В себя я пришла совершенно внезапно: дыша как загнанная лошадь и ощущая при этом нестерпимый фантомный холод. Краем сознания я понимала, что вокруг тепло и это ни разу не похоже на ледяную воду, но… Громкий плюх, и промораживающие насквозь брызги всё продолжали мерещиться, так же, как и морозная темнота. До сих пор оставалось ощущение, что над моей головой сомкнулась тёмная холодная гладь, всё так же слышались голоса людей — моих близких. Они смеялись, а мне было так нестерпимо больно и холодно, но… от чего?

Я, ощущая себя ослепшей, начала вертеться на постели, сбрасывая с себя до сих пор державший меня кошмар: нет, такого просто не могло быть, это же просто сон, ужасающий своей реалистичностью. Мои друзья бы не спихнули меня в реку, притом в зимнюю, с ледяной водой, убивающей за доли каких-то жалких мгновений. Ведь так же, так?! Я же жива! Жива!

Паника всё нарастала, я вцепилась пальцами в одеяло, ощущая, как по моим щекам, подбородку и губам скатываются слёзы. Слишком холодно… Я зябко поёжилась, скользнув под одеяло с головой, и, обхватив себя руками, начала раскачиваться и тихо всхлипывать. Тихо? Нет, я рыдала в голос, всем своим нутром чувствуя, что совсем скоро случится что-то ещё более гадкое.

— Тихо, тихо, всё хорошо… — тихий шёпот резанул по нервам не хуже раскалённого ножа, а чужие руки вдруг обняли меня. Ласково и нежно, но… Я схватилась за голову, не слыша людей, которые находились вместе со мной в темноте.

— Ведьма! Она ведьма! — мальчишеские голоса всплыли в омрачённой болью памяти. — Ну же, покажи нам, что ты умеешь! — цепкие руки держали меня за волосы, а другие хлёстко били по лицу. Я не знала, что им сказать и показать, мне было страшно и больно. Я звала отца, Аберфорта, маму и Альбуса, всех по очереди. Кричала, но они всё продолжали держать меня в своих цепких руках и бить, с каждым разом всё сильнее. Под конец из звонких их голоса стали почти звериными, они орали на меня, они… 

— Тварь! Ты нам всё покажешь. Ну давай же, не ломайся, ты, тупая девка! — злобный голос ввинчивался в голову, меня повалили на землю и начали бить ногами. Сразу после этого — чем-то большим и твёрдым, так, что с каждым ударом что-то во мне ломалось. Я цеплялась пальцами за траву и сплёвывала кровь из разбитого рта. Я плакала, я умоляла их остановиться. Под конец, кроме сиплого бульканья, от меня не было почти ничего слышно. Только кровь текла, быстро-быстро. Разбитое лицо неимоверно болело, мне не хватало воздуха, я пробовала продолжать кричать, но всё, что… 

— Не надо… Не надо! Пожалуйста, не надо! Мне больно! Папа! — я кричала, чувствуя, как чужие руки держат меня.

— Ари, цветочек мой, не плачь, всё хорошо, — тихий голос продолжал всё нашёптывать какую-то чушь, но… Ари. Я перестала кричать и вдруг вспомнила, что так называли меня только родители. Наверное, в моей голове всё перемешалось. Я же Ариана? Или Яна? Я крепко зажмурилась, пробуя вспомнить, что же со мной не так. Почему всё так запутано? Почему мои воспоминания настолько болезненные и жестокие? — Давай я дам тебе воды? Или, может быть, твой любимый компот? Вишнёвый, Ари, ну же, — я открыла глаза и только сейчас заметила, что в комнате было светло. Но это была не моя комната, это была… Ариана или Яна? Я опять огляделась, понимая, что вижу эту небольшую комнату не впервые. Но изучила её не настолько, чтобы знать до последней чёрточки. Нет, хорошо я представляла только комнаты в Насыпном Нагорье и… Я не могла вспомнить город, в котором жила раньше, даже страну, и то припоминала смутно.

Сейчас казалось, будто я вынырнула из пропасти беспамятства: слух вдруг стал таким, каким был раньше. Больше не звучали в голове крики мальчишек, не слышно было и звуков толщи воды, которая накрывала меня своими холодным мокрым полотном. Были слышны лишь дыхание и мелодия, исходящая из маленькой заводной игрушки, которую мне ещё в пять лет подарил отец.

— Я хочу компот, — мама вздрогнула, и её глаза распахнулись в неверии, ведь я давно уже нормально не говорила, предпочитая отмалчиваться. С того момента прошло больше трёх лет, и отца уже нет — остались только я, мама, Аберфорт и Альбус. Но Альбус теперь учился в Хогвартсе, на втором курсе. Сейчас его с нами не было.

— Аберфорт, принеси сестре компот, — мама, всё ещё не веря в то, что я полностью пришла в себя, расплакалась и обняла меня крепко-крепко. Я же только и могла, что обнимать её в ответ и лепетать что-то о том, как я её люблю.

* * *

Сказать о том, что я не Ариана, можно было бы только в случае, если бы девочка была абсолютно здоровой. Если бы у неё не было умственного помешательства и во время приступов она большую часть времени не была опасной и странной, то всё бы сложилось намного хуже. Меня сразу же бы вычислили. Хотя, может быть, не сразу, но рано или поздно правда бы вылезла наружу во всём её неприглядном виде. В этих же обстоятельствах я могла быть самой собой, и никто не сказал бы мне и слова о том, что я не та Ариана.

К счастью, память у девочки была идеальной, и она помнила почти всё в таких деталях, будто это было вчера. Вполне могло быть так, что это из-за её изменившейся магии, которая оказалась очень грозным оружием. С Арианой, чем старше она становилась, тем приходилось бы всё труднее. И если в раннем детском и подростковом возрасте её можно было бы одолеть без каких-либо проблем, то в юношеском это было бы в разы опаснее. Для её убийства бы потребовался отряд авроров, а если бы она дожила до ещё более старшего возраста… Впрочем, она себя совершенно не контролировала, поэтому всё было бы не настолько сложно, как могло повернуться сейчас.

Аберфорт определённо испугался бы той улыбки, которая появлялась порой на моих губах. Всё время, что я проводила наедине с собой, проходило в раздумьях. Я напрягала память, чтобы знать буквально всё, что могло меня выдать. Я размышляла о том, как себя правильнее вести, и пришла к выводу, что ребёнок с такими травмами, как у меня, должен быть как минимум немного взрослее, чем от него ждут. Хотя бы из-за того, как я себя вела, когда меня в очередной раз «накрывало».

Также меня волновал вопрос о том, почему я не помню своего прошлого. Теперь я предпочитала это время называть действительностью, а то, что было раньше, — прошедшим. Всё тяжелее для меня было вспомнить, как я выглядела там. Я уже не помнила, были ли у меня родители, сколько мне было лет и кем я вообще там была. Я только знала, что мне определённо больше двадцати, и что для меня в том мире  всё окончилось более чем печально. То, как я умирала в ледяной воде, до сих пор снилось мне в кошмарах, а иногда и смешивалось с воспоминаниями о том, как меня жестоко избивала троица маггловских мальчишек.

Тех детей я возненавидела всем сердцем почти сразу же, как только смогла трезво мыслить, — из-за них обрушилась моя жизнь, именно из-за них мой отец попал в Азкабан. Жаль, что они уже мертвы, жаль, что отец впал в ярость, жаль, что он не остался с нами… Я вспоминала своего отца с теплом, так как была на него похожа больше всего: мне достались его белокурые волосы и бледная кожа, а также характер. Мама очень быстро начала говорить с затаённой печалью о том, что я очень похожа характером на своего отца. Обновлённая я оказалась любознательной и очень упёртой. Мне нравилось сидеть вечерами за книгой, наблюдать за тем, как пробует колдовать брат. Иногда у него что-то получалось, но это было слишком редко и относилось скорее к стихийному волшебству.

Вскоре после того, как я пришла в себя, наш дом в Годриковой Впадине ожил, и я принялась украшать стены дома своими рисунками. Да, рисовать я любила почти так же сильно, как и читать. Я рисовала брата, маму, то, что видела в доме и на улице, срисовывала картинки из книг и придумывала что-то своё. Аберфорт очень быстро после этого начал называть меня юным художником, и совсем по-доброму подкалывал меня за то, что мои рисунки были довольно кривоватыми. Правда, чем больше я рисовала, тем лучше у меня они выходили. Прогресс был заметен налицо.

Единственное, к чему я не могла привыкнуть, было то, что мне приходилось всё время носить длинные платья в пол. Женщины и девочки в Годриковой Впадине предпочитали носить длинные, но вполне удобные платья со шнуровкой, которая подчёркивала фигуру. Иногда к платьям надевали мягкие корсеты, но это было в более праздничных случаях. Платья были не пышными, но и фигуру не обтягивали. Правда, несмотря на все эти плюсы, мне не хватало обычных джинсов или хотя бы штанов. С ними определённо жилось намного удобнее, чем в платьях.

С бельём всё было не настолько плохо, как с повседневной одеждой: вместо обычных трусов все носили обтягивающие шорты чуть выше колена, а лифчики заменяли рубашки или же короткие топы без бретелек, обтягивающие тело, как вторая кожа. Моя мама предпочитала носить именно такое бельё, на мой взгляд, довольно удобное.

Мне очень повезло, что я оказалась в магическом мире, потому что в ином случае мне было бы очень тяжело выжить. Мало того, что в обычном мире сейчас женщины почти полностью бесправны, так там не было магии, которая очень облегчала жизнь. Бытовые дела решались взмахами волшебной палочки, и маги в основном проводили время за тем, что приносило им удовольствие. К тому же, у меня дома, кроме магии, был в помощниках домовой эльф, который делал очень много. По сути, почти всё. Даже готовить он мог, но мама предпочитала делать это сама.

В итоге получалось, что по дому мы с Аберфортом ничего не делали, кроме уборки своей собственной комнаты. Мама считала, что нам какая-никакая, но дисциплина нужна. И если полы подметёт и вымоет эльф, то одежду за собой собирать, застилать постель и убирать свои принадлежности мы должны были сами.

Время Рождества всё приближалось, и это значило, что совсем скоро домой приедет Альбус. Конечно, мама писала ему, что я пришла в себя, но он всё равно будет очень сильно удивлён. Я была самой младшей в семье: Альбус старше меня на четыре года, а Аберфорт — на год. Он единственный был больше всего похож на маму своими чёрными волосами и тёмно-карими, почти чёрными глазами. Мы с ним были настоящими противоположностями — только цвет глаз одинаковый да черты лица похожие. Альбус же был похож на отца всем, кроме цвета волос. И глаза у него были голубыми, и кожа светлая, и нос тот же, что и у папы.

Праздник всё приближался, и я с нетерпением ждала… чего-то.