Мир перевернулся в глазах всего Хогвартса. Мадам Помфри жаловалась Дамблдору, что распалившийся Гилдерой, возомнивший себя невесть каким героическим педагогом, каждый день поставляет ей новых пациентов то с ушибами, то с укусами каких-то магических тварей, а то и с проклятиями, наложенными уж слишком профессионально и чисто. На эти причитания Альбус лишь хмыкал в усы и замечал, что изо дня в день таких счастливчиков становится всё меньше — а значит, новая радикальная система Локхарта даёт свои плоды, пускай уроки его сложны и опасны.

В то же самое время в классах зельеварения стоял невообразимый по снейповским меркам гвалт: каждый ученик хотел что-нибудь уточнить о побочных эффектах от вдыхания порошка лунного камня или о содержании спирта в различных настойках. Преобразившийся Северус, волосы которого начали робко лишаться девственной сальности, подробно отвечал на вопросы, за которые бы прежде наглецы давно лишились бы всех факультетских баллов, и даже иногда припоминал случаи из бурной молодости. Сочинения же он проверял сквозь пальцы, а за зелья ставил высокие баллы даже тем, кто хотя бы минимально добился успеха в их приготовлении.

И, само собой, очень многие обсуждали, как же зовут невесту Снейпа и с каких небес спустился этот ангел. Особо находчивые складывали два и два, выдавая удивительную теорию: на угрюмого профессора запала самая дорогая сердцу Локхарта фанатка.

Однако, даже несмотря на смелые догадки некоторых учеников, никто так и не смог разгадать истинную причину преображения двух профессоров. Равно как и профессора не могли добиться ответа от Дамблдора, кто и во имя каких Мерлиновых панталон наложил на них это проклятие.

Семестр плавно подошёл к концу. Настало время отпустить измождённых последними учебными неделями юных магов на волю. И тут наконец Северус Снейп смог вздохнуть спокойно. Больше никаких притворств перед лицом армии хогвартских фанаток Гилдероя, а в особенности — никакой мисс Грейнджер с её миллионом вопросов, на которые ему теперь волей-неволей пришлось отвечать. Он так и не пожалел, что на занятиях зельеварения затыкал слишком умную ученицу, иначе бы уроки превратились бы в магловский балаган.

Теперь, пускай и в теле Локхарта, он сможет уединиться, порвать связи со всеми преподавателями хотя бы на пару недель и впервые за месяц хорошенько отдохнуть. Никаких сопливых писем поклонниц Гилдероя — пускай сам их принимает где-нибудь на опушке леса, — никаких мантий с оборочками и тонн Блистогеля, который было необходимо наносить каждый день.

За несколько дней до Рождества, предвкушая завтрашний отъезд домой, Снейп решил провести с размахом — потратить часть семестровой премии не на шмотки или парикмахера, как сделал бы это Локхарт, а на пару бокалов первоклассного огневиски в «Кабаньей голове». И лишь двух вещей боялся профессор: что нежное тело Гилдероя окажется не привыкшим к крепкому алкоголю и что даже в «Голове» его настигнут вездесущие почитатели.

Однако, несмотря на все опасения, вечер начался приятно, а именно — в полном одиночестве за столиком в углу, в компании лишь бутылки огневиски. Никого из посетителей, слава Мерлину, не интересовал Гилдерой Локхарт, который внезапно не то с горя, не то на радостях, что вскоре покинет скучный Хогвартс на пару недель, решил проспиртовать себе мозги и печень.

Это обыкновенное счастье длилось примерно до полуночи. И стоило часам в кабаке только прийти в себя после умопомрачительных двенадцати ударов, как в «Кабанью голову», словно призрак отца Гамлета, влетел Северус Снейп. То есть, конечно, для всех остальных он был угрюмым зельеваром. Но внимательный человек, обременённый отсутствием алкоголя в крови, легко бы заметил и необычную суетливость, и волнение в глазах, и неожиданно абсолютно чистые волосы.

Естественно, к выпивавшему Снейпу в теле Локхарта направился сам Локхарт в теле Снейпа.

Он опустился перед товарищем по несчастью и принялся нервно барабанить пальцами по дубовой столешнице. Снейп, разум которого начал блаженно туманиться, всё-таки попытался сбежать, бросив остатки огневиски несчастному франту, но тот удержал его за руку и проникновенно сообщил:

— Гилдерой, мне нужна твоя помощь!

В мозгу у Северуса произошёл локальный коллапс. И, отдавшись на волю всё больше пьянеющего сознания, он выдал неуверенное:

— Да, Северус?

Ему казалось, что он смотрит со стороны на какую-то ужасную шутовскую сцену, и что сейчас из зала «Кабаньей головы» раздастся оглушительно-постыдный смех публики. Но публика была больше занята своими кружками, а потому Локхарт, упорно называющий Северуса своим именем, продолжал, понизив голос, играть их пьесу:

— Гилдерой, завтра вечером у меня должно быть выступление во «Флориш и Блоттс». В честь юбилея выхода моей первой книги. Я совершенно забыл вам об этом сказать хотя бы за неделю, абсолютно прижился тут, — он дёрнул себя за аккуратно уложенный воротник чёрного камзола. — Но сегодня, после водных процедур, наконец очнулся перед зеркалом и понял: я не могу явиться туда в таком виде!

Локхарту удалось сдержать чуть не сорвавшийся в истерике голос, но он всё равно прикрыл рот ладонью, держа другой руку Снейпа. Тот многозначительно и укоряюще приподнял брови, но ничего не ответил.

— Да, Гилдерой, я поступаю по-свински, — стушевался под взглядом своих же глаз Локхарт. — Но прошу, войдите в моё положение! От этого зависит не просто моя репутация — моя жизнь! От вас не требуется многое: постоите, раздадите автографы, скажете речь на пять минут, — на секунду он замялся, но всё же нерешительно выдавил: — Поулыбаетесь…

Снейп встал, наконец освободившись из хватки Локхарта, и, отдав ему бутылку, пошёл на выход. Гилдерой же, встав на секунду как вкопанный, хотел было броситься за ним, но вспомнил, в каком месте находится, и мгновенно перешёл на снейповский летящий шаг. Догнал он зельевара только на середине улицы.

— Так что, поможете? — Локхарт постарался придать голосу Северуса свойственные лишь одному ему убедительные и беспрекословные нотки, но вышло нелепо и по-дилетантски. Однако этого хватило, чтобы Снейп оглянулся и наконец заговорил:

— Вы свинья, Северус, — он вдруг усмехнулся — так глупо самого себя называть свиньёй. — Но знаете, вы умудрились за месяц не угробить мой кабинет и мою лабораторию. А ещё я слышал, что ученики гадают, какая безумная девица околдовала меня своими флюидами, — он снова посмеялся. — Я нахожу это забавным, пока вы в моём теле…

«Или пока пьян», — закончил за него про себя Локхарт, мысленно потирая руки. Кажется, огневиски благотворно подействовал на чёрствую душу Снейпа.

— И потому я помогу вам, — продолжал тем временем Северус и вдруг остановился и будто немного протрезвел. — Но за это вы должны кое-что пообещать мне.

— Что же? — чуя чёрный подвох, спросил Гилдерой.

— Когда в моей голове окончательно не останется спирта, я очень пожалею о своём решении. И мне будет стыдно стоять перед дамами бальзаковского возраста и втирать им вашу чушь. Но! Я сделаю это. И взамен вы, Гилдерой, — Снейп сделал ударение на имени. Всё равно в округе так поздно не было ни души, — пообещаете, что тоже исполните одну мою любую просьбу, пока мы не вернули наши тела назад. И неважно, какое унижение вы испытаете.

Полюбовавшись на обомлевшего от категоричности зельевара Локхарта, Снейп в третий раз за сегодня усмехнулся.

— Ну-ну, я не буду предлагать вам танцевать голым на столе Гриффиндора и не попрошу поцеловать каждого слизеринца независимо от пола. Мне ещё дороги остатки моей репутации. Всего лишь маленькая, пристойная, но унизительная просьба.

Гилдерой сглотнул. Делать было нечего. Не выйдет же он в таком… виде завтра на большое мероприятие. Тем более, Северус и правда сам не горит желанием опозориться.

— Согласен!

И этой же ночью Снейп пожалел о своём нетрезвом выборе. Гилдерой буквально устроил ему головомойку.

Взяв несопротивляющегося зельевара под белы рученьки, Локхарт стал ужасно предприимчив. Если бы кто-нибудь увидел, как они шли по коридорам Хогвартса, причём Гилдерой ещё плохо стоял на ногах, а Снейп тащил корзинку с зельями для блеска волос и гладкости лица, стыдливо прикрывая это непотребство слабеньким заклинанием, то точно решил бы, что оба профессора рехнулись за полгода существования в стенах одной школы. Однако ученики, оставшиеся на каникулы в Хогвартсе, спали, преподаватели не утруждали себя прогулками по коридорам, а миссис Норрис была слишком толерантна и равнодушна к причудам людей, чтобы хоть как-то отреагировать на преподавателей.

Окончательно профессор Снейп пришёл в себя в душе, причём откуда-то снаружи ему отдавал команды приободрившийся Локхарт:

— …Синяя бутыль — для лица, необходимо держать десять минут, жёлтая — для волос, нанести по всей длине, не трогая корни, держать пять минут, белая — скраб для лица, нанести до синей…

— Мерлин тебя раздери! — Северус выглянул в поисках горе-стилиста. В руках его была наполовину опустошённая синяя бутыль, а на лице — чёрная масса, напоминавшая жидкий уголь. — А нельзя было про белую и сказать до синей?

— Ну, можно и без скраба, — тут же махнул рукой, вздохнув, Гилдерой. В его руках Снейп заметил уж какие-то совсем несусветные приборы и лишь понадеялся, что для всех процедур, которые с ним захочет сотворить Локхарт, он сумеет найти эквивалент среди заклинаний.

В результате хитрых махинаций со стороны обоих профессоров, один из которых пообещал себе больше никогда не соглашаться на авантюры по пьяни, волосы Северуса были облиты каким-то ещё Мерлин-его-знает-гелем, а сам зельевар — отправлен спать со строжайшим наказом не ворошить драгоценную причёску.

На следующий день любой, кто мог бы видеть профессоров в Хогвартсе, поклялся бы, что всего за несколько часов всё вернулось на круги своя: Гилдерой излучал счастье и уверенность, а Снейп, незаметно, но постоянно оказывавшийся рядом с ним, кривил губы и строил кислые мины.

— Сев… Гилдерой, держитесь более открыто! Что вы зыркаете на учеников, как цепной пёс? Недостаточно заколдовать вашу мимику — великодушие и радость должны быть от сердца!

— Вот тогда вырежьте своё бархатное сердце и отдайте мне — как специалист говорю, всё сразу получится, — сквозь улыбку цедил Снейп, когда Локхарт принимался ворчать на него в безлюдных местах.

— Да как вы не поймёте! Трагедия в том, что у вас и есть моё сердце! — ещё больше расстраивался Гилдерой. — Только вы упорно отказываетесь им пользоваться, — он смотрел критично, обеспокоенно и то и дело драматично взвивал полы чёрной снейповской мантии. — Уже через три часа надо выходить в Хогсмид, а вы так и не научились добровольно имитировать мой шарм. А я, к вашему сведению, многократный обладатель титула «Мистер ослепительная улыбка»!

— Ну, довольно логично — судьи-то ослеплены были, вот и давали призы кому попало, — огрызнулся Снейп, но, верный данному обещанию, старался играть роль очаровательного писателя и любителя романтических приключений. И видит Мерлин, это было сложнее, чем быть двойным агентом и прятать мысли от Тёмного лорда. По крайней мере, притворяться мрачным и серьёзным ему никогда не приходилось — он был таким.

Ближе к вечеру профессора уже были наготове, в Хогсмиде. На Снейпе красовался лучший локхартовский костюм — конечно же, нежно-кремового оттенка и с кружевами на рубашке, так что Северус чувствовал себя приторно-сахарным пирожным. Венчала его, словно шапка взбитых сливок, волосок к волоску уложенная причёска. Снейп долго сопротивлялся парикмахерскому демону Гилдероя, но в конце концов, посмотрев на себя в зеркало, поморщился и признал, что именно так должен выглядеть тот, кто соберёт взгляды со всего Косого переулка и не получит от них и толики неодобрения. Возможно, выгляди он в своё время, как Локхарт, не было бы у учеников Хогвартса угрюмого зельевара: после смерти Тёмного лорда он смог бы зарабатывать лицом не хуже Гилдероя. Только захотел ли бы?

— Держитесь за меня, — Локхарт всё больше чувствовал уверенность в себе и даже позволил ненужное напоминание. За день, проведённый в приготовлениях, он убедился, что и «расфранчённый ловелас» может кое-чему научить коллегу.

— Я в курсе, как и куда трансгрессировать, — отозвался Северус и исчез на две секунды раньше самого Локхарта.

Они оказались в безлюдном закоулке между Лютным и Косым переулками. Здесь Гилдерой, которому всё казалось, что зельевар всё-таки подведёт его, провёл последний инструктаж:

— Дальше мне нельзя. Не будем рушить вашу репутацию, а я пока побуду на нашей «тёмной» стороне, — он покосился в сторону Лютного. — Помните: речь в кармане мантии, читайте строго по листку или по мотивам. Держитесь прямо, но расслабленно. На вопросы отвечайте уклончиво. Перо, знающее мою подпись, в одном кармане с речью. Старайтесь сдерживать колкие остроты. Я сам всё потом от вас выслушаю. И, ради всех величайших магов, — улыбайтесь сами!

В ответ на эту тираду Снейп и вправду попытался улыбнуться — вымученно и обречённо. Ничего уже не исправить. Он уже стоит здесь в нелепом наряде, ухоженный и напомаженный, и отступить сейчас — невозможно. А вот проявить крупицу уважения к чужой жизни — ещё можно.

Он не фыркнул в ответ на очевидные напоминания Локхарта. Лишь кивнул, пожал руку Гилдерою — как странно жать свою же руку — и, по старой, почти забытой привычке запахнувшись в мантию и став похожим на лорда-дуэлянта века эдак девятнадцатого, направился к «Флориш и Блоттс».

По всему переулку летали хлопья декабрьского снега. Снейп готов был поклясться, что он не настоящий — кто-то из продавцов магических подарков заколдовал снежинки, и они не таяли даже в тёплых ладонях. Народ толпился так же, как маглы в предпраздничные ночи, но, завидев Северуса, практически все улыбались, здоровались и уступали дорогу. Он лишь отвечал им кивками и приподнимал полы дорогущей локхартовской мантии. Ещё затопчут в этой неразберихе — как он потом расплачиваться будет с этим франтом?

Завидев ещё большее скопление народа у дверей книжного магазина, Снейп поспешил свернуть в проулок между домами и незаметно прошёл во «Флориш и Блоттс» через заднюю дверь. Там его уже встретил один из хозяев.

— Мистер Локхарт, вот и вы, как раз вовремя!

Снейп вздохнул. Напряг все остатки благодушия, которые он ещё не выгнал с позором из сердца Гилдероя. И ответил с улыбкой:

— Рад вас видеть. Как там публика?

— О, уже собралась! — усмехнулся хозяин, приглашая Снейпа проследовать за собой. — Самые преданные поклонники, мистер Локхарт. Боюсь, как бы они не разорвали вас на лоскутки, стоит им прикоснуться к вам, — он с доброй иронией подмигнул, но на душе у Северуса всё равно похолодело. Он полез в карман мантии.

И здесь сердце, душевные порывы которого он так тщательно реанимировал, пропустило удар. Речь, которую они с Гилдероем так долго обсуждали и о которой он всячески напоминал, лежала где-то за пределами досягаемости. Возможно, в кабинете Локхарта. Возможно, на снегу Косого переулка. Возможно, под ногами праздной толпы. Но точно не в кармане и не в руках Северуса.

Зельевар не успел даже испугаться или занервничать. В следующую же секунду, стоило ему оказаться перед толпой, которая, к его удивлению, состояла не только из волшебниц юного и предпенсионного возраста, но и восторженных магов, психика Снейпа всё решила за него.

Если говорить нечего — говори о наболевшем.

— Всем доброго вечера, господа, — отчеканил он, встав перед старой кафедрой, и гул десятков людей, обративших к нему лица, стих почти мгновенно. По некоторым из них даже прошла благоговейная, как показалось Снейпу, тень.

— Я очень признателен, что вы добрались сюда из своих тёплых домов лишь для встречи со мной. Вы будете вознаграждены. Десять лет прошло с публикации моей первой книги, но всё ещё я храню истории, неизвестные широкому кругу читателей. В моей новой повести почти не будет глупых размахиваний волшебной палочкой и выкрикиваний заклинаний. Я расскажу, как однажды оказался в центре одной из величайших ошибок в истории мистификаций. И мне помогли не мои блестящие познания в защите от тёмных сил — не с ними мне предстояло бороться, а с человеческими предрассудками. Против них мне помогли лишь смекалка и выдержка.

Лица фанатов вытянулись. Послышались восторженные шепотки. Снейп готов был поклясться, что кто-то из задних рядов вытащил самопишущее перо.

— Однажды, путешествуя по… Восточной Европе, я решил переночевать в маленьком городке. Вечером ничто не предвещало беды, но наутро, стоило мне проснуться, ко мне бесцеремонно ввалились местные жители. И что бы вы думали? Они приняли меня за одного из своих высоких чиновников. И, похоже, в Восточной Европе не слишком жалуют министерские чины — меня тут же недальновидно захотели проклясть.

Снейп картинно прикрыл лоб рукой, показывая всё своё отношение к дремучим не то болгарским, не то польским обывателям. Зал одобрительно вздохнул.

— Они не учли, как искусен я в защите от тёмных искусств. Я пытался разъяснить им, что я всего лишь путешественник и сейчас же отправлюсь дальше, чтобы не смущать их скудные умы. Но лишь услышал шёпот: «Он на нас такую жалобу накатает… Пусть всё сделает по форме»! Ну, вы знаете, эти… восточно-европейцы и их педантизм.

По залу прокатились еле слышные смешки, но на возмутителей тишины все тут же зашикали. Снейп с грустью удостоверился, что неискушённая толпа была полностью поглощена его рассказом.

А потому повёл его дальше. Здесь упомянул и то, что ему пришлось убрать подальше свои шикарные наряды и облачиться в самую простую дорожную мантию — иначе жители начали бы подозревать его во взятках. И что, следуя за местными старожилами, он осмотрел все нехитрые заведения городка, среди которых, между прочим, был целый один дуэльный клуб. Как ему пришлось показывать изумлённым иноземцам мастерство атаки и обороны, доселе ими не виданное. И как он поразил всех своею мягкостью и обходительностью, да так сильно увлёкся, что опять пошли среди местных шепотки: «А чиновник-то… ненастоящий!»

— Я должен был радоваться, что меня наконец «раскрыли», — усмехнулся Снейп. — Но обманывать так долго этих простодушных людей — по их же собственной воле! — а потом отнять у них идею, так прочно засевшую в их головах, было выше моих сил. Я… проявил жёсткость, — он перестал улыбаться и зыркнул в зал истинно-снейповским взглядом. Где-то сбоку одна из дамочек охнула и едва не повалилась в обморок.

— Вот так пришлось мне смотреть на них, — пояснил он. — И вот так с ними говорить, — он перестал подпускать сладости в голос, который, казалось, к этому времени даже немного охрип. — Это было нелегко. Но я справился. Целую неделю меня держали в том городке. И целую неделю — ни одной пенной ванны, ни приличной одежды, ни ухода за волосами. Ужасная жертва! — он театрально поник, но тут же выпрямился и снова заговорил: — И, когда наконец они собрались отпускать меня, я трансгрессировал оттуда с безграничной радостью.

На минуту в зале магазина повисла тишина. Слушатели обдумывали новый рассказ Гилдероя. А сам «Гилдерой», оперевшись о кафедру, смотрел на кружевные оборки рукавов и размышлял, с каким же счастьем он сам вырвется из своего порочного круга подмены и обмана, который длится уже больше месяца.

— Вот так, дорогие дамы и господа, — подняв голову, решил всё-таки закончить речь Снейп. — Надеюсь, вас позабавил данный случай. Да, кажется, что он очень смешной. Но поверьте, жить жизнью другого человека и скрывать свою натуру каждую секунду — адский труд. И ещё он более адский, когда тебя окружают малообразованные болваны, которым проще продолжать вечно обманываться, чем один раз увидеть правду.

Он думал, что увидит смятение на лицах. Что сейчас они от него отвернутся. Или, может быть, что здесь окажется кто-нибудь из Хогвартса, и он поймёт его тираду, наконец-то кто-то поймёт…

И тут публика взорвалась аплодисментами.

Прекрасная история… Скорее бы увидеть её в новой книге… Что ещё случилось с вами во время поездки… И прочие сотни глупых вопросов.

— Спасибо за внимание, — перекрывая овации, прокричал Снейп. — Напоминаю: все, желающие получить сегодня мой автограф, смогут это сделать в порядке живой очереди! И счастливого вам Рождества,…

«…Идиоты, — добавил он про себя и широко, ослепительно улыбнулся глазу магической камеры репортёра. — Всё верно. Идиоты должны быть счастливы. Как иногда жаль, что я не идиот».

Через час, выходя из «Флориш и Блоттс», Северус как бы невзначай отбился от стайки особо упорных поклонников творчества Гилдероя, отвечая на все вопросы что-то вроде: «Скоро у меня будет большое интервью, я обязательно дам ответ», — и приблизился к закутанному в чёрную мантию Локхарту. Не говоря ни слова, они трансгрессировали в Хогсмид.

— Как прошло?

Снейп многозначительно поднял брови, удостоверился, что Локхарт не выглядит ни отравленным, ни проклятым — а значит, он либо испугался пойти в Лютный переулок, либо был там явно не новичком. Затем протянул:

— Вы же видели, замечательно…

— Северус, — Гилдерой закашлялся, но продолжил: — Северус, я всё волновался за вашу речь. Мне всё казалось, что мы её где-нибудь забыли или вовсе не взяли с собой из Хогвартса. Я вернулся и… правда нашёл её на своём столе. Мерлин великий, почему мы не проверили карманы? Вы достаточно близко говорили к моим словам?

— Бесспорно, — Снейп мечтательно улыбнулся. — Публике очень понравилось. Особенно тот момент, когда жители восточно-европейского городка гоняли вас по своим церквям, чтобы вы подтвердили подлинность некоторых магических алтарей и не писали доносов о расхищении в местное Министерство, — Локхарт было задал удивлённый вопрос, но Северус только махнул рукой. — Массы требуют лишь хлеба и зрелищ. А ещё они любят истории о подмене и обмане. Вот я и рассказал нашу. Никто, конечно, ничего не понял, приняли за чистую монету. Ха, вы только подумайте: несуществующий случай, рассказанный двойником человека, который сам горазд на всякие небылицы. Тройной обман — и они остались довольны.

— Но… главное ведь, что остались довольны, — вздохнул Гилдерой. — И на том спасибо вам, Северус. Огромное человеческое спасибо.

— Спасибо скажете позже, когда я напомню вам о нашем договоре, — осклабился Снейп и побрёл в сторону Хогвартса. Сейчас ему действительно необходима душистая ванна и восемь часов здорового сна. Всё-таки быть прекрасным — это так утомительно.