Минуло почти три месяца с того злосчастного дня, когда Северус впервые, проснувшись, увидел претившие ему оборки на пижаме и улыбки развратных нимф на картинах в спальне Локхарта. Теперь же он, конечно, спал в человеческом виде и одним взглядом шугал порядком остепенившихся нарисованных девиц. Но всё равно каждое утро наносил по три слоя Блистогеля на золотистые кудри, выбирал мантию поновее, а вечерами отмокал в ванне, ужасаясь тому, как незаметно он перестал воспринимать быт Гилдероя как нечто дикое и отвратительное.
Наверно, и сам Гилдерой думал о том же, следя вечерами за отрабатывающими студентами — слава Мерлину, он всё-таки возобновил привычные для Снейпа наказания учеников.
«До каких пор это всё может продолжаться? — погрузившись в душистую воду почти с головой, размышлял Снейп. Удивительно, но тёплые ванны умиротворяли его, о чём зельевар ранее ни за что бы не догадался, не имея привычки тщательно следить за собой. — До каких? Пока Дамблдору не наскучит этот театр? Или пока все в Хогвартсе не раскроют обман? Минерва и Флитвик наверняка уже догадались, просто тоже играют свою роль. Опять, опять непонятные планы Дамблдора… Как это утомительно… Как от этого сбежать?..»
В дверь постучали. От неожиданности Снейп погрузился в воду полностью, пустил большой воздушный пузырь, попытавшись вскрикнуть под водой, а затем, вынырнув, крайне возмущенно спросил:
— Что вам надо?
— Северус, — это был его собственный голос, а это значило лишь одно — Локхарту вновь понадобилось что-то из своих неистощимых запасов средств для ухода за его безупречностью.
— Какого… Подождите, — только и мог сказать Снейп, выбираясь из воды и наскоро вытираясь. Обернувшись в полотенце, он открыл дверь и возмущённо воззрился на опешившего Локхарта. Тот выдавал своё смущение лишь изгибом тонких снейповских губ, но Северусу этого было достаточно.
— О… я даже не знал, что вы тут, — будто оправдываясь, проговорил Гилдерой и отступил на шаг, — просто искал вас и, не подумав, постучал и в эту дверь…
— Вы думали, я не способен на водные процедуры? — напрямую спросил его Снейп, ещё больше заставив Локхарта попятиться; тот же пытался спрятать взгляд от сверлящих его собственных глаз. — Так чего вам было надо?
— Дамблдор… вызывал нас, — выдавил Гилдерой. — Простите, Северус, я не хотел…
— Да чего вы тут не видели, — вздохнул Северус. Злость на ворвавшегося Локхарта испарилась, сменившись запылавшим с новой силой пламенем надежды. — Ладно, выйдите, я сейчас.
Гилдерой поспешно захлопнул за собой дверь и тут же подумал: «Действительно, чего это я… Это, в конце концов, моё тело!»
Но долго размышлять над природой странной смущённости ему не пришлось: Снейп за эти месяцы неплохо овладел искусством быстрого облачения в сложный наряд Локхарта. И потому уже через пару минут они шли по пустым коридорам к кабинету директора.
«Мерлин великий, неужели наконец-то?!» — в унисон думали они, и для этого профессорам не нужно было никакой легиллименции.
— Малиновый кекс! — не сговариваясь, хором произнесли они пароль, остановившись перед горгульей, после чего, не умещаясь бок о бок на узкой лестнице, поднялись в кабинет директора.
— Вы звали, профессор Дамблдор! — Локхарт вошёл первый, излучая преждевременную радость каждым мускулом лица Снейпа, что уж точно было не самым простым занятием.
— Вы нашли способ всё исправить? — даже не здороваясь, задал самый важный вопрос Северус, входя после Гилдероя.
Старый волшебник, пряча невольную улыбку в бороде, поднялся из-за стола и прошёл по кабинету навстречу профессорам, глядя на них из-под очков-половинок.
— О, Северус, Гилдерой, вы прямо запыхались, — он пожал каждому из них руку, а затем предложил присесть. Снейп отказался, а вот Локхарт принял приглашение, и тут же у него в руках оказалась невесть откуда взявшиеся чашечка чая и какое-то мармеладное лакомство.
— Так что, Альбус? — от нетерпения принимаясь вертеть пуговицы на рукавах расшитого камзола, снова спросил Северус, но ответом был лишь терпеливый и призывающий к терпению взгляд директора. Дамблдор вернулся на своё место, сложил руки домиком и поинтересовался:
— Как вам в целом было эти три месяца? Мне жаль, что я не спрашивал вас прежде…
По красноречивым взглядам профессоров осёкшийся директор понял, что если он не утолит их любопытство, они оба засунут его вопросы и соболезнования обратно в его рот, постаравшись при этом затолкать как можно глубже.
— Остыньте, господа, — не прекращая улыбаться, помахал он руками в примирительном жесте. — Да, я позвал вас, чтобы сообщить преприятнейшее известие. Я нашёл способ снять эту порчу.
Торжествующий вздох двух проклятых профессоров прокатился по кабинету, разбудив Фоукса и заставив приборы Дамблдора зазвенеть чуть громче обычного. Локхарт от избытка чувств уронил чашку с чаем и хлопнул в ладони. Снейп же ограничился тем, что отступил на полшага и прислонился спиной к стене. Улыбка, настоящая, не одна из тех подделок, которые он щедро посылал поклонницам Гилдероя во «Флориш и Блоттс», и даже не та злая ухмылка, прорезавшая его лицо, когда Локхарт разрешил ему назначать отработки студентам, — нет-нет, самое натуральное счастье осветило гилдероевское лицо так, что Снейп сейчас мог бы выиграть конкурс «Мистер ослепительная улыбка».
Минутная ничем не омрачённая радость сменилась жгучим любопытством.
— Как же, профессор Дамблдор? — заговорил первым Локхарт. — Надеюсь, нам не придётся делать никаких мерзких или непристойных вещей. Ну, пить кровь или, ещё чего хуже, оголяться в полночь в Запретном лесу. Должно быть, это очень простой и надёжный способ, да, директор?
Снейп молчал, ведь главный ответ он получил. Он знал, что теперь Альбусу захочется поиграть с ними, как с лабораторными мышками, пережившими противоестественный эксперимент. Пускай поиграет. Главное, чтобы старый маг не солгал им.
— Постой, Гилдерой, — прервал Локхарта Дамблдор, вновь соединяя кончики пальцев. — Уверяю, вам даже не потребуется произносить каких-либо заклинаний. И это абсолютно безболезненно. Можно даже сказать, обыденно. Но прежде, чем мы приступим к… исправлению, — он хмыкнул, произнося это слово, — не хотите ли вы мне, скажем, отчитаться об успехах на новых должностях? Могу добавить, что прошу это как директор, а не как ваш друг, если вам так угодно.
Теперь уже оба профессора молчали, вспоминая эти сумасшедшие месяцы. Сложно было даже найти, с чего стоит начать. И потому Дамблдору пришлось помогать им.
— Вот вы, Гилдерой, как считаете, пошла ли вам на пользу как преподавателю резкая смена предмета? Внесли ли вы что-нибудь новое в программы курсов? Тяжело ли вам было? — на последнем вопросе Локхарт издал нервный смешок. Он вспомнил свой первый день, когда даже прикрикнуть на взбунтовавшийся класс ему было сложно. Но ещё сложнее…
— Сложнее всего, наверно, было то, что дети не шли на контакт, — проговорил он, пряча лицо от Снейпа. — Большинство из них не любили предмет, считали его скучным… Мне пришлось внести некоторые коррективы, хотя в основном я шёл по плану Северуса…
— Какие. Это. Коррективы? — ласково, но раздельно спросил Снейп. Локхарт сморщился, а затем, отринув остатки страха, резко обернулся на стоящего за ним профессора зельеварения. Лицо у Гилдероя было каменным, фирменно-снейповским.
— Незначительные, но значимые, — отчеканил он. — Я вызвал интерес у учеников, между прочим, даже с Гриффиндора. Я показал, что даже зельеварение может быть полезным практически и приносить удовольствие. Да, иногда я даже не особо заморачивался их сочинениями… Но что-то я не видел, чтобы в слове «зельеварение» была хоть буква от «чистописание»!
— Интересное замечание, хоть фактически и неправильное, — фыркнул Северус. — И что конкретно за вещи заинтересовали гриффиндорцев? Взрывательные смеси? Несмываемые красители? Лёгкие яды, вызывающие у жертв тошноту и бессонницу?
— Ну-у-у, — протянул Локхарт и покосился на Дамблдора. — Я хотел бы, чтобы это осталось моей профессиональной тайной, — он постарался обезоруживающе улыбнуться. — Суть ведь не в конкретике, дорогой коллега, правда?
— Хорошо подмечено, Гилдерой, — директор, похоже, проигнорировал лёгкое замешательство профессора и теперь обратился уже к Снейпу: — А вы, Северус? С какими трудностями столкнулись вы? Может, вы вынесли что-нибудь новое как преподаватель? Тем более, я думаю, вы получили ещё более ценный и приятный опыт, чем ваш товарищ по несчастью, — он улыбнулся по-отечески, и Снейп снова фыркнул, но уже лишь в мыслях. То, что он хочет занимать должность преподавателя Защиты, не значит, что ради этого ему очень уж хочется быть Локхартом.
— Я нашёл классы в небывало разнузданном состоянии, — строго произнёс он, слегка отклоняясь вперёд. — Пришлось изрядно перестроить курс, чтобы в головах этих ошибок эволюции засело хоть что-нибудь полезное. Однако, будьте уверены, — на его губах вновь проступила улыбка, на этот раз его родная, гадостная и злорадная, — заклинания защиты эти детишки усвоили крепко. Как, впрочем, и другие, не менее полезные в бою с тёмным магом.
— Отличная работа, Северус, — мягко отозвался Дамблдор, негромко хлопнув в ладоши три раза. — Однажды ты точно сможешь в полной мере вести этот курс… Но не в ближайшее время, нам всё ещё нужен профессор зельеварения, — Снейп дёрнул головой, но ничего не сказал. Он слышал эту отговорку сотни раз.
— Вы ничего не сказали о вашем быте, — продолжал Альбус. — Но тут я и сам всё вижу. Гилдерой, вы великолепно ужасающи в этой чёрной мантии. Северус, признаться, даже я удивился, увидев, как быстро вы овладели искусством укладки этих кудрей, — эти слова заставили Снейпа покраснеть и совсем уж отвернуть голову от директора. А тот продолжал, уже поубавив веселья в голосе:
— И всё же, как ни хорошо вы обжились на этих съёмных квартирах, я вижу также, что бы оба рвётесь домой, фигурально выражаясь. Итак, как я и говорил, на вас наслали порчу. Точнее, не сразу на двоих, а конкретно на мистера Локхарта. Ну, что это я вам буду говорить, — он загадочно наклонил голову. — Пускай виновник всего этого фокуса с переодеванием сам всё вам расскажет.
Дамблдор щёлкнул пальцами, и в ту же секунду полудремавший Фоукс встрепенулся, исчез во всполохе пламени и тут же снова возник в центре кабинета. Но теперь он сидел на плече какого-то мага в больничном одеянии. Тот часто-часто моргал в шоке от внезапного перемещения.
— Мистер Баркли, — обратился к нему Дамблдор, пока Снейп и Локхарт со смесью любопытства и презрения рассматривали, по видимому, виновника их нелёгкого положения, — потрудитесь объяснить джентльменам, как они однажды утром семнадцатого ноября проснулись сами не в себе.
Мужчина, чьи губы подрагивали от волнения и подступающей паники, оказался сломлен взглядами сразу двух пар жадных до его слов глаз. Он упал на колени и, заикаясь, рассказал:
— Го-господа… Простите… Я… Я так… Я писатель, господа, и в октябре того года заключил договор с одним издательством, а потом в начале ноября они сообщи-или, что мис-стер Локхарт… занимает всё их время… И контракт был разорван, потому что мис-сетер Локхарт подписал нов-вые… Я точно не помню всех тяжб, но… Я был на краю, джентльмены. И я… я проклял мис-стера Локхарта…
— Что именно вы пожелали? — сквозь зубы спросил Снейп, когда мистер Баркли замолчал.
— Я сказал, что да будет проклят Гилдерой Локхарт, и пусть он назавтра проснётся в теле самого отвратительного и лишённого любви человека, что будет так несчастен или счастлив оказаться к нему ближе всего, — закрывая голову руками, пролепетал писатель.
И было от чего закрываться: «Круцио», незамедлительно посланное озверевшим от этих слов Северусом, пришлось отбивать самому Дамблдору. Баркли заскулил и постарался сжаться ещё сильнее. Но подскочивший к нему Снейп уже схватил его за плечи и, приподняв на ватных ногах, как следует встряхнул, а затем, скалясь и ругаясь последними словами, отвесил несчастному пару таких звонких оплеух, что у бедолаги на обеих щеках остались красные пятипалые отметины.
И только тут на помощь к горе-проклинателю подоспел Локхарт и, обхватив своё тело поперёк груди, постарался оттащить Снейпа от Баркли.
— Северус, помилуйте! Вы убьёте его, и больше никто не сможет снять проклятие! — прокричал он, надеясь, что даже в таком состоянии разум возьмёт верх над чувствами зельевара. Однако потребовалось ещё несколько секунд борьбы, прежде чем Снейп наконец отпустил ополоумевшего мистера Баркли и отошёл от него на пару шагов, не прекращая сверлить убийственным взглядом.
— Я удивлён, что дух Гилдероя не очнулся в вас! — рыкнул он напоследок, сопроводив эту фразу ещё парой непечатных слов. Гнев начал стихать, и из-за его кровавой дымки всё чётче просвечивала правда, сказанная этим жалким гражданином.
«В теле самого отвратительного и лишённого любви человека».
Превосходная характеристика.
Вслед за яростью пришёл минутный истеричный смех, а затем — могильная плита опустошения.
Мистер Баркли, Гилдерой Локхарт и Альбус Дамблдор смотрели на него с ошарашенностью, укором и сочувствием. И, когда молчание начало давить на всех, директор первый подал голос:
— Вы сами спросили, Северус. Мне жаль, — а затем обратился к писателю, осевшему прямо на пол: — Так, мистер Баркли, не могли бы вы снять это проклятие с наших уважаемых профессоров?
Баркли закивал.
— Да-да, сию же минуту, мне надо только знать полное имя господина… который сейчас внутри мистера Локхарта.
— Что же, перед вами Северус Сне…
— Постойте, Альбус! — неожиданно громко прервал его зельевар. Он всё ещё не поворачивал лица к остальным, но голос его был подобен стальному клинку.
Все застыли от неожиданности.
— Не может ли это дело… подождать?
Опять гробовое молчание — и вот оно уже разрывается стоном Гилдероя, запрокинувшего голову и схватившегося за волосы. Баркли же застыл, как восковая фигура, совсем запутавшись в происходящем.
— В чём дело, Северус? — поднял брови Дамблдор.
— Да, в чём дело?! — возмущённо воскликнул Локхарт. — Вы совсем спятили?! Вы же больше меня хотели, чтобы всё вернулось, что вы… вы… Вы вообще соображаете, что творите?!
— Да, — отрезал Снейп. — Я очень хорошо соображаю, господа. Не можем ли мы повременить с этим до завтрашнего вечера?
Трое магов переглянулись. В глазах мистера Баркли читалось умоляющее: «Мерлин великий, что угодно, только отпустите меня поскорее и больше не бейте».
— Но смысл?! — всё ещё слишком громко спросил Локхарт, не переставая дёргать себя за волосы, будто он хотел даже без помощи проклинателя вырваться из тела зельевара прямо здесь и сейчас.
— Да, почему же, Северус? — повторил его вопрос Дамблдор, но гораздо мягче.
— Есть одно. Дело, — Снейп поднял голову. У Локхарта, взглянувшего на него, упало сердце. Зельевар смотрел прямо на него, и в его глазах смешались холод страшного плана и огонь безумия.
— Я-я-я… Я могу идти? — неуверенно спросил мистер Баркли, после чего сорвавшийся с насеста феникс унёс его из Хогвартса в огненной вспышке телепортации.
— Тогда и вы можете, — произнёс Дамблдор, лишившись своего привычного благодушия. — Хотя, Северус, погодите пару секунд.
Стоило Локхарту закрыть за собой дверь, как Снейп тут же ответил на незаданный вопрос директора:
— Это не что-то незаконное или позорящее имя Локхарта. У нас с ним был договор. А он ещё не исполнил свою часть.
Старый маг кивнул, и зельевар вышел вон, запахнувшись в цветную мантию. В коридоре перед сторожевой горгульей его уже поджидал нервничающий Гилдерой.
— Мерлин всемогущий, — его голос дрожал, — что за дело, Северус?
Убедившись, что в коридоре никого нет, Снейп на всякий случай наложил чары тишины и повернулся к товарищу по проклятью. На губах его вновь застыла жуткая, злая улыбка, абсолютно чуждая мягкому лицу Гилдероя Локхарта.
— Помните, я однажды выручил вас с встречей во «Флориш и Блоттс»? — негромко заговорил он, после чего мог бы поклясться, что услышал сердцебиение остолбеневшего Локхарта. — Тогда я сказал, что однажды и у меня к вам будет просьба. Маленькая, но очень унизительная. Припоминаете?
Гилдерой, сглотнув, кивнул.
— Но, к несчастью, я так и не озвучил пока её, — с деланной грустью продолжил Северус. Локхарт отступил на шаг, но упёрся спиной в каменную кладку и почувствовал себя загнанным зайцем перед играющим с ним хищником.
— Ч-ч... что за просьба? — еле слышно спросил он.
— Не напомните, какое сегодня число? — задал встречный вопрос Снейп.
— Тринадцатое… — и тут сердце Гилдероя пропустило удар. Точно. Тринадцатое февраля. Как он мог забыть.
О нет.
— О, да, — словно прочтя его мысли — или действительно прочтя? — кивнул Северус, и его отвратительная усмешка стала больше похожа на звериный оскал. — Кажется, завтра у вас мог бы быть прехороший денёк… Если бы вы были Гилдероем Локхартом. Но, к несчастью, из-за этого дурного писаки вы застряли в теле… Как он там сказал? Самого отвратительного и лишённого любви человека, кажется?
— Эт-т-то неправда, Северус…
— О, проклятия работают безотказно, — усмехнулся Снейп, наслаждаясь паникой Локхарта. — Кажется, ты крупно влип, приятель. В день всех влюблённых, в час своего триумфа, ты наконец-то будешь узником этого проклятия по-настоящему. Я не первый год здесь, и я знаю, что тебя ждёт. Видеть счастье других и ловить лишь косые и пренебрежительные взгляды в свою сторону, полные издёвки и жалости — как это всё больно и унизительно. Вот только я-то к этому привык. А ты?
Снейп приблизился непозволительно близко к Локхарту, ловя каждый его нервный вздох с упоением.
— И знаешь, завтра не будет ничего нового. На день всех влюблённых Северусу не достанется ничего. А Гилдерою — фонтаны крови из сотен разбитых сердец! — он позволил себе торжествующий смешок. — А ты думал, я приму все эти букеты и поздравления с радостью и благодушием? О, прости, я просто не привык к такому. Я ведь слишком отвратительный и слишком долго был лишён любви, чтобы отвечать на все эти знаки внимания как подобает тебе!
Локхарт хотел возразить. Хотел напомнить, в каком они положении. Хотел закричать и убежать отсюда прочь, в конце концов. Но смог издать лишь маловразумительный хрип.
— Хоть какое-то удовольствие будет от прозябания здесь, — Снейп провёл пальцами по своей щеке, не переставая маниакально улыбаться. — И, к слову, вот моя просьба: не запирайтесь завтра в моем кабинете. Гуляйте по Хогвартсу туда-сюда, будьте на виду. Когда я захочу полюбоваться вашим выражением лица, я сам вас найду.
Затем, сняв заклинание тишины, летящим шагом удалился, оставив полностью уничтоженного этим натиском Гилдероя приходить в себя в одиночестве.
Локхарт плохо спал этой ночью. Он даже представить себе не мог, что обозлённый и угрюмый профессор зельеварения натворит завтра, в день всех влюблённых. Сожжёт все валентинки на глазах ничего не подозревающих школьниц? Своими издёвками доведёт пару-тройку из них до слёз? А потом Рита Скитер напишет в «Пророке» что-то вроде «Гилдерой Локхарт — поедатель женских сердец, и другие известные каннибалы»?
Масштаб завтрашней трагедии уже принимал в голове Локхарта фантастический характер, как вдруг… Вдруг он вспомнил, что сам уже давно не является тем трусливым и напыщенным Гилдероем, каким был три месяца назад, чтобы ломать такие драмы.
«Возможно, завтра мне больше всего понадобится бесценное знание, — подумал он, почти засыпая. — Каково это — быть Северусом Снейпом?»
Утро было светлое и морозное. Хотя об этом живущий в подземелье Локхарт узнал, лишь поднявшись наверх, в обеденный зал. И этот путь был не из лёгких. Как и говорил Снейп, у любого студента, что смел взглянуть на него, лицо тут же приобретало кислый оттенок, будто они ели сочные яблоки и вдруг надкусили недоспелое. Слава Мерлину, дети тут же отворачивались от Гилдероя.
«И это — благодарность за всё, что я сделал?» — чуть раздражённо думал Локхарт, вспоминая, как испуг на лицах учеников во время уроков зельеварения постепенно сменяли заинтересованность и редкие улыбки. Видимо, несколько лет тирании не так-то просто исправить за три месяца человеческого отношения.
Снейп, облачившийся в лучший костюм Гилдероя, сияя, уже сидел за столом преподавателей и, завидев своего товарища по несчастью, вошедшего в обеденный зал, принялся с деланно-скучающим видом демонстративно пересчитывать уже успевшие долететь до него валентинки. Более незаинтересованного лица не получилось бы даже у пятидесятилетнего банкира, проверяющего пачку банкнот от старого клиента.
— Доброе утро, Северус! — радостно приветствовал Снейп Локхарта. — Вы, вижу, не слишком-то выспались. Ничего, кофе сегодня просто превосходный, — и он предложил ему кружку с горячим напитком. Локхарт, заглянув в неё, не смог сдержать обречённой улыбки: на поверхности, конечно же, какой-то умный эльф-домовик нарисовал сливками сердечко.
— Благодарю, Гилдерой, — сухо ответил он, отпивая и чуть морщась от горечи. — А вы смотрите, как бы ваши поклонницы не отравили вас сегодня Амортенцией.
— О, спасибо за предостережение, — благодушно кивнул Снейп, но в глазах у него читался вопрос: «Ваша безумная фан-база и на такое способна?!»
Больше Локхарт предпочёл бы не сталкиваться сегодня с Северусом. Его превосходство было очевидно, и, что самое обидное, сам Снейп знал о нём лучше всех и не упускал то фальшиво-жалостной фразой, а то и неприкрытой демонстрацией своих трофеев напомнить Гилдерою его место на этом празднике жизни. Вдобавок за ним всё время увязывались пухлые купидоны, и Локхарт побаивался, что коварный зельевар в один неподходящий момент якобы случайно натравит это войско лучников на него.
Но в то же время его глодало любопытство: как же Снейп принимает свои дары? Что говорит и пишет в ответ несчастным девочкам, не ведающим о подмене?
Так, направляясь из кабинета зельеварения в учительскую, он вдруг услышал собственный голос за поворотом и замер, прислушиваясь.
— Добрый день, мисс Браун.
— Д-да, добрый, профессор Локхарт, — даже не глядя на лицо девочки, можно было догадаться, что щёки её пунцовые, как знамя Гриффиндора. — Я… хотела бы сказать, что очень рада, что вы ведёте у нас Защиту…
— Что же, дорогая, я тоже очень этому рад, — произнёс Снейп, когда Лаванда Браун замолкла. Только немногие могли бы оценить, насколько правдива эта фраза из его уст.
— И потому… Я хотела бы лично поздравить вас с… — она не договорила. Послышался шорох, затем шаги. Локхарт сделал вид, что только подошёл к повороту, и тут же на него почти налетела второкурсница.
— П-простите, — испуганно пробормотала она, отшатнувшись и прибавив шагу.
Едва не крича: «Ну как?! Что ты с ней сделал?» — Гилдерой наконец завернул за угол. И увидел себя, точнее, Снейпа — растерянного и молчаливо глядящего на коробку шоколадных конфет. Все хмурые морщины его лица разгладились, и могло показаться, что зельевар всё ещё не может поверить в случившееся.
После секундного молчания Северус всё же заметил Локхарта, и выражение глумливого превосходства тут же вернулось к нему. Но было уже слишком поздно.
— Я всё видел, Северус, — негромко, чтобы не выдать их тайну, сказал Гилдерой и покачал головой. — И это вы вчера так грозно распинались о своих злодеяниях на сегодня?
— Это… было слишком неожиданно, — Снейп тут же куда-то спрятал коробку. — В остальном всё идёт согласно плану, уважаемый и всеми любимый Гилдерой, — он одарил его очередной снисходительной улыбкой и удалился, направляясь к выходу из школы.
Но Локхарт уже успел успокоиться. Да, Снейп всё ещё оставался по большей части угрюмым, злым и беспощадным Снейпом. Но даже такого чёрта всеобщая любовь может сделать человеком. А уж этому чёрту, похоже, было просто необходимо, чтобы его хоть иногда вот так любили и уважали.
Северус же в это время оказался в окружении шестикурсниц, куда более бойких, чем юная Лаванда, и принялся раздавать автографы тем самым пером, что Локхарт одолжил ему ещё в декабре. При этом он приписывал двусмысленные фразы вроде «Проклятый вашим взглядом, Гилдерой» и «Прекраснее, чем все принцессы мира с утра, Гилдерой».
Поток поклонниц иссяк вместе с его извращённой фантазией, и он ненадолго остался один во дворе Хогвартса. Отличный момент, чтобы вновь отсортировать новые письма и проглядеть наиболее бредовые любовные послания смеха ради.
— Профессор Локхарт? — тут же, отвлекая его, раздался до боли знакомый голосок.
— Да, мисс Грейнджер? — отозвался он, представив, как накладывает на надоедливую ученицу «Силенцио» такой мощи, что хватит до её седьмого курса. Кажется, сейчас придётся вытерпеть одно из самых мощных поздравлений.
Но вместо того, чтобы рассыпаться в благодарностях и признаниях его таланта и красоты, Гермиона лишь неуверенно протянула ему скромную валентинку.
— Спасибо, что научили настоящей защите от тёмных сил, профессор, — проговорила она, а затем, отведя взор, тихо дрожащим голосом спросила: — Вы… вы не знаете, где сейчас профессор Локхарт?
Брови Северуса взлетели, но не смогли выразить всего его удивления.
— Возле учительской, полагаю, — ответил он и, не успела девочка уйти, тронул её за руку и произнёс уже абсолютно точно от своего имени: — Спасибо, мисс Грейнджер. Как давно вы знаете?
— Ещё с прошлого года, профессор, — потупила взор Гермиона и поспешила прочь от раскрытого Северуса, теперь уже полностью поражённого её догадливостью.
Локхарт вышел из преподавательской, неся стопку проверенных сочинений. Вдруг его окликнул девичий голос:
— Профессор Снейп!
— А, Грейнджер, — кивнул он ей. — У вас ко мне вопрос?
— Ну… Скорее, просьба, — она достала из-за спины шкатулку в форме сердца. — Профессор, вы так замечательно вели зельеварение в этом году и были так добры к нам… Я бы хотела, чтобы вы и дальше вели его! Пожалуйста…
— В каком смысле… — удивлённо глядя на второкурсницу, начал Локхарт, и тут ему в голову ударила паническая мысль: «О нет. Нет-нет-нет. Она всё знает. Кто ещё? Это конец». Затем взял себя в руки и нахмурился:
— Я и так всегда веду зельеварение в Хогвартсе, мисс Грейнджер.
— Но было бы здорово, если бы вы вели его, как сейчас, — испуганная своей смелостью девочка положила шкатулку на верх кипы сочинений.
— Исключено, — сухо проговорил Локхарт, подражая тону Снейпа как мог. Но на секунду он позволил себе смягчиться: — Я не сомневался в вас, Гермиона, и я горжусь вами, — после чего стремительно удалился, направляясь к кабинету в подземелье.
Там он открыл подарок ученицы. Прохладную и мрачную комнату залила очаровательная музыка. Балерина, появившаяся из музыкальной шкатулки, спрыгнула на преподавательский стол и закружилась на нём под негромкий и грустный вальс.
«Мерлин великий, — Локхарт едва смог подавить слёзы умиления. — Какая всё-таки умная девочка…»
День был сумбурный и радостный, но и он закончился. В кабинете Дамблдора вновь очутились трое: Локхарт в теле Снейпа, Снейп в теле Локхарта и мистер Баркли в теле неудачливого проклинателя.
— Прошу, освободите, наконец, Гилдероя Локхарта и Северуса Снейпа от вашего проклятия, — сказал последнему Дамблдор. — Думаю, они уже до смерти соскучились по своим родным рукам и ногам.
Недолгое бормотание Баркли — и вот уже оба профессора повалились на пол без сознания, чтобы уже через минуту, услышав благозвучную мелодию песни феникса, прийти в себя.
Снейп очнулся первым, сел на полу, быстро осмотрел своё тело и ощупал лицо. И произнёс торжествующее: «Наконец-то…» — после чего недовольно намотал на палец прядь волос, ухоженную и пахнущую яблоками.
Затем со стоном поднялся и Локхарт, держась за голову.
— Мерлинова борода, я — снова я! — заявил он после недолгого осмотра и бросился пожимать руку сперва Дамблдору, а затем и мистеру Баркли, который мялся и был бы не прочь исчезнуть так же быстро, как он и появился здесь.
— Но весь ли вы — точно вы? — загадочно подмигнул ему директор. — Не буду вас долго держать. Обоим необходимо отдохнуть. Завтра у вас снова начинается прежняя работа, и я не слишком… — он взглянул в умоляющие глаза Гилдероя, а затем на Снейпа, который лишь примирительно развёл руками.
— Ну… один день в году, да ещё и по такому случаю, я могу дать вам отгул, — улыбнулся старый волшебник.