В глазах сверкают огни, неприятный бит бьет в ушах и эхом отдается в груди, выпитый виски дурманил разум, заволакивал пеленой глаза. От других людей неприятно воняло табаком и потом, футболка промокла, щеки и лоб были влажными и липкими. Горло охрипло от ора бездарных песен с мерзкими текстами, спина и ноги болели. Кажется, он потянул мышцу рядом с правым плечом. Сердце билось как бешенное, в такт музыке пульсировало рядом с шеей. Резинка для волос порвалась минут десять назад, сейчас его короткий хвост кто-то неосторожно прижал.

- Эй! Что ты делаешь? – Вэй Ин повернулся. Сзади него был толстый, потный мужчина, с мелкими глазами и прыщами. Он гаденько улыбался и пытался строить ему глазки, что у него, конечно же, не получалось.

- А что тут делает эта красотка? – о, он уже хорошо накидался. После трех бокалов виски-колы таким людям становится все равно, что у тебя между ног, если у тебя длинные волосы не пытайся отрицать – ты девушка и точка. Усянь откинул волосы и состроил невинное, обиженное лицо.

- Ах, представляешь, сегодня меня бросил па-а-арень, - он придал своему голосу интонацию, с которой девушки говорят подругам, что в очередной раз разочаровались в мужчинах. – он казал что любит другую, а я девочка на один де-е-е-ень! – он еще пару раз притворно хныкнул и положил руки на плечи собеседника. От него сильно, пахло. Мерзость.

- Не грусти детка, - он усиленно стал вертеть головой. – хочешь, - его взгляд упал на барную стойку, - хочешь я куплю тебе коктейль? Какой ты захочешь. – мужчина приобнял его за талию, поглаживал бока. Его ладонь была обжигающе-горячей и мокрой, как будто ее вымыли в масле для жарки картошки фри. Они, подталкиваемые толпой, быстро приблизились к барной стойке (кажется, Вэй Ин ударился коленкой о стул). Стучали стаканы и бокалы, сильно пахло дешевым алкоголем. Барменом сегодня была Лю Ньян, его давняя знакомая. Она незаметно кивнула ему, пока наливала кому-то разбавленный мартини. Он сел на высокий стул и начал изливать свою душу. Усянь намеренно говорил нечетко, хныкал и завывал, чтобы создать образ беспомощной и хрупкой девушки, слишком опечаленной расставанием, чтобы что-то соображать.

Лю Ньян подошла к ним через четыре минуты. За это время спутник успел его не очень-то искренне успел его пожалеть и с десяток раз посмотреть на барменшу, словно она должна была его спасти от чего-то. На самом деле у него была догадка – он был достаточно болтлив и неугомон.

- Чего желает господин и его спутница? – она открывала бутылку захудалого вина, купленного на прошлой неделе.

- Один джин, - быстро выпалил он, - и.. девушке коктейль. – Лю Ньян бегло глянула на него, поставила недавно открытую бутылку и потянула руку куда-то в право.

- Я буду «Секс на пляже», - Вэй Ин выбрал этот напиток не просто так – он был одним из лучших в этом баре. Лучше него была только содовая с мятой и лимоном, но ее почти никогда не было, как бы печально это не звучало.

***

Туалет, куда его решил привести спутник, выглядел жалко. Стены были грязные и исписанные, раковины, из-за долгого воздействия воды, желтыми, а толчков не было вообще - просто дырка в полу, не оформленная керамикой. Он скривился и старался дышать как можно меньше - витал неприятный запах.. человеческих отходов. Да, именно так. Гадость.

Неприятный мужчина открывает дверь кабинки и подталкивает его внутрь. Внутри все сворачивается и кипит, под рёбрами грязной крысой чувство беспомощности и вины грызёт сердце. В горле комком сжались слове о сожалении, его вине и прочих клишированных штуках. Вэй Ин не мог ни вздохнуть, ни выдохнуть, только вяло передвигать худые ноги и опереться об стену. Серая кожа выглядит не здорово, обгрызанные ногти неприятно маячат перед глазами. Чёрный чокер, его излюбленное украшение, перетягивал шею, обрывал воспалённые голосовые связки.

Последние несколько дней, которые объявили выходными, Усяня брали настолько часто и настолько грубо, что не оставалось сил не то, что помыться, даже дышать не было желания. В его рту была жвачка со вкусом клубники, а на приемы пищи полагалась жалкая, невкусная каша на воде, которая ещё больше раздражала глотку. Он глотал все через силу, повторяя сам себе - «не переживай, это скоро закончится, и ты опять будешь по вечерам гулять с Цзян Чэном, не заботясь о завтрашнем дне». Если бы. Пустота внутри него росла, будто питаемая кем-то, а надежда все больше угасала и уже была похожа на уголёк.

Он сам виноват. У него был выбор, он выбрал такую жизнь.

Бессильная покорность оседала на плечах, готовая сломить их под своим весом. От осознания собственной слабости сводило руки и ноги, он не осознавал реальности всего происходящего. Это... точно его жизнь? Он этого хотел? Он сделал правильный выбор?

Дурак. Выбора у него не было.

Его спутник панически расстегивал заедающий замок ширинки, что-то бурчал под нос и кряхтел. Вэй Ин задрал юбку и приспустил трусы, нагибаясь и раздвигая ноги сильнее. 
Неприятный бит отдавался в грудной клетке. Мазанные движения погладили его ягодицы и бока, сквозь кожу которых легко было прощупать острые тазобедренные косточки. Он попытался отвлечься. Судя по звукам, играла песня известного рэпера, вышедшая не менее полугода назад. Она была на каждом углу, и, откровенно говоря, сильно надоела.

Мозг, почему то сосредоточится на рваном дыхании партнёра, рисовал страшные картины. Паника и желание убежать почти захлестывало, топило, будто к его шее привязан камень, который он не в состоянии снять. Вэй Ин сжал ладони в кулаки, ниже опустил голову. Его сердцебиение отдавалось в ушах, кровь прилила к шее и щекам, задрожали колени.

Сзади него пристроилось что-то обжигающе-горячие. Мольба о помощи, слова отказа и отчаянные крики этого не делать он попытался засунуть глубоко в себя, что бы это никто не нашёл. Противно.

Усянь часто дышал и загнано скулил, свет лампочек слепил. Он чувствовал себя жалким и беспомощным, как только что родившийся щенок, которого бесцеремонно выкинули на трассу.

Сейчас Вэй Ин хотел бы не чувствовать, как толстые пальцы будто жалят, впиваются в ключицы, или в зяпястья, или в плечи, или в живот, или в бёдра, или в низ живота, или в задницу....

На самом деле, он предпочтёт гордо молчать, чем выкрикивать какую-то похабщину. Его резко, грубо взяли, из-за чего у него вырвался тихий стон. Но он оказался настолько жалким, что тело забилось крупной дрожью, вибрируя от позвоночника до выступающего кадыка. Раздавались пошлые, хлюпкие звуки, от обилия спермы и смазки. Кажется, это был его уже четвертый клиент за ночь, которая текла намного медленней, чем когда-либо. Пахло алкоголем, сигаретами и мужскими телами, плотно прижимающимися друг к другу. Мерзость.

Он задыхался - его рваные вздохи можно было спутать со скулежом собаки. Партнёр двигался размашисто и быстро, вбивал его в холодную стену. Горло болело, а во рту была засуха, какая-то подступающая простуда явно его не щадила. Любой звук жжением отдавался внутри, что-то выжигал. Мужчина положил руку ему под ляшку, стараясь приподнять и войти как можно глубже. Вэй Ин чуть ли не плакал от боли.

Копчик тянуло, ноги дрожали, а руки покрылись пятнами. Его партнёр кончал, для Усянь все доносилось как через тонну ваты. Звуки маячили где-то на грани сознания, он не обращал на них внимания. Его внутренности будто вырезали, перемешали, попытались засунуть обратно, а на последок хорошо ударили в живот. Паршиво одним словом.

Толстый мужчина начал неспешно натягивать одежду. Вэй Ин подтянул трусы, подправил юбку и упёрся спиной в стену. В голове звенело, черепушка раскалывалась. Усянь с самым сучьим взглядом протянул руку.

- Деньги. - клиент перестал одеваться и с испуганным видом переспросил:

- Что?

- Что слышал! Бабло гони! -он ответил резко и бесцеремонно, раздражаясь вида на этого человека.

- - Может я... э-э-э... - - мужчина распахнул глаза, озирался по сторонам. - я дам тебе документы!

- Какие? Насколько важны они для меня будут? - Вэй Ин приподнял правую бровь, вскинул голову.

- Все! - голос дрожал. Жалкий. - В-вот, - он вытащил из сумки приличную стопку бумаг, - Все тебе! - юноша впихнул в его руки бумажки и выскочил из кабинки, не застегнув ширинку.

***

Удача улыбалась ему - толи он оказался низко поставленным информатором, то ли невнимательным курьером. Усянь склонялся ко второму. В документах говорилось о нескольких предстоящих стычках, способных пошатнуть группировку средних размеров и о вполне весомой неприятной информации об одном из крупных кланов.

Он усмехнулся и подумал - прекрасно. За это можно выманить немало денег и значительно продвинуться по социальной лестнице. Такой себе способ, но выбирать не приходится.

Он выходит из туалета. Внутри все будто чесалось, позвоночник тянуло, будто он был чем-то инородным. В клубе пахнет дымом и алкоголем. Кружится голова. Толпа кричит, уродливо смеется. Яркий переливающийся свет софитов слепит глаза, вызывает рвотные позывы. Прямо-таки хочется выблевать желудок с примесями блесток и потекшего мейкапа. Такая себе гейская эстетика.

Вэй Ин выдыхает. Легкие что-то щекочет, обдает холодом. Помещение гудит, солист на сцене рвет глотку. Он быстрей пытается подойти ближе к бару, чтобы занять самое незаметное место. Холодный стул неприятно морозит зад, руки покрылись мурашками. Он приподнимается и нагибается, выхватывает тонкую сигарету из пачки, которая лежала рядом с бутылкой абсента. Лю Ньян смотрит на него, хмурится. Она выхватывает у какого-то мужчины несколько купюр, наливает воду в стакан и подходит к нему.

— Это тебе, - перед ним отказывается пепельница с зажигалкой и вода. Он в знак благодарности кивает, а потом закуривает. Дым вылетает из рта тонкой белой струей, закрывая его лицо. В воздухе появляется запах дыма и ягод, который быстро разлетается.

С чего началось это дерьмо? Где он свернул не туда?

В первые недели две он задыхался. Слезы беспорядочно текли из глаз, он находился где-то на грани сознания и безумия, когда от привычного мира остаются ошметки и сраные воспоминания. От него буквально отрывали лоскуты, под ногти загоняли десятки щепок и иголок, а зубы выбивали и крошили. Вэй Ин какое-то время колол себе самые сильные из обезболивающих, которые только смог купить, из-за этого его сознание помутилось, прибывало в какой-то ненормальной эйфории и легкости.

После «дежурств» нормой стало захлебываться в ненависти к себе и этому телу. Иногда случались панические атаки, ему мерещились собаки и страшные завывания каких-то безобразных существ. Он даже поглядывал на лезвие и веревку, когда становилось до невозможности плохо. В нем не было желания шевелиться или плакать, только умереть и никогда не помнить, что произошло.

И, откровенно говоря, его это пугало. До звездочек в глазах, до отчаянных криков и дрожи. Он боялся не проснуться утром, боялся просто лечь в постель и… его жизнь будет закончена? Правда?  Вот так просто?

Нет. Ему нельзя. Он должен помочь Цзян Чэну пробиться на верх. Он обязан.

Потом пришло принятие и безразличие. Он, в каком-то смысле, вошел в азарт. Секс перестал казаться чем-то отвратительным, неприятным, но остался осадок. Такой мерзкий, неприятный, противный. Это давило. Вэй Ин находил выход в алкоголе. После водки было лучше. Юбка уже не была излишне смущающей одеждой.

Нет, он не был трансвеститом или типа того, он все еще был мужчиной. Да, у него некрашеной лицо. Да, он носит женскую одежду и унижается такой работой. Да, он все еще мужчина.
Горло Вэй Ина обжигало сухостью и подступающей простудой. Голова болит. Он тушит сигарету и поднимается, надевает потрепанное жизнью худи, на прощание машет рукой Лю Ньян. Из клуба ему приходится чуть ли не выползать. Желудок скрутился в узел и плотно прилип к позвоночнику.

***

Он не помнит, как дошел до общежития. Вроде блеванул пару раз по дороге и один раз хорошенечко упал на пешеходном переходе. По ногам с колен стекала темная кровь вязкая, неприятная. Он цокнул. Кроссовки испачкались.

Где-то вдалеке гавкали собаки. Сердце пустилось в пляс, отбивая по ребрам чечетку. Страх захлестнул его, по спине пробежали мурашки. Вэй Ин устремился к двери – собаки, по ощущениям, были совсем рядом. Дрожащими руками он достал из кармана кофты ключи и приложил к домофону. От резкого пиликающего звука он вздрогнул и выронил ключи.

Твою мать.

Нагнуться за ключами с разбитыми коленками и при этом держать железную дверь было сложно. Он практически запрыгнул во внутрь здания, а буквально через секунду с отвратительным грохотом захлопнул за собой дверь. Страшно. В свою комнату приходится подниматься по лестнице. Ступеньки неровные, крутые, где-то даже крошащиеся. Коридоры его встречают темнотой и громким звуком музыки дальше по коридору. Он проглотил комок подступающей к горлу рвоты и толкнул дверь в свою комнату.

Слабый желтый свет фонаря из маленького окна освещал помещение. Возле стен стояли по две двухэтажные койки, застеленные одеялами с жирными пятнами. Он упал на свое место (самое наименее тронутое из всех восьми) и, втыкая дешевые наушники в уши, включил плейлист. Волосы разметались по подушке, веки сами собой закрывались, толстовка задралась. он потянулся к юбке и стянул ее. Одежда полетела куда-то на тумбочку.

Вэй Ин перевернулся к стене, закрыл ладонями лицо и протянул:

- Бля-я-я-ять…

Мышцы болели. Он чувствовал себя слабым, уязвимым. В голове с бешенной скоростью сменялись мысли – начиная от того, какой дикий холод исходил от голого пола и заканчиваясь тем, что все в его жизни – безумно и преувеличенно. Он не хотел всего этого. Он не хотел темных ночей, не хотел просыпаться от кошмаров, не хотел бояться вздохнуть полной грудью, не ожидая тянущей боли, не хотел жить (это вообще можно назвать жизнью?) так.

***

По правде говоря, ему не так уж и часто снились кошмары. По крайней мере, не каждую ночь.

Они не были его главной проблемой и (почти) не мешали. Почти. Это смешное слово. Не верите? Посмотрите на Усяня – вон, аж слезы из глаз текут, очень смешное слово. Вот только он не смеется. Что? Плачет? Да как он посмел! – учится в таком престижном заведении, деньги приличные зарабатывает, как он посмел реветь вообще? Как девчонка ей-богу!

Этой ночью он проснулся раз, наверное, пять. Больше чем обычно. Вэй Ин продрог, не нужно было засыпать в одной толстовке. Даже одеялом не накрылся. Руки дрожат, тело беспомощно тяжелое, чугунное. Он спотыкается о собственные ноги, у него спирает в груди.

Мерзость.