and i keep trying to figure out
who you were to me
but maybe all that we were meant to be
is beautifully unfinished

Кларк чересчур быстро подскакивает на кровати, тут же окружая себя реальностью: расплывающейся серой комнатой Ковчега со столом, заваленном бумагами по краям и железками — в центре. Сквозь иллюминатор виднеется лагерь, готовящийся в первым лучам солнца, и она тут же признает в плывущей темноте кабинет канцлера. Она отчаянно пытается перевести дыхание, когда понимает, что туман перед глазами — просто слёзы.

— Кларк? — звучит у неё над головой, и тем, кто почти поселился в этом кабинете вместе с ней, может быть только один человек.

Беллами встревоженно наклоняется, чтобы его лицо оказалось напротив её глаз. Кларк усиленно моргает, отгоняя кошмар, и благодарно смотрит на него. Ей всё снится праймфая — как всё сгорает в огне, от которого она не смогла никого спасти. И самое ужасное в том, что тогда все те ужасные вещи, которые она совершила, больше не имеют оправдания. Она просто убийца, которая действительно губит всех вокруг. Когда для победы не понадобилось никого убивать, она оказалась бесполезна.

— Принцесса, — шепчет Беллами, и его пальцы стирают слёзы гораздо эффективней её тщетных попыток это сделать, — посмотри на меня.

Кларк смотрит.

Он медленно опускается вниз, приседая перед ней и сжимая её руки в своих, и они замирают так уже во второй раз в жизни. Только в этот раз Беллами собирается сделать всё правильно. Кларк даже не нужно объяснять.

— Мы выживем и возьмём с собой всех остальных, слышишь? — ласково уверяет он. — А если нет — в этом не будет твоей вины. К тому, что миру конец, мы не приложили рук.

Кларк опускает взгляд на спутанные кудри, отливающие особенным блеском в темноте, на смуглую кожу, покрытую едва заметными веснушками, и тёмные глаза, направленные прямо на неё. В этот момент Беллами окончательно становится её образом надежды, напечатанным в её памяти не хуже старой книги, и она непроизвольно задерживает дыхание, доверяет, тянется к нему и почти верит.

Беллами медленно склоняет голову к её пальцам и ненадолго прижимается к ним губами, согревая её ледяные и до сих пор дрожащие ладони.

— Мы никогда бы не выжили без тебя, — добавляет он, когда поднимает голову и кладёт на её руки.

Кларк с лёгкой усмешкой качает головой и поправляет:

— Без тебя.

Он неловко прикрывает глаза, подводя итоги:

— Чем бы всё это не кончилось, мы всё равно останемся друг у друга.

Она сильнее сжимает его ладонь в ответ на признание — за секунду до того, как отпустить. Беллами помогает ей подняться с неудобного серого дивана, и они плечом к плечу бросаются в новый день.

Кларк просыпается вновь.

За окном шумит ветер, задорно играющий в осинах и цветных лентах, журчит ручей и звенят колокольчики на деревянных домах. Она медленно тянет к себе приёмник и, не сводя взгляда с Долины Мелководья за полупрозрачными занавесками и между стенами с её рисунками, бормочет:

— Снова привет, Беллами.

Она в глупой надежде отпускает кнопку, как будто он может ответить. Кларк не может особо себя винить — с праймфаи прошло слишком мало времени, чтобы она успела привыкнуть.

— Ты снишься мне, — признаётся она, жмурясь.

С ручкой в пальцах, выводящей крупными буквами её имя рядом с цифрой сто. В ровере со скромной улыбкой, когда её грузовик стоит в нескольких сантиметрах от неё, а он снова спас ей жизнь. В предрассветном полумраке в комнате канцлера, в которой они после часто засыпали вместе. С надеждой, написанной на лице, в походке, в действиях.

— Это было место для шутки, — уточняет Кларк, едва улыбаясь в пустоту, и молчит пару минут, прежде чем снова заговорить. — Мы с тобой совершили стандартную ошибку человечества, правда? Подумали, что у нас ещё есть время.

Когда Беллами хочет признаться — они стоят напротив моря, ныне высохшего и покрытого песком, а тогда лишь пахнет свежестью и солёной водой — когда это случается, Кларк тут же прерывает его слова самонадеянным заверением. Ей остаётся на память только взгляд. Когда хочет признаться она, Беллами лишь перебивает её обещанием, что она выживет, потому что не только верит, что так будет, но и в то, что на Кольце они окажутся вместе. Когда его красный скафандр в последний раз скрывается из её поля зрения, Кларк обрывает себя сама — только не как прощание. Она просит его торопиться, а сама никогда не садится в ракету.

— Мы так верили, что всё ещё будет, хоть никогда и не говорили об этом друг другу, — раскрывает глаза она. Ветер всё шумит среди неоправданно зелёной листвы. Как будто конца света никогда не было, как будто бы всё это не было пропитано радиацией — бред. — Я надеюсь, что ты жив, Беллами. Осталось четыре года и триста сорок девять дней, слышишь меня? Не опоздай, прошу.

Она невольно всхлипывает и убирает приёмник на тумбочку у кровати, зарываясь лицом в подушку. Спустя несколько минут Кларк вдруг чувствует на волосах маленькую ладонь и, резко подняв голову, смотрит на едва знакомую девочку над собой. Кларк улыбается, чтобы дать ей надежду.

Каждый раз, когда она сжимает в руках маленькую рацию, она обретает её сама. Через неделю, полгода, год, два и двести дней, три с половиной и почти пять это остаётся неизменным. Никто не прилетает через пять лет, но она обращается к Беллами, и это вновь и вновь даёт ей надежду.

— Я так и не подала никакого сигнала, верно? — горько усмехается она на шестую годовщину праймфаи. Недавно вернулись сверчки, и Мэди счастливо спит, слушая их стрекот. Кларк бродит по другой стороне деревни, чтобы не тревожить названную дочь своими разговорами с пустотой. — Вы все мертвы. Я никогда не смогу раскрыть бункер без вас, и все, кто сейчас внутри, умрут тоже. Это так, Беллами, и больше нет смысла отрицать.

Она сползает по стенке попавшегося первым дома, опускаясь на мокрую от росы траву, и запрокидывает голову к ночному небу, понимая, что её кошмары тогда были правдой. Кларк говорит что-то ещё, но это уже почти не остаётся в её памяти, но когда минуты спустя одна и та же фраза повторяется раз за разом, она осознаёт, что это признание в любви — теперь ненужное, полузабытое на языке, безответное.

Кларк не глотает его в этот раз и не обрывает себя. Тишина на том конце провода тоже не возражает, и она продолжает шептать. С тех пор, как они оказались в лаборатории Бекки шесть лет назад, — ещё вдвоем — она не могла больше отрицать. За прошедшие шесть лет — просто разучилась.

Её взгляд ловит движущийся блеск на небе среди замерших на своих обычных местах звёзд, и Кларк замолкает, глядя, как Кольцо пролетает над ней. Космическая станция подмигивает ей, и, хоть это не имеет ничего общего с глазами Беллами, она вымученно улыбается.

В ту ночь Кларк снится поцелуй Беллами, когда он обещал, что они всегда будут друг у друга.

Несколько дней спустя она опускается на траву у склона, откуда видно всю долину. Мэди дремлет в ровере позади неё, и Кларк старается говорить тише, не позволяя лёгкости в голосе расплескаться до громких нот.

— Эй, Беллами, если ты слышишь меня — прошло две тысячи сто девяносто девять дней с праймфаи… Как бы то ни было, у меня всё ещё есть надежда.