Очередная неделя, в течение которой Кенни и Картман не разговаривали друг с другом больше неизбежного минимума. Это стало только очевиднее, так как Картман никуда не пропадал, а Кенни был уверен в напряжении между ними. Тысячу раз он успел пожалеть о том, что сказал тогда в машине. Ему ли не знать, давление на Картмана никогда не приводило ни к чему хорошему, но блондин уже не выдерживал чужого самообмана. Поехавший мудак он или нет, Кенни беспокоился за Картмана и искренне желал тому счастья.

  Отсюда другая мысль, пугающая и назойливая. Дружеское беспокойство было бы оправданным, но Кенни принял на собственный счет, что Картман не может просто принять как должное тягу к парням, а может и к Кенни. А ведь они могли бы хорошо проводить время и без жестокости и кровопролитий… Со своей тягой к другу Кенни смирился еще давно, но это было что-то иное. Ощущалось по-иному. Не то чтобы Кенни волновало, когда кто-то из его «трофеев» стеснялся произошедшего между ними. Все же он только разделял мгновения, а не вкладывался во что-то большее, так что секретность не была проблемой. Теперь же что-то будто сдавливало Кенни голову от настолько заряженного воздуха между ним и Эриком в моменты их развлечений: особенно когда это было чем-то интимным, только между ними.

  Конечно, признание подобного даже самому себе уже значило для Кенни переход от дружеской симпатии в сторону более глубоких чувств. А предвещало это только катастрофу, учитывая, насколько Картман был привередлив к полу своего партнера.

  Кенни разрывался между разумным отдалением, игнорированием проблемы и жаждой неизбежного сближения с Картманом, что выходило за рамки договора по удовлетворению их порочных потребностей. Неделя порознь стала и наградой, и наказанием, и когда Картман написал о субботней встрече, Кенни при всем своем желании не смог отклонить предложение. В конце концов, перед Картманом всегда было трудно устоять.

  Как всегда, Лиан повстречала его на своем пороге, предупредив, что Эрик находился на кухне, а не в своей комнате. Когда он прошел туда, то увидел гудящего себе под нос Картмана, что слонялся и складывал вещи. Кажется, брюнет пребывал в хорошем настроении, в отличие от его задумчивости и потерянности последние выходные, так что Кенни спокойно выдохнул и расслабился, забыв о необходимости снова мириться с раздраженным другом.

  — Для чего тебе столько? — спросил блондин, прислонившись к дверному косяку. Картман огляделся, взглянул на него и легонько хихикнул.

  — Пакую хавчик на сегодня, очевидно. Поднимись за моей приставкой, ее тоже прихватим.

  — Куда? Ты чего задумал? — Кенни удивленно повел бровью.

  — Ну, я подумал, мы могли бы приехать в хижину пораньше и затусить там… — пожал плечами парень, все еще укладывая еду, количество которой для Кенни казалось колоссальным, но для Эрика наверняка было недостаточным. — Ну, для разнообразия… — Кенни недоверчиво усмехнулся, но улыбка на лице Картмана казалась искренней, так что он просто послушно кивнул и отправился наверх.

 Так как в «обжитой» части хижины не было телевизора, уже там парни оставили консоль снизу, в небольшом «офисе», где Картман наблюдал на экранах съемки смертей Кенни, когда не мог находиться с тем в одном помещении. До этого Кенни видел эту комнату лишь мельком, когда брюнет открывал окно между ним и пыточной, чтобы оценить свою работу. Каморку заполнила куча техники, будто кабину космического корабля с множеством пультов управления. В центре разместился огромный «трон», с которого Картман управлял всем оборудованием.

  — Воу, после темных делишек, еженедельных убийств и всей этой махины, до звания суперзлодея тебе не хватает только белой пушистой кисы, — присвистнул Кенни, вращаясь в большом кресле. Картман метнул взгляд в его сторону и блондин закусил губу. — Ой… Прости, чувак… Не стоило мне это говорить, — брюнет закатил глаза и снова отвернулся подключать приставку. — Может, все же есть смысл завести другую кошку. В смысле, животное всегда скрасит любой говенный день.

  — Я не стану заводить еще одну кошку, просто чтобы снова посмотреть, как какой-нибудь урод отравит ее или размажет тачкой по асфальту. Мне хватило, — прорычал Эрик. — И они не были моими питомцами, они были моими подругами.

  Слова Картмана были пропитаны скорбью, но Кенни воздержался от лишних комментариев. Наконец, вскоре мальчики все установили и тестировали консоль на первой попавшейся гоночной игре. Это ощущалось иначе, чем играть за огромным Картмановским телевизором в его доме, но все еще лучше, чем то, что мог предложить Кенни. После матча Эрик занес и разместил свою кучу еды возле них. О таком количестве когда-то Кенни мог лишь мечтать, а как это было вкусно. Блондин все еще не отошел от такой резкой смены обстановки на этих выходных, но видеть Картмана простым подростком тоже было своего рода удовольствием. Хоть и неоднозначным. Картман слегка пнул свой морозильник и выругался на тему того, какая его мать идиотка, что положила только парочку апельсиновых содовых и в основном виноградные. Брюнет кинул ненавистную банку в сторону Кенни, которую тот сразу неохотно вскрыл и выпил до дна, смирившись с фактом, что либо он пьет это, либо ничего вообще.

  Час спустя еды почти не осталось, и Кенни уже был настолько сыт, что ему стало не по себе. Может, следовало бы хоть немного контролировать поток из пиццы, куриных крылышек, бургеров и другой всеразличной жирной и вредной еды, которая привычна его другу. Хотя не хотелось упускать шанс насколько сытно поужинать, что выпал ему чуть ли не в первый раз в жизни. Даже Картман не выглядел особо довольным, пока постоянно массировал свое огромное пузо и ныл, что его штаны вот-вот лопнут. Кенни хихикнул и мысленно понадеялся, что так и случится, воздерживаясь от колких комментариев с мыслями об их прошлых выходных. Пока эта ночь протекала неплохо, и ему были ни к чему лишние споры с Картманом.

  Еще один час и Кенни пришел к мысли, что что-то из съеденного возможно было испорчено. Его желудок будто раз за разом переворачивался и рычал словно псина, а кислый привкус подползал к горлу и навевал тошноту. Картман слегка вспотел и побледнел, но не жаловался. Блондин закончил банку содовой, но сколько бы он ни пил, болезненное чувство только разгоралось.

  — Чувак… Кажется, что-то из жрачки протухло или типа того…

  — Да ты просто дрищ, — пожал плечами Картман, — валишься с того, что в кои-то веки нормально поел. Привык к режиму «печенька в неделю».

  Кенни закатил глаза и продолжил, но сконцентрироваться на игре, пока все от желудка и до рта пылало, а омерзительная отрыжка накатывала раз за разом, было проблематично. В конце концов, Кенни не выдержал и поспешил наверх в ванную, где упал на колени перед унитазом точно в тот момент, когда рвота вырвалась наружу. Он чувствовал, будто его рвет чистой кислотой, что, возможно, правда, ведь в унитазе он увидел месиво из собственной крови и содержимого желудка. Уставший и тяжело дышащий после усилий, Кенни повернулся к стоящему позади с ухмылкой Картману. И тут в голове что-то щелкнуло.

  — Ублюдок… Ты… Это твоих рук дело, а? — пробурлил Кенни между тяжелыми, накатывающими волнами рвоты. Стало предельно ясно, что это ненормально, ведь едкая смесь резала нос, сжигала язык и небо, отчего крови только прибавлялось.

  — Неблагодарная ты козлина… — с растущим оскалом Эрик облокотился на дверной косяк. — Я изо всех сил старался накормить тебя вкусным ужином, а ты весь его выблевал…

  Каждый сантиметр тела пламенел от кислоты в пищеводе и ярости от предательства. Так вся их «дружеская ночевка и расслабон» была просто уловкой, на которую Кенни с такой легкостью повелся.

  — Ты… Что сделал?.. — он чувствовал, как при каждой попытке заговорить, от напряженного голоса его горло пылало только больнее. Толстяк подошел ближе и с самодовольным видом уселся на корточки возле Кенни.

  — Ну… Обнаружил у себя немного яда, заставляющего мозг вырабатывать больше желудочного сока, чем это необходимо организму. В очень малых дозах может вызвать у нормального человека язву за пару дней… Хотя ты влил в себя сегодня около поллитра.

  Кенни снова вывернуло: то ли от боли, то ли от отвратительного коварства своего друга. Он не сомневался в своей гибели этой ночью, однако ощущение предательства приглушило привычный трепет вместе с надеждой на хотя бы одну ночь без привычного танца со смертью. Вранье Картмана ощущалось мерзко, ведь, хоть жирдяй и прославился тем еще лжецом среди народа, Кенни чувствовал большую честность между ними. Если раньше он был немного особенным, то сейчас стал лишь очередной глупой жертвой обмана его друга. В этот раз Кенни разглядел неопознанные красные ошметки на дне унитаза. Класс, походу теперь он выблевывает собственные органы. Кенни пару раз поднял взгляд на Эрика и только с некоторой попытки, гортанным и запузыренным голосом выплюнул: «как?»

  Картман улыбнулся и на мгновение скрылся из комнаты, а по возвращению швырнул что-то в сторону Кенни. Металлический звон вынудил блондина повернуть голову, и тот нахмурился при виде банки содовой. Кенни было что сказать, но при следующей попытке подать голос он почувствовал, будто его горло распадается, что наверняка так и было. В ответ на взгляды Кенни Эрик лишь снова довольно и деловито прошел к нему.

  — О-о-ой, да ла-адно… Чего ты на меня так пялишься? Просто подумал, что стоило бы проверить тебя на настороженность и прежнюю реакцию… — Картман легонько пнул Кенни, от чего тот скатился на пол, не в силах даже сопротивляться. Эрик склонил голову на бок. — Вижу, в конце концов я не ошибся, — брюнет слегка наступил на эрекцию Кенни, которому хорошо был виден растущий в чужих штанах бугор. Он наверняка бы сострил или посмеялся над другом в этой ситуации, если бы его собственное тело не сжирало само себя и не сгорало от омерзительного химического пламени. Удовольствие было в том числе, но ощущалось иначе, ведь наконец болевой шок перерос в сладкую и похотливую агонию. Картман согнулся и осторожно перевернул Кенни на бок, прежде чем снова встать.

  — Постарайся много не двигаться. Мы же не хотим, чтобы ты захлебнулся в своей рвоте, м? Мне правда любопытно поглядеть.

  Кенни из последних сил закатил глаза и почувствовал покидающие его силы. Жар перерос в ужасную ноющую грудную боль, будто его сдавливала неизмеримая сила, пока парень наконец со скрипом не отрыгнул мясные клочья и не почувствовал, как обрываются остатки жизни внутри него. Вот-вот он умрет с мыслью, что до сих пор не кончил, но внезапно Кенни почувствовал чужую ногу, игрующуюся с его членом. Эрик поправлял, а вернее сказать натирал собственную эрекцию через ткань штанов с нечитаемым выражением лица, на котором смешались изумление, волнение и озабоченная хмурость. Если бы его голосовые связки были целы, Кенни бы застонал, но пока он мог позволить себе только закрыть глаза и отдаться боли и наслаждению от прикосновений Эрика, что довели его до второй бездыханной вспышки в груди, после которой уже последовала лишь темнота.