтобы пытаться их скрыть.

       Руперт слушал и молниеносно просчитывал возможные варианты происшедшего, а они виделись ему один паршивее другого. Капитан порывисто вскочил со своего кресла, но тут же сел обратно:

       — Так… Скажите мне кто-нибудь, что это просто очередная дурацкая выходка Зовите-меня-Билла. Послание с того света, записанное заранее этим придурком!

       — Эй, кэп, ты чего? Это же я! — с видом оскорблённой невинности заявил Шон. — Про «придурка», кстати, было обидно. И про послание — тоже. Ты явно меня недооцениваешь.

       — …В худшем случае — это специально созданная программа, способная реагировать на наши слова… — Резвый демонстративно обращался ко всем, кроме самого Хирша.

       — Вот это уже приятнее, конечно. Но я-то рассчитывал, что вы хотя бы испугаетесь, что на «Звездочёте» каким-то образом появился искусственный интеллект.

       — А ты искусственный? — вмешался Призрак, словно безоговорочно согласившись с фантастическим объяснением хакером его феноменальной живучести.

       — Спасибо, что не усомнился в интеллекте, — съязвил Шон. — Нет, я совершенно натуральный.

       — Тогда замолчи и не мешай, — жёстко отрезал Годар. — Если вдруг ты не в курсе, нас преследуют. Так что лучше помогай, чем можешь. Остальное — потом.

       — Извини, Призрак, — хакер замолк и убрал своё изображение с мониторов. Извиняющийся Хирш удивил Стражей, пожалуй, куда больше, чем просто воскресший.

       Капитан, во время короткого и эмоционального диалога старпома с хакером сидевший в глубокой задумчивости и прикрыв глаза рукой, решительно стукнул кулаком по подлокотнику своего кресла:

       — Парни, побудьте тут без меня немного. Хирш, на пару слов в мою каюту! — и стремительно вышел из рубки.

***

      Персональный монитор капитана сам собой засветился и отобразил голограмму Шона. Руперт воспринял это как должное.       — Нас никто больше не слышит?

       — Нет.

       — Тогда по делу и начистоту. Я должен знать, что ты такое. Знать наверняка.

       — Что ты имеешь в виду? — растерялся Хирш.

       — Всё просто: если ты не искусственный разум, не хитроумно составленная программа и не заранее записанное послание, а действительно человеческая личность, существующая отдельно от тела — то я должен знать, как ты это провернул. Поскольку я пока — подчеркиваю: пока, — не вычислил момент, в который на «Звездочёт» хотя бы теоретически могла быть осуществлена атака Железной Сакуры, а также мотивов человека, известного мне под именем Шон Хирш, способствовать её вторжению, я склонен считать, что ты и правда слепок личности означенного человека. Я понятно излагаю?

       — Вполне, — признал хакер. — Но ведь я всё сразу объяснил, чтобы не было недомолвок! Вот Призрак мне тут же поверил!

       — Призрак поверил мне. Если я напрямую не задал вопрос, меня настороживший, то и Леон не станет мутить воду. Но допустим, что и я принял твои слова на веру. Ты не думал, в таком случае, что своими выходками подвергаешь смертельной опасности не только «Звездочёт», но и всю нашу Армаду?

       — Но как?

       — Контрабанда таких вещей, как тамашии, находится в ведении военного суда Микадо, под чьей бы юрисдикцией ни находились фигуранты дела. Разумеется, официальные власти к нам на Фронтир не сунутся. Но те, кого ты так обтекаемо и скромно назвал «представителями Микадо-но Секаи», на самом деле — головорезы якудзы. И ты это прекрасно знаешь. А они ни юридическими рамками не ограничены, ни в средствах не стеснены. Захотят отыскать тебя и всех нас — сделают это. Ты подверг риску меня и моих людей. Будь любезен, объяснись.

       — Да успокойся ты, два года прошло с момента сделки, я уже официально умер, со «Звездочётом» меня ничто не связывает, ты сам старался в своё время спрятать меня максимально эффективно. Я помню и чту наш договор. И хотя я считаю, что долг свой тебе вернул в полной мере, я всё же не стал расторгать это соглашение в одностороннем порядке. Более того, я намертво привязал себя к твоему кораблю и не вижу способа это изменить. Буду теперь жить в виртуальности, как сам Микадо¹.

       В этом Хирш был прав: слепок личности снять и сохранить в компьютере оказалось не так уж и сложно, но вот обратный процесс был невозможен по естественным причинам. Живой мозг — не набор микросхем и кристаллов памяти. Единственным субстратом для переноса личности мог бы стать только разум искусственный, но его сотворение являлось попросту немыслимым. На такой риск никто бы не пошёл ни под каким предлогом: мораторий на создание искусственного разума и самообучающихся машин, обладающих собственным сознанием, был неумолим. Против него ни один человек действовать бы не стал — урок, который Человечеству преподала Железная Сакура, оказался слишком жесток и показателен.

       — Допустим, — сдался Резвый. — Но учти: если ты и дальше будешь позволять себе подобные выходки, я, конечно, свой корабль на металлолом не пущу, а вот бортовой компьютер демонтировать вполне могу решиться, какие бы издержки это за собой ни влекло. Мне безопасность «Звездочёта» и спокойствие его команды куда важнее. Тем более, что ты сам решил, что наш давний договор утратил силу. А это, как ты понимаешь, работает симметрично, — и, чуть помолчав, добавил: — Решение касательно тебя я приму позже. Постарайся быть паинькой, если и дальше хочешь… быть.

       Кори не просто разозлился — он был в бешенстве. Когда дело касалось команды «Звездочёта», он не делал скидок ни на личные привязанности, ни даже на сиюминутную выгоду. Иначе его не избрали бы капитаном.

       — Руперт… Я… Я готов принести тебе новую клятву, заключить любой договор на твоих условиях. Чёрт возьми, я готов даже извиниться. Публично. Только не думай, что ты меня напугал. Я…

       — Заткнись, Шон. Просто умолкни — и давай бороться за «Звездочёт». Всё. Я всё сказал. Пора возвращаться в рубку.

***

      На мостике Хирш «появился» подчёркнуто позже капитана.

       Свою голограмму он уменьшил и подвесил в углах мониторов, чтобы никому не мешать. Да и вообще старался вести себя ниже травы и тише воды, чем порядком настораживал своих соратников — настолько это ему было несвойственно.

       Тем временем обстановка за бортом становилась угрожающей. Катера плотно сели «Звездочёту» на хвост и выпустили по паре разведывательных зондов. С ними играючи справился Хирш: дезориентировал и вывел из строя их двигатели, все одновременно, без спросу активировав электромагнитные пушки. Он теперь имел уникальную возможность управлять всей электроникой корвета напрямую, без каких бы то ни было интерфейсов и операционных систем; он сам был бортовым компьютером маленького звездолёта, и это давало ему множество преимуществ.

       — Шон, покажи нам картинку с задней полусферы, — запросил Резвый.

       На обзорной голограмме появилось изображение происходящего за кормой «Звездочёта». «Триумф воли», одетый в призрачный кокон вырвавшегося из разгерметизированных отсеков и замёрзшего в вакууме водяного конденсата, и идущий ему на помощь крейсер во всём своём величии и мощи остались далеко позади. Фрегат и три разведкатера также не включились в погоню, и преследование продолжали всё те же два катера и второй фрегат. И были они уже слишком близко к медленно уходящему по направлению к «червоточине» корвету.

       Стало очевидно, что потеря четырёх зондов у противника растерянности не вызвала и не слишком его затормозила. Один из катеров на пробу обстрелял корвет из малых лазерных пушек, подойдя на предельную для выстрела дистанцию. Нанести серьёзный вред преследуемому кораблю он и не планировал, но пощипать всё же осмелился.

       Больше всего это не понравилось Дугласу. Появившись на канале связи, энергетик заявил:

       — Если вы рассчитываете принять бой, нам следовало бы разумно перераспределить энергию. На искажающие поля и стелс-режим мы её тратим впустую.

       — Тебя понял, — отреагировал Резвый. Подобная манера речи у него называлась «играть в вояку» и она значительно ускоряла отдачу приказов в критических ситуациях: — Хирш, вырубай стелс.

       — … выполнено.

       — Теперь отключай искажение. Призрак, время до огневого контакта?

       — … выполнено.

       — Через четыре с половиной — пять минут фрегат будет на дистанции эффективной стрельбы. Оба катера уже в зоне обстрела.

       — Принято. По моей команде — сброс топливного резервуара. Мечтатель, как отцепится — врубай ускорение. Три, два, раз, сброс!

       Старший энергетик едва слышно огорчённо вздохнул, когда произошла отстыковка трофея, лично добытого им на крейсере, но тут же вернулся к работе. Тайм согласно хмыкнул. Они с Дугласом почти не разговаривали, лишь обменивались многозначительными взглядами и только им понятными жестами — за столько лет, проведённых бок о бок, у них даже образ мыслей стал схожим.

       Как рассчитывал Резвый, высунувшийся вперёд катер продолжал движение прежним курсом, далеко не сразу заметив, что изрядная часть преследуемого им объекта уже не составляет с таковым единого целого. А следовательно, у него оставался минимум времени, чтобы сориентироваться и сманеврировать. Именно на этом и собирался сыграть капитан корабля Стражей.

       — Канониры, приготовиться: по моей команде — подрывайте резервуар к чертям собачьим! … три!..

       Разведчик заметил, что стал сближаться с препятствием перед собой, и начал манёвр уклонения.

       — Дуглас, шестьдесят процентов энергии на кормовые щиты! … два!..

       Вражеский катер огибал топливный резервуар по кратчайшей траектории, проходя от него в считанных метрах, чтобы сэкономить время и побыстрее добраться до преследуемого корвета.

       — … раз…

       Пилот Рейха наверняка уже успел увидеть на своём мониторе беглеца, но тут Резвый скомандовал:

       — Огонь! — и направленный подрыв огромного топливного резервуара накрыл катер полем ионизированной плазмы. Это выглядело столь же красиво, сколь и смертоносно.

       От одного преследователя Стражам удалось избавиться довольно изящно, но оставались ещё двое.

       Разведчик хоть и превосходил корвет в скорости и манёвренности, но значительно уступал по прочим характеристикам. Тем более, что «Звездочёт» был оснащён с упором на огневую мощь и силовые щиты.

       К тому же, особым козырем корабля Стражей Фронтира являлся пилот. Пусть в Рейхе эта роль отводилась генетически специализированным профессионалам, Мечтатель был на голову выше любого из них. Ещё тысячу лет назад наука доказала, что структуры человеческого мозга уникальны и не наследуемы. Можно было при помощи генной инженерии до предела усиливать восприятие, повышать скорость нервных процессов и реакции, но подход боливарианцев, применявших церебральный сортинг, всё равно на практике оказывался эффективнее. И, конечно же, немаловажную роль играло почти мистическое Мечтательское везение.

       Так что в противостоянии с фрегатом «Звездочёт» мог положиться только на Хорхе.

       Но и списывать со счетов второй катер было бы опрометчиво.

       Форсировав двигатели, Мечтатель вывел корвет под плоскость движения вражеских звездолётов и чуть развернул корабль по продольной оси, уменьшая возможную площадь поражения огнём. Усиленная защита кормовых структур «Звездочёта» давала шанс некоторое время продержаться даже при массированном обстреле.

       Однако разведкатером, как оказалось, управлял далеко не зелёный новичок. Оценив манёвр Мечтателя, он поднырнул кораблю Стражей под брюхо, рассчитывая по типовым моделям корветов, что там защита слабее. Он ошибся; впрочем, в то же время повысив свою собственную выживаемость: нижнюю полусферу контролировали только две маломощные пушки. И ощутимого вреда разведкатеру они нанести не могли.

       В зону эффективной стрельбы вошёл фрегат Рейха. Не было сомнений, что переговоров не будет…

       Хорхе продолжал сложные манёвры уклонения, стараясь одновременно увести «Звездочёт» с перекрёстных линий атаки и дать своим канонирам наиболее выгодную позицию для стрельбы. Задача усложнялась ещё и тем, что Аномальный Сектор хоть и был лишён планетарных скоплений и звёзд, но изобиловал астероидными полями. Исследователи даже выдвигали теории, что подобное устройство этого участка космоса вовсе не нарушает общие законы космогонии и астрофизики, а является следствием невообразимо древней разрушительной войны галактических масштабов. Кто и почему именно здесь вёл эту войну, они предполагать и не пытались, приняв как априори нерешаемую загадку.

       В одночасье стало очень жарко.

       Мечтатель почти интуитивно угадывал малейшие изменения в обстановке, ему не приходилось согласовывать свои действия ни с капитаном, ни с канонирами. Соответственно, Резвый совершенно не отвлекался на пилотирование звездолёта, целиком полагаясь на профессионализм Хорхе.

       Однако и враги не дремали. Метким выстрелом фрегат пробил один из щитов и попал куда-то в область навигационного оборудования. Мечтатель выругался и попросил Хирша разобраться, что случилось. Сам же пилот моментально выбросил проблему из головы, как пока ещё не актуальную.

       Дуглас выгнал из энергоотсека О’Лири — сейчас «горячая зона» была по-настоящему горячей, и выдержать нагрузку мог только генетически модифицированный организм. Как бы хорошо ни был подготовлен Тедди, но был он обычным человеком, а природа не предполагала, что её дети полезут в искусственное пекло, собственноручно ими же и сотворённое.

       Тайм вынужден был уйти в свою каюту, как и каждый прочий, кто не имел отношения к космическому бою. Даже Сейфул, придя в себя в медотсеке, сумел препроводить на положенное место очухавшегося доктора и сам добрался к себе.

       Неизбежные перепады энергоснабжения комфорта вынужденно пассивным пассажирам не добавляли, тем более — измученному янычару. Но поскольку чаще всего из-за перераспределения энергии, мелких попаданий и головокружительных манёвров корабля сбоила система искусственной гравитации, хуже всех в итоге приходилось тигрице.

       Рута выла — на одной ноте, громко и протяжно. Она опустилась на четыре лапы, вжалась в пол, прижав уши и зажмурив глаза. Кошки по природе своей крайне плохо переносили невесомость, а тем более перегрузки. И даже сотворив из них космических солдат, люди не подумали модернизировать этот недостаток. По вполне понятным, в общем-то, причинам.

       «Звездочёт» тоже выл — на свой лад. Его корпус дрожал от натуги, ревели рассинхронизировавшиеся двигатели, скрипели и трещали переборки. Корвет огрызался плазменными и лазерными пушками, уже не экономя энергию. Взмыленные канониры работали на пределе возможностей, молясь только об одном — чтобы их пилот поскорее нырнул в «кротовью нору». И Мечтатель внял их мольбам.

       «Своя», ведущая на базу Стражей Фронтира «червоточина» была уже на расстоянии примерно двадцати минут полёта, и «Звездочёт» устойчиво принимал сигналы маяка, болтающегося на её орбите. На укреплённую станцию Стражей солдаты Рейха соваться не станут. А потому постараются прижать каперский корвет, пока он от них не улизнул окончательно. Надо было продержаться ещё чуть-чуть.

       И преодолеть особо плотное астероидное поле, преграждающее кратчайший путь к спасительной «червоточине».

       — Хирш! Отчёт о повреждениях! — распорядился капитан.

       — Мы потеряли правый маневровый двигатель, но это не фатально. Правый же носовой щит можно попытаться компенсировать, дайте мне минут семь–десять. Двадцать процентов пушек вышли из строя, что было бы не критично, если бы у нас оставалась энергия на эффективную стрельбу прочих. Но у нас едва хватает на поддержание щитов и переход по «кротовьей норе». Навигационная система повреждена, так что автоматический контроль перехода невозможен. Остаётся только пилотирование в ручном режиме. А иначе мы все — покойники. Ну, кроме меня, разумеется.

       Неправдоподобно бледный Хорхе Неистовый Ветер на миг замер и с дрожью в голосе спросил:

       — Шон… Ты сможешь мне помочь? Сможешь указать мне путь?

       — Извини, Мечтатель, но ты должен сделать это сам. Я бы с радостью стал твоими глазами, но у меня и своих-то нет. — Хакер не обманывал. Теоретически успешный проход по «червоточине» в так называемом «ручном» режиме был возможен. Легендарный звездолёт «Тёмные Горизонты», совершивший первый в истории направленный полёт через «кротовью нору», ещё не был оснащён соответствующей аппаратурой. И Хорхе сейчас был в положении того самого знаменитого японского пилота и десятков его последователей, большей частью не столь успешных.

       — Но самая большая проблема, — продолжал Шон, — это рассинхронизация маршевых движков, которая составляет сорок два процента. Это весьма серьёзно, хотя лететь мы пока ещё можем относительно контролируемо, спасибо нашему Мечтателю.

       — Хирш… Резвый…

       — Что? — в один голос спросили оба.

       — Мы не уйдём, — констатировал пилот. — Сорок два процента рассинхронизации при потере одного из маневровых — это приговор. Я ничего не могу сделать. Даже я, что бы вы там про меня ни думали.

       Весь «Звездочёт» притих. Леденящая тишина разлилась по кораблю. Слова Мечтателя слышали все до единого — и все понимали, что он прав.

       Потом Пьер Годар по прозвищу Молчун начал молиться. Но на него никто не обратил внимания.

       А тишину разорвал голос Хирша — бодрый и уверенный, потому что бортовой компьютер и корабельные динамики не могли передать обуревающих его эмоций:

       — Я знаю, что мы можем сделать.

       — Говори, — напряжённо проговорил Резвый.

       — Нам надо создать обманку, фантом. Виртуальную копию «Звездочёта».

       — Каким образом?

       — Возьмём за основу разведывательный зонд или торпеду. Лучше зонд, он… поумнее будет. Тайм его пересоберёт, как я скажу. Пустим обманку вперёд, к «червоточине». Сами спрячемся в стелс-поле возле любого крупного астероида. Пропустим мимо фрегат. Потом всё будет зависеть от наших канониров. У них хватит времени и энергии на один–два выстрела. Если они сумеют вывести из строя хотя бы симметричные маневровые, а ещё лучше — энергоотсек, — мы успеем уйти даже со своими повреждениями.

       — Но как мы заставим корабли Рейха поверить в реальность обманки? Любой энергетик увидит, что перед ним вовсе не корвет, а мелочь вроде зонда. Про локаторы я вообще молчу.

       — Они поверят, если иллюзию будет создавать человеческое сознание.

       — Это как?

       — Это просто. Резвый, в управляющем блоке кибердиагноста всё ещё находится кристалл-тамашии. Если его поместить в этот зонд, я смогу… дирижировать эту пьесу. Изнутри, сознательно. И не возражай: это единственный шанс «Звездочёта».

       — Но ведь они собьют тебя…

       — Почти наверняка.

       — И ты умрёшь.

       — Первый раз, что ли? — горько усмехнулся Хирш. — Зато мы уничтожим кристалл.

       — И что, нет вариантов?

       — Есть одна задумка, но её ещё никто и никогда не реализовывал, насколько мне известно. Можно попытаться создать резервную копию моей личности на любом чистом инфокрисе. Тамашии нужен только для соединения живого мозга с компьютером. А я уже существую в виртуальности. И когда… когда вы пройдёте «червоточину», ты сам решишь, возвращать ли меня к жизни.

       Руперт сглотнул:

       — Знаешь, Шон… Теперь я не сомневаюсь, что ты — человек.

       Хакер хмыкнул:

       — Выходит, мне надо было перестать быть, чтобы стать человеком.

***

      Мечтатель выжимал последнее из бунтующего звездолёта, пока Тедди под руководством Хирша снаряжал зонд-обманку. Подходящий для манёвра астероид подвернулся, когда до «кротовьей норы» оставалось семь минут полёта напрямик. К этому моменту хакер успел переписать резервную копию своего сознания на чистый кристалл, Дуглас — задействовать последние энергетические резервы, а самые меткие из канониров — переключиться на наиболее надёжные из оставшихся орудий.

       Капитан фрегата Рейха попался на удочку. Думая, что кораблик Стражей от него почти ускользнул, он сосредоточил шквальный огонь из всех орудий на своей цели. Хрупкий маленький зонд в считанные секунды разлетелся на атомы под таким напором, Хирш даже попрощаться не успел. Но погнавшись за фантомом, противник не заметил оставшийся позади настоящий «Звездочёт». Его канонирам удалось слитным залпом взорвать оба маршевых двигателя по левому борту фрегата. Звездолёт Рейха закрутился волчком, полностью потеряв управляемость, и вышел из игры. Теперь его основной заботой было поддержание вкруговую всех энергощитов, чтобы защититься от опасностей астероидного поля. Разведкатер тоже никто в расчёт не принимал, к тому же, тот был порядком повреждён и особой опасности не представлял. В общем, им обоим было не до корвета Стражей.

       И хотя для потрёпанного «Звездочёта» семь подлётных минут растянулись втрое, вскоре Хорхе вёл корабль через «червоточину» — вручную и почти вслепую, потому что оказалось вдруг, что без полноценного цветовосприятия пилоту и правда не обойтись. Но Неистовый Ветер не зря носил своё имя и не зря слыл среди Стражей счастливчиком — и если был хоть малейший шанс выйти из этой передряги, причём, с наименьшими потерями — только Мечтателю было под силу сделать это. Он сжимал в руке образок Пресвятой Девы Марии, принадлежавший когда-то его прабабке Рамоне и отданный ею Хорхе в тот знаменательный день, когда правнук сделал свой выбор.

       В цветовой круговерти изнанки реальности Мечтатель выбирал верный путь скорее по наитию, чем визуально. И Хирш действительно ничем не смог бы ему помочь, поскольку воспринимал окружающую не-реальность совсем иначе, чем пилот корабля. Если вообще мог её воспринимать. Никто не знал, как видят нутро «червоточины» пилоты. Принято было считать, что оно представлялось человеку калейдоскопом цветовых сполохов, нитей, жгутов и сияющих полей, среди которых необходимо было отыскать единственно верный путь, ведущий к противоположному жерлу «кротовьей норы». Иначе заблудившийся корабль рисковал навечно остаться в этом цветовом вихре или сгореть в ярких огнях не-реальности. То, что людям удалось создать электронный механизм, способный заменить человеческое зрение и разум, представлялось настоящим чудом.

       Время в «червоточине» тоже теряло линейность, искажалось, растягивалось, заплеталось замысловатыми узлами, обретало зримость и весомость, сливалось с танцем красок.

       Но Мечтатель от природы был лишён способности различать цвета. Он видел грязно-серые участки на месте красочных разливов, он вынужден был отделять один унылый оттенок от другого, одну блёклую нить от другой, чуть менее блёклой.

       Он глотал загустевший воздух широко открытым ртом, коротко смахивал заливающий глаза липкий, холодный пот, целовал образок Пресвятой Девы — и продолжал мелко подрагивающими руками делать выбор. У Хорхе не было права на ошибку, и он об этом знал.

       А потому с задачей справился.

       Когда «Звездочёт» вынырнул с обратной стороны «кротовьей норы», и буйство красок рассеялось, явив утомлённому глазу чистый, спокойный космос, Мечтатель бессильно откинулся в своём кресле — и услышал восторженный голос капитана:

       — Знаешь, Хорхе, мы тебе неправильное имя дали. Тебя надо было назвать Счастливчиком. Может, переименуем?

       Неистовый Ветер, приученный с уважением относиться к старшим как по возрасту, так и по званию, в этот раз с чувством и полным правом ответил:

       — Да пошёл ты к чёрту, кэп! Моё имя — Мечтатель!

***

      На транзитной базе возле «червоточины» они задержались совсем немного, только для того, чтобы пополнить резерв энергии и топлива на дальнейший путь и кое-как подлатать звездолёт. С корабля никто не сходил и с обслугой базы почти не общался.

       Теперь «Звездочёт» направлялся к орбитальным верфям своей Армады. Кораблю предстоял серьёзный ремонт и некоторое переоснащение, его команде — попойка и заслуженный отдых, а капитану, конечно же, аудиенция у Адмирала.

       Но оставался ещё один важный вопрос, и для его обсуждения Резвый собрал всю команду без исключения.

       Весь офицерский состав обосновался в рубке, даже Мечтатель отвлёкся от работы, доверив управление автопилоту. Остальная команда собралась в маленькой и уютной кают-компании корвета, наблюдая своего капитана через большой монитор.

       — У меня в руках, — начал Резвый, — слепок личности Шона Хирша. И от нас сейчас зависит, станем ли мы возвращать его к жизни. Я хочу, чтобы каждый член команды высказал своё слово «за» или «против». Объяснений мне не надо, только индивидуальное мнение. Прошу также учесть, что при положительном решении большинства, весь без исключения экипаж, как гласит закон Стражей Фронтира, даёт клятву о неразглашении факта и сопутствующих обстоятельств существования на нашем корабле такого… феномена. Кто не согласен, прошу высказать свои возражения сейчас, пока ещё они могут быть учтены.

       Только теперь Призрак позволил себе усомниться:

       — Ты уверен, что то, что явилось нам под личиной Шона Хирша, в действительности им является?

       — Я уверен. Он пожертвовал собой и отдал себя в руки команды «Звездочёта». Ни один искусственный разум не смог бы так поступить. Он доказал, что является человеком.

       — Он прошёл обратный тест Тьюринга, — подал голос О’Лири. Но пояснять не стал.

       Пусть за годы, проведённые хакером на «Звездочёте», он успел персонально насолить всем и каждому, все понимали, что Зовите-меня-Билл сильно изменился. И привыкнуть к новому Хиршу будет непросто. Он остался таким же шутом и зубоскалом, только теперь его насмешки перестали быть адресными. Он больше иронизировал над собой или ситуацией, чем высмеивал кого-либо конкретного.

       А ещё возникли сложности с именем. Именно сейчас, в нынешней своей форме существования, он в полной мере имел право на желанное прозвище «Билл Сайфер», но теперь и ему самому это казалось ребячеством. Иначе он бы продолжал визуализировать себя в облике глазастого треугольника. Но с того первого, приветственного раза использовал исключительно собственную голограмму. Дань своеобразного уважения бесконечно далёкому, затерявшемуся в веках и поколениях предку ² — это одно, но пустая придурь — совсем другое, и для неё теперь было не время.

       — Ну? — нетерпеливо и требовательно произнёс капитан. — Кто против?

       Весь корвет молчал.

       — Что ж, решение принято и клятва принесена. — Резвый поместил инфокрис в приёмное гнездо и подтвердил считывание.

       Несколько минут ничего не происходило. Потом все мониторы корвета разом ожили и отобразили голограмму Хирша. Выглядел он порядком растерянным.

       — С возвращением, — приветствовал его Руперт.

       — Кажется, возвращение к жизни входит у меня в привычку, — голографический Хирш слабо улыбнулся. — Что я пропустил?

       — О, сущие пустяки. Мы всего лишь ускользнули из-под носа у Рейха, а Мечтатель прошёл по «червоточине» в ручном режиме. А ты-то как себя чувствуешь?

       — Чувствую себя «Звездочётом», — с ноткой удивления в голосе ответствовал Хирш и добавил с наигранным беспокойством: — Дуглас, кажется, у меня чешется левый реактор. Ты бы посмотрел, что с ним.

       — Похоже, ты глюоны подцепил, — не остался в долгу энергетик, — меньше надо было в чёрные дыры заглядывать.

       Хохотали все — и отдавая должное чувству юмора обоих шутников, и просто сбрасывая напряжение после невероятно трудного похода. Даже Рута на кошачий манер смеялась.

       — Ну, что ж, братцы, — переведя дух, уже серьёзно распорядился капитан, — дежурные — по местам, остальные — свободны.