– Позови Бойла, поговорить надо, – Моран стоит на пороге невысокого дома, обнесенного серым забором. Он нервно почесывает висок большим пальцем, чуть склонив голову, ждет. Маргарет скрывается за дверью, прикрыв ее за собой. Себастьян прекрасно понимает, что это значит. Ты, конечно, парень неплохой, но будь добр, постой здесь. Все же знают, стоит тебя пустить в дом, того и гляди – начнешь хером размахивать и учить детей плохому.
– Себастьян? Тебе чего? – Бойл перегораживает собой проход, скрестив руки на груди. Он старше Себастьяна вдвое, рыжий, как черт, высокий лоб пересекают две глубоких морщины.
– Да я только спросить, – Моран понижает голос, оглянувшись к машине, припаркованной у дороги, – Чего у вас с той квартирой у Виктория Парк? Живет кто?
– Второй месяц пустая, а что тебе до нее? – Бойл хмурит густые брови, щурится, – Отец про этот разговор знает?
– Я разберусь. Он не будет против, – Себастьян пытается держать голос ровнее, ухватив рукой створку двери. Бойл все пытается ненавязчиво прикрыть ее, но разговор еще не закончен.
Вокруг спокойно, тихо, не слышно ни проезжающих машин, ни людей у небольшого магазина на углу, только шелест едва проклюнувшихся листьев за забором и приглушенный гул голосов в доме.
– Ты же знаешь, сынок, нам проблемы не нужны. У нас тихие соседи, я хочу, чтобы так все и оставалось – наконец заключает Бойл, – Я не могу сделать это за спиной Огастеса. С твоим отцом лучше не связываться.
– Да не будет никаких проблем! – не выдерживает Себастьян, – Чего мне с ним, до семидесяти что ли общий толчок делить?
Бойл задумчиво пожевывает щеку изнутри, смотрит куда-то Морану за плечо, наконец переводит на него взгляд, как будто прицениваясь.
– Ну хорошо, поглядим, если так. Когда ты хочешь забрать ключи?

***

– Джим? – Моран набирает его уже из машины. Нетерпеливо барабанит пальцами по рулю, выворачивая с грязной изрытой шинами дороги на гладкий асфальт, – Не отвлек?
– Не, все в порядке, говори, – Джеймс придерживает телефон плечом возле уха. Он стоит у подоконника, в одном из узких коридоров общежития. Сэмми буквально в десяти сантиметров от него, улыбается, отвлекая от разговора, и болтает что-то свое, про эссе, про сроки сдачи курсовых, про экзамены, – Ща, секунду, – он перехватывает мобильный рукой, зажимая пальцами динамик, – Тише, Сэм, пожалуйста, – Джим прижимает пальцы к губам девушки, улыбается, когда она высовывает язык, чтобы его подбесить, и размазывает ее же слюну по уголку губ.
– Ты там че, трахался что ли? – Моран прислушивается, шарит рукой по пассажирскому креслу в поисках полупустой пачки сигарет, – Девчонке своей привет от меня передавай.
Мориарти отходит от окна, в коридоре колледжа очень шумно, и Джим идет в мужской туалет, который прямо за поворотом.
Внутри пусто, только слышно, как кто-то спускает воду в одной из кабинок.
– Конечно трахался, не завидуй, – Джим прижимает телефон к уху, присаживаясь на раковину. Из толчка выходит какой-то парень, кидая на него осуждающий взгляд, мол, нашел, где пиздеть. – Передам, ага.
– Вечером свободен? Я мог бы приехать, – Моран прикидывает что-то в уме, выдыхает дым в приоткрытое окно, – Около десяти. Что скажешь?
– Да, приезжай. Если около десяти, тебя еще в мою общагу впустить могут, можем посидеть у меня.
– Можем и у тебя. Девчонку хоть твою заценю, – Моран заворачивает к мастерской Даррена, небольшое здание уже маячит на горизонте. Гараж у него стоит сразу за автосвалкой, нужно только пересечь несколько ровных рядов со сваленными один на другой автомобилями. Кривые бамперы и покореженный металл, разнокалиберные пестрые борты давят один на другой, тут можно найти все, что угодно, от потрепанного пежо, до совсем убитого вольво семидесятых годов. Выглядит все это внушительно. На периферии мелькает полицейская тачка. Себастьян не сразу замечает ее из-за поднявшейся от колес пыли. Машина коротко сигналит, дважды мигает фарами, подрезая его спереди. Поджав губы, Моран раздумывает пару секунд, сжимая руль, и дает по тормозам.
– Все окей у тебя там? – Джим слышит скрип колес, прижимает мобильник ближе к уху, машинально просчитывая вероятность того, что на той стороне сигнала все идет не слишком хорошо.
– Да-да, все окей, погоди минуту, – он беззвучно ругается сквозь зубы и опускает стекло до упора, – Вечером наберу. Давай, – Моран как-то резко сворачивает разговор, и Джим чувствует, будто что-то не так:
– Да стой, ты, блядь, не отключайся, – Мориарти шипит это в трубку, но слишком поздно, Моран уже откинул мобильник и не слышит ничего, что говорит Мориарти. Снова забыл нажать на сброс, и Джеймс уже думает вырубить телефон сам, когда слышит знакомое и насмешливое "Ну привет, Килли..."

Рожу Киллиана Себастьян знал едва ли не лучше, чем отцовскую. Глаза закрыть, а каждая его сраная родинка, складки у рта, упрямые брови, дугой пересекающие переносицу, все это Моран помнил еще с шестнадцати лет и первого задержания.
– Ну, привет Килли, – Себастьян поворачивается, расслабленно свесив локоть в открытое окно, – Че, план на мне решил выполнить или премию захотелось?
– Ты бы не умничал. Думаешь, мне есть дело до нарушения правил? – Киллиан хмурится, наклонившись так, что теперь его лицо почти на одном уровне с Мораном, – Ну и чья была идея? Отец только вышел, а на жопе ровно уже не сидит?
– Слушай, да я вообще хрен знает, о чем ты, – Себастьян настолько привык корчить из себя не особенно обремененного знаниями человека, что не поверить было сложно.
– Давайте, – кивнув двум сотрудникам полиции за своей спиной, Киллиан отходит в сторону.
Моран отлично знает, что это значит.
– Вы арестованы по подозрению в угоне и ограблении. Вы имеете право хранить молчание. Все что вы скажете, может быть расценено как улика и будет использовано против вас в суде.

Все фразы до Джима доносятся приглушенно, но общий посыл он улавливает. Когда в толчок заходят двое парней-второкурсников, часть про "вы имеете право сходить нахуй" тонет в общих звуках, окружающих Мориарти, но это ничего, потому что он и без этого знает ее наизусть.
Когда молчание в трубке длится уже минуты две, Джим знает, что мобильник Моран оставил в тачке, и больше он нихуя не услышит. Разговоры полицейских есть, но уже совсем неразборчиво, на уровне с белым шумом.

Джим сбрасывает вызов, шумно тянет воздух носом, пролистывая контакты. План действий выстраивался в голове, как карточный домик. Карточный – потому что такой же шаткий.
– Хэй, красавчик, привет, – Джим нервно покусывает губу, когда Гудман поднимает трубку, – Че у тебя там с практикой? Могу подбросить тебе вариант.
– Неужели твоё Ист-Энд прошлое берёт верх, Джим? – голос Эдди звучит вальяжно и насмешливо, но собрано, – Так и знал, что рано или поздно у тебя будут проблемы с законом...
– Не для меня, не надейся, – Джим нервно смеется, откручивая пуговицу с варварским усилием, – Для друга. Ты уже получил свою лицензию?
– Я в процессе, но могу оформить это в рамках практики в компании. Правда, кому-то придётся за это заплатить моим сердобольным "Хэмми, Хули и Хант", – Эдди качает головой, – Как давно выдвинули обвинение? – именно за эту рабочую хватку Джим так уважал Гудмана.
– Примерно минуты три назад.
– Что? – парень изобразил то, как он кашляет от удивления, – И уже дали звонок? Или ты сам свечку держал?
– Что-то вроде того. Ты на машине?
– Да, как и все нормальные люди в 2002 году, Джеймс. Куда ехать?
– Сперва подбери меня, я в общежитии. А после в Стоук Ньюингтон, 33.
– Хакни? Звучит как сказка! Надеюсь, там как минимум тройное убийство с отягчающими обстоятельствами!
– Не возбуждайся так сразу. Просто ограбление.

Джим выходит из толчка, сразу идёт к своей комнате, игнорируя все вокруг. На мгновение рядом с ним оказывается Сэм, но он бросает в ее сторону настолько грубое "Не сейчас, детка", что она замирает посередине коридора, со злостью глядя Мориарти в затылок. Он берет деньги, чтобы, в случае чего, заплатить за идиота, чтобы его выпустили под залог. Ну или заплатить Гудману, чтобы тот его вытащил.
Единственное, о чем думает Джим все это время – это тот самый ебучий звонок. Моран же наверняка не станет звонить ему. Наверняка наберёт Огастеса, и это пустит по пизде весь тот план, которого решил придерживаться Мориарти в своей голове.
До участка они едут чуть больше часа. У Эдди цветастый галстук, подвешенный язык и дорогие часы, а ещё, знает Джим, он отмажет любого. Даже если ты испражнишься на стол перед присяжными, он сможет убедить судью, что это акт признания вины и гуманизма с твоей стороны.

До того, как Гудман появляется посреди переговорной, как чудо Господне, размахивая пестрым галстуком и своим самомнением перед лицами ничерта не понимающих полицейских, проходит еще около получаса.

Пока дверь не распахивается под натиском его позвякивающего на верхних октавах голоса, все идет по намеченному плану. Моран знает каждый вопрос наперед. Знает, что у них, вероятно, ничего на него нет, потому что иначе спрашивали бы по делу, а не пытались уцепиться за расхождения в показаниях, большую часть из которых составляют "нет" и "нихрена об этом не знаю".
Но стоит адвокату появиться в кабинете, и Себастьян уже не может собрать охреневшее выражение лица во что-то хоть сколько-нибудь приличное:
– Не знаю, почему вы до сих пор не позволили моему клиенту связаться с адвокатом, – Эдди громко хлопает дверью кабинета, ставит на стол пластиковый стаканчик кофе и кейс, потому что любой, у кого есть кейс, выглядит гораздо внушительнее. Его голос звонкий и совсем чуть раздражающий, то, что нужно, чтобы общаться с местной полицией. Сержант и инспектор смотрят на него так, будто он только что вытащил кролика из шляпы у них на глазах. Гудман хлопает в ладоши, заставляя цветастый галстук закачаться, и продолжает:
– Как хорошо, что я как раз проезжал мимо. Теперь мне нужно двадцать минут, чтобы переговорить с мистером Мораном тет-а-тет, джентльмены, – Гудман заполняет собой всю узкую камеру, присаживается на стул инспектора, напротив Морана, пододвигает к себе кейс, выразительно смотрит на него, затем на полицейских, щёлкает задвижками замка, будто там, по меньшей мере, ответ на тайну жизни, вселенной и всего остального.
Полицейские переминаются с ноги на ногу, смотря в непонятках, и, что совсем удивительно, послушно сваливают. В этот момент Гудман становится в глазах Морана настоящим чудотворцем.
– Ты еще нахрен кто такой? – Себастьян перегибается через стол, наручники стягивают запястья, – Слышь, ты, наверное, попутал чего. Какой из меня клиент? Может, твой где в другом участке?
– Себастьян Огастес Моран, родился в госпитале Гайс, 3 апреля 1979 года, – Эдди быстро перебирает факты о юном уголовнике, поднимая крышку кейса. Внутри лежат сигареты и два сэндвича, он достает один, протягивая его своему новому подопечному, – На описание, – он окидывает Морана оценивающим взглядом, чуть прищуриваясь, – Вроде похож, так что не думаю, что я дверью ошибся. Пей кофе, ешь сэндвич, и рассказывай мне то, что уже успел сказать достопочтенным стражам порядка, – Эд откидывается на стуле назад, расслабленно закидывая ногу на ногу, – А потом расскажешь то, что там произошло на этом ограблении на самом деле. Ты же знаешь правила, да? – он с сомнением щурится, прикидывая, какие "общественный адвокаты" могли попадаться парню до этого, если он смотрит на Эдди, как на седьмое чудо света, – Не знаю, кто там у тебя был до меня, но мне нужно знать от тебя всю правду, будто ты на исповеди с самим Иисусом. От этого будет зависеть моя линия защиты. А что ты там исполнял с точки зрения морали меня никак не касается, – Гудман расчертил руками линию в воздухе, – Хоть детей еби, хоть котят топи, главное, чтобы я знал когда, где и в каких количествах. Меня зовут Эдвард, – он проходится ладонью по рукавам пиджака, на публику сдувая воображаемые пылинки, – Эдвард Гудман. Можешь звать меня Эдом, Эдди, Эдсом, папочкой, дядюшкой, ангелом-хранителем, короче, на что хватит фантазии. Так, – он бросает короткий взгляд на часы, – Времени мало, а я беру по минутам, так что давай, начинай рассказывать, а то у меня уже в горле сохнет, я сделаю глоток, ты не против?
Моран озадаченно переводит взгляд с Гудмана на разложенный на столе завтрак и обратно. Парню на вид лет не больше, чем самому Себастьяну, а ведет себя так, будто уже вытащил с десяток таких вот неудачников из-за решетки.
– Э, погодь, какое по минутам? Я, бля, такси из участка до Пэлэс стрит не заказывал, так что притормози...
Ему уже начинает казаться, что это какой-то трип. Может, виски, который он с Майком пил на прошлой неделе, не просто так напоминал по вкусу смесь бензина со спиртом.
– Нихрена я не знаю ни про какое ограбление. И этим, – Моран кивает в сторону двери с небольшим зарешеченным окошком, лицо у него становится непроницаемо упрямым, – Я тоже сказал, что не имею никакого отношения к... Да ни к чему, короче. Так что спасибо, конечно, но я как-нибудь сам разберусь.
– Да не парься ты о деньгах, я пошутил. – Эд смеется, наблюдая за тем, с каким упорством Себастьян отказывается от протянутой ему руки помощи. Он редко встречал таких вот упрямых, обычно, стоило зазвенеть наручникам, все были готовы пальцы пооткусывать, лишь бы найти хорошего адвоката.
Они поблескивают из-под рукавов толстовки, вынуждая держать руки перед собой, вытянув их на столе. Моран подцепляет цепочку между браслетами большим пальцем, хмурится, поджав губы.
– Только это... Сигареты оставь, если притащил. У меня на входе забрали.
– Я просто отвечаю услугой на услугу, так что все за счет "Митсон, Смитсон и сыновья", дорогой, – наконец, выдает Эдвард, после очень продолжительной по его меркам паузы, – Ах да, кстати, – он тянется в нагрудный карман, извлекая оттуда серебряный пакетик с резинкой, который в последний момент зачем-то пихнул ему Джим, – Меня твой друг попросил тебе отдать. Сказал, что у вас это традиция такая, – Гудман довольно улыбается, наблюдая за тем, как быстро меняются эмоции на лице у клиента, – И еще он попросил сказать тебе, что если ты не будешь сотрудничать, то он тебе таких еще ленту подгонит, наверняка в тюрьме пригодится, – решив работать по тактике "угроза-поощрение", Гудман вскрывает пачку сигарет, протягивая одну Себастьяну в руки. Сам он не курил, но давно уже понял, что это один из лучших способов расположить к себе новых клиентов.

Понемногу до Морана начинает доходить суть происходящего. Не сразу, а как-то по частям. Он беспомощно смотрит на фольгированную упаковку гандонов, на довольное лицо своего нового адвоката.
– Так ты... вы от Джима? Он здесь вообще каким хреном замешан? – нагнувшись к столу, он зажимает фильтр сигареты зубами, – Огня дадите?
Спичка в пальцах Гудмана загорается ярким всполохом, отражается в веселых глазах пляшущими огоньками. Контраст с холодными блеклыми стенами переговорной сбивает с толку. Парень как будто из совершенно другого мира, но ему здесь вроде как самое место.
– Слушайте, это ж не потому что я мудак какой и не хочу отвечать на ваши вопросы, – наконец заключает Моран, уперев взгляд в тлеющую в пальцах сигарету, – Я правда нихрена не знаю. Меня там не было. Так что не было ни детей, ни котят, чесслово. Если б я кого и трахнул, вы бы первым узнали.
– Что... даже чуточку не ограбил? – Эдди почти расстроенно показывает левой рукой сантиметр между большим и указательным пальцем, – Вот черт, я-то думал у Джима хорошие преступные связи, а тут... – он тихо смеется, упираясь ладонями в стол, – В прочем, так даже лучше, – говорит адвокат, пока лезет во внутренний карман костюма за блокнотом с маленькой ручкой, – Какое обвинение тебе предъявили? Хотя дай-ка угадаю, это был арест по подозрению? Что на тебя вешают, угон? Ограбление? Тачку досматривали, когда тебя остановили? Карманы выворачивали? Трогали, били? Ордер показывали? Не ссы, пацан, минут через тридцать выйдем. Ешь сэндвич пока.

Эдди делает какие-то пометки, штрихи, палочки, цифры, имена, и оставшиеся пять минут они сидят молча. Моран довольно уплетает сэндвич, наблюдая за тем, как Гудман вырисовывает что-то у себя в блокноте. Бумажная упаковка сэндвича хрустит в пальцах, приятно мнется. Его еще ни разу не заваливали таким количеством вопросов, и уж тем более было странно видеть подобный интерес не от стражей правопорядка, а от адвоката. К тому же никто до этого не таскал ему кофе и жрачку. Почки не отбили – и на том спасибо.

Когда за дверью раздаются шаги, Гудман всем телом подается вперед, нарочито громко говоря будто с середины заученной строчки:
– Да, мистер Моран, конечно, я понимаю. Я вам полностью доверяю и представляю, как это тяжело... – дверь распахивается, – Джентльмены! – Эдди оборачивается к полицейским, которые входят в кабинет, – Очень рад, что вы снова к нам присоединились. Я как раз хотел задать несколько уточняющих вопросов по поводу ареста моего клиента. Для начала, я хотел бы увидеть ордер. Как это нет?! – Эдди трагично взметнул брови вверх раньше, чем инспектор успел открыть рот, – Тогда Себастьян Моран задержан, судя по всему, на основании Общего Права, как в деле 1984 года "Холгейт-Моххамед против Дюка", статья два, четыре уголовного закона от 1967 года. – Эдди поглядел в свои записи, как в шпаргалку, будто сделал их заранее, а не вспоминал прецеденты на ходу, – Вы наверняка знаете, чем закончилось то дело. Миссис Моххамед получила тысячу фунтов компенсации за ошибочное заключение под стражу. Кажется, я знаю, каким будет следующее дело с такой же баснословной суммой, что думаете на счет "Себастьян Моран против полиции Стоук Ньюингтон"? Слабовато? Да, я думаю, над громким заголовком еще нужно поработать, – Эдс задумчиво потер пальцами подбородок, – Если моего клиента прямо сейчас не выведут из-под стражи, мы не будем ждать и секундой дольше, чтобы отправить иск в Ее Величиства Высокий суд правосудия Англии!

За показательным выступлением перед полицейскими Себастьян наблюдал молча, с каждой минутой охреневая все больше, так, что к концу пламенной речи, никаких приличных слов, кроме "ух" и "бля", у него уже не осталось. Он уже именно это и собирался сообщить Эдди на ухо, когда на нем разомкнули наручники. Но в эту же секунду в глубине коридора послышался знакомый голос отца...

– Где мой мальчик? – Огастес расходится так, что, кажется, еще чуть-чуть и стены не выдержат, – Что вы сукины дети тут устроили? Мы зачем платим налоги? Чтобы вы сажали наших же детей?
Вот тебе и "ух, бля". Детские карусели закончились, завтраки в переговорной наедине с собственным адвокатом тоже. Начинались американские горки под лозунгом "Себастьян Моран и его ебанутая семейка".
– Сделай что-нибудь, – Себ хватает Гудмана за запястье, – Пожалуйста.
– Почему я? – в голосе Эдди отчетливо промелькнуло отчаяние, – Это же твой отец, вот ты с ним и разбирайся...

...

– С Себастьяном не должно быть проблем, – говорит Джим в машине, примерно часом ранее, – Он засранец, конечно, но не тупой. Но вот если появится Огастес – вот это будет тотальный пиздец, – говорит Мориарти, стряхивая пепел за окно.
– Подожди, Огастес? – Эдди на мгновение отрывает взгляд от дороги, – 1974 год, Ломбарт Нос против Морана, разбойное нападение, 1979, Каспбрак против Морана, угон и кража с отягчающими, 1987, Стинсон против Морана, ограбление... я перечислять все еще с час буду. Он же почти как учебник по уголовке.
– Ага, – Джим выкидывает сигарету в форточку, – Этот "учебник по уголовке" – отец моего лучшего друга. И ничего хорошего от него ждать не стоит.
– Ладно, – Эд сглатывает, а голос его опускается на пару октав вниз, – Супер, Джим, просто, блять, от души, спасибо...
– Да хватит паниковать, – Мориарти переводит взгляд на Гудмана, который, кажется, позеленел, – У него есть одно серьезное слабое место. Он до отвратительного тщеславный. Используй это.
– Ты будто, – Эд задыхается от возмущения, сворачивая с трассы, – Будто отправляешь меня драться с Дэвидом Прайсом... с помощью... – он раздраженно сигналит в адрес какой-то тачки, – С помощью зубочистки, Джим!
– Зубочистка – это лучше, чем ничего, – философски изрекает Мориарти, слушая, как им протяжно сигналят в ответ.

...

– Мистер Моран! – Гудман вылетает из кабинета, восхищенно вскидывая руку раньше, чем кто-либо успевает опомниться. Он крепко перехватывает огромную ладонь Огастеса, начинает со знанием дела ее трясти, – Очень рад, очень рад вас увидеть! Я ваш большой поклонник, ограбление ювелирного в восемьдесят седьмом, вот это работа, блестящая, сейчас дела так уже не ведут. Кто тогда выступал за вашу защиту, Рикман? Жаль, жаль, конечно, что у меня в то время не было адвокатской практики... Уверен, что мы бы сократили срок с восьми до четырех, а эти сделки, к черту сделки, верно? – у Эда язык был абсолютно без костей, так, что всех вокруг буквально сносило звуковой волной, – Вот, держите мою визитку, – он сунул карточку Огастесу в руку. Моран-старший заметно посветлел лицом, зажав в пальцах тонкие строчки с именем и номером телефона, – Для вас и вашей семьи любая помощь, звоните в любое время, и друзьям расскажите! У вас замечательный сын, кстати, да, вот он, уже выпустили, даже без залога, ну, очень приятно было, но я уже спешу! – Эдди едва заметно, но достаточно быстро теснился к выходу из участка.
Огастес, кажется, даже не замечает, как адвокат второпях закрывает за собой массивную дверь.
– Вот, вот о чем я говорю! – он уже находит себе новую публику в коридоре участка, размашисто обводя руками узкое помещение, переполненное людьми, – Парень даже не взял денег за то, что выполняет свои обязательства перед обществом, перед нами. Наш Бог – не Бог рабов, вот что я хочу сказать. И если бы церковь не стала государственной, она бы не отошла от истины и чистоты суждений, как и вы все, сволочи продажные!

Себастьян потирает затекшие запястья, не поднимая на отца головы. Все в участке давно уже привыкли к подобным выступлениям Огастеса, он здесь был кем-то вроде местной знаменитости. Каждый раз приходил с новой проповедью.
– Пойдем, сынок, – он хватает Себастьяна за плечо так, что руку сводит до самых лопаток, – Поехали домой.

...

За час в машине Джим успевает скурить почти всю пачку. А это примерно одна сигарета в три минуты. Пизда легким.

Моран, конечно, в участке далеко не первый раз. В первый Джим еще волновался, придумывал по-детски наивные планы – от взятки до побега – посвященные тому, как вытащить Себастьяна. После третьего раза привык, забрасывал в участок сигареты и домашние бутерброды, болтал с сержантами, да и вообще ходил туда, как к себе домой.

И теперь вот снова, как домой вернулся.

Выкуривая одну за одной машине у Стоук Ньюингтон ему оставалось только надеяться, что там, на самом деле, все не так серьезно, как он предположил. Ему обычно мастерски удавалось себя накрутить в таких случаях.

Дело даже не в том, что Моран сделал какую-то очередную хуйню, а в том, что он попался. Мориарти боялся, боялся до белых пятен на костяшках и до боли сведенных зубов, что Себастьян сядет.

– Господи, да ты всю машину провонял, – Эдди появляется через пару часов, резко закрывает за собой дверь, будто за ним гонится кто-то. Машет перед лицом ладонью, пытаясь разогнать дым.

– Как все прошло? – Мориарти выбрасывает вопрос более обеспокоенно, чем ему бы хотелось.

– Все с твоим парнем в порядке, – Гудман заводит машину, проворачивая ключ в панели зажигания, – Жив, цел, отпущен без залога. По почкам, говорит, не били. А жаль, – адвокат ловит на себе уничижительный взгляд, – Да что? Отличный был бы козырь. Присяжные такое любят. Не знаю, конечно, что ты в нем нашел, обычный пацан...

– Мы с ним не пара, – говорит Джим, переводя взгляд на лестницу у полицейского участка. Как раз в этот момент поддается тяжелая дверь, и Джим съезжает на сидении, чтобы Огастес не заметил его через стекло, – Не в том смысле.

Эдди наблюдает то, как Джим упирается коленками в приборную панель, трогается, чтобы отъехать подальше от участка, при этом продолжая ненавязчиво и расслабляюще пиздеть:

– Да как скажешь, Джим, мне, собственно, все равно. Вот если бы я специализировался на разводах, тогда дело конечно было бы другое. А так... Ну что ж, компания "Стокер, Брокер и Крокер" вышлет тебе счет по почте. Не удивляйся, если он будет трехзначным, это доплата за Огастеса. Мне пришлось сунуть ему визитку, чтобы красиво слиться.

– Ты совершил огромную ошибку, – Джим смеется и выпрямляется, когда машина выезжает с улицы на дорогу, – Ты даже не представляешь, чего тебе это будет стоить.

– А что? – Гудман вздергивает брови и постукивает большими пальцами по рулю, – Какая-никакая клиентура. Что, до общежития тебя довести?

Джим бросает взгляд на часы. Без пяти минут девять.

– Не, выброси где-нибудь на Вестгейт стрит, я дальше сам.

– Потащишься к своему красавцу? Вы отличная не-пара, Джеймс, лучшая на моей памяти!

– Иди ты! – Джим смеется, открывая окно еще шире.

Спустя минут тридцать машина тормозит в самом центре Хакни.

– Спасибо за помощь, Эдс, – говорит Мориарти, открывая дверь. На улице уже темно, а в этом районе не горят фонари.

– Спасибо в карман не положишь, Джим. Ну, если тебя тут решат прирезать – мне не звони, у меня на сегодня исчерпан лимит добрых дел, – Гудман даже движок не глушит, так надеется свалить поскорее. Преступников он предпочитал видеть в качестве клиентов, а не оппонентов, – Ну, бывай.

Для Эдди район и правда не из лучших. А вот Джим будто жизнь на пять лет назад отмотал.

Он выходит sheep lane, который заканчивает три улицы на "В": boking, beck и bush. Джим знает все эти проулки, как свои пять пальцев: вот тут жили Смитсы, здесь Равиль летом ставил бассейн для детей на маленькой лужайке. На Beck, за железной дорогой, жила красавица Кристи, к которой они с Мораном поочерёдно подбивали клинья. Тогда не повезло обоим: Кристи предпочла Нэштона, который был далеко не красавцем, но с тачкой. Сколько им тогда было, лет 15? Кажется, что с тех пор прошла вечность.

Мориарти жили на bush road, в предпоследнем доме от железной дороги. Джим просыпался и засыпал под шум поездов. Они подкладывали монетки на пути, и у Мориарти до переезда валялась целая коллекция разможженных стерлингов; Джим впервые попробовал пиво, сидя за железными путями. Им было по 11, и Моран спер две бутылки из холодильника.

Дом Себастьяна стоял в начале улицы, и будто закрывал собой все остальные маленькие дома. Джим помнил о нем все: расположение комнат, в каком ящике находятся вилки, где обычно заначки с травкой.

Когда Огастес был в тюрьме, а было это достаточно часто, Джим чуть ли не прописывался у Морана. Они вместе смотрели телек, курили на кухне, и в спальне, и в гостиной, врубали музыку так, что соседи приходили по несколько раз за вечер. Они не устраивали вечеринок в привычном понимании этого слова, но рубились до утра в выкупленный в ломбарде денди. Джим готовился у Морана к выпускным экзаменам. Он впервые поцеловался у Себастьяна на диване, с милой подружкой девушки Морана Летти.

Джим шёл в темноте, надеясь, что никого не встретит. Остановился опираясь руками на забор дома Огастеса. Было немного стремно, но Мориарти слишком нужно было увидеться с Себастьяном сейчас. На телефон ему не позвонишь, поэтому приходилось выкручиваться.

Первый мелкий камень прилетел в стену рядом с окном комнаты Себастьяна. Джим кинул его и ссыкливо пригнулся, на тот случай, если Огастес выглянет из окна. Вообще, Джим часто делал так раньше, когда им было по шестнадцать. Это всегда значило примерно одно: выходи, ублюдок, у меня есть пачка сигарет, и я готов разделить ее с тобой.

Второй уже звонко и отчетливо попал в стекло. Джим прижался спиной к забору, чувствуя себя так, будто он снова тот маленький пацан из плохого района.

В самом доме звук прорезается чем-то ужасно знакомым, растет в сознании отчетливым "Джим", заставляя Себастяна встать на ноги. Моран сам себе не верит, отгоняет глупые мысли, но знак такой знакомый, свой, что срабатывает на рефлекторном уровне. На их улице не было ни одного человека, кроме Мориарти, который бы подавал условные сигналы, чтобы выманить Себастьяна. Потому что никому другому это не требовалось.

Даррен бы пришел и по-хозяйски постучал в дверь, а может и стучать бы не стал. Распахнул ее, выгрузил на стол пару коробок пива, сел в кресло, закинув ногу на ногу. У Симуса вообще были ключи. Моран отдал ему дубликат еще в прошлом году, когда друг провел у него все лето, а домой гонял только чтобы проверить, не сторчалась ли мать окончательно.

– Щас вернусь, – Себастьян отмахивается от вопросов отца, как от назойливой мухи, которая в третий раз залетела в форточку, с намерением окончательно испортить тебе утро, – Это Даррен. Я ему тачку так и не вернул.

Прикрыв за собой дверь, он огибает забор, ни на что особенно не надеясь. На улице темно, и под раскидистым деревом невозможно разобрать даже намека на чей-нибудь силуэт.

Моран мысленно отчитывает себя за то, что на полном серьезе выперся на улицу потому что что-то услышал. А что услышал то? Как Джим прикатил из своей общаги, чтобы полюбоваться на родной район в приступе ностальгии по трущобам и отбитым почкам? Может, крыша снова осыпается, вот тебе и условные сигналы. А ты уже побежал, как собака, которой единственный раз в жизни показали, что можно жрать не на помойке, и теперь слюни текут каждый раз, как почувствуешь запах гриля.

– Джим? – наудачу спрашивает Моран, уже ни на что особенно не надеясь.

Моран прекрасно знал, чего могут стоить вечерние прогулки по их району. Дураков было много, а в темноте никто не стал бы разбираться, чью рожу придется разукрасить ради мобильника и пяти фунтов на пиво.

Поэтому, когда из темноты прилетел подзатыльник, его рука тут же метнулась к незнакомому силуэту, хватаясь за ворот куртки. Он сам не заметил, как развернулся, как после короткого удара по макушке вжал незнакомца в забор так, что изъеденный ржавчиной и старой краской лист задрожал на неустойчивый металлических подпорках.

Джим подпирает спиной забор, рейка, идущая перпендикулярно листу железа, впивается в лопатки. Моран удерживает его за воротник, чуть ли не приподнимая над землей, замирает, занеся левую руку для удара. На долю секунды мелькает странное ощущение, видимо, из-за адреналина. Джиму будто стискивают ребра в крепкие тиски, выбивая весь воздух из грудины. Это отражается в глазах, будто в них двадцать пятым кадром мелькает удивление.

Они пиздились далеко не в первый раз, но Мориарти впервые почувствовал себя так.

"Страх," – услужливо предположил мозг, – "Чем старше становишься, тем больше боишься покалечиться или, еще лучше, умереть."

Вот только Морана Джим никогда не боялся.

– Блять, – разобрав блестящие в темноте знакомые глаза, Моран ослабил хватку и отступил на пару шагов, – А если б я сразу по морде дал без вот этих всех прелюдий? Чего ты вообще сюда притащился в такое время?

– Ходил бы, значит, с разбитой мордой, – голос звучит раздраженно, Джим трет ладонью затылок в месте, где он стукнулся об забор, – Тебя, мудака, хотел увидеть. Как в участке? Понравилось?

– Ну, че, больно что ли? – Моран, нахмурив брови, наблюдает за тем, как друг морщится, потирая ушибленное место, но не решается подойти ближе, – Я ж не думал, что это правда ты свою задницу притащил, чтобы на меня полюбоваться.

Сложив руки на груди, он так и замер на месте, не зная, с чего начать. Хотя начало то как раз было вполне очевидным. Отец не был слишком хорош в том, чтобы стать для Себастьяна примером для подражания, но кое-чему его все-таки научил. И благодарность была в одном из первых пунктов этого перечня.

"Да если бы не я. Да тебе стоит поблагодарить меня и Бога. Если б не отец." Моран вытянул пачку из кармана потрепанной рубашки, подкуривая первым.

– Слушай, пока ты не начал капать желчью на новую футболку... – дым на секунду скрыл лицо серым облаком.

– Она не новая, – Джим отмахивается, смотря за тем, как Себастьян поджигает сигарету. Джим видел этот жест уже сотню раз. Он знал, с каким звуком Моран щелкает зажигалкой, как втягивает дым, как прикрывает ее ладонью, если дует ветер.

– Спасибо, что помог. Я тебе верну деньги. Сколько он взял?

– Да нисколько, он мне сам должен был, – Джим хмыкнул, вспоминая про Гудмана, и его "долги", – Так что все за счет заведения. Как он тебе? – Мориарти испытывает легкое чувство самодовольства за адвоката. Мол, смотри, какие у меня теперь друзья.

– Да не пизди, я ж догадываюсь, сколько такой адвокат стоит. Даже если вы, ну, друзья или вроде того, – Моран чувствует в этот момент что-то совершенно ему несвойственное и отгоняет мысли вместе с терпким дымом сигарет коротким взмахом руки.

– Какого хрена тебя вообще повязали? – Джим спрашивает это, доставая свою последнюю сигарету из пачки, – Эдди сказал, что ты на допросе был как рыба ебаная, ни слова не вытащишь, – Мориарти подкуривает и затягивается, стоя напротив Морана. По sheep lane едет машина, и в свете фар дым кажется плотным и вязко-белым. Джим проводит сквозь него рукой и почти удивляется, когда не встречает препятствия.

– Да никакого хрена, Джим, – Моран в пару затяжек выпаливает сигарету до самого фильтра, пепел осыпается на пальцы остывшими хлопьями, – Отец опять развлекается, а я просто под руку попал. Так что на этот раз никаких охуительных историй.

Ненадолго они оба стоят молча.

Джим, порой, хуже любого парня из участка. На допросе то Себастьян, конечно, молчал, но с Мориарти это никогда не срабатывало. Говнюк обладал каким-то невероятным даром вытягивать нужную информацию, не прикладывая для этого никаких усилий. Стоит смотрит своими темными глазами в самую душу, скотина. Взгляд еще этот невозможный, "я все понимаю, Себастьян", "мы же друзья, Себастьян", "мне то можешь довериться, Себастьян".

– Пойдешь к путям? Ненадолго? – спрашивает Мориарти, кивая головой в сторону своего старого дома. Себастьяну требуется всего пара секунд, чтобы согласиться, перед этим бросив вороватый взгляд в сторону открытого на кухне окна.

На путях тихо, и пахнет поездами. Моран обычно шутил, что это пахнет мочой, но Джим знал, что у поездов есть свой собственный запах: вязкий, масляный. Так обычно пахнет на вокзалах.

Джим переходит через рельсы, легко утопая пятками кроссовок в гравийке и битом стекле. Ему бы сейчас ещё банку пива в руки, точь-в-точь было бы счастливое время его шестнадцати лет. Джим часто вспоминал его с почти любовной ностальгией, с какой-то нездоровой нежностью. Вот тогда, в шестнадцать, он мог позволить себе быть умным распиздяем, а сейчас, с колледжем, с девушкой, с планами – нет. Мориарти поднял взгляд на Морана почти с завистью. Вот его-то наверняка не парило особо ни будущее, ни ожидания родни, давящие на хребет мертвым грузом. Мол, мы тебе учебу оплатили, будь так добр, отблагодари. Чем лучше у отца становились дела с карьерой, тем больше он давил на Джеймса-младшего. Вот вам и возвращение былого величия.

– Так че ты там хотел обсудить? – Джим спрашивает это, вытирая нос рукавом куртки, – Ну, когда днём звонил? Ты, кстати, забыл мобильник отключить. Снова.

Где-то вдалеке приближается поезд. Грохочет, ещё не близко, но очень знакомо. Джим шарит по карманам, пытаясь найти монетку.

Моран не сразу понимает, о чем вообще его спрашивает Джим, но шум колес вдалеке возвращает его к реальности.

– А, да забей. Прости, что так вышло с телефоном. Кнопки – говно, – он сует Джиму в ладонь пару пенсов, касается его пальцев, мягких, теплых, всего на секунду и тут же руку отдергивает.

Свои ладони, шершавые и грязные кажутся сейчас почти кощунством. Он и сам на фоне Джима выглядит теперь как-то неуместно.

Сунув руки в карманы, Моран задирает голову, тонет в темноте раскинувшегося над ними неба. Редкие облака после недавно пролившегося дождя не могут спрятать ярких звезд, которые мигают тут и там. Здесь всегда было трудно поверить в то, что они в самом самом сердце Лондона. Разве возможно, чтобы в городе были такие звезды? Чтобы ни людей, ни машин и только огромное небо над головой и стук колес приближающегося поезда.

– Что думаешь про Виктория Парк?

Джим размышляет над вопросом, сжимая монетки в ладони. Подходит к рельсам, наклоняется, чтобы положить их аккуратно, так, чтобы их подмяло под себя поездом, а не просто откинуло от первого же столкновения. Мориарти эксперт в этом деле, лучше всего класть у какого-нибудь неровного стыка, чтобы перед монетой была легкая подпорка, или что-то типа того.

Поезд уже совсем близко, метров пятьдесят. Джим все еще на корточках, смотрит на приближающийся состав. Свет фонарей слепит глаза. Мориарти поднимается, делая два шага назад:

– Виктория Парк – это круто. На самой границе района. Им вроде же Бойл заправляет? – говорит он после небольшой паузы. Джим давно уже не жил здесь, но о расстановке условных "сил" Хакни все еще помнил. Кто где торгует травой, куда привозить краденые автомобиле, кому отдавать деньги за крышу. Полезные, на самом деле, навыки для жизни.

Поезд проносится с оглушительным грохотом. Джим отступает еще на шаг назад, легко дергая Морана за куртку, чтобы тот тоже не стоял слишком близко. Один раз ему уже прилетело куском угля с открытого состава так, что синяк был на половину ребер.

– Ты уже подыскал вариант, да? – Мориарти почти кричит это, пытаясь быть громче, чем поезд.

– Я... – Моран хочет крикнуть что-то в ответ, но не находится. Джим странный. Вроде точно такой же, как и всегда, как все годы до этого, но что-то все равно скребет под ребрами.

Он такой простой, вроде бы и не уезжал никуда, вот только Себастьяну, и всем вокруг известно – уезжал. Учится, думает о будущем, карьере. А для их сраного района это уже охренеть что такое. Здесь думают о том, чтобы не сторчаться, не подохнуть в канаве, о том, что будешь жрать завтра на ужин и будешь ли вообще. И теперь Морану начинает казаться, что это плохая идея – тянуть его обратно. Потому что, может быть, именно то, что он последняя ниточка, которая связывает Мориарти с Хакни и всем, что он смог здесь оставить, и мешает Себастьяну наслаждаться общими планами на будущее.

– Слушай, Джим... – он хватает друга за запястье, пожалуй, слишком сильно сжимая пальцы, тянет за собой. Шум вдруг начинает бесить, хочется сказать многое, но слова хрипят в горле, путаются в голове, – Мне уже пора! Мне нужно уйти, слышишь?

Когда Моран понимает, сколько всего помещается в этом коротком "уйти", становится тяжело дышать, и он надеется, что Джим просто не будет задавать вопросов, просто исчезнет, не приедет больше среди ночи, забудет нахрен о том, что вообще когда-то здесь жил.

Чем дальше проносится состав, тем сильнее пальцы Морана сжимаются у Мориарти на руке. Джим хмурится, понимая, что что-то идет по пизде. Читает "уйти" у Морана по губам, цепляет ладонь у него на плече, пытаясь понять, насколько на этот раз все серьезно.

Джим молчит, ждет, пока поезд не проедет до последнего вагона. Делает шаг ближе, мотает головой, мол, подожди ты еще секунду, снова тонет кроссовками в щебенке, почему-то замечает, как сильно морановская куртка пахнет для него домом.

– Давай тогда, иди, – говорит Джим, понимая вдруг, что стоит слишком близко, и неловко хлопает Морана по плечу, отступая на шаг назад, – Сигарету мне оставишь? А то еще до общаги пилить.Сердце становится тяжелым, словно качает не кровь, а раскаленный свинец, колотится о ребра, отдавая необъяснимой болью в груди на каждом вдохе.

– Я бы подбросил... – Моран ищет по карманам необъятной кофты помятую пачку сигарет, пальцы слушаются с трудом, – Но у меня тачка в ремонте. Ну ты и так знаешь.

Разговор выходит тошнотворно неловким, как затянувшееся и никому не нужное прощание. Себастьян с облегчением выдыхает, когда наконец находит сигареты в одном из внутренних карманов.

– Держи. Вот. Забирай всю, я еще возьму, похрен, – зубы впиваются в нижнюю губу, когда он отводит взгляд, – Ну, пока. И это... Здорово, короче, что ты заехал.

"Но больше не нужно".

– Да, я тоже был рад тебя увидеть, – Джим коротко улыбается, забирая сигареты, – Ну ты это, давай осторожнее там.

Моран уходит через пути, и Джим крутит пачку в руках, смотря ему в спину. После шума состава становится как-то неестественно тихо. Только его тупая кофта мелькает ярким пятном на той стороне, ближе к старому дому Джима.

– Себ, эй, Себ, – кричит Мориарти, когда силуэт Морана становится почти не разобрать в темноте, делая пару шагов на пути. Моран оборачивается на секунду, и Джим шумно дышит, не зная вообще, зачем окликнул его.

Сердце колотится просто бешено, и где-то вдалеке слышится знакомый шум еще одного грузового состава.

– Не, ниче, – Джим машет рукой, типа, забей, я передумал, похуй, наклоняется, подбирая пару пенсов, и идет по Bush road в обратную сторону от путей.

...

Зарядки на мобильнике остается едва ли на звонок. Он уже последние пол часа пищал то предупреждениями о том, что батарея скоро отключится, то сообщениями от Сэмми.
"джим где ты"
"когда тебя ждать"
"что черт возьми это было"
"с кем ты"
"мориарти, что с тобой не так"
Джим пролистывает их, не открывая. На улице было на удивление тихо, настолько, что слышался дрожащий шум электрического напряжения из фонаря. Это немного угнетало, казалось, еще немного, и голову разорвет этим монотонным дребезжанием, что разбавлялось лишь шумом его собственных шагов.

На 107 Джим сворачивает. Слева была старая пивоварня, уже закрытая на ночь. Справа в diddy's еще горел свет, и приглушенно играла местная радиостанция. Джим тут ни разу не был, с района он свалил как раз под восемнадцатилетие, а до этого в бары ходить было как-то бессмысленно: дорого, да и не факт, что нальют.
Скрипучую дверь он толкнул от себя, на него обернулся только бармен. Столы были пусты, а всем за стойкой было далеко за сорок. Кого-то Джим даже помнил: с бокалом темного у прохода – это Боб с Джекман-стрит, с виски – Сид из автомойки.

Мориарти подошел к стулу рядом с проходом за бар, поставил обе ноги на подножку. Денег у него с собой было немало. В основном из тех, что он взял, чтобы отмазать Морана.
– Что будешь? – бармена в лицо Джим не узнал, ему было около пятидесяти, и мимика казалось на удивление отталкивающей.
– Пиво, – Мориарти вытащил 5 фунтов из кармана, – Лагер.
– А документы есть?
Джим достал из кармана паспорт. Бармен хмыкнул себе под нос, соглашаясь с тем, что Мориарти можно тут выпить.

Пиво вспенилось шапкой на верхушке. Джим сжимал пальцы на бокале, продолжая тупо пялиться перед собой. Когда-то давно, ещё в детстве, выпить в баре казалось ему целым приключением. Джим нашёл парня, который знал парня, который подделывает права, и, хотя у Морана дома всегда было полно пива в красивых серебристых банках, они все же рискнули отправиться в бар. Все закончилось неудачно: из заведения их обоих выволокли буквально за уши, потому что бармен знал парня, который знал парня, который был знакомым отца Джеймса. Вот вам и минус того, чтобы жить в Ист-энде.
Сейчас же Мориарти сидел за стойкой на законных правах, удостоверение не было поддельным, а отец его был за кучу миль отсюда. А пиво уже не казалось таким вкусным. И вообще все было как-то ебано. Неправильно. В этом районе Джима больше никто не ждал. Может, оно и к лучшему.
– Слышал, старик все не отъебется от пацана, – мужик за стойкой хрипло засмеялся, звонко отставяя бокал на стойку, – Его только отпустили с участка, а он уже отправил его на дачу к Епископу.
– Да уж, несладко приходится мальчишке. Бойл говорил мне, что он приходил к нему. Спрашивал за квартиру у Виктории... Джекки, можно я закурю? – цыган обернулся к бармену. Тот обвел взглядом стойку, и, видимо, прикинув в уме, что никто не будет возражать, коротко кивнул, – А если кто-то готов съехать на жилье Бойла, – продолжил он, – Значит, все совсем плохо.
Джим оставил стакан на стойку. Пиво пошло носом, и он закашлялся, привлекая к себе всеобщее внимание. Мужчины обернулись, замечая его, как замечают чужой пакет с мусором у своего бака.
– Здаров, а, малой... – потянул старый цыган, стряхивая пепел на салфетку, – Что-то я раньше тебя не видал.
– Я уже ухожу, – Джим сипло пробормотал это, а телефон пиликнул в кармане и завибрировал ещё раз, прежде, чем отключиться.
– Да я же не наезжаю, – он благосклонно улыбнулся, – Так, спросил просто. Лицо у тебя знакомое.
Джим рассеянно закивал, думая о том, сколько денег у него сейчас в сумке.

Ситуация была дерьмовой, с какой стороны не посмотри. Мобильник совсем разрядился, а Моран впервые в своей жизни был хоть в чем-то прав: тусить в хакни посреди ночи было опасно. Не так, конечно, опасно, как грабить дачу Епископа, но все же.
Пиво осталось примерно с полбокала. Старик продолжал болтать с цыганом. О Себастьяне (догадаться, что речь шла именно о нем, было не сложно) они больше не говорили. Обсуждали ярмарку к началу лета, охоту и новую сауну Брахима. Обычные разговоры за кружкой пива. Обыкновенный маленький мирок, Джим и сам раньше в таком крутился.
– Можно от вас позвонить? – Джим обратился к бармену, и тот благосклонно протянул ему проводной дисковый телефон с колесом цифр посередине.
08718718710. Диск прокручивался назад, мерно отбивая приятным треском каждую новую цифру. Джим помнил номер наизусть, у него в голове вообще хранились достаточно много важной для выживания в городе информации.
– Ист-энд, машину на угол 107 и Bush road, – девушка на том конце провода сказала короткое "оплата по счётчику, ожидайте", и звонок отключился.
– Ты, значит, не отсюда? – цыган снова переключил свое внимание на Мориарти. Он прокручивал в руке грязную от пепла сигареты салфетку, пялясь на Джима через плечо своего приятеля.
– Нет, – Джим замялся, пытаясь понять, насколько уместно будет добавить "сэр", – Но раньше я жил здесь, у дороги.
Мориарти не хотел, чтобы его сегодня отметелили в своём же старом районе. Вот если бы только Моран был с ним сейчас, никто бы даже и не смотрел в их сторону. Или Себастьян бы хлопнул цыганка по плечу, а тот бы проставился ему пивом, и вместе они перетерли бы за Бойла, Брахима и бог-весть-еще-кого, кого Джим не знал. У Себастьяна был настоящий талант располагать к себе людей, а Джим этому за все время здесь так и не научился.
Цыган, с его рваной речью и резкими движениями человека, который помимо выпивки не брезгует и другими веществами, сильной опасности, как решил Джим, не представлял. Если драться один на один (а Джим всегда рассматривал все варианты развития ситуации), Мориарти наверняка даже выйдет победителем, не зря же он черт возьми ходит на бокс. Но доводить ситуацию до драки не хотелось.
– А как тебя зовут-то, а, малой? – мужчина наклонился к Мориарти, и повеяло крепким запахом тяжёлого алкоголя, – Я Тамаш, а это, – он хлопнул своего собутыльника по плечу, – А это Колин, как из "Один дома".
Мужик, сидевший к Джиму спиной, совсем не был похож на героя из "один дома".
– Джим, – сипло представился он, сильнее сжимая пальцы в кармане на пачке смятых фунтов. За деньги пацан переживал куда больше, чем за свое лицо.

– Джим! – от входа повеяло холодом, а после дверь закрылась с глухим звоном колокольчика, – Ах ты подлый гаденыш, сын грязной продажной собаки Мориарти! А ведь я говорил тебе больше тут не появляться, а ты меня не послушал, мелкий говнюк!
На пороге бара стоял, пьяный и злой, Огастес Моран собственной персоной.