Прибила бы, вот ей-богу, даже после того, как поняла и приняла его доводы, так бы и огрела чем-нибудь тяжелым по неразумной голове. Ведь просила, умоляла, ведь обещал не ввязываться. Развернуться бы и уйти, пускай сам со своим вороньим царем разбирается, да только сердце кровью обливается от мысли, что он останется в этом гадючьем гнезде совсем один. 

Риван многого боялся, очень боялся: разочароваться в своем боге, выбрать неверный путь, не справиться, навредить и, за что хотелось отдельно дать по шее, потерять доверие Арндис. Рассказал все как есть, передал каждое слово, услышанное от изувера, извинялся, дурень, неустанно, делясь своими размышлениями. Отчего-то думал, что Арни не поверит ему. Да как не верить, когда вот он, перед тобой, как открытая книга: все эмоции на измученном лице, вся скорбь и страхи в чистых глазах.

А Арндис боялась еще больше и опять не за себя. Опасалась, что Ривану вновь причинят боль, используют, предадут, разобьют окончательно его веру во все хорошее и светлое. Нахлынувшая волна чувств к горемычному жрецу, непрошенных, неуместных в столь смутное время, обезоружила. Арндис отругала его на чем свет стоит, едва сдерживая подступающие к горлу злые слезы, да велела слушать ее внимательно. 

Если реильский царь так остро в нем нуждался, Риван обязан был этим воспользоваться. Выставить условия, обезопасить себя и всех, до кого сможет дотянуться. Связать руки колдуну настолько, насколько это возможно. А Арндис сделает все, что в ее силах, чтобы оградить Ривана от новых бед. После этих слов, начал сопротивляться, мол, не желает подвергать ее опасности, но благодарность в глазах, что не оставила, что будет рядом, говорила куда убедительнее.

Решаясь, Арндис понимала, что ей будет нелегко находиться в стане неприятеля, среди чернолатных солдат, повинных в гибели ее собратьев и союзников. Но она не ожидала, насколько будет невыносимо видеть так близко, куда ближе, чем требовалось для одного единственного точного выстрела, ненавистную горделивую фигуру Корвуса, возглавляющую авангард реильского войска. День ото дня наблюдать его надменную морду, кривую ухмылку и жадный взгляд, которым он смотрел на Ривана, и быть бессильной что-либо сделать. Клокочущая злоба, не находя выхода, выжигала изнутри, а в голове лихорадочно стучала лишь одна мысль, питаемая слабой, но все же надеждой: «Жди, рано или поздно все закончится». А уж тогда Арндис, коль будет жива, не погнушится востребовать с Корвуса обещанное и заставит дать ответ за все. А пока ей оставалось только держаться в стороне да не испытывать собственное самообладание.

Особенно трудно последнее давалось, когда видела, каким разбитым и истерзанным возвращался Риван после разговоров с колдуном и их богом, насколько сильно его угнетала необходимость нарушать данный полжизни назад обет. Но только зная, какова воля Бога-Ворона и как Корвус ею распоряжается, Риван мог провести так необходимую ему грань между ними. А вороний царь, по словам Ривана, наоборот, словно только и ждал возможности с кем-то обговорить услышанное, увлекая жреца в долгие тягостные обсуждения. Впрочем, в этом Арндис не видела ничего удивительного: Бог-Ворон, как и прежде, не отличался прямотой изречений. На вопрос, остро беспокоящий в лагере буквально всех, пусть каждого и по своим причинам: «Что же вынудило врановых жрецов покончить с собой?» мудрый бог ответил невразумительным предупреждением.

— Остерегайся детей Сола, — повторил слова своего бога Риван, вернувшись к Арндис с восходом луны. 

— И что это значит? — Арни подобрала ноги, позволив жрецу сесть рядом на разостланной у тлеющего костра попоне.

— Не знаю. И он не знает, — Риван с силой потер пальцами виски. — Сомневаюсь, что последователи Иснана себя так называют. Ведь все мы, люди, дети Сола.

— А что насчет южных богов? Не мог твой ворон их иметь в виду?

— Я тоже подумал об этом. Но… — Риван замялся и понизил голос. — Но, выходит, их больше нет. Ткач последнее порождение от крови Сола.

— Как? Вот так раз и нет? — ахнула в изумлении Арндис, которая едва-едва начала мириться с самой мыслью, что боги смертны.

— Вряд ли это произошло разом. Если Бог-Ворон выбрал ставленника тридцать зим назад, это могло начаться еще тогда.

— Могло? Ты не уточнял? — нетерпеливо выдохнула Арндис. — Риван, душа моя, я понимаю, что меньше знаешь — крепче спишь, но это не наш случай.

— Прости, — жрец кисло улыбнулся ей в ответ. — Просто в голове до сих пор все плохо укладывается.

Арндис сочувственно обхватила его ладонь своими и, наклонившись вперед, уткнулась носом в шею, а Риван тут же прижал свободной рукой девушку к себе.

— Иди-ка ты отдыхай, — прошептала она парой приятных в своей отрешенности мгновений спустя. — Я догоню. 

Спорить Риван не стал. Поцеловал Арни в висок, выпустил ее из объятий и, поднявшись, убрел в сторону шатра.

Как и другие ловчие, Арндис отроду не слышала своего бога и, уж тем более, не видела, но у нее никогда не было причин сомневаться в его покровительстве. Особенно ярко незримое присутствие Ульвальда ощущалось в час борьбы, телесной или духовной, когда, вверяя ему свое сердце без остатка, находишь в себе силы, неведомые ранее. И вот сейчас Арндис, ведя самое яростное в своей жизни внутреннее сражение, намеревалась просить напутствия для себя и защиты для Ривана, однако главная причина ее порыва скрывалась в другом. Ловчая донельзя желала убедиться, что Ульвальд все еще здесь, рядом, что он, как бы дико это ни звучало, все еще жив. 

Арни выудила из поясной сумки свое ожерелье и невольно задумалась о правильности такого решения, водя подушечками пальцев по резной поверхности бусин и гладким клыкам. Нехорошо привлекать лишнее внимание, но как же она устала прятаться. К тому же, если Арндис хочет поддержки Ульвальда, то и ей стоит прекращать его подводить. Ловчая что есть силы сжала в ладони волчьи клыки, а затем завязала шнурок на шее. 

— Позволишь? — не менее ненавистный, чем царская морда, голос вырвал ее из размышлений. 

Не успела Арндис ничего ответить, как Хальвард уселся прямо на голую землю у костра напротив.

— Совесть по ночам спать не дает? — ядовито процедила Арни.

— Нет, — невозмутимо ответил Халь, — плечо из-за сырости ноет.

— А, это хорошо. Пусть поноет. У него шея тоже долго болела.

Хальвард, вздохнув, на короткий миг отвел взгляд на тлеющие угли, но тут же поднял его обратно.

— Я не ругаться пришел, а за помощью, — и, прежде чем Арндис успела возразить, продолжил: — Здесь в лагере, у жрецов на попечении, находится таламийский царёныш. Ребенку в армии не место, но дело даже не в этом. Слышал, что за нами по пятам следуют гвинландские разведчики. Вероятно, Зарина желает убедиться, что реильцы и в правду прошли мимо, а не затевают какой маневр, ведь хотела бы она напасть — уже бы напала. И я подумал, что возможности освободить мальчишку лучше не представится. Забрать Невена у жрецов не составит труда, им сейчас не до того. Несложно будет и передать его моим соотечественникам. Ну а ты одна из немногих, кого не хватятся, отстань ты хоть на целый день. 

— Чего тебе этот мальчишка так дался? — немного помолчав, строго спросила Арндис.

— Он единственный, кого мне удалось уберечь от Корвуса, — хмуро проговорил Хальвард. — К тому же, какая-никакая дань памяти… — Халь запнулся на полуслове.

— Свирепому? — догадалась ловчая.

— Да. Он погиб, выкрикивая его имя.

— Если мальчик тебе дорог, тогда ничего не трогай, — с довольством отметив удивление на лице солдата, Арндис пояснила: — Сам подумай, может у жрецов сейчас и творится какое-то лихо, однако жизни царевича оно вряд ли угрожает. Но если он сбежит, то за ним непременно пошлют погоню, а тебя рядом, чтобы уберечь, уже не будет. А то и вовсе братец твой решит развернуть войско и принять бой с Гвинландом. Это ж сколько людей погибнет из-за одного мальца.

Хальвард заметно поник, понурился и снова прилип взглядом к искрам костра. Арндис даже стало немного жаль этого простодушного мужика.

— Ты права, — наконец выдавил он, поднимаясь. — Спасибо за совет.

— Ну а тебе спасибо за информацию, — позволила себе чуть снисходительности Арндис. — Будет возможность, я присмотрю за ним.

— Спасибо, — повторил Хальвард, кивнув.

— Объясни мне только одно, Халь, — не дала ему уйти Арни. — На чьей ты стороне? 

— Совести, — угрюмо ответил солдат.

— Это она велела тебе пожертвовать Риваном?

— Я не собирался им жертвовать. Глупо с моей стороны, но я не думал, что Корвус так поступит.

— Да почему ему было не поступить? — возмутилась Арндис. — Потому что встретил брата? Я и смотрю, ему без тебя плохо жилось. Откуда вообще такая уверенность, что кровные узы хоть что-то да решают? У меня вон тоже был когда-то брат, не знаю уж, жив ли он. И встреть я его на реильской стороне, моя рука бы не дрогнула.

— Даже не попыталась бы его вразумить?

— А то взрослый человек сам не понимает, что творит. Да и кого ты вразумлять-то собрался? Его? — Арндис яростно махнула рукой в темноту спящего лагеря. — Не знаю, кто из вас наивнее, ты или Риван. Ох, и послал же мне Ульвальд соратников.

Хальвард невесело усмехнулся, смотря в указанном Арндис направлении.

— А что с братом-то стряслось? — вдруг спросил он.

— Ничего не стряслось. Отец погиб, мать не смогла бы прокормить нас обоих, потому отдала меня ловчим. Вот и все, обычное дело.

— Надо же, — хмыкнул Халь, а, подумав, добавил: — Корвус уверен, что наша мать рано или поздно поступила бы точно так же, останься он.

— Какого помощника по дому потеряла, а! — едко хохотнула Арни.

— Прррочь! — внезапно гаркнуло у нее за спиной.

Арндис тут же вскочила на ноги, оборачиваясь. Спящий до этого на макушке шатра Као кружил над незнакомым врановым жрецом. Тот, в свою очередь, не обращая ни на кого внимания, направлялся к закрытому пологом входу.

— Эй! — сердито окликнула его Арндис. — Чего тебе? 

— У него нож...

Но Арндис и без предупреждения Хальварда уже успела увидеть отразившийся в стальном лезвии лунный блик, схватить собственный клинок и броситься к чужаку. Незваный гость остановился в паре шагов от шатра и повернулся к мчащейся на него ловчей, скалясь корявой улыбкой да сверкая белесыми глазами. А когда Арндис оставался последний рывок, он ни с того ни с сего всадил по самую рукоять свой нож себе же в шею, аккурат под заплетенной в косу бородой.

Арндис замерла как вкопанная, отчего следующий за ней Халь едва не повалился с ног.

— Что за?.. — только и смогла сказать девушка, глядя на рухнувшего к ее ногам захлебывающегося кровью жреца. 

Хальвард опомнился первым:

— Я позову Раунхильда. Если что — шуми. И не трогай его. 

Трогать само собой Арндис никого не собиралась. Переступив умирающего, она кинулась было к пологу, но Риван уже вышел на шум. Поспешно отвернулся, едва взглянув на окровавленного собрата, но быстро взял себя в руки.

— Он сам, — почти оправдываясь, заявила все еще растерянная Арндис. — И кажется, намеревался забрать тебя с собой. 

— Надо сказать старшему жрецу, — сипло проговорил Риван.

— Сейчас будет твой старший жрец.

Ждать и правда долго не пришлось, вот только вернулся Хальвард не с ним одним. Следом за белокурым жрецом из ночного полумрака выступил самолично реильский царь.

— Ловчая Ульвальда в моем лагере, подумать только, — от манерного голоса у Арндис аж скулы от злости свело, а под вызывающим пристальным взором Корвуса ей, кажется, впервые в жизни сделалось неуютно. — Скажи-ка мне, охотница, была ли в твоей жизни добыча легче, чем мои жрецы?

— Она не участвовала в той охоте, — заступился за нее Риван, пока Арни борола в себе желание броситься на вороньего царя и расцарапать тому лицо.

— Рад это слышать, — Корвус, сложив руки на груди, встал над мертвецом и окинул того взглядом. — Рассказывайте, что произошло.

— Ворон поднял крик, когда этот, — Хальвард кивнул под ноги, — явился. А потом он просто проткнул себе горло, будто за этим и пришел. 

— Ничего не сказал? — старший жрец присел возле покойного собрата и принялся обшаривать да осматривать его, насколько это позволял свет убывающей луны.

— Только лыбился.

Арндис наконец-то смогла совладать с собой, сбросить оцепенение, понимая, что происходящее важно для безопасности ее жреца.

— Его глаза, — проговорила она, обращаясь именно к Ривану. — Они были белыми, словно закатились в припадке.

— Он явно не владел собой, — встревоженно заключил Раунхильд, оставив в покое мертвого, — хотя и не вижу никаких следов. Ума не приложу, как кто-то проникает в лагерь, но очень похоже на твоих вестников, Корвус, — жрец сцепил пунцовые от чужой крови пальцы в замок и взглянул снизу вверх на своего царя. — Только вот тебе никогда не удавалось подчинить богослужителей. 

— Им и не нужно проникать в лагерь, — отозвался Корвус, раздраженно впившись ногтями в собственные локти и скорбно надломив брови так, что между ними прорезалась глубокая морщина — удивительная картина, но не приносящая Арндис никакого удовольствия сейчас. — Они приходят с «той стороны».