В отеле, где поселились пассажиры лайнера – огромном развлекательном комплексе с видом на океан – Мирана провела весь остаток вечера и часть ночи, предшествующей ее последнему утру. Долго слонялась по тихой и пустой комнате, будучи не в силах усидеть на месте, несколько раз подходила к большому окну, открывающему вид на местность – и полное звезд чернильное покрывало неба. Думала, думала, думала…

Эта декада многому ее научила. Наверное, за десять дней в человеческом обществе Мирана осознала больше, чем за все свои девяносто четыре года жизни в Кораллите. Конечно, кроме осколков культуры людей она не узнала для себя здесь ничего нового – люди так же лгали, скрывали и сплетничали, как ундины. И так же, как ундины, умели быть верными и любить.

В сущности, они не так уж и различались между собой – разве что люди росли и взрослели куда быстрее и куда раньше ундин познавали горести и пороки жизни именно потому, что слишком уж торопились жить. И их можно было понять – у них ведь было мало времени. Однако, посмотрев на них, Мирана только еще раз поняла, насколько легкомысленно было совершать то, что так просто взяла и совершила она. И – поняла также, что, если бы ей предложили переиграть все, не стала бы ничего менять.

В любом случае… это был очень хороший опыт. Жаль только, что Мирана не успела бы теперь им с кем бы то ни было поделиться – времени до утренней зари оставалось мало.

В третьем часу утра она не смогла более находиться в четырех стенах. Закуталась в одолженную у сердечной Кайи мягкую голубую шаль, выскользнула в коридор, бесшумно притворив за собою дверь, чтобы живущая в соседней комнате возлюбленная ненароком ее не услышала – а то вдруг и она не спит? – и снова пошла на пирс.

Океан был в ночи для небес как хрупкое серебряное зеркало. Его поверхность колыхалась и шла рябью от малейшего ветерка, и жидкое водяное стекло то и дело облизывало пеной оправу берега, но при этом, чтобы увидеть звезды, не надо было запрокидывать голову вверх. И Мирана этим воспользовалась. Скинула туфли и, как и накануне вечером, села на холодный камень пирса, опуская ноги в холодную зелень воды. Только юбку в этот раз подбирать не стала – позволила подолу намокнуть и лениво болтаться на самой поверхности, пропитываясь солью и темнотой.

Из дверей и окон отеля доносилась приглушенная стенами и поздним временем суток музыка, слышались голоса – веселые, тревожные, ласковые, раздраженные… Люди жили и наслаждались происходящим совсем неподалеку от нее в этот самый момент, и это так напоминало тот первый раз, когда она увидела фрекен Кайю, что Мирана не смогла не улыбнуться.

В ту ночь с борта лайнера также доносились музыка, голоса и смех, и милая фрекен Кайя – тонкая и печальная – стояла на нижней палубе в одиночестве. Помнится, в одну из ночей, что Мирана провела за любованием ею, Кайя даже танцевала сама с собой – очевидно, потому что ее заносчивый кавалер не нашел времени покружить ее по верхней палубе, занятый хвастовством перед немногочисленными коллегами.

Помнится, в одну из ночей Мирана настолько потерялась в ее нежной непритязательной красоте, что решилась спеть ей.

Ундина зажмурилась, чувствуя, как теплеет в груди от воспоминанья о том, каким мечтательным при этом было лицо подруги, и глубоко вздохнула, негромко затянув себе под нос одну из тех песен, какими чаровала ее слух до самого рассвета.

Наверное, для них обеих было бы проще никогда друг друга не знать. Наверное, милая Кайя была бы куда счастливее, если б не знала правды.

Мирана никогда не поступала так, как было бы проще.

Небо жемчужно посерело на горизонте, покрывшись налетом ракушечного перламутра… Вероятно, остался буквально час. А может, даже и меньше – сейчас все же восходы ранние.

На этот раз шагов за своей спиной Мирана не уловила. Может быть, потому что океан под утро разволновался, готовясь принять ее обратно в свои объятья, а может – потому что Кайя шла по залитому водой пирсу босой и держала обувь в руке.

Она замерла, только заслышав голос Мираны и ее песню, застыла на секунду как зачарованная – но все же нашла в себе силы, как и недавно, присесть рядом

– Спасибо, что решилась прийти проводить меня, – вымолвила ундина мягко, не поворачивая головы и стараясь не смотреть на лицо подруги. Кто знает, зачем на самом деле Кайя пришла? Вдруг она просто хотела увести ее обратно в здание? Или попробовать вызвать душевного доктора (девушка не была уверена, что их называют так, но все же)?

Нет, Мирана не могла отсюда уйти. Если она хотела получить шанс однажды родиться снова – ей следует оставаться как можно ближе к воде. Чтобы пену смыло и разметало штормом, а не высушило солнышком и впитало хозяйственной губкой.

Кайя долго молчала, ничего ей не отвечая и даже как будто не двигаясь со своего места. Как будто так до сих пор и не решила, что делать и как поступить. Как будто сама не знала, зачем пришла.

Ундина не стала мешать ей думать – у самой мыслей был целый нерест, поэтому она просто снова затянула любимую с самого детства колыбельную. Отец говорил, ее пела мама, когда еще была рядом с ними.

Как жаль, что это – все, что он говорил о ней.

Спи, спи, волна как кровать,

пусть нежные песни поет вода.

Хвост твой будет мерцать,

чешуйки гореть будут как звезда.

Кайя слушала колыбельную молча, сначала – бездумно глядя перед собой, может, пытаясь что-то понять или вспомнить, а может – просто заколдованная магическим голосом, но потом…

Солнце взойдет зелено,

сквозь водную толщу проникнет свет.

Царь звезд, вкушая вино,

увидит твоих плавников отсвет.

Потом она повернула голову и впилась в профиль Мираны взглядом таким пристальным, что той стало даже несколько неуютно. Раньше милая Кайя никогда так на нее не смотрела.

Так решительно, прямо и твердо.

Так, что под конец Мирана почти охрипла, что прежде с ней никогда еще не случалось.

Небо столкнется с водой –

придет царь твоих плавников просить.

Спи, спи, станешь звездой,

царь будет вечно тебя любить.

– Так это действительно была ты, – как только колыбельная стихла, выдохнула девушка утвердительным шепотом. – Ты мне пела.

Ундина в ответ лишь повела плечами и поплотнее закуталась в шаль, спасаясь от сырой прохлады раннего утра. Небо на горизонте уже начало разгораться предрассветной краснотой, и времени у них почти не осталось, но… Мирана была рада, что в конце концов Кайя, похоже, все-таки ей поверила. Что она все-таки не была… другой.

– Я… – девушка повернулась к ней всем корпусом, потянулась ласковыми ладонями. – Я могу как-то тебе помочь? Ведь ты… то есть… – она отдернула руки и растерянно спрятала в них лицо. – Не буду спрашивать, где твой хвост, – из ее рта вырвался нервный смешок, и Мирана ответила на него понимающей улыбкой. – Это… это правда как в сказке, да? Отдать долг – превратиться в морскую пену?

Ундина кивнула – и, разведя в стороны крылья мягкой шали, сама протянула прекрасной Кайе свои ладони.

– Я плохо разбираюсь в сказках, – сказала она осторожно, – но… все не так страшно, правда. Конечно, согласно сделке, поцелуй любви снимет все клятвенные печати, но… я ведь не справилась, – Кайя взяла ее ладони в свои руки и заскользила пальцами по белой холодной коже, лишенной человеческих линий жизни. Это был такой щекотный, но приятный при этом жест, что даже почти не походил на прощание. – Но не переживай, – попыталась утешить задумчиво молчащую девушку Мирана, – у ундин есть души, как и людей. Я когда-нибудь смогу переродиться.

Она попробовала сама заглянуть ей в лицо, но прекрасная Кайя спрятала глаза, отвернувшись в сторону бьющихся о пирс вод.

– Как же так? – выдохнула она, когда ундина уже отчаялась получить ответ. – Ты ведь сказала мне, что я достойна счастья. А потом… вчера. Ты сказала, что… хотела сделать меня счастливой. И я ведь… – она перевела на Мирану печальный взгляд. – Я ведь тебе поверила. А теперь ты умрешь, не успев ничего толком сделать?

Мирана позволила себе маленькую утешительную улыбку.

– Оказавшись среди людей, я поняла, что навязывать свои чувства – не значит делать кого-то счастливым. Особенно если… если место занято. Так что… не расстраивайся, пожалуйста. Я ведь рассказала тебе все не за этим.

Кайя вздохнула и в отчаянье прикусила губы.

– Но ведь место не занято, – выдала она вдруг. – Ты ведь сама помогла мне понять, что я… никогда еще никого по-настоящему не любила. Так, может… может, умирать все-таки не придется?

Ундина удивленно моргнула, дрогнув руками, заключенными в объятия чужих горячих пальцев – и нахмурилась. Кожа на ногах зудела теперь всерьез, и девушка уже готова была к тому, что вот-вот начнется ее обратное превращение. Так что она просто мотнула головой, отказываясь принимать чужую – бесполезную, пусть и приятную – милость.

– Прошу, только не нужно… – однако договорить она не успела. Кайя отпустила ее, но лишь затем, чтобы податься вперед, поймать в ладони ее лицо – и прижаться к ее приоткрытому рту губами. Обожгла своим огнем холод сотню лет не знавшей земного тепла кожи – и затянула в поцелуйный водоворот. Так же, как сама ундина недавно околдовала ее своей песней.

Итак, они поцеловались, и… и ничего не случилось.

А потом Мирана увидела, что из воды уже показалось солнце.