Воздух взорвался истошным визгом женщины, в страхе забившейся в угол и прикрывающей голову дрожащими руками. Слёзы стекали по её холёному, едва тронутому морщинами искажённому в ужасе лицу, и аккуратно обведённый помадой рот искривился в рыданиях. В палату ворвались двое крепких мужчин в светло-зелёной больничной одежде и, глянув на валявшееся на полу разбитое оборудование и полубессознательного врача, сильно приложившегося о стену и так и сжимавшего в руке пустой шприц, накинулись на взбунтовавшегося пациента. Всё ещё слишком дезориентированный и слабый, молодой человек не смог отбиться от медбратьев, один из которых, ловко извернувшись, вколол пациенту успокоительное прямо в шею.

– Как он смог так резко вскочить после полугодовой комы? – чертыхнувшись, процедил мужчина пониже, помогая подняться врачу.

Второй промолчал, выводя из палаты зарёванную женщину.

Врач, невысокий полноватый мужчина в возрасте, отослал медбратьев сразу, как оказался в коридоре, резко напомнив, что за многолетнюю практику видел и не такие случаи и всё ещё жив-здоров. Женщина же выпрямилась, глубоко вздохнула и взяла себя в руки, как и подобает леди её статуса. Приморозив врача одним-единственным пронзительным взглядом, она тихо, с едва уловимой на слух, но очень остро ощутимой яростью спросила:

– Что. С моим. Сыном?

***

Он дёрнул раз, дёрнул два, напрягся и со всей силой натянул ремни, стягивающие запястья и лодыжки, намертво привязывая его к кровати. Лицо покраснело от натуги. На лбу проступили вены. Мужчина в бедной одежде, –светло-зелёных штанах и белой накидке – молча наблюдал, ожидая, когда же он выдохнется. Со брезгливо поморщился от этой снисходительности: не хватало ещё, чтобы к нему относились, словно к неразумному юнцу. Не сводя с тюремщика прямого абсолютно прозрачного в своей угрозе взгляда (того самого, от которого прислуга во дворце падала на колени едва ли не в слезах, а у бравых воинов страшной дрожью тряслись ноги и зубы клацали так, что слышно было на весь двор), Со медленно, очень медленно опустился обратно на подушку. Мужчина вздрогнул, но лицо сохранил.

– Если вы закончили, господин Ким, я бы хотел сделать кое-какие тесты касательно вашего здоровья, – жёстко сообщил он.

– Кто, прошу меня извинить?

Со лишь слегка приподнял бровь, и этого хватило, чтобы мужчина, как бы он ни старался сохранить самообладание, опустил глаза, судорожно соображая, что бы ему ответить. По шее бегали неприятные мурашки, словно над ней был занесён остро заточенный меч, готовый опуститься и отрубить несчастную голову мужчины за одно неверное слово. Что этот молодой человек ожидает услышать? «Повелитель»? «Ваше Величество»? Что?

– Меня зовут Чо Хён Гу, Ваше… кхм, господин Ким. Я ваш лечащий врач, и настоятельно вас прошу позволить мне осмотреть вас.

Со молчал. С минуту он вглядывался в лицо «врача». Про себя отметил, что оно у того на редкость открытое и серьёзное, смотрит этот «господин Чо» прямо и спокойно. Возможно, он относится к честным и прямолинейным людям. Возможно.

– Кто такой «врач»?

– Простите?

– Вы расслышали вопрос.

Чо Хён Гу прикрыл глаза, мысленно обратившись к Господу и вздыхая, что этот случай достался именно ему. Вот взялся бы за него этот Пак, любимчик председателя! О, Чо Хён Гу тогда бы с удовольствием посмотрел, как эти двое – мамаша и сын – сотрут ухмылку с лица этого позёра.

– Это человек, заботящийся о здоровье других людей. Вы не помните? – как бы невзначай спросил он.

– Так вы лекарь, – якобы скучающе протянул пациент. Он огляделся по сторонам, глянул в окно. – Интересное место.

Со закрыл глаза. Пускай этот лекарь делает, что хочет: как показал предыдущий опыт, это тело довольно слабое, и даже если он сумеет освободиться из ремней, дать достойный отпор оно не сможет. «Врач» что-то спрашивал, сдавливал ему пальцы, уточнял ощущения. Со что-то отвечал, односложно и безразлично, пока не зашипел, дёрнувшись от боли. Рванувшись к лекарю, едва не вогнавшему иголку ему в палец ноги, он клацнул зубами, словно бешенный волк. Женщина, тихо сидевшая в углу, сдавленно охнула, господин Чо резко отпрянул. Передёрнув плечами, он, стараясь унять дрожь, повернулся к матери пациента, которая была совсем не счастлива, что её сын наконец очнулся. 

Полгода она сидела у постели своего мальчика, молясь, чтобы тот открыл глаза, сказал хоть что-нибудь. Только матери могут понять, каково это – когда сердце камнем падает куда-то в тёмную бездонную пропасть, едва в голову закрадётся мысль, что с её ребёнком может что-то случится. Только матери могут понять то безмерное страдание, когда женщина не знает, будет ли её дитя жить, сможет ли она снова обнять его и сказать, как сильно любит.

О, госпожа Ким всё это познала! Это ведь она носила своего маленького Со Мина под сердцем, она ворковала над ним, когда её сыночек только появился на свет, это госпожа Ким всё вздыхала о том, когда же уже её взрослый двадцати шестилетний мальчик приведёт в дом невесту, ту самую, которую она сможет назвать дочкой. 

Это госпожу Ким четверым медбратьям пришлось удерживать, чтобы та не забежала в палату к сыну, когда врачи пытались запустить его остановившееся сердце, это она рыдала днями и ночами, отправив всех членов семьи домой и поселившись у больничной постели своего мальчика. Это она смотрела на наконец очнувшегося родного и любимого Со Мина и никак не могла отделаться от мысли, что это не её сын. 

Женщина перевела взгляд с высокого темноволосого молодого человека, копии её Со Мина, на врача.

– Я думаю, что вам следует посетить храм, госпожа Ким. Похоже, что все неврологические функции в норме. Это чудо.

Госпожа Ким молчала. Она сжимала ладони, до крови впиваясь ногтями в тонкую кожу, кусала губы. Женщина уговаривала себя, что всё это ей только видится, ведь не может быть, чтобы вместо её Со Мина очнулся кто-то другой. Ведь не может же быть, правда?

Также не может быть, как сросшийся позвоночник и раздробленные кости.

– Я могу идти? – госпожа Ким вздрогнула. Словно лезвием по сердцу полоснул – вот как теперь звучал голос её сына. Слишком тихий, слишком вкрадчивый, слишком… Чужой.

– Куда? – не понял господин Чо.

– Откуда.

– Э-э… нет, вряд ли вы восстановились после аварии.

– Так вряд ли или не восстановился? – усмехнулся молодой человек.

– Не знаю, господин Ким.

– Так узнайте, а там и поговорим.

Кажется, ему только что поставили условие. Ему, Чо Хён Гу, врачу с многолетней блестящей практикой и, ни много ни мало, мировым именем. Дёрнувшись, словно собирался поклониться в пояс, и едва успев одёрнуть себя, господин Чо пробормотал что-то невнятное, стремительно выйдя из палаты и поспешив записать занятного пациента на обследование. Самому ведь интересно было.

Со остался один в палате с незнакомой очень уставшей женщиной, по её щекам текли слёзы.

– Как меня зовут? – тихо спросил он.

Женщина встрепенулась, моргнула, приходя в себя, и посмотрела на Со. Глаза её были красными, широко распахнутыми, губы мелко дрожали.

– Ты… ты не помнишь? – судорожно всхлипнула она.