Безобразное пятно растеклось по узорчатому накрахмаленному манжету, тончайшие чернильные линии, подобные маленьким зигзагам молний, понеслись дальше по ажурной ткани.

Испуганно ойкнув, Шарлотта одними кончиками пальцев оттянула запачканный манжет и подозвала служанку.

Это была сухопарая остроносая женщина на излёте пятого десятка, которая носила на тёмно-седых волосах чепец вышедшего из моды фасона. Она молча подложила между рукой и замаранным манжетом тканевую прокладку, чтобы юная госпожа не испачкала нежную кожу, убрала перо с бумаги и предложила сменить платье, но Шарлотта заупрямилась и продолжила работу.

Прошло совсем немного времени, и в её кабинет вошли две служанки. Первая, потупив взор, несла на вытянутых руках поднос с чаем, а вторая — почту.

Заправив за ухо выбившийся из причёски локон, Шарлотта отставила бумаги, освобождая место на столе для чашки и сахарницы.

Очередные приглашения на официальные приёмы, свадьбы и именины. Все хотят видеть чету Беккет. Шарлотта вздохнула и отложила целую стопку унылых, исполненных подобострастной вежливости, писем. Пока её муж борется за свободу морских путей от грязных разбойников — ни о каком выходе в свет не может быть и речи. Катлер вернётся, он писал, что очень скоро вернётся, и тогда они, как прежде, будут танцевать на балах, он подарит ей новый веер, осыпит комплиментами перед гостями из зарубежья на их родном языке, и хотя она не поймёт ни слова — она будет смотреть на него с выражением скромной нежности, зная, как ему нравятся играющие на её щеках ямочки.

Он сильный, сильный не как другие мужчины — мышцами рук и выносливостью ног, он силён внутри, и под скромной оболочкой скрывается невиданная мощь, подпитываемая гибкостью ума. Весь мир покорился ему, что уж говорить о просоленных мерзавцах в грязных лохмотьях?

Увидев на последнем письме печать Ост-Индской компании, Шарлотта в предчувствии дурного нахмурила брови и поборола желание переглянуться с прислугой. В комнате вдруг стало темно и холодно. В немой тишине Шарлотта смотрела в лакированную поверхность стола, пока не сдалась и не сорвала печать подрагивающими пальцами.

С характерным звуком кусочек сахара упал в ароматный чай.

Шарлотта дёрнулась. Рот у неё перекосился, она жадно всматривалась в наскоро написанные строки, сухо и лаконично извещающие о смерти лорда Катлера Беккета во время решающего сражения в Карибском море.

Она выпрямилась, слепо глядя прямо перед собой. Безвольные руки опустились, раскрытое письмо с шуршанием плавно слетело на пол. Мышцы лица судорожно подрагивали.

— Миссис? Миссис!

— Прочь все! Прочь! — закричала она не своим голосом, со свистом втягивая в себя душащие рыдания.

Самая горькая на свете скорбь по матери пять лет назад выжала из неё все слёзы. И потом, когда её отдавали замуж за нелюбимого, она не смогла плакать. Но теперь, впервые за столь долгое время, с ресниц сорвалась жалкая солёная капля, по размеру никак не похожая на настоящую слезу. Она потекла по щеке, оставляя за собой тончайший влажный след, и Шарлотта мгновенно протёрла насухо лицо, шмыгнув носом. Опустила умытую ладонь на обтянутый золотым шёлком живот.

Коленки у неё тряслись.

Вдова в неполные восемнадцать.

Кто-нибудь из рода Каррингтонов мог похвастаться подобным?

Нет, у них принято хоронить жён, а не мужей.

У них было так мало времени, так мало возможностей. Всё это забрали у них. Она осталась одна, покинутая. Не насытившаяся в полной мере его расположенностью, чуткостью. Она денно и нощно молилась, чтобы он поскорее вернулся с победой и обрадовался долгожданной новости.

Шарлотта сжала пальцы, крепче держась за живот.

Никак она не ждала такого исхода.

Она чувствовала, что внутри неё многое изменилось, а крови не начинались уже которую неделю… Ведь не могло быть это ошибкой?

Что угодно, но это — не ошибка.

Не теперь.

Шарлотта всхлипнула и трясущимися пальцами схватила горячую чашку и не задумываясь опрокинула в себя весь чай.

— Будьте же вы милосердны, миссис Беккет, — усмехался он, протягивая руку в тщетной попытке схватить завязку на её платье, которую она так охотно ему подавала, а затем одёргивала. 
— Бумагам вы изволили посвящать больше времени, чем неопытной жене. 
— Раньше вас это устраивало, — он опередил её, шагнув наперехват и схватившись разом за обе завязки. — Не будьте ревнивой. Цифры прельщают днём, ночью просыпаются иные желания. 
Он привстал на носочки, как всегда делал, чтобы преодолеть три дюйма разницы в их росте, и запечатлел на её губах едва ощутимый поцелуй, как вдруг она вырвалась, резко шагнув назад и оставляя у него в руках слетевшие завязки платья.
— Раньше я была ребёнком. 
— Ты и сейчас ребёнок. 
— И ребёнка нельзя лишать радостей, — она покрутилась вокруг столба роскошной кровати, по размерам занимающей добрую часть спальни. 
Он сделал резкий выпад вперёд, хватая её поперёк туловища. Шарлотта тихо засмеялась, позволяя увлечь себя на брачное ложе.

Распорядиться, чтобы подготовили её траурные одеяния. Полностью убрать пастель и цветы из гардероба. Собирать в кучу тысячи писем с соболезнованиями и бросать их в камин. Стать затворницей на неопределённый срок, прежде чем снова появиться на людях, чтобы отбиваться от настойчивых ухаживаний и предложений вступить в брак. Теперь она — жертва, лакомый кусочек, оставленный без присмотра. Молодая вдова с таким наследством не сможет долго выстоять в одиночку против настойчивости некоторых господ. Хорошо только, что она не одинока, и в наследство ей досталось нечто более ценное, чем деньги и земли.

Шарлотта глубоко вздохнула, в очередной раз погладив живот. Губы её тронула злая, преисполненная горечи улыбка. Он оставил в ней семя, которое прорастёт и окрепнет. Подобно гибкому плющу, он прорвётся сквозь землю и оплетёт весь мир, душа врагов и оставляя ожоги на их коже. Его ребёнок отомстит за её скорбь, за ту боль, которую ей причинили, за то время, которое у них украли. И плевать, что будет через двадцать, тридцать лет — увянет её юная красота, зачахнет и исчезнет Ост-Индская торговая компания, придётся ей принять постриг и скрыться в монастыре, неважно. Всё пустое. Но дитя, взращенное ею и только ею, помнящей его руки, взгляд, походку, по силе духа не будет уступать отцу и когда-нибудь, она на это надеялась, сможет отомстить.

— И весь мир вновь покориться тебе, Катлер, — хрипло прошептала Шарлотта, пустым взглядом уставившись на кресло, в котором всего каких-то два года назад сидела, дрожа и томясь, во власти будущего супруга.