В зале с однотонными стенами и прорвой отражающих свет столиков яблоку упасть было негде. Куча разделённых углов с гладкими кожаными креслами и жёлто-красной подсветкой больше нагоняла тревоги, чем успокаивала. Дробь дождя в помещении стала тише, и лаунж музыка почти не бесила, как и малочисленные посетители. Хотя всё равно у этих людей не было ни малейшего представления о стиле, вкусе или о том, что не стоит вынимать челюсть и класть в стакан общего пользования.

                Кроули прошагал гулко, назло дурной музыке и бармену, почти медитативно протирающему огромный стеклянный стакан. В таком можно было и утопиться.

                Он сделал заказ, самый простой, но большего и не требовалось. Может быть, сказывалась разница в часовых поясах, но сна не было ни в одном глазу. Было только время обдумать прошедший день и, может, составить расписание на день грядущий. Пусть всё это и походило на день сурка с психами и непогодой. Но всё бы ничего, почти ничего, если б за Кроули не следили. Ободранный и заросший тип в хламиде засел в тёмном углу, пометил там территорию столика и чужаков не пропускал. Кроули поправил очки, косясь из праздного любопытства. Огромные болотные сапоги, принесшие за собой целый поток грязи резко выделялись на кафельном полу, но больше всего выделялось раскрасневшееся от выпитого лицо. Обладатель всего этого великолепия поднимался со скрипом, а двигался, будто крался от кого. И хотя Кроули так и не снял тёмные очки, этот тип шёл прямо к нему и с курса не сбивался.

                — Не верь вавилонской блуднице, — вывалил он без предисловий и с кряхтением уселся по правую руку.

                Кроули скептично выгнул бровь.

                — Не верь вавилонской блуднице! — повторил оборванец воодушевлённо и нахмурился. — Врёт она всё. Нет у неё в доме никаких призраков.

                Кроули молчаливо закатил глаза и продолжил катать в пальцах почти пустую ёмкость. Местное пиво и впрямь оказалось вкусным, как и еда. Каким бы чудаком ни был Азирафель, а вкус у него имелся. Довольно своеобразный, но вполне сносный. И тем обиднее был его резкий побег.

                — Я слышал, вы тут кино какое-то снимаете про этих призраков, — продолжил оборванец. — Так не там снимаете! Призраков в Татфилде нет, это верно, но зато есть кое-что похуже.

                Кроули поставил стакан, снял очки, взглянул прямо и хмуро, но огромные грязные сапоги, оставившие на белоснежном кафеле целые борозды, перетягивали на себя всё внимание. Кроули цыкнул недовольно.

                — Если в этой дыре есть что-то хуже твоего вкуса, я бы на это взглянул, — сказал он себе под нос.

                — Эй-эй, янки, при знакомстве полагается быть вежливым и щедрым, — ухмыльнулся тип. — Угостишь выпивкой, и, глядишь, я не только расскажу, я даже покажу, что и где тут есть.

                Кроули поморщился, мысленно перебирая варианты, как послать этого типа. Охоту пить этот оборванец отбивал, впрочем, как и биться головой о стену. Жасминовый коттедж выглядел не просто спокойным, нет, он выглядел обычным. Настолько обычным, что зубы сводило. Спокойное место всегда можно выставить обманчивым. Зловещим. Но банальное место не спасёт ничто. Конечно, снять пару панорамных видов для закадрового голоса не помешало бы, но Кроули понимал, что на одних панорамах напряжения не получить.

                И непоколебимая вера Анафемы в то, что её бабка предсказывает будущее, если верно истолковать предсказание, мешала только ещё больше. Когда-то Кроули ещё пытался с этим спорить, но быстро понял, что бесполезно. А придумать сотню-другую предсказаний мог и он сам, взяв газету и истолковав по ней инструкцию к тостеру. Впрочем, кто знал, не истолковала ли такой же тостер и сама Агнесс.

                Кроули допил пиво настолько медленно, насколько мог, пока старик нетерпеливо ёрзал на месте.

                — Откуда же мне знать, что ты не лжёшь, — ухмыльнулся Кроули. — Вдруг ты решишь просто выпить за мой счёт? Так, к примеру.

                Тот окинул жадным взглядом ряды бутылок позади бармена, задумался надолго.

                — Идёт, янки, — кивнул наконец он, выкладывая на стол замызганную газету из необъятной, больше похожей на почтальонскую, сумки через плечо. Кроули заметил несколько таких же замызганных газетёнок. Хмыкнул. Если столкнуться за день с одним предсказателем — это совпадение, то аж с двумя — явно знак от Вселенной. Или отделение дурдома.

                На газетной вырезке, легшей поверх полированной стойки, красовалась чёрно-белая фотография. Небольшая, и разобрать, что за месиво там лежало, было нереально. Но бодрый заголовок вносил ясность: «Овцебой наносит удар! Что скажет мистер Тайлер, кто следующий?!»

                Кроули сморгнул. Следующим мог бы легко стать этот тип в огромных ботинках, но Кроули не помнил, взял ли с собой канцелярский нож, или тот всё-таки отправился в кругосветку вместе с чемоданом Ньютона.

                — Овцы пропадают, — поделился тип полушёпотом, почти мистичным, если б не перегар, седая щетина и намечающийся тремор. — Помяни мои слова, янки, люди скоро тоже начнут.

                — Шедвелл, опять ты со своими овцами. Прекрати доставать посетителей, — пригрозил бармен, и открытое лицо его резко потемнело. На дорожки грязи, оставленные Шедвеллом, внимания он, впрочем, так и не обратил.

                — Брайан, ну побудь человеком, не видишь, я тут разговариваю, — отмахнулся тот и ожесточённо потыкал в текст вырезки. — А ты, янки, смотри-смотри, там дальше.

                — Вот шизик, — буркнул бармен и продолжил натирать стакан, который никак не прибавлял в прозрачности. — Мистер, если этот старый маразматик попробует вас завербовать, скажите мне, я его выставлю.

                Кроули хмыкнул, подпирая щёку, и насилу придержал яд.

                — Завербовать? — спросил он едко, но Шедвелл тон не уловил и гордо ответил:

                — Охотником на вампиров, конечно! Членские взносы, кстати, весьма скромные.

                Брайан вздохнул устало и включил музыку погромче.

***

                Улочки Татфилда с закатом вымирали. Фонарей было не особенно много, а редкие горящие окна аккуратных домов не давали достаточно света, но там, где фонари были, Кроули щурился. Даже с очками такой яркий свет резал по глазам, особенно на контрасте с тёмными участками, полными особенно уродливых садовых гномов.

                Шедвелл упрямо вёл вперёд, не переставая косить глазом на банку пива у Кроули.

                — Я сначала думал, что это болезнь такая, — говорил он. — Ветеринара вызывал. Но все овцы здоровы. А потом… я видел.

                Шедвелл выдержал многозначительную паузу, пытаясь заглянуть за тёмные очки. Кроули держал лицо, но острое желание поморщиться маячило где-то поблизости с самого паба.

                — Эта тварь сначала сворачивает шею, — зловещим шёпотом продолжил Шедвелл. — А потом высасывает всю кровь. Знаешь, янки, сколько литров крови в одной овце?.. А утром вместо овцы оболочка! Пустая!.. До последней капли…

                — Душераздирающе, — съёрничал Кроули, в мыслях уже прикидывая, сколько раз техасские фермеры проворачивали такое, то пугая соседей, то становясь жертвами таких же остроумных соседей. Шедвелл интенсивно закивал:

                — Да, просто кошмар!

                Они прошли всю деревню, а когда спустились по грунтовой дороге, солнце окончательно скрылось за горизонтом, небо прояснилось, и появились первые звёзды. Покосившийся дом на окраине угрюмо нависал над дорогой к полям. Едва заметная авиабаза военных почернела в наступивших сумерках. Кроули слышал, как мадам Трейси упоминала, что та вроде бы заброшена, но забор с колючей проволокой и свет на пропускном пункте говорили об обратном.

                Шедвелл обошёл вокруг хибары, завёл на задний двор с невысокой каменной оградой и ещё более косой пристройкой, достал из огромных карманов плаща ржавый ключ. Ругаясь себе под нос, он отпер дверь. Кроули тут же отшатнулся, как ошпаренный. Дикая вонь ударила в ноздри, выбивая слезу. Он зажал нос и рот одной рукой, но в итоге всё-таки снял очки и протёр глаза. Шедвелл дёргано растянул губы, снова закопался в бездонных карманах, чересчур шумно для спящих окрестностей. Но затем щёлкнул фонарик, и Кроули снова нацепил очки.

                Угол, выхваченный пятном света, украшала парочка грязных овечьих мумий, скрюченных и почерневших, как обгоревшая древесная кора. Почти полностью облезших.

                — Держи своё пиво, — Кроули протянул банку и покосился на Шедвелла, отсалютовавшего и тут же жадно присосавшегося к призу. — Так в чём фокус?

                Шедвелл оторвался от банки, утёрся рукавом и оскалился зловеще.

                — Вампиры, — заговорщицки прошептал он. Кроули брезгливо скривился и отвернулся от груды иссушенных овец, вдыхая чистый ночной воздух полной грудью.

                Такого хренового объяснения на его памяти ни один пьяный в стельку реднек ещё не придумывал, а вся эта вампирская тема всегда отдавала скрытым подтекстом и боязнью летучих мышей. Татфилд же любовно хранил отпечатки почти такого же степенного постного фасада, за которым скрывалось чёрт знает что.

                Кроули провёл по затылку заторможенно и прикрыл глаза. Лос-Анджелес был шумным и горячим, а склизкий и холодный Татфилд сдавливал мир в какую-то мерзкую серую жижу. Впору было бы задуматься над жизнью, её смыслом или тем, что стоило всё-таки снимать байкеров. Кроули выдохнул и обернулся к Шедвеллу:

                — Сам видел?

                — Слушай, янки, я знаю, к чему ты клонишь. Я не сумасшедший, у меня справка есть, — мрачно начал Шедвелл, постепенно повышая голос. — Это был вампир. Он боится серебра и распятий. И слова Божьего!

                Кроули помассировал висок и выдержал паузу. Шедвелл глядел из-под кустистых бровей, угрожающе сжимая в руках сумку с грязными газетными вырезками, и весь его вид говорил, что связываться с таким человеком себе дороже. Кроули прикинул, сколько было у него, Анафемы и Ньютона на весь месяц с собой. Конечно, учитывая, что те вдвоём не стали бы скидываться или вступать в кружок юных колосажателей. Как, в общем-то, и он сам.

                — Десять баксов, — бросил Кроули. — И это был призрак.

                — Двадцать баксов, — строго поправил Шедвелл, Кроули хмыкнул.

                — Пятнадцать. И ты видел призраков в Жасминовом коттедже.

                — Тогда с тебя ещё одно пиво, янки, — недовольно закончил Шедвелл.

                Кроули пожал плечами и кивнул, в его представлении парад чокнутых только что прекрасно закольцевался сам на себя. Пусть Жасминовый коттедж и впрямь был слишком простым и не оставлял никакого простора додумать страх. А его спокойная и доброжелательная владелица не внушала даже намёка на затаённую опасность. Благо целая одержимая деревня могла бы всё это легко исправить.

                — Но между нами, это всё равно был вампир, — совершено спокойно сказал Шедвелл на обратном пути. Будто в округе каждый вечер совершенно спокойно выгуливались толпы оживших мертвецов.

                — Откуда такая уверенность?

                — Он визжал, как банши, стоило его только коснуться распятьем, — пожал плечами Шедвелл. — А потом растворился в воздухе. Пуф. И нет ничего.

                — Какая удобная нежить, — проговорил Кроули скептично.

                — После овец вампиры эти переключатся на людей, — продолжил Шедвелл уже чуть тише. — Я вот всегда с собой кол ношу и распятие. Вот если б и ты, янки, стал охотником на вампиров, может, и у тебя был бы шанс…

                — Не интересует.

                — А, ну да, всех не интересует, — пробубнил Шедвелл и снова зарылся в свои грязные бумаги. — На вот, держи.

                Сухая сморщенная газета почти десятилетней давности напоминала об аварии. Шедвелл посветил фонариком, и на пожелтевшей бумаге широко улыбнулась семья из трёх человек. Мать с отцом держали на руках ребёнка, и их студийная фотография занимала четверть всей страницы. Вторую четверть занимал заголовок, третью — реклама средства от перхоти, а на оставшемся клочке не очень выразительно соболезновали родственникам.

                — Это начиналось точно так же! — инфернально взвыл Шедвелл прямо под ухо Кроули, оглушая своим воем. — Они находят кого-нибудь, убивают и кормятся, а потом возвращаются. Каждые десять лет возвращаются!

                Кроули нахмурился, молча всучил газету обратно, развернулся и ускорил шаг.

                — А пиво?! — недовольно крикнули ему в спину.

***

                Слова Шедвелла не шли из головы, и Кроули трезвел всю дорогу по сонному Татфилду.

                Конечно, газета ничего не доказывала. Она даже не была первой подобной находкой, которой приписывали сверхъестественное происхождение. Но каждая такая вещица вдыхала в один небольшой ночной кошмар немного жизни.

                Кроули ёжился от холода, пронимавшего до самых костей, но с туманом и теменью ничего сделать не мог, продолжая шагать по сырой дороге к небольшому коттеджу на отшибе.

                Полностью отдавая себе отчёт в том, что бояться в такой поздний час в таком мрачном месте с настолько робкими людьми можно разве что собственной тени, он всё равно ускорялся. Да и себя он причислял к людям практичным куда больше, чем к улетевшим и повёрнутым, но всё же его нагоняло ощущение, что кто-то следит за каждым шагом из теней. Тёмные окна спящих домов не давали подсказок, а небольшой сад перед Жасминовым коттеджем встретил тишиной. Настолько мёртвой и неподвижной, что ему становилось жутко, будто кто хотел наброситься со спины и загрызть насмерть.

                Чёртов психопат с овцами всё-таки дал сполна насладиться собственной паранойей.

                А возможно, в Жасминовом коттедже всё же было что-то немного жутковатое. Погасший фонарь рядом или, может, скрипящая калитка. Или буйно разросшиеся кусты бледных роз, в темноте тянущие цепкие чёрные лапы со всех сторон.

                При свете дня домик выглядел так, будто его вышили крестиком на конкурс рукоделия, но вот в темноте это место с отсутствующим светом походило на заброшенную пригородную легенду. Одна из тех запущенных лачуг, которые гнили внутри многие годы, ожидая своих жертв. А каждый ребёнок в округе счёл бы своим долгом кинуть в окно камень.

                Кроули выдохнул, и в холодном ночном воздухе заклубился пар. Зажигалка тянула карман, но зажечь её значило бы сдаться, признать собственный страх перед дрянными страшилками для идиотов. В действительности два этажа и мансарда под черепичной крышей не были такими уж жуткими. Просто рухлядь, покрытая налётом времени и птичьим дерьмом. Просто чокнутый старикан нагнал…

                В мансарде мелькнуло бледное пятно. Почти белое.

                Кроули застыл между огромных розовых кустов, прячась в листьях, и по спине его прошёлся холодок. Он мог бы поклясться, что мадам Трейси говорила об этом. О том, что в мансарде никого нет, только старые книги бывшего хозяина дома. Куча мусора, макулатуры и ржавый велосипед со звонком.

                Кроули хотел подбить Ньютона влезть туда и найти что-нибудь особенное, чтобы не останавливаться на одном слишком хозяйственном полтергейсте. Но теперь ему хотелось просидеть под кустом весь остаток ночи, не вылезая из зарослей ни на секунду.

                Он смотрел в чёрное окно, не отрывая взгляда, и ждал, с мучительной ясностью осознавая, что мог бы давно спать и не задумываться. Просто не думать об этом. Мог бы плюнуть на газетные вырезки, мог бы попробовать найти сигареты, в конце концов. Но он всё ещё стоял в зарослях и напряжённо наблюдал. И когда силуэт мелькнул второй раз, Кроули скрипнул зубами. Все эти чокнутые порядком выводили из себя. Он и так натерпелся достаточно за одну только ориентацию, а найти себя в клубе свидетелей НЛО рядом с бабкой Анафемы входило в его список дел только на ближайшее никогда.

                Половицы в коттедже почти не скрипели, в отличие от лестниц. Мягкие игрушки с полок в коридоре пялились круглыми глазами-пуговицами, и каждый шаг как по лестнице на второй этаж, так и по такой же на мансарду, давался Кроули со скрипом не только старого дерева, но и собственных зубов. Держа в руках один только полуживой телефон-раскладушку, он был готов в любой момент выхватить из темноты ходящего во сне Ньютона, Анафему, решившую вызывать духов самостоятельно, или драную белую штору.

                Он прошёл ровно одиннадцать коротких ступеней из пятнадцати, и поднял нос над линией пола, обнаружив только полумрак и пыль. И размытый в темноте силуэт поодаль. Кроули задержал дыхание. Впервые действительно видя что-то из ряда вон, он попросту не знал, что делать. Но стоило ему моргнуть, как тень свистнула мимо, и Кроули пошатнулся на лестнице, заваливаясь назад. Целый ряд острых скрипучих ступеней не мог не сломать ему шею, не ударить в висок или прямиком между позвонков. Но Кроули не успел об этом подумать, не успел обдумать бренность жизни, помолиться, покаяться, проклясть кого-нибудь со студии, сказать пару ласковых кактусу или хотя бы испугаться. Только неловко взмахнул руками, резко вдыхая.

                А затем его мягко пихнуло в спину, и Кроули с грохотом завалился вперёд, на твёрдый пол. Снизу раздался бой часов. Двенадцать раз. Полночь.

                Кроули стоял на коленях, в пыли по самые уши, всё ещё сжимая небольшой телефон-раскладушку с такой силой, что острые углы впивались в ладонь. Кроули шумно выдохнул, но тут же закашлялся. Шальная мысль заставила его сердце уйти в пятки, он подскочил на месте, подбирая ноги и оглядываясь по сторонам, но никаких бледных призраков не было. Кроули поджимал губы и держал телефон на вытянутую руку, как пистолет, но даже если кто-то проник в дом, то из-за деревянных балок и кип старых бумаг не выпрыгнул, а слился со стенами.

                Одно только окно на втором этаже оказалось открытым. Но труп вероятного шутника в колючих розах под окнами отчего-то не торчал.