Мадам Трейси могла спокойно взять пару Оскаров за то, как пародировала явление духа. Закатившиеся глаза и низкий голос давались не всем чревовещателям. Дух же, видимо, обидевшись за разбитый Ньютоном стеклянный шар, являть себя не хотел, и запись с камеры ограничилась модуляцией голоса мадам Трейси. Но что во всём этом действительно удивило Кроули, так это реакция самой мадам Трейси. Кажется, она и впрямь верила в существование привидения.

                Шедвелл недовольно морщился на всё это представление, а Анафема смотрела на мадам Трейси, как паломник на святые мощи. Кроули же думал только о том, что бросать курить на съёмках этого дурдома не стоило: пусть Ньютон даже не угробил камеру, но «Кармилла» упрямо не хотела раскрываться на нужном куске с особенно длинным описанием загадок погоды. Хотя, может быть, импровизируй Кроули чуть меньше, они бы сняли сцену с вызовом духа не далеко за полночь. Но никто из съёмочной группы не стал бы отрицать, что со свечами и почти в полной темноте вышло достаточно мистично.

                Через пару дней, бездарно потраченных на съёмки унылого хлева Шедвелла, самого Шедвелла и его многочисленной и шумной скотины, материала набралось достаточно, чтобы выдохнуть немного. Кроули готов был отправиться обратно в Лос-Анджелес хоть бы и вплавь, но Анафема крепко уцепилась за идею найти ещё и местных вампиров или хоть как-то их связать с призраком. В ближайшей перспективе светили только заброшенная каменоломня и пара сотен кругов по грязным лесным тропинкам. Ньютон поддакивал. А у Кроули нервы уже сдавали.

                В небольшой и неприметный сетевой магазин, расположившийся поодаль от самого Татфилда, он отправился сразу, когда погода начинала портиться, а один из многочисленных дублей был запорот особенно агрессивным бараном, загнавшим Пульцифера на дерево.

                Самые дешёвые сигареты со скидкой не обещали ничего хорошего, только шанс занять руки и не поехать крышей вслед за кричащим о вампирах Шедвеллом, трясущим газетными вырезками.

                Травиться горьким дымом Кроули начал уже на выходе, а шагая вдоль низкого деревянного заборчика всего из двух балок, криво скреплённых на отвали, он почти пришёл в себя. За забором низко висели яблони, невысокие, но пышущие жизнью. В таком болоте, как Татфилд, их яркие плоды и огромные кроны разбавляли серо-дохлый пейзаж парой капель ярких красок. Когда из крон одного из деревьев высунулась уже знакомая мальчишеская голова, Кроули хмыкнул про себя. Часы в магазине показывали около двух дня, и вряд ли в округе была хотя бы одна школа, до которой можно было добежать менее чем за час.

                — А вы всё ещё снимаете? — спросил Адам невозмутимо. Кроули затянулся, выдерживая паузу, и выдохнул в сторону:

                — Снимаем, а что?

                Адам спрыгнул вниз беззвучно и мягко, как какой-нибудь ниндзя, отряхнулся с важным видом.

                — Можно мне ещё прийти? — спросил Адам чересчур серьёзно, Кроули выгнул бровь скептично. — Анафема интересно говорит, и у Ньютона такие красивые кадры выходят. А эти интервью, которые вы делаете, забавные. Мне бы хотелось ещё посмотреть и рассказать.

                — А твой дядя? — спросил Кроули, но мальчишка сорвал ближайшее к себе яблоко, покрутил в руке и пожал плечами.

                — Азирафель всё равно не поймёт.

                Грозный запрет опекуна его явно не пугал, и Кроули не мог не ухмыльнуться, почти признавая в этом сопляке какой-никакой бунтарский дух. Тянущий на сотню проблем, обид и разочарований, но дышащий свободой. Ему самому это было чертовски знакомо.

                — Слушай, а чем ему так не угодили съёмки? — спросил Кроули. Хотя он сам уже прикидывал в уме, но кроме совсем маразматичных, причин было мало —  мальчишка-то вёл себя вполне вменяемо, а звёздная болезнь от одной эпизодической роли обычно не наступала.

                — Азирафель застрял в прошлом, — буркнул Адам и недовольно насупился. — Боится каждого шороха, даже если это тупо. Скажите ему, а? Что он ведёт себя как придурок.

                — Даже так, — Кроули ухмыльнулся уголком рта. Если бы он сам в таком возрасте назвал своего отца придурком, отхватил бы не только по шее. Не то чтобы его это останавливало. — Я бы с ним поговорил, конечно, но он сбегает каждый раз. Так что понятия не имею, где его искать.

                — Давайте я провожу! Здесь недалеко, — просветлел Адам. Кроули снова затянулся. Разговор с Азирафелем мог стать тем ещё испытанием, а особенно на фоне уже прогуливающего уроки мальчишки. Но немного подразнить пугливых татфилдских пуритан в одном конкретном лице, кажется, стоило того.

***

                На улице собирались тучи, и если все предыдущие дни зелёный сезон ещё можно было игнорировать, то теперь чёрное небо выглядело угрюмо. И дом, в который вёл Адам, выглядел под стать погоде. Снаружи он отличался от других разве что большим количеством разросшихся цветов под заставленным книгами окном и аж тремя вывесками за раз. Названия на них ничего не говорили. Может, местные знали об этом месте лучше, но будь Кроули пиар-менджером — удавился бы.

                Дверь открылась со звяканьем колокольчика, и Кроули спросил как бы между прочим:

                — Книжный?

                Адам кивнул, хотя место походило не на книжный магазин, а на тёмный склад. Вряд ли тут продавали слишком часто или много. Да и вряд ли вообще тут что-то хотели продать. Зал, неаккуратно заваленный книгами без какой-либо системы, будто бы был создан, чтобы отпугнуть людей. Полупрозрачная занавеска, отделяющая книги на окне от пары столов с ними же, больше походила на последнюю преграду от чужих взглядов, чем от солнца.

                — Азирафель, к тебе пришли! — крикнул Адам, но никто не ответил.

                За стеклом небо окончательно затянуло тучами, и помещение погрузилось в полумрак, выцветая, как блёклая фотография. Адам скрылся в дальней арке, продолжая звать Азирафеля на ходу. Если бы не эти бодрые оклики, угрюмый полутёмный магазин стал бы напоминать склеп.

                Кроули думал ровно три секунды, чтобы зайти на чужую территорию без приглашения. За аркой оказался небольшой закуток, лестница наверх и гостиная.

                В потёмках разглядеть всё в мелочах не получилось бы и у снайпера, но порядок там разительно отличался от бардака в зале. К тому же в закутке с едва прикрытой дверью светила тёплым жёлтым светом настольная лампа — единственный работающий источник света. На длинном громоздком столе с задвинутым впритык стулом и кучей выдвижных полок лежали ножницы, пинцет, перчатки и нечто, похожее на скальпель. Возможно, действительно скальпель. На дальнем краю расположились несколько ёмкостей, больше похожих на не слишком глубокие пластиковые коробки. Тонкая микалентная бумага в рулонах соседствовала с полками, полными книжек, закрытых тонким стеклом. В этом тесном пространстве стоял ровно тот же бардак, но куда более обжитой, и оттого почти уютный, если бы не скальпель рядом с особенно замызганной книжонкой, выпотрошенной самым жестоким способом.

                Адам вновь громко окликнул Азирафеля где-то на втором этаже, и Кроули поправил тёмные очки. Рядом с лампой его глаза ощутимо жгло, но любопытство жгло больше. Может, Азирафель бы и возмутился засунутым в его книги чужим носом, но уж больно разобранный на части томик бросался в глаза. Уж мрачного «Макбета» Кроули узнал бы и из тысячи.

                К тому же в том, что осталось от книжки, были гравюры. Судя по выражениям лиц у большинства героев «Макбета», призраки задолбали их ещё при перечислении ролей.

                Кроули перевернул последнюю страницу и хмыкнул — титульный лист пестрел уродливым подтёком.

                — Простите, но мы закрыты, — Азирафель беззвучно вышел из тени будто бы немного помятый. Даже более бледный, чем обычно.

                В жёлтом свете тёмные круги под его глазами стали глубже, а лицо заострилось как при долгой изматывающей болезни. Он выглядел разбитым и немного всклокоченным, а завидев незваного гостя, напряжённо замер в дверях и не шевелился.

                — Я вообще-то пришёл поговорить, — сказал Кроули, тряхнув остатками книги и положив их на стол.

                Азирафель вместо ответа как-то обречённо охнул, а стоило Кроули оттолкнуться от стола и сделать шаг в его сторону, он и вовсе вжался в стену. Его лицо перекосило. Кроули только выгнул бровь вопросительно.

                — Что с тобой?

                — У нас инвентаризация, — будто бы в своё оправдание выпалил Азирафель и схватил с ближайшего столика книжку. Прижал к груди, будто щит, и посмотрел растерянно. — Ничем не могу помочь.

                — Слушай, да, я напросился сюда, не буду врать, — Кроули сделал ещё шаг, и Азирафель дёрнулся в сторону, как от тычка под рёбра, скривился весь. Выглядело по меньшей мере странно. Кроули выставил ладони в примирительном жесте и остановился на месте. — Но всё ради благой цели.

                Азирафель недоверчиво закусил губу и нахмурился.

                — Если вы пришли обсуждать участие Адама в своей передаче, то согласия я не дам. Если бы это было любое другое увлечение, то я бы поддержал его всецело, но не в такой авантюре.

                — Да брось, что плохого может случиться? Он пропустит пару дней в школе? А кто не пропускал!

                — Я не пропускал, — строго отозвался Азирафель, и морщинка между его светлых бровей пролегла чуть глубже. Если бы он при этом не заслонялся старой книгой, выглядело бы даже угрожающе. — И я не позволю, чтобы какой-то прохвост отвлекал его от занятий.

                — «Прохвост»? Самое крепкое словцо в твоём арсенале? — Кроули усмехнулся, Азирафель возмущённо фыркнул, явно с этим не согласный. — Подумай сам, если этот дьявол найдёт хобби, он не будет слоняться по округе без дела. У тебя свободное время, у него интересное занятие, а у нас будет достаточно массовки. Все в выигрыше. А если думаешь, что слишком много внимания, то «Мистика пригорода» — это американский проект. Его не будут крутить здесь, его даже наш канал закрыть хочет уже не первый год. А за столько лет никто не купил права на показ, так что мы довольно локальны. А этот мальчишка сам пришёл и захотел помочь. И у него есть потенциал: он отлично держится перед камерой, говорит чётко и неплох в электронике, и если этот потенциал взрастить…

                — Мистер Кроули.

                — Просто Кроули. Или Энтони. Или Джей, — без энтузиазма отозвался он. — Или кто угодно, но не мистер.

                — М… — начал Азирафель, но запнулся, поджал губы и неожиданно мягко заговорил: — Кроули. Я был незаслуженно груб, назвав вас прохвостом, за что прошу прощения, но я не считаю, что из съёмок здесь или участия в них Адама выйдет что-нибудь хорошее. Ваши слова этого не изменят.

                — И это твой ответ?

                Кроули цепко взглянул поверх тёмных очков. Азирафель стушевался всего на мгновение, но затем потупился и не отвечал.

                — Ладно. Если это «нет», я могу отвалить, — протянул Кроули и зашагал из отгороженного закутка, всё стараясь поймать взгляд Азирафеля, но тот только отступал и косился урывками. — И всё-таки ответь, что в этом такого? Я не понимаю.

                Азирафель поник окончательно и жалобно округлил глаза. С совершенно несчастным видом он стоял посреди целой кучи книг разного качества, размера и годов издания. Хрупкие башни и колонны из бумаги высились вокруг него совершенно безмолвно, и Кроули не понимал этого. Слов во всех этих книгах, слишком претенциозных, драматичных или попросту дурацких, было явно излишне много, а вот у их владельца — не было вовсе.

                — Всё в порядке? — спросил Кроули.

                Выглядел Азирафель уже просто паршиво. На бледном лице абсолютно чёрные глаза выделялись почти зловеще. Встревоженные, как у напуганной птицы, и такие тёмные, что радужка сливалась со зрачком. Кроули нахмурился и поднял очки на лоб. Он бы в жизни не забыл, что у кого-то был тот же дефект, что и у него самого.

                — Это я сбрендил, или у тебя глаза цвет поменяли? — спросил он недоумённо. Азирафель вздрогнул, как от удара, и отозвался тихо, почти умоляюще:

                — Мы закрыты. Пожалуйста, уходите.

                Он переключил всё внимание на книгу в собственных руках, пялясь на неё так, будто впервые увидел, и этим ясно давал понять, что разговор окончен. Кроули потоптался на месте, разглядывая его светлые, почти седые волосы, пожал плечами, развернулся, как можно демонстративнее прошёл мимо и со звяканьем колокольчика оказался на улице. Дверью он грохнул нарочно.

                На улице уже вовсю бушевал ливень, но на этот раз зонта у Кроули не было. Фургон громко сигналил. Сквозь сплошную стену дождя его было слышно и на другом конце улицы, но сам фургон только угадывался. Одни лишь фары выхватывали его из серого месива, к тому же тёмные очки мешали. Кроули поджал губы недовольно и фыркнул, мысленно посылая и сигналящего кретина, и отвратную погоду. И отчасти Азирафеля. Может, фишка всех местных была в том, чтобы никогда не говорить прямо и быть свихнувшимися. Не все, конечно, имели такую тёплую улыбку как Азирафель, но и не все действительно были придурками. Может, узнав о чужой ориентации, этот Азирафель бы даже зажёг пару факелов и нашёл бы вилы.

                Кроули всё-таки оглянулся и тут же поймал взгляд Азирафеля. Тот замер, прижал книжку к себе крепче. Кроули усмехнулся. Может, его и послали вежливо, но кем бы он был, не обставив свой уход?

                Кроули опустил очки на кончик носа, придерживая от падения, подмигнул с полуулыбкой. Самой наглой из тех, что была в арсенале.

                Азирафель ошарашено взметнул брови и выронил книжку, нелепо вдохнул ртом, сжал губы и мгновенно спрятался за стойкой. Или грохнулся в обморок. После такого он наверняка бы ни одного американца и на порог своей проклятой пуританской библиотеки не пустил, не то чтобы заговорил с кем-то. Кроули было бы даже смешно, если б он не почувствовал себя хорохорящимся идиотом, но и обсуждать что-то с человеком, который шарахался в стороны от одного взгляда, оставалось той ещё задачей. Он надвинул очки, развернулся и побежал под дождём на ту сторону, стараясь не думать ни о чём. В конце концов, график съёмок и бюджет всегда обеспечивали головной болью ровно настолько, чтобы даже не вспоминать о странных татфилдских жителях. А отсыревшие сигареты в кармане можно было и высушить.

                Он бежал по сырому асфальту, и пешеходный переход ему был не указ. Как и светофор, ливень или любые правила дорожного движения. Или только английские. Кто-то же придумал ездить не по той стороне и рули втыкать куда попало.

                Забитые опавшей листвой водостоки заставляли лужи расти с удвоенной скоростью, и пока Кроули перебирался на ту сторону, светофор мигнул, микроавтобус рванул с места, а дождь зарядил с новой силой.

                Ни визга от колёс, ни брани водителя не было слышно. Только мелькнули фары, чертовски бледные пальцы справа, и Кроули рывком оттянуло назад, сбивая с ног, и в плечо до боли впились ногти. Очки отлетели вверх, исчезли за стеной дождя. Он втянул влажный воздух, и совсем близко скрежетнуло по металлу.

                Машину с визгом протащило ещё пол-улицы. Когда водитель выскочил со своего места, так и не погасив фар, Кроули только смаргивал воду и пялился в небо. Двигатель всё ещё шумел, а очки остались валяться где-то на сыром асфальте, среди луж, но ни одна мысль его не посетила, и звон в ушах нарастал вместе с шумом холодного дождя. Он только чувствовал, как крепко, почти болезненно, его держат, едва ли не заваливая на землю.

                Он проморгался и осознал наконец, что Азирафель сжимает его за плечо и отчитывает строгим тоном, не вяжущимся со страдальческим выражением. Кроули зацепился за него, чтобы не упасть, и Азирафель ободряюще растянул уголки рта, но затем нахмурился и перевёл взгляд на водителя.

                — А вы!.. Вы! Мистер Тайлер! Вы же председатель муниципалитета! — крикнул Азирафель отчаянно, давясь воздухом от возмущения. — И вы на своём… простите за выражение, сраном драндулете чуть человека не убили!

                Мистер Тайлер, серьёзный и слишком официальный для такого ливня и такой дурацкой ситуации, разглядывал Кроули придирчиво, вынеся диагноз безо всякого медицинского оборудования, но уже самому Азирафелю:

                — Мистер Фелл, не выражайтесь.

                Азирафель насупился и набрал воздуха в лёгкие, но вдруг замер, так ничего и не сказав. Его глаза округлились, а лицо вытянулось. Он опустил голову, сморгнул, его пальцы разжались, и Кроули грохнулся на сырой асфальт.

                — Ауч! — больше возмущённо, чем болезненно выдал Кроули и поднял недовольный взгляд.

                — У тебя кровь, — мёртвым голосом сказал Азирафель. — Ты ударился головой.

                Мистер Тайлер возразил, но Азирафель не обратил никакого внимания ни на дождь, ни на едкие слова. Под ливнем его одежда стремительно намокала, но Азирафель только пялился, даже не моргнув ни разу, медленно напрягаясь всем телом и сжимая кулаки. От этого тяжелого взгляда Кроули становилось не по себе. Будто уже он сам смотрел сквозь замочную скважину в бездну где-то посреди бескрайнего космоса, абсолютно чёрную холодную пропасть, из которой даже свет не возвращался.

                Кроули поёжился и всё-таки ощупал собственную голову, но мелкая царапина оказалась только на скуле и, скорее всего, осталась от его же собственных очков с металлическими дужками.

                — У меня голова не в заднице, что бы там кто ни говорил, — съёричал Кроули, больше подбодряя сам себя, и утёр кровь. — И как ты вообще здесь оказался? Ты был там, а потом выскочил из-за спины и…

                — У тебя кровь, — повторил Азирафель севшим голосом, но когда Кроули хотел возразить, он смягчился и повторил уже тише: — Тебе нужно в больницу. Пожалуйста. Хотя бы просто обработать…

                — Если есть аптечка, то в больницу из-за такой фигни не поеду.

                Азирафель мученически вздохнул и сделал шаг назад, помотал головой ожесточённо.

                — Увезите его, — воззвал он к мистеру Тайлеру, всё ещё отходя назад шаг за шагом. — Вы всё ещё председатель муниципалитета, и вы его сбили, так окажите помощь — отвезите его в больницу. Или я позвоню в полицию, уверяю, вам не понравится.

                В конце концов, он просто развернулся, припустив в свою лавку. Кроули всё ещё сидел в луже и чего-то в этом мире не понимал. Мистер Тайлер понимал не больше, но связываться с полицией не хотел.

***

                Бесцельный трёп мистера Тайлера под аккомпанемент невнятных новостей о пропажах в окрестностях Лондона мог бы усыпить кого угодно. Из-за дождя за окнами было видно разве что асфальт. У Кроули слипались глаза, ни видеорегистратор на лобовом стекле машины, ни мелкая пластиковая такса с трясущейся головой не цепляли взгляд. Во всём салоне больше не было ничего интересного. Когда же монолог мистера Тайлера перетёк на соседей, Кроули готов был и сам броситься под колёса одной из немногочисленных машин, проезжающих мимо. Председатель говорил о людях, которых Кроули не знал, но такое повышенное к ним внимание от какого-то там председателя чего-то там настораживало до чёртиков. Тот же Шедвелл хоть и был куда более чокнутым, но натуры своей не скрывал. К тому же не водил.

                — Мистер Фелл чудной, ещё и жуткий тюфяк, — бросил вдруг председатель с улыбкой. Та будто приклеилась ко рту, а он никак не мог стряхнуть её. Кроули поморщился. Может, Азирафель и показался ему мягким, но уж точно не тюфяком. Председатель продолжал: — А вот его племянник, Адам, вот он — сущий дьявол во плоти. Яблоки постоянно мне портит, говорит странное и лезет куда не надо. По стенам ещё рисует, паршивец! Непонятно только, как туда залезать умудряется. На него такого поглядишь и подумаешь, а стоило ли розги отменять.

                — А поглядишь на вас и никогда не подумаешь селиться в Татфилде, — хмыкнул Кроули. Мистер Тайлер смерил его злобным взглядом, прищурился подозрительно и ответил в тон:

                — А такие пижоны, как вы, здесь и не приживаются. Курите косячки свои в своей Америке, а сюда не лезьте.

                Он продолжил тихо бубнить про наркоманов и розги, но Кроули уже смотрел в окно. Его скулу саднило, как от удара ныли бока и плечо. И вопрос, а задело ли его или всё же нет, мучил его всю дорогу до больницы. Но и там ничего не прояснилось. Приборы говорили, что его голова цела и невредима, а вот сам он того же сказать не мог: люди ведь не могут перемещаться с одного конца улицы на другой в мгновение ока. Хотя перемещался ли Азирафель или выбежал в дождь, выяснить нельзя было при всём желании.

                Смуглая женщина с уморительным именем «Пиппин Галадриель Луннодева» и скептичным донельзя выражением отпустила Кроули почти без вопросов. И только в приёмной палате на него набросились вдвоём Гаджет с Пульцифером. Как оказалось, Азирафель успел разболтать о небольшом инциденте всей округе, включая мадам Трейси и, зачем-то, Шедвелла. Кроули уже хотел просто закатить глаза и выкурить ещё одну сигарету, но ровно в тот момент Пульцифер хлопнул его по спине. Наверное, этот жест в его понимании был жестом ободрения. Поддержки, может. Но Кроули от боли дико зашипел и выдал порцию брани.

                — Да я ведь легко, — надулся Пульцифер обиженно.

                — Тебя точно не задело? — спросила Анафема, когда Кроули отрицательно мотнул головой, растирая спину. — Что-то не похоже.

                Кроули цыкнул зло и задрал кусок рубашки, выворачивая шею и пытаясь заглянуть назад. Кроме края промокшего насквозь пиджака видно было ровно ничего.

                — Это что, стигматы? — спросил Ньютон без тени улыбки. Анафема озадаченно прочистила горло. Кроули ничего не видел, а очки снимать в таком ярком помещении ему казалось достаточной пыткой.

                — Ну что там ещё?! — шикнул он раздражённо, и Анафема констатировала:

                — У тебя на спине синяк.

                — В форме ладони, — добавил Ньютон.

                — Парш-шивый из тебя комик, Пульцифер, — прошипел Кроули, но затем Анафема достала из сумочки зеркальце, и Кроули взбледнул. След от пятерни прямо на позвоночнике успел пожелтеть, и он знал, наверняка знал, когда именно она там отпечаталась. Только вот не мог быть такой бред правдой, а верить собственным глазам он не собирался: что может быть необъективнее, чем человеческий мозг?

                Кроули рванул с места, оставляя Анафему и Ньютона далеко за спиной. Спортсменом Кроули не был никогда, но длинные ноги придавали ускорения, пусть испорченная сигаретами дыхалка его и подводила. На полупустую стоянку перед больницей он выбежал с горящими изнутри лёгкими, задыхаясь до сипов.

                — Мистер Тайлер! — рявкнул он хрипло. — Погодите!

                Мрачный старик в салоне авто поморщился от окрика, но остановился, опустил стекло. Кроули жутко ощерился во весь рот и снял очки. На немой вопрос во взгляде старика Кроули ощерился ещё шире:

                — Мне нужна запись с вашего видеорегистратора.