Сравнивая то, как он добирался из Токио до Киото, Чуя ощущал резкий контраст в этих утренних неспешных сборах. Может, еще дело было в том, что он нормально выспался. И у него ничего не болело. Вечером он отчитался вкратце Мори о том, что произошло, из-за чего тот погрузился в какую-то думу в тысячах километрах от своего подчиненного, а потом заметил, что лучше они продолжат разговор, когда Чуя вернется. И чем скорее, тем лучше. Это уже можно было расценивать как намек на то, что Чуе зададут очень много вопросов, и не все они будут касаться Сонеура Синго, о смерти которого в утренней ленте новостей не было ни слова. Человек-призрак. Мори был доволен, что с ним разобрались, но вот в остальном… Чуя собирался продумать все свои ответы, когда будет уже ехать в поезде, потому что вчера мысли толком не сходились, хотя он не испытывал ни страха, ни волнения. Даже сразу отметил для себя некоторые моменты, вроде того, что он теперь невольно в долгу перед одним из членов Вооруженного детективного агентства, пусть он и не просил о помощи, пусть и не был даже на грани смерти, разве что сейчас бы валялся пластом, и врач бы ему нормальный не помешал, но Ёсано решили все его проблемы разом, точнее Дазай их решил. А о нем Мори будет спрашивать больше всего.

 Вчера в их разговоре прозвучал один вопрос, который Чуе по многим причинам не очень понравился. Вообще, пока длилась их беседа, исполнитель полагал, что его не так уж внимательно и слушают, босс то и дело отвлекался на свою мелкую способность, что верещала на заднем плане, но в какой-то момент он вдруг спросил: «Как ты думаешь, насколько далек Дазай от того, чтобы однажды вернуться в мафию?». Чуя аж ошалел тогда, ощущая, как сердечная мышца напряглась, будто раздумывала, стоит ли качать кровь дальше. К чему это? Вернуться? Далек? А разве был близок? Накахара тогда сильно загрузился, пытаясь проанализировать его поведение, откинув в сторону вечные идиотские закидоны шута. Не совсем представлял точно, какой ответ хочет получить от него Мори-сан. Обнадеживающий? Да ну нахуй. Чуя выругался негромко, когда вообще услышал это в трубке – этот конченный псих под боком ему нахрен не нужен, но не ему спорить. В итоге – он не нашелся, что ответить. К тому же в тот момент он пусть уже и успокоился из-за своей дурацкой вспышки гнева, но все равно предпочитал меньше всего думать о бывшем напарнике. Кроме того, он и не переставал на него дуться за то, что тот его использовал самым бессовестным образом. Чертова сука…

 Уезжал он, как нормальный человек – на такси. Из одежды, которой не распугаешь людей вокруг себя, остался только тот костюм, в котором он ходил на встречу с Обой, чтоб его ебнуо где-нибудь! – остальное же запихал в сумку, дома разберется, что там отстирывается и ремонтируется, а что нет; сейчас он мог уже и не заниматься пустой конспирацией, а просто отправиться на вокзал и ждать свой поезд.

 Станция Киото, как всегда, была загружена, многие перебирались отсюда в Осаку или же наоборот курсировали оттуда через Киото в другие близлежащие города. Чуя и подзабыл о том, что тут по-прежнему может быть полно туристов, но за эти несколько дней уже успел и без того расхуячить себе нервную систему, поэтому в этот раз решил, что лучше просто не обращать внимания. У него было немного времени перед отправлением, и Накахара, быстро лавируя в людском потоке, заглянул в несколько магазинчиков прямо там на вокзале, чтобы купить себе бенто. Выбирать особо у него настроения не было, поэтому купил там, где очередь в кассу была меньше всего; сунул коробку под мышку, сверился с расписанием и двинулся к двенадцатой платформе. В общей сложности, на станции Син-Йокогама он будет уже в одиннадцатом часу утра, а там его подберет служебная машина, чтобы сразу доставить в офис.

 Уже в вагоне, Чуя, закинув сумку наверх, устроился возле окна, про себя мысленно зачем-то прося поезд скорее отправиться. Он косился в окно на платформу, только сейчас почему-то пожалев о том, что вчера вечером так и не поддался мигу долбанного порыва выйти на улицу и прогуляться по Киото, когда уже стемнело. Даже просто попадающая на свет городских фонарей сакура выглядела загадочно и таинственно, но он лишь заставил себя дойти до 7-Eleven, чтобы пополнить немного запас продуктов, поскольку кое-кто почти все сожрал, а потом снова забился в свой номер, гоняя в голове мысль – а не спустится ли вниз… Хотелось выпить чего-то, вино или что еще покрепче залить в глотку, но Чуя так и не решился, ощущая, что любой контакт с кем-то говорящим сейчас не особо его обрадует. И он так и просидел один, упаковавшись в футон. Как-то и забыл совсем, как бывает уютно на нем спать…

 Слегка клонило в сон. Синкансэн плавно набирал ход, разгоняясь и унося Чую все дальше от Киото, в который даже если он однажды вернется, то это будет уже совсем другой город, не полыхающий бело-розовыми цветками сакуры и алыми камелиями. Он мог закрыть глаза и видеть по-прежнему, как лепесточки носятся перед глазами. Представлять их в любом месте взмывающими вверх от порыва ветра, а затем оседающими под действием всемирного тяготения. Сила гравитации – Чуя мог легко подчинить ее себе, но лепестки – никакое искусство управления его мощной способностью не сможет заставить их парить столь естественно, так, как они то и дело разлетались над ним. Он бы не хотел вернуться в этот город и увидеть его совершенно другим.

 Накахара Чуя всегда был готов к тому, что судьба любит хуярить его прямо в голову, чтобы вышибать остатки того, что можно называть выдержкой, терпением и желанием выслушивать людей, прежде чем убить самым жестоким способом. До последнего, однако ж, наивно верил и надеялся, что пронесет, что все его дурные предчувствия, которые каждый раз обостряются, неся с собой раздражение, это так – он себя накручивал, но нет.

 Наверно, со стороны выглядело смешно, когда он демонстративно отвернулся к окну, да без пользы, увидев, что в вагон заперлась чертова мумия. Ну, блядь, конечно! Конечно! Дазай так бесцеремонно и охуительно спокойно уселся рядом на свободное место, что даже уже беситься не хотелось, а чего – это вполне в его манере. Чуя, плевав на то, что его поведение будет недостойно взрослого человека, продолжал игнорить, хотя с горечью понимал, что тут бежать некуда, разве что с его способностью он вполне сможет без фатальных последствий сигануть с поезда. Краем глаза он все же следил за Дазаем и не удержался, когда заметил, что тот что-то пытается ему подсунуть. Накахара чуть повернулся, при этом стараясь держаться от гада как можно дальше, насколько позволяло расположение кресел, и уставился на чужую раскрытую ладонь.

 Сначала почему-то внимание привлекли бинты. Снова свежие, даже краешки еще не успели поистрепаться, видать, этот мудак с утреца заново обмотался, а потом Чуя уже с еще большим недоверием вгляделся в то, что лежало на ладони. Он совсем, что ли? Мафиози неуверенно поднял глаза, уставившись в другие, совсем темные, немо спрашивая, зачем он опять его мучает своими подколами.

 – Тут просто нигде не продавалось мороженое с сакурой, я правда искал, я же не мог лишить себя удовольствия глянуть на это, ты бы с ним в руке тогда вообще за какого-нибудь школьника сошел, в общем, уже было некогда, и Куникида-кун сказал, что они бросят меня здесь, если я не потороплюсь, а денег на другой билет уже нет, мне и так в итоге не хватило места в нерезервируемым вагоне, но зато смотри – шоколадный кекс.

 Чуя, отфильтровав большую часть потока слов этого уебка, без какой-либо интонации произнес:

 – Шоколадный? Он зеленющий! И что-то мне подсказывает, что картинка не врет – внутри такая же херотень.

 – Он шоколадный! – Дазай сделал вид, что обиделся. – С добавлением чая матча, тут же написано!

 – Выглядит, словно блевотина какая. Убери это от меня.

 – Если честно, я просто хотел попробовать сам, – Дазай тут же взломал упаковку, – ты предсказуемо сказал, что это дрянь, и я со спокойной душой съем это без твоей помощи.

 О боже, дай сил! Мудачье! Дичайшее! Чуя смотрел на то, как Дазай пытался отделить кекс от бумажной обертки. Цвет в самом деле оказался просто вырви глаз, вкус – представлять не хотелось. Хотя, по выражению лица Дазая, который не стал париться и сразу откусил так приличненько, все было не так уж и плачевно.

 – Когда я уже избавлюсь от твоего общества, боже?

 – Не к тому взываешь, там тебя не услышат, смирись, – хмыкнул Дазай с набитым ртом и едва не подавился, Чуя лишь прошипел что-то ругательное. – К тому же мы выходим вместе.

 – Что мне мешает убить тебя прямо здесь?

 – Куча свидетелей?

 О, блядь, не поспоришь! Тогда Чуя пустил в ход еще один аргумент:

 – Это место занято.

 – Едва ли, редко бывают, соглашусь, все же свободные места в сезон ханами, но люди существа непредсказуемые, могут и опоздать, и поменять планы, и умереть, что никогда нельзя исключать. Мы уже проехали Нагою, а до Син-Йокогамы остановок больше не будет, так что, думаю, я вполне смогу удачно пристроиться тут. Хоть никто, вроде Куникиды-куна, зудеть над ухом не будет.

 – Дазай, какого черта?

 – Что?

 – Какого, ебать, хуя?!

 – Чуя, не ругайся здесь.

 – Сука, да мне похеру! – Чуя вполне мог ругаться и при этом не орать на весь вагон, достаточно того, что его шипение слышит этот пизданутый. – Какого черта ты тут отираешься, кретин?!

 – Некуда было сесть, – Дазай сунул в рот остатки кекса и развел руками, будто реально приперся просто потому, что внезапно возле Чуи – бинго! – нашел свободное место. Рыжий же злобно закатил глаза и перехватил длинные пальцы этой мумии, тут же вывернув их так, что еще одно движение и они треснут. Жалеть его он не будет. – Ай! Ты чуть чего, сразу рукоприкладством начинаешь заниматься.

 – Знаешь, как ты меня заебал за последние часы? Возишься рядом, ноешь, – Чуя сильнее сжал его пальцы, продолжая чуть выворачивать. – Сейчас донимаешь, хотя сам обычно предпочитаешь держаться от меня подальше, забыл?

 – Ладно, твоя взяла. Один момент, не более. Ты ведь будешь говорить обо мне своему боссу?

 Чуя замер, вопросительно глядя на Дазая. Когда он вот так внезапно начинал говорить о серьезных вещах, становилось не по себе.

 – Возможно, уже даже говорил, – тот будто бы грубо прощупывал почву.

 – Что с того?

 – Мори-сан как бы уже в курсе насчет того, с чьей подачи Сонеура взорвал ваши суда.

 – Ты что, с ним разговаривал?

 – Нет, он общался с нашим директором, – Дазай помолчал, глядя перед собой. – Это из-за причастности Достоевского.

 Чуя лишь кивнул. Он уже и сам стал догадываться. Кажется, ему надо будет очень хорошо подумать над тем, что он представит в сначала устном отчете, а потом письменном. Как-то больно сложно выходило.

 – Речь шла о сотрудничестве.

 – Как бы неприятно это не звучало, но не первый раз мафии сотрудничать с вами…

 – Нет, ты не понял. Ему нужно, чтобы был только я. Как думаешь, сколько в голове Мори Огая планов относительно того, чтобы снова втащить меня под свое крыло?

 Чуя невольно сильно сдавил пальцы Дазая, тот айкнул, и его тут же отпустили. Накахара отвернулся к окну. Ну, теперь понятно, к чему вчера был задан тот вопрос.

 – Чуя, я хочу, чтобы ты передал ему, что на его любое предложение я отвечу отказом. Мы тут с тобой совсем недавно говорили о том, что ты тоже терял друзей, но не сравнивай Одасаку с теми другими людьми…

 – О, блядь, он святой, что ли, что ты так…

 – Да дослушай! – Дазай дернулся, впервые глянув на него без этой своей маски конченного придурка. – Твои друзья гибли на заданиях, гибли от рук врага, так уж случилось, что им не повезло. Одасаку же подставили свои. Я могу быть хоть миллион раз гением, но ничего тогда не сделал. А Мори слишком хорошо знал, что делать, чтобы справиться со мной. И ничто не будет мешать ему манипулировать в таком духе и дальше, больно действенный прием был, не находишь? Разве что он не ожидал, что я забью на это все и свалю, и мне не жалко, потому что в этом был смысл. Хоть в чем-то он тогда, блядь, был, – как-то понуро добавил Дазай.

 Чуя, не зная, как реагировать, заметил:

 – Что толку сейчас ныть? Понятия не имею, чего ты добился всем этим, своим уходом, но уж точно не похож на человека, который обрел свой путь.

 – Хочешь, чтобы я признал, что слова Одасаку были ошибочными?

 – Да мне как-то похуй на него, если честно, и я понятия не имею, что он там, подыхая нес тебе, ты же съебал и ничего не сказал. Просто услышь, что на светлой стороне ты смотришься неубедительно.

 – Если ты не знаешь всех моих причин, то тебе просто сложно судить о том, что убедительно, а что нет.

 – Странно, что ты говоришь об этом именно со мной.

 – Ну, ты же мой бывший напарник.

 – И какое ключевое слово здесь? Произнести по слогам?

 Дазай, съехавший по сиденью и жавшийся до этого затылком в спинку кресла, чуть скосил глаза на Чую, а потом потянулся к нему чуть ближе, едва слышно произнеся:

 – Ты просто до сих пор обижен, вот и считаешь так.

 – Обижен? О бля… Как ты этим меня достал! Ты вызываешь не чувство обиды, а чувство бешенства, Дазай, но, знаешь, хорошо, пусть будет так, – Чуя внезапно нашел в себе силы проявить выдержку и не испугаться чужого напора. – Я, в отличие от тебя, вполне могу принять и признать подобные вещи, а не выделываться и рисоваться, сидя тут рядом.

 – Не совсем понимаю, о чем именно ты щебечешь.

 – Скажи честно, Дазай, неужели бы ты не справился с Синго без моей помощи? Я сейчас не беру в расчет, что его в итоге позорно застрелили.

 – Хм, дай прикинуть все варианты… Вероятность обойтись без тебя всегда была, но я просчитывал все самые дурные исходы, и решил, что подстраховаться будет нелишним, учитывая, что с тобой все же не так просто справиться. К тому же ты сам не грохнул его в тот момент, на который я рассчитывал. А у тебя были все шансы.

 – И все же?

 – Что? – Дазай в самом деле не понимал, за что он тут должен оправдаться. Ай, что с имбецила взять?

 Чуя извернулся, притянув его к себе за шиворот, чтобы говорить в самое ухо, и не дай бог кто услышит:

 – Обида, Дазай? Смести акценты еще немного и, может, до тебя дойдет, сучья падла, обидно мне или что? Но проблема на самом деле в тебе, – Чуя чуть не растерял обретенные в один миг решимость и уверенность, когда Дазай, пытаясь удержать равновесие из-за неудобной позы, схватился за его бедро, интересно, на них сейчас пялятся? Поздно отступать, сглатывая, будто не было заминок, Чуя злобно прошипел: – Кажется, тебе обидно тоже, и называется это несколько иначе, но да хуй с ним, а я тебе одно скажу: если не прекратишь играть со мной, теша не то свое самолюбие, не то пытаясь компенсировать отсутствие чего-то, о чем ты и думать не хочешь, я дам тебе повод определиться со всем, даже с предложением Мори.

 – Чуя, – Дазай сделал попытку отодвинуться и сесть ровно, но в итоге его снова дернули на себя, из-за чего он ощутимо так приложился переносицей о лоб Чуи, а тот даже не обратил внимания.

 – Заткни пасть. Слушай сюда, ущербный, я правда не шучу: помнишь, – Чуя сделал вдох и сдавленный выдох, что аж в груди больно стало, но он улыбался, почему-то радостно и искренне, – как тогда в Сайтаме? А? Прям на полу? Блядь, как все болело потом. Вот будет также, только сверху буду я, Осаму, чтобы вправить тебе мозги. Мне похуй, если тебя это волнует, в мафии или где ты там будешь выносить всем мозг, но не смей со мной так делать. Порой все твои действия охереть как очевидны, я, знаешь ли, тоже не дебил. Так что имей смелость и совесть.  Все, свободен, – он резко выпустил его, отпихнув от себя и сев ровно, надеясь, что особо шума они не произвели, распугав всех вокруг своими разборками.

 – Надо дыхание перевести, – после заминки чуть слышно пробормотал Дазай, таращась то в потолок, то в сторону на полуспящих бизнесменов, что катились в поезде этим утром, чтобы уже где-нибудь через часок вещать на каких-нибудь переговорах; затем перевел взгляд на Чую, который, чуть вжавшись к окну, смотрел на него, будто ждал, какой будет далее эффект, щурился, подозревая в какой-нибудь гадости, но все же не шелохнулся, когда мужчина протянул к нему руку, чуть задевая пальцем по носу. – Где все твои веснушки, Накахара Чуя? Я раньше все пытался их разглядеть, они у тебя, кажется, даже на плечах были.

 – Сука ты такая, ты даже признаться нормально не можешь.

 – Ты знаешь, как у меня спина болит? Я, наверно, вернувшись, первым делом пойду к врачу. К Ёсано не пойду, она меня всего переломает, ей дай волю, только вот собрать обратно не сможет. Так что ты, это, повремени со своими угрозами, ладно?

 – Съебись, пока не помог.

 – Да, пойду погуляю по вагонам, – Дазай все же выпрямился и готов был подняться с места. – Но насчет Мори – я серьезно, Чуя. Ни за что, никогда, ни ради чего-либо.

 – Я уже понял. И, кажется, все тебе сказал на сей счет. Повторяю: съебись.

 Дазай лишь качнул головой и в самом деле, поднявшись, двинулся прочь. Чуя не шевелился, пока не убедился, что он действительно покинул вагон, перейдя в соседний. Только после этого резко склонился вниз, выбивая из легких воздух. Он сжал пальцами лоб, склонившись практически до колен и упираясь головой в убранный столик сидения перед ним. Едва сдерживал в себе бурный ненормальный смех. Легче ему не стало, для этого надо было хотя бы вдарить Дазаю, поставить фингал, к примеру. Он зажал рот рукой, потихоньку успокаиваясь. Все так же бесит. И совершенно отвлекает от того, чтобы собраться с мыслями и подумать о том, что он будет говорить Мори; куда-то в сумку он засунул купленный на вокзале бенто и так еще и не успел добраться до него. Черт, жаль отказался от этого мерзкого зеленого кекса, надо было попробовать. Дазай так быстро его слопал…

 Исполнитель Портовой мафии, Накахара Чуя, в самом деле уже прекрасно задней мыслью осознавал, что в разговоре с Мори ему придется дико импровизировать, потому что до самого последнего момента, пока не оказался уже у дверей в его кабинет, в его голове так и не смог прокрутиться хотя бы примерный план ответов. Отчитываться он, в конце концов, пришел не за косяки, задание выполнил, а то, что для этого связался с Дазаем – Мори и сам теперь был вновь дико озадачен этой персоной, судя по всему, и у Чуи были основания даже предполагать, что босс может использовать и его самого для этого. Такая перспектива не казалась оптимистичной, но Накахара вполне мог обнаружить в ней и выгоду для себя.

 Когда он вошел, поклонившись, босс сидел в кресле перед закрытым от света снаружи окном, играя со скальпелем, подкидывая его вверх и ловя четко за рукоять. Он определенно сразу понял, что уже не один, но продолжал игнорировать подчиненного, а Чуя терпеливо ждал, будучи уверенным, что на это уж у него точно выдержки хватит. Мысли он не скомпоновал в голове, но в остальном остаток его поездки прошел спокойно, и он даже уже заранее знал, что после встречи с боссом может быть свободен на сегодняшний день, хотя вполне был готов продолжить работу. После живодерской процедуры Ёсано, он даже забыл о вечной сонливости – будто весь обновился. Эффект явно не будет действовать вечно, но сейчас бы он воспользовался моментом.

 – Чуя-кун, как тебе Киото? – Мори зажал скальпель между указательным и средним пальцем левой руки и принялся болтать им из стороны в сторону.

 – Слишком размеренно.

 – Чудесное место, – отозвался Мори, будто и не слышал его реплики. – Традиционная культура, близость к природе, несмотря на то что за какие-то полчаса на поезде можно добраться до более шумной Осаки. Чудесное место для командировок.

 – Да, только если не возникают всякие неприятные сюрпризы, коих было даже слишком много.

 Мори с интересом повернулся к нему, чуть даже нахмурился.

 – Странно выглядишь в этом костюме. Где старый? Что с тобой было?

 – Грохнулся в реку, – истина истин!

 – «Порча»?

 – В пределах разумного, – вот и гадай, что он имел в виду, но Чуе совсем не хотелось обсуждать этот момент. Мори прекрасно знает, как порой бывает он плохо отходит от этого, а тут чуть ли не цветет.

 – Рад, что ты цел. На самом деле предполагал, что так просто эта поездка не кончится. Жаль, что причастный ко взрывам был устранен, но этого мы и добивались, я к тому же порыл информацию – если бы он продолжил вертеться подле нас, этот Сонеура, проблем бы не обрались. Не хотел бы я потом иметь каких-то разговор с правительственными чиновниками. Но это все легко утряслось бы. Больше мне не понравилось то, что им манипулировали. И сразу двое. Да еще и с похожим мышлением. Дазай-кун, как он там поживает?

 – Пытался повеситься, ничего интересного.

 – Как там говорят? У всех одаренных что-то не так с головой? Я иногда думаю, есть ли у нас в этой самой голове это самое «что-то не так», – Мори ловко крутанул скальпель в руке, – вырежи – и никаких проблем. Но, боюсь, тогда нарушатся какие-то важные связи, – босс мафии тяжело вздохнул, глядя куда-то отсутствующим взглядом, при этом скальпель держал крепко, словно представлял, как заносит его над кем-то. – Так что бы ты мне ответил на тот мой вопрос, Чуя-кун?

 – Этот придурок просил передать, что шансов вернуть его сюда у вас нет.

 – Категоричный мальчик, – хмыкнул Мори и поднялся. – А-а-а, столько проблем в голове! Даже на себя времени нет! О, да! Сегодня приедет ко мне один бизнесмен из Токио, попьем чай, побеседуем о важном и вечном. Скользкий тип, пытается играть на два лагеря, как глупо, наверно, он совсем плохого мнения обо мне, хотя я не давал повода так думать. Да, Чуя-кун, будь готов ночью, скорее всего, что-то пойдет не так, хочу, чтобы ты был рядом. Наверно, не буду его приглашать сюда – опять потом ковер чистить, Элис всегда на меня кричит, когда обнаруживает на полу пятна крови.

 – Я понял, босс.

 – Тогда до вечера. Твой отчет о командировке жду. Поторопись, но и не забудь указать все важные детали.

 – Слушаюсь, – Чуя склонился в пояс, а затем покинул кабинет Мори.

 Что ж, очевидно, что он не задал ему напрямую многие вопросы по той простой причине, что и сам прекрасно догадывается, что ему ответят. А что будут утаивать. Впрочем, насчет последнего, Чуя просто не собирался говорить о том, что касалось лично его, как он считал. Но все намеки уловил четко и ему придется хорошо подумать над тем, как не стать выебанной всеми сразу разменной монетой в личных разборках Мори-сана и его бывшего исполнителя.

 Возвращаться в свои нескромные апартаменты было немного странно после того, как он, блядь, э-э-э? – привык к небольшой и дешевой, по его меркам, комнатке отеля в Киото. И подумать не мог, что шикарный вид из панорамных окон на Минато-Мирай покажется внезапно каким-то чужеродным, что будет соперничать с пейзажем, где небольшие частные домики раскинулись плотными рядами, залитые утренним солнцем, а на фоне зеленеют невысокие горы. Возможно, прельщало то, что все было непривычным и новым, развеивало рутину, но, с другой стороны, Чуя особо и не помнил, чтобы как-то любовался Йокогамой. Не до этого было. Лишь изредка бросал взгляд, лишь порой думал о том, что во имя защиты этого города сам и крушил его, но все это было чем-то привычным ему, потому уже никак и не трогало.

 Чтобы как-то перестать истязать себя нахлынувшими мыслями, Чуя отправился разбирать вещи, чтобы в очередной раз оценить потери. Его потрепало не так уж сильно, и он вполне может просто все отдать в чистку. Интересно, что бы о нем думали, если бы он все свое барахло, вымазанное в грязи и кровище, отдавал бы в какую-нибудь обычную городскую службу? Точно бы уже на него донесли, что какой-то маньяк-убийца регулярно просит отдраить его шмотки, проверьте-ка его, кажется, тут кровь не одного человека. Вообще-то Чуя обычно действовал чисто, ему не обязательно было с кем-то соприкасаться, чтобы уебать насмерть, и если уж на одежде была кровь, то принадлежала она ему самому. Он несколько минут методично прощупывал одежду, выискивая, не осталось ли чего в карманах, прежде чем запихать в мешок, пока не дошел до куртки, в которой был, когда впервые въебался нос к носу с Синго на кладбище. Можно даже особо и не стирать, просто тщательно стряхнуть пыль, но все равно стал шарить по карманам, в какой-то момент брезгливо отдернув руку, ощутив в глубине одного какую-то гадость. Блядь, что он умудрился туда запихать? Все же снова погрузил руку и вынул на свет уже совсем увядшей и засыхающий красный цветок японской камелии.

 От нее не осталось и следа той свежести, которой она еще дышала, когда Чуя нашел ее на дороге и подобрал. Он все еще ее помнил: такой спелый цвет, не отличающиеся особой ажурностью лепестки, но зато на ощупь словно бархатные и на вид посеребренные от игры утреннего света, и желтая полыхающая и будто все еще пульсирующая жизнью середина. Ничего от этого не осталось, кроме воспоминаний с колюще-режущими краями. Мужчина так и смотрел на цветок в руке, сжимая в другой куртку за рукав, где-то на заднем плане думал о том, чтобы откинуть ее в сторону, но пальцы так и продолжали крепко сдавливать ткань. Чуя смутно помнил, что, не дав Дазаю снова схватить своими лапами цветок – с каким бы опять намерением он не полез, – он шел, сжимая мягкое создание природы в руке, а потом сунул в карман. Зачем?

 Сентиментальность едва ли его на самом деле пронизывала, он лишь слабо улыбался, когда этот несостоявшийся элемент гербария под воздействием гравитации приподнялся над ладонью и все той же силой способности был развеян в пыль. Ничего не осталось, лишь отблески красного все еще мерцали в воздухе, но быстро потухли. Чуя все так и стоял, прислонившись плечом к стене, держа куртку и полуслепо, расфокусировав зрение, таращась не на вид за окном, а на собственно отражение, что мутно проглядывалось на стекле. Те цветки сакуры, что он видел в Киото, наверно уже растеряли свои лепестки, хотя камелии, наверно, по-прежнему цветут, и эта бы все еще цвела, но ей суждено было развеяться, забрав что-то с собой.

 Чуя еще немного помял в руке куртку, делая глубокие вдохи. Кажется, у него передоз от впечатлений, а забивать себе подобным голову – слишком большая роскошь. Покусав губы, Накахара неохотно, но настойчиво запрятал все эти мысли и сияющие образы Киото поглубже в память. Потом достанет.