Я всё думал, стоит ли винить себя в том, что произошло, и переживал, что не имею возможности поделиться своими чувствами с остальными. Мне оказалось, они не поймут, потому что поглощены горем, и не станут даже задумываться о другом исходе. Потому какое-то время мне пришлось душить внутри себя все переживания, наблюдая за тем, что происходит вокруг меня.

        Труднее всего случившееся переживал Юнги, и, если бы не, он, вероятно, отправился бы вслед за братом. Мне удавалось поддерживать его день ото дня, назойлива мельтеша перед глазами, и, хоть он по-прежнему не высказывал мне слов благодарности, я чувствовал, что ему легче от присутствия кого-то рядом.

        Похороны проходили через два дня на местном кладбище. Помимо нас была только Хечжон, родители Тэ и Юнги даже не приехали, хоть и были осведомлены о произошедшем. Мне казалось странным такое поведение, но в итоге это ни на что не повлияло. Намджун известил их о случившемся, они ответили, что больше не станут присылать деньги и бросили трубку. Избавились от обузы и продолжили радоваться своей нормальной жизни, пока мы остались одни, разбитые и обуянные горем.

       Мы стояли под хмурыми облаками, молча смотря на могилу, переживая по-своему то, что произошло. Никто не плакал, мы все переживали шок, но одинаково смотрели на фотографию молодого парня, так несправедливо покинувшего этот мир.

        Несмотря на то, что я обо всём знал, что поддержал этот выбор, мне было морально трудно осознать, что его больше нет в нашей квартире. И логично, что мой переезд был отложен на неопределённый срок, потому что я меньше всего хотел покидать Юнги. Его терапия дала сбой, он снова подсел на сигареты и выпивку, но во всём выдерживал норму и не давал мне поводов для волнения. Я понимал, что это лучше, чем наркотики, которыми он грешил раньше, потому ничего не говорил, когда он молча присоединялся ко мне на балконе, доставал сигарету из протянутой мною пачки и поджигал её, смотря вперёд задумчивым и глубоким взглядом. Мне столько раз хотелось завести с ним разговор, как-то подбодрить и поддержать, но каждая подобная встреча заканчивалась полнейшим провалом. Он докуривал и уходил, оставляя меня в одиночестве, запирался в своей комнате и сидел там целыми днями.

        Первые дня два он совсем не ел, и лишь после похорон стало немного легче. По крайней мере мне, потому что Юнги снова начал обедать и ужинать со мной, игнорируя завтраки, иногда оставался со мной на диване, смотря кино, а однажды я даже застал его плачущим в ванной, и мне впервые удалось выразить свои чувства, крепко обняв его и тем самым без слов говоря обо всём переживаемом диапазоне. Тогда он не говорил со мной, но я чувствовал, что ему легче, потому что он позволял прикасаться к себе и судорожными вздохами высказывал то, что его гложет. А я молча слушал, положив голову на его макушку, не чувствуя, как из глаз катятся слёзы.

        Ему понадобилось время, чтобы свыкнуться с тем, что Тэхёна больше нет. Думаю, в глубине души он подозревал о желании брата и понимал, что других вариантов нет, но продолжал бороться со страшным диагнозом, полагая, что одно утро может всё изменить и повернуть стрелку биологических часов, отведённых Тэ.

        А когда всё закончилось и он остался один, то внезапно понял, что жить-то ему и незачем. Он прожигал всё, что у него было, беспечно относился к тому, что имел, что даже не успел решить, чем бы заняться, когда появится возможность не появляться дома длительное время. Он много лет тащил Тэ на своих плечах, боролся с его недугом и полагал, что хроническую форму можно будет перевести в ремиссию, но не учёл того, что рак был беспощаден и перманентно жрал Тэхёна как источник неиссякаемой энергии.

        Юнги интересовался программированием, но после смерти брата потерял интерес к жизни. Он выпал на целый месяц, да, он ел, сидел со мной по вечерам и иногда даже соглашался пройтись по улицам, но при всём при этом его глаза горели безжизненным пламенем, Юнги начал страдать от бессонницы и начал принимать лёгкие успокоительные, чтобы решить проблему хотя бы со сном. Мне оставалось только догадываться, что происходило в его голове всё это время, и надеяться, что он не совершит никаких глупостей в погоне за внутренним равновесием. Я обещал ему, что всё будет хорошо, но он не слушал; говорил, что готов устроиться на вторую работу, чтобы обеспечивать нас обоих, если ему хочется сидеть дома, но он лишь отмахивался. В итоге мне осталось только ждать, когда он почувствует себя лучше и скажет, что мне делать.

        И хоть остальные ребята не покидали нас, постоянно были на связи и навещали, как только появлялось свободное время, в итоге я оставался один на один с тем, кто в чувствах мог вскрыть себе вены, и меня это очень пугало.

        Но я старался делать всё, чтобы показать Юнги, что он не один и никогда один не останется. Старался не поднимать болезненной темы и оперировать другими словами и темами, каждый раз наивно полагая, что помогаю.

        Я не был психологом, у меня вообще не было образования, и с людьми отношений я не умел налаживать, но этот парень так запал мне в душу, что меньше всего на свете мне хотелось оставлять его в одиночестве. А, может, на самом деле отнюдь не он нуждался во мне, а я – в нём.

        Та тайна, которую я хранил ото всех, поддерживала меня на плаву, заставляла поверить в то, что совершил правильный поступок. И каждый раз, когда меня накрывала волна ненависти к себе из-за содеянного, я повторял про себя:

        «Из всех худших вариантов, этот – самый лучший».

        Это было цинично, страшно, но правдиво и честно.

        В конечном итоге жизнь всё равно стала возвращаться в норму. Все, в том числе и Юнги, приняли факт случившегося и продолжили существовать, как прежде. Юнги удалось найти работу в неплохом офисе и теперь мы оба работали, только он по пятидневке, а я - посменно. Нашими общими усилиями мы планировали подкопить денег и сменить квартиру, продолжая делить её на двоих. Да, Юнги согласился стать моим соседом, чтобы не было так скучно, а я про себя заменял на «одиноко». Мы сошлись на том, что не будем трогать комнату Тэ, оставим там всё, как есть, и разберём уже перед переездом. Потому я продолжал спать в гостиной, получая наслаждение от того, что моя комната граничит так близко с балконом, куда в любой момент можно улизнуть.

        Также я продолжал работать у Хечжон и строить планы относительно учёбы, собираясь перевестить в тот университет, где учился Чимин, по-тихоньку закрывая сессию. Мне удалось объясниться перед деканом универа и попросил дать мне второй шанс, который собирался использовать на полную. Возвращаться в Пусан, когда уже устроился в Сеуле? Бред да и только! Здесь меня ждала совсем иная жизнь, рядом с друзьями, которые всегда были готовы меня поддержать. И я сделаю всё, чтобы мой перевод подтвердили. Я не просру свою жизнь так, как это сделали моя мать и отчим, и использую каждую возможность, чтобы стать лучше.

       Скорбь прорыла глубокую яму в наших сердцах, но она не могла разъесть наше нутро и искоренить желание встать на ноги. Словно сорняки, мы поднимались каждый раз, когда нас давили, и это было нашей изюминкой.

        В конце концов, пока мы могли дышать, то могли и дальше противостоять этому миру.