У Азриэля никогда не было друзей. Его нежно любили родители, не отказывая ни в чем, он общался, с кем хотел, и гулял по всему Подземелью, но друзья… Эта роскошь не для принцев. Ему стоило немного постараться завоевать симпатию сверстников, но Азриэля никогда к ним не тянуло. Не сказать, чтобы жизнь его была скучной, нет. Она просто… была. Тянулась и тянулась, как и у всех монстров в Подземелье. Все изменил один день.

У нее красивое имя, подумалось тогда ему. Она пришла оттуда, где нет таких, как он. Нет монстров, только люди. Но ей нужна была его помощь. Азриэль не сразу понял, что она человек. Ему это и в голову не пришло, ведь она была такой слабенькой — с тонкими ручками и ножками, бледным болезненным лицом и кругами под глазами. А еще она была сломана — ничего не говорила, кроме имени, но никого и не боялась, не реагировала на окружающих. Но Азриэль точно знал, что она не ела несколько дней — так жадно накинулась на предложенную еду, а еще — что люди не должны быть такими больными. А Чара была больна.

Когда она сказала ему первые пару фраз, он впервые за эти недели улыбнулся, но эта улыбка стоила всех трудов и лишений. Азриэль был готов ночи напролет дежурить у ее кровати, лишь бы это помогло. Почему его так влекло это существо с Поверхности? Быть может, в ней было что-то от самого Азриэля. Принц потерял покой и сон, осунулся и похудел, а Чара, напротив, с каждым днем становилась активнее. Азриэль, хотя и ослаб, светился все ярче. Родители не могли прогнать его поесть или поспать, если Чара открывала глаза.

Когда Чара поднялась с постели, Азриэль был так счастлив, что кружил вокруг нее, не замолкая. Девочка не боялась его, как не боялась и монстров вокруг. Она часто улыбалась и смеялась, но стоило спросить ее о прошлом, замыкалась в себе или отвечала односложным: «Его больше нет». В такие моменты под глазами снова пролегали тени, а зрачки лихорадочно блестели. Обычно Азриэль тогда замолкал, чувствуя, как по шерсти бежит холодок.

Но все же с каждым прожитым в Подземелье месяцем Чара осваивалась, и дружба с принцем становилась крепче. Короля и королеву она называла родителями, потому что так делал Азриэль, и не считала это неправильным. Почему нет? В конце концов, мамы с папой у нее больше не было, а королевская чета так много для нее сделала… Азриэля переполняла чистая яркая радость, от которой, казалось, душа становится настолько легкой, что еще чуть-чуть — и он взлетит. Теперь у него была настоящая подруга, новый член семьи.

Чара не любила ходить к Барьеру, не любила сквозь эту тюремную призму смотреть на людей. Их она тоже не любила. Азриэль видел, как всякий раз у нее сжимались кулаки. Тогда он мягко обхватывал ее ладонь, чтобы стало тепло, чтобы не было с нею этого тоскливого одиночества, которое испытывал он сам много лет. И Чара вздыхала. Азриэль не успевал заглянуть ей в глаза — она их крепко-крепко зажмуривала, ему казалось, что Чара прячет свои человеческие зрачки. Азриэлю иногда казалось, что она себя стесняется.

И вот сейчас Чара стоит напротив него, схватив мягкую лапу в свои руки, и шепчет:

— Это хороший план, правда! Ты ведь мне веришь?

Азриэль кивнул — верит. Она всегда так спрашивала, когда хотела, чтобы он был решительнее. Принцу казалось, у него не получится, он не человек, не такой, как Чара. Ему не нравилось, что она хотела заставить себя болеть снова, как тогда, чтобы было плохо, чтобы лицо налилось бледностью и руки без сил лежали на мягких подушках. Азриэль не хотел больше ее такой видеть, как и не желал поглощать ее душу. Отец говорил, такое делают только с настоящими врагами. Но они с Чарой ведь друзья, так?

— Ну конечно, мы друзья, Ази! — воскликнула девочка, гладя его по голове. Она любила ерошить ему шерсть и трогать мягкие уши. — Но пойми, мы должны сделать что-нибудь. Монстры подарили мне новую жизнь, я должна им помочь. И ты тоже.

— Я?

— Но ведь ты — принц, будущий король Подземелья. Твой долг — позаботиться о подданных. К тому же, — она мягко улыбнулась, — ты мой друг. Ведь это несправедливо, что все люди радуются солнышку, а такой замечательный, добрый народ прозябает под землей в темноте и сырости. Мы должны, слышишь?

— Я знаю, Чара, — Азриэль сглотнул, но не смог пойти на поводу. Не в этот раз. — Но я не хочу тебя терять, понимаешь?

— Ты меня и не потеряешь, глупый! — она рассмеялась, но от этого смеха у Азриэля на затылке шерсть стала дыбом. Чара раньше никогда не производила такого впечатления. — Мы станем друг к другу еще ближе. Станем одним целым.

— Нет! Нет-нет-нет, мы не будем следовать этому плану, не хочу, не хочу, — Азриэлю захотелось поморгать, чтобы избавиться от того, что щипало глаза. Он начал непроизвольно шевелить носом, Чару всегда это умиляло, но в этот миг ее лицо закаменело, а голос принял вкрадчивые нотки:

— Ази-и-и…

— Я не хочу тебя терять, — как заведенный, повторял тот. И вдруг подался вперед, прижав девочку к себе, положил мордочку ей на макушку и попытался скрыть от всех. А Чара ткнулась ему в шею, чувствуя как шерсть щекочет нос. Она старалась не чихнуть, чтобы не испортить момент, а Азриэль, почувствовав, как она затихла, начал успокаиваться. Запах ее волос всегда успокаивал, в нем было что-то человеческое. Азриэль всегда хватался за Чару, как за якорь в жизни, всегда дарил ей восхищенные взгляды, он знал, что по меркам монстров она не красавица, а человек, но ему она казалась чем-то совершенным. Люди бы сказали, что он влюблен, но Азриэль не знал такого понятия, он просто понял, что без Чары не сможет. Теперь, когда она ворвалась в его жизнь больным человечком и сделала дни другими, полными заботы и беспокойства, а потом — беспредельного счастья.

Чара зарылась в белый мех лицом и думала. Она шевелила мозгами, проворачивая в голове ситуацию снова и снова, и так, и этак, только бы найти выход. «Мне просто хочется стать героем хоть для кого-то», — прошептала она ему в шею. Азриэль не услышал, иначе убедил бы ее, что для него она героиня всей жизни. Хотя он все равно не смог бы облечь в слова то огромное место в его душе, которое занимает Чара.

— Хорошо, мы не будем, — наконец вздохнула девочка, отстраняясь. — Только не впадай в истерику, ладно?

Азриэль тайком вытер глаза и потер нос.

— Ты помнишь, мама сегодня готовит пирог с корицей и ирисками.

— Да, — рассеянно отозвалась Чара. — Надеюсь, она не забудет полить его шоколадом.

— Ага, самым дорогим.

Азриэль не мог не заметить, что подруга погрустнела, но он понимал ее. Заветной мечтой Чары было освободить всех монстров. И принц поддержал бы ее в любом начинании, но только не в таком. Принц хотел бы выбраться на свободу, но только с Чарой. Иногда он мечтал, как они будут лежать на холме и рассматривать звезды. Чара будет тыкать в созвездия пальцем, а он будет наблюдать, как ветер треплет ее волосы. Азриэль понимал, что Барьер сам собой не пропадет, только, в отличие от Чары, не собирался класть на алтарь свободы их дружбу. Только не так.

— Если хочешь, — участливо предложил он, — я схожу домой, попрошу маму положить шоколада побольше.

— Да, было бы здорово, — Чара слабо улыбнулась. — Я пока прогуляюсь, но скоро буду дома.

Чара не собиралась грустить у водопадов, как это любил делать юный принц. Если она чего-то хотела — она это делала. Если на пути возникали преграды — она их рушила или делала нужный выбор и больше не мучилась. Разве не это называют решимостью? Чара дорожила дружбой с Азриэлем и не могла понять, как пропустила момент, когда он стал ей так дорог. Он бывал иногда слишком нерешительным, не по возрасту плаксивым, бывало, сентиментальным. Чара ловила себя на том, что привязалась к семье. Разные бытовые мелочи, складывающиеся в жизнь, и их с Ази проделки, вот без чего она больше себя не представляла. И Чаре не хотелось поступать кардинально. Но потом… Потом она думала о других жителях Подземелья. Она не должна быть эгоисткой, она должна быть благодарной монстрами и сделать все, что в ее силах. Это долг. Как бы ей ни хотелось поддаться Азриэлю, забыть и просто жить дальше, Чара не могла себе этого позволить.

По щеке скатилась слеза из абсолютно сухих глаз; Чара быстро отвернулась, чтобы Азриэль не заметил. Но тот уже удалялся. Чара аккуратно смахнула слезу. Это последнее проявление чувств в жизни, которой у них никогда не будет. «Прости меня, Ази, я должна…»

Азриэль не понимал, что с ним. Все хорошо, он уговорил Чару не делать глупостей. Она ведь сказала, что они не станут. Сказала, ведь так? Тем не менее, Азриэлю хотелось бежать за ней, ловить ее ладошку и держать, держать, держать, не отпускать. Что не так с его душой? Это все лишь небольшая разлука, пара часов, когда они не вместе, и все. Они и раньше не ходили вдвоем целый день, бывало, расходясь на передышку. Так почему же сейчас у него так срывает крышу и хочется проконтролировать подругу, словно маленького слабого человека.

Она уже давно не такая. Но Азриэль не забыл этого ощущения: когда он приподнимал осторожно ее головку с мягкой подушки, стараясь ничего не повредить, и кормил с ложечки, чувствуя щемящую нежность. Это был первый раз, когда юный принц проявлял к кому-то такую заботу. Может, он уже тогда знал, что больное существо на кровати поднимется однажды, станет сильной, смешливой и немного упрямой подругой. Станет даже чем-то большим. Как все Подземелье было большим и интересным, но родной замок, уютные комнаты, сады отца были для него отдельным миром. Как Поверхность являлась за гранью снов, в мечтах и фантазиях, но мир монстров был для него весомее. Когда-нибудь он станет королем. Азриэль не желал этого, если придется расстаться с Чарой, хотя признаться в этом так и не смог. Может, поэтому он до дрожи хотел выбраться наружу, но внутри все трепетало и ныло при мысли об этом. Ведь Чара не такая, как он, она человек. Да, от людей она никогда ничего хорошего не знала, но останется ли она с ним, едва только Барьер рухнет? Азриэль начинал понимать, что Чара стала для него неким сокровищем, которое нужно обнимать мягко, но крепко.

Где она сейчас? Он обернулся, хотя уже давно прошел больше половины пути до дома. Почему так хочется выть и плакать? Почему свербит в сердце и трещит по швам взрослое спокойствие? Глупость. Какое простое слово, а так и тянется острой нитью через всю его суть. В чем глупость? В нем, в его решении? Он отступил, струсил, наверное. Чара не такая, Азриэль восхищался ее смелостью, решительностью. Если она приняла решение, то не отступит. Вдруг принцу показалось, что мир потерял краски, размазываясь серым перед его глазами. Он мелко задрожал, кажется, от холода. И почти подчинился зову в сторону от дома. Шевельнулись ноги, шагая вслед за той, кого он так неосторожно отпустил. Нет, Азриэль должен был привязать надежнее дорогое душе. Должен был, почему не сделал?

— Сыночек, мой дорогой! — ворвался к нему ласковый голос мамы, разрывая тоску. Чего это он? Чара ведь сказала, что они не будут действовать по этому губительному плану, верно? Она бы ему не солгала, конечно нет! Азриэль медленно выдохнул, поворачиваясь к дому. Не стоит так себя накручивать.

— Да, мамочка, — отозвался он, вприпрыжку подбегая к Ториэль. Она с нежностью погладила его по голове и поцеловала.

— А где Чара? Решила погулять подольше? Правильно, пускай еще немного побегает, — говорила мама, не давая Азриэлю вставить ни слова. Но он не стал бы говорить о тревоге, которая отбрасывала на него мрачную тень. Иначе пришлось бы объяснять причину, а этого нельзя было делать никак. Хотя было бы здорово, если бы мама тепло обняла его, укутывая запахом шерсти и дома, и убедила, что все будет хорошо. Конечно, хорошо! Ториэль рассказывала о разных мелочах, и на душе Азриэля воцарилась гармония. Он не раздирал себя на части беспричинным страхом. Он просто попросил маму сделать слой шоколада на торте потолще для подруги. Чара так любит шоколад, она обязательно еще подарит ему самую яркую улыбку.

Азриэль ходил по коридору у двери туда-сюда, каждая клеточка его тела дрожала. В такие моменты хочется броситься с головой куда-нибудь, только бы прекратить волнения. Принц не знал, куда себя деть. Чары не было. Прошел день, вечерело. В и так темном Подземелье, стало еще темнее. Где же она? Мама его успокаивала, как могла, говоря, что Чаре ничего не грозит, даже ночами на улицах безопасно, но Ториэль не знала того, что знал Азриэль. Чара любила особое место, где росли удивительные цветы, золотистые, свежие, но такие… ненавистные. Азриэль не сразу осознал, что означает эта внутренняя дрожь и бесконечные мысли, кидающиеся на его беззащитный разум. Это был страх, его липкая хватка. Она ведь дала обещание, дала! Она не сделает этого, так? Азриэль облокотился спиной о стену и закрыл глаза, обхватил голову, хватаясь за шерсть. Он не мог ничего поделать, и это выматывало. Вдохи-выдохи не помогали. Азриэль порывался вскочить и отправиться ее искать, но здравый рассудок останавливал. Эти цветы — ее находка, она рассказывала, что такие же цветут в ее деревне, в мире людей. Азриэль иногда ловил ее острые взгляды сузившихся глаз и замечал поджатые губы. Чару тянуло к этим цветам, и сейчас Азриэль жалел, что ушел в такой тяжелый для нее момент. Хлопок двери. Она пришла!

Азриэль не осознавал, что почти летит к выходу, желает убедиться, увидеть, коснуться… И натыкается на уставшую, чуть сгорбленную фигурку.

— Ты чего, Ази? — по-непривычному чуть хрипло спрашивает она. Азриэль чувствует, как на лицо выползает совершенно глупая улыбка.

— Чара, почему так долго? Я волновался, — и сам устыдился, насколько нелепо это прозвучало. Чара терпеть не может контроль и наверняка удивится этой его «строгости». Азриэль не знал, как объяснить, что он не просто «волновался». Это слово казалось ничтожно малым по сравнению со всей палитрой его терзаний. Вместо слов он обнял подругу уже второй раз за день. Странно, но сейчас он не ощущал ее неловкости или скованности. Она будто выдохнула, действительно понимая, почему он так непозволительно сентиментален. Азриэль заглянул подруге в глаза, она как всегда зажмурилась, еще раз выдохнула и встретила его взгляд какой-то надломленной грустью.

— Прости, друг, — она ласково погладила его по макушке и извинилась, чего уж точно никогда не делала, — мне нужно было побыть одной. Не каждый день рушатся все мечты и надежды на будущее.

— Ну ты чего? — Азриэль не знал, как вести себя. Хотелось утешить, приободрить, но Чара такая сильная, решительная… Почему же сейчас ему кажется, что подруга плачет? Нет, глаза сухие, но ресницы дрожат, и что-то щемящее в глазах…

— Ази, я просто хотела слишком многого. Быть счастливой и полезной, но приходится выбирать что-то одно. Пожалуйста, прости меня, если только сможешь.

Принц принялся успокаивать ее, как мог. Он говорил ей те слова, которые когда-то говорила ему ночами мама, если мучили кошмары. Как только в его жизни появилась Чара, страхи истлели в тепле, а теперь… Она лишь качала головой, закусив губу. Азриэль не понимал, за что она просила прощения снова и снова, ведь Чара осталась с ним, не бросила его.

Их маленький ужин прошел напряженно. Родители давно легли спать. Только Азриэль не мог есть, не дождавшись подруги, только теперь кусок в горло не лез. Девочка, кажется, тоже не была голодна, но почему-то упрямо ела сладкий пирог, словно в последний раз. Она тщательно пережевывала каждый кусочек, смотря куда-то в потолок, словно и не сидела здесь с ним. Принц ерзал на стуле, но не решался ничего сказать. Когда весь пирог был съеден (и как только в нее поместился?), Чара сразу отправилась спать. Сухо пожелала ему спокойной ночи и ушла. А Азриэль так и остался стоять в одиночестве.

«Ведь это был ее любимый десерт. Почему грусть так и не ушла из глаз? Неужели она так жалеет о том, что я отказался участвовать в разрушении Барьера? Но ведь рано или поздно кто-нибудь, но не мы, уничтожит его, верно?»