Даже когда тень загораживает свет, Дазай все равно не отвлекается. Его мало волнует то, что он сидит прямо на холодном полу и даже не додумался опустить зад на собственную сумку, он слишком поглощен чтением книги, что попалась ему на столе в кабинете человека, которому он всего несколько часов назад всадил пулю сначала в горло, чтобы помучился, захлебываясь кровью, а потом уже в висок, чтобы просто наверняка, хотя вероятность выжить и так была ничтожно мала. Осаму схватил книженцию, даже не заляпанную кровью, и вот теперь увлеченно листал, в частности, заинтересовавшись той частью, где описывались всякого рода ядовитые смеси, гарантировавшие мгновенный летальный исход.
– В самом деле, словно для меня писали. Только вот ингредиенты достать не так просто. Интересно, если через старые каналы попробовать…
– Что ты там опять бормочешь, придурок? Поднимайся, – Чуя пинает его носком ботинка, на котором еще не обсохли капли дождя, предвещающего приближение тайфуна. – Здесь все занято, все застряли из-за того, что синкансэны прекратили движение, у них есть только одноместный номер.
– О, Чуя, одноместный? – Дазай отвлекается от книги и, показушно-довольный, поднимает голову, встречаясь с хмурым взглядом. Шляпа Чуи вымокла, на его плаще на плечах до сих пор блестят капли, да и сам Дазай похож сейчас на ободранного кота, а его светлый плащ так вообще теперь только в чистку отдавать. – А твое руководство не будет возражать против столь близкой кооперации представителей двух как бы враждующих организаций?
– О чем ты? Я же не сказал, что пущу тебя в номер, – Накахара довольно скалится, хотя ожидал, что выражение лица Дазая будет куда более недовольным и расстроенным, но он продолжает тянуть лыбу, словно болван какой, и Чуя уже теряет свой настрой на то, чтобы позлорадствовать.
– Неужели у тебя в самом деле поднимется рука выставить меня туда? – он тычет пальцем за стеклянные двери. Улицы Осаки, куда они прибыли из Кобе, чтобы пересесть на синкансэн, встретили их не особо приветливо с учетом погоды.
– Рука не поднимется, но нога – легко. Пиздуй отсюда. Я занял себе место. Можешь побегать, поискать по округе, пока там еще не сносит ветром, – Чуя наклоняется, хватая свою сумку и демонстративно перекидывает меж пальцев выданную ему ключ-карту. – И сделай потом так, чтобы ты возвращался другим поездом, подальше от меня.
Дазай хмыкает и пытается понять, неужели он в самом деле так за пару дней, что они были в Кобе на задании, сумел его достать. Да быть не может! Он сдерживался! Да и, откровенно говоря, не до Чуи было. Собственный босс очень наставлял Дазая на том, чтобы работа была выполнена в максимально короткие сроки, чтобы никакие данные не успели убежать в сеть. Это же было в интересах и Мори, на которого среди той массы цифровых записей была целая куча компромата, поэтому он так и упорствовал на совместном проведении задания, и Дазай честно сосредоточен был более чем, так что Чуя мог бы и не ныть по поводу того, как его достал бывший напарник. Лучше бы спасибо сказал, что в разборке, что случилась еще до того, как они ликвидировали эспера, что и был носителем всей информации, не пришлось прибегать к крайним мерам. Дазай, конечно, не дал Чуе воспользоваться «порчей» не по причине великой заботы, а просто понимал, что после этого толку от рыжего уже будет никакого, что хуже. Но и в дальнейшем не пригодились эти крайние меры, все чудно сложилось, и только приползший невовремя тайфун расхуячил все планы вернуться домой и предаться своей самой любимой любовнице – лени.
Что ж, раз Накахара встал в позу, Дазаю придется как-то решить этот вопрос.
Чуя оценивает свое настроение примерно по той же шкале, что и Японское метеорологическое агентство, определяя уровень мощности тайфуна, который пусть и был понижен с категории «жесткий» до «очень сильный», все равно должен нанести своим дурным нравом неприятный ущерб. Осака, возможно, отделается, а вот мелким городишкам вдоль бурных рек, скорее всего, не повезет; Чуя разве что не собирался расплескивать свой праведный гнев на всех вокруг, достаточно одного человека, но был уверен – лучше будет, если тот окажется подальше от него. Для собственного спокойствия.
Тупая мумия хоть в этот раз и не доставала особо сильно, но Чуе было неуютно рядом с ним, на то у него были свои дурацкие причины, Дазаю даже неизвестные, но заполняющие мысли, словно прогрессирующие метастазы, и Чуя то и дело нервничал, словно боялся, что ляпнет что-то не то. Когда он оказался в номере один, то уже не так страшно было об этом думать, и он чуть успокоился, пройдя в небольшую комнату и сразу же оценивая, насколько тут крепкие окна. Отель – все же не помойка какая-то, Накахара себя ценит, этаж высокий, едва ли что-то может быть разбито, но он по привычке морально готовится к удару стихии, думая уже о том, чтобы сбегать в ближайший комбини, где еще не успели растащить запасы воды и сухой жратвы, которую в обычное время он в жизни в рот не возьмет. Это все больше по теме Дазая, его нынешний образ жизни, и Чуя не горит желанием в него погружаться. Разве только… Вернуть в тот, от которого он убежал.
Накахара, словно ощущая обреченность быть подсаженным вечно на этот наркотик, садится на стул, едва скинув с себя влажный плащ, шляпу аккуратно кладет на стол и низко нагибает голову, словно пытается вытрясти из нее все раздражающие мысли. Он ведь не настолько был пьян. И счастье просто, что в этот момент рядом была всего лишь Коё, но даже в ее присутствии в здравом уме он бы не стал выдавать что-то подобное, тем более на тему этого утырка. Но его понесло, и он помнил довольно четко, как ныл, что желает возвращения этого долбаного пидора в мафию! И тут надо было сделать пометку: не в мафию – к нему. Самое интересное, что не сказать, что в нормальном, не в проспиртованном состоянии, Чуя прям убивался на эту тему, слишком уже взрослый для этого, давно расставивший приоритеты и мыслящий здраво, прекрасно понимающий, как оно теперь все сложилось и что лучше не крушить, и не бить по фундаменту со всей дури, чтобы не накрыло, но то был какой-то неприятный момент отчаяния, которому он спонтанно поддался, да еще и в чужом присутствии. Коё еще сама коварно задавала ему наводящие вопросы, видимо, собираясь окончательно прояснить момент касательно их отношений, который ее не прям мучил, но четкости никогда в понимании не давал, а тут Чуя, будто терять нечего, и не стал скрывать, что с его стороны это было не просто поводом поебаться после нервно проведенного дня, а ему – ну еще бы! – приятно было находиться рядом с этим балбесом, пусть и сопровождалось это извечными приступами дать ему чем-нибудь острым в неспрятанный под бинтами глаз… Дазай снимал обычно эту чертову залихватскую повязку, если они ночевали вместе. На кой черт он сказал об этом Коё? На кой ебаный черт он сказал ей много еще чего такого, из-за чего заново задумался о своем отношении к Дазаю, которое характеризовалось по-прежнему этим «все еще хочу и не хочу отдать». «Хочу» не подразумевало при этом только быть в разных позах выебанным этим садюгой.
Чуя вполне бы мог спокойно пережить этот момент не прям позора, но ненужного для него вовсе откровения, тем более что Коё лишь поджимала губы, явно не особо радуясь тому, что все ее подозрения нашли себе крепкие опоры и стали теперь фактами, подтвержденными из первых уст, но вот только ее эта фраза о том, чтобы Чуя все это так не оставлял у себя колыхаться в голове да в груди, а серьезно подумал, что с этим делать, ему совсем не понравилась. Что имела в виду анэ-сан, говоря о том, что он чего-то все еще ждет, какого-то эффекта, какого-то конца… Чуя прежде так глубоко не погружался в эту проблему, но эта женщина внезапно окунула его с головой, правильно заметив, что он ведь для чего-то все еще бережет в себе эти чувства, а не дал покрыться разъедающими язвами ненависти и обиды, хотя этого было полно. Накахара послушал да решил, что не станет заморачиваться, тем более, Дазай на тот момент вновь пропал с поля его видимости, но вот подстава – и они едут вместе. И он все думает. Как еще не проебал весь их план, благо, что профессионализм не отказывает в нужный момент. Они могли бы уже спокойно себе нестись в сторону Йокогамы, куда прибыли бы через пару часов, благополучно обласкали бы друг друга потоком нелестных слов и все. Но чертов тайфун… Дазай, конечно пошутил на тему того, что Накахара вообще зря страдает, ему с его способностью можно и своим ходом долететь, ну да, Чуе не страшна подобная стихия, но он тоже не собирался расходовать свои силы, да и как-то по статусу не полагалось. Дазай бы начал ржать, скажи он ему подобное, но Чуя лишь отмахнулся. Себе дороже реагировать на его шпильки.
Сейчас можно себе позволить понаслаждаться покоем без всяких забинтованных придурков, обдумать то, что он так неосторожно выдал Коё, а затем, как только снова пустят поезда, валить домой и угомониться.
Чуя поднялся с места, покружил немного по комнате, замер на несколько минут, проверяя сообщения в телефоне, и, когда уже в самом деле собрался отправиться штурмовать ближайший магазин, вздрогнул от громкого стука в дверь. Он, конечно, сразу же представил себе самый дурной исход, когда неизбежно придется открыть, но все же до последнего верил, что это всего лишь обслуживающий персонал отеля.
Нет, блядь, это самый преданный фанат суицидов, чтоб его! Чую бесит, когда он так улыбается. Словно уже победил. Интересно, он еще успеет захлопнуть у него перед носом дверь?
– Чего приперся? Как ты вообще сюда пробрался?
– Включил свое обаяние на всю мощь! – Осаму бесцеремонно отпихивает его плечом в сторону и проходит в номер, тут же разуваясь. – Здесь очень милые девушки на ресепшене. Конечно, мне нужен был какой-то предлог, чтобы меня пустили к тебе, и я просто сказал, что будет не очень хорошо, если мне придется идти в другой отель, а мой парень останется тут, а дальше я просто давил на их естественное умиление…
– Сука, ты что сказал? – Чуя впечатал руку ладно что ему не в череп, а рядом. Стена предупреждающе затрещала.
– Ой, да брось, у тебя все равно ни с одной из них не было бы шансов, какая разница? – Дазай легко убирает его руку и проходит дальше. – К тому же, в этом номере вполне могут существовать двое. Тебе, как верному псу, устроим местечко у кровати, расстелешь там свой плащ и свернешься в клубок, а я, так уж и быть, не наступлю на тебя утром.
– Я знаю, что ты хочешь сдохнуть, но не думал, что так сильно желаешь сделать это от моей руки, – Чуя проворно хватает его за шкирку, при этом больно тянет за пряди волос и обрушивает на пол. Дазай явно хорошо сейчас приложился затылком, но не издал ни звука возмущения, но все же выдал из себя глухой стон, когда ему в грудь уперлось чужое колено. Если бы не способность, Чуя бы так легко не извернулся в узком коридорчике, переходящем непосредственно в комнату, но алое свечение тут же сошло на нет, однако в том нет необходимости, потому что приложить Дазая можно и традиционным способом. – Совсем ополоумел? Какого хуя? Даже не думай, что я позволю тебе тут остаться!
– Я вообще-то внес свою часть суммы за проживание, – Дазай это произносит так, будто его только что не завалили довольно болезненно на пол.
– Да похуй! Я не собираюсь провести еще несколько часов с тобой в одном пространстве! Съебись!
– Но там ливень! И! Ты смотрел прогноз, Чуя? Тайфун! Будет только хуже!
– Весь ад придется на Токио, а Осака далековато, так что ты и на улице переживешь его чудесно. Разрешу тебе оставить тут свои пожитки, а теперь выкатывайся!
– Тебе меня не жаль? – Осаму тянет руку вверх, касаясь внезапно щеки Чуи, навевая совсем ненужные воспоминания.
– Убери клешню, а то пальцы сломаю.
– Ломай, – тот замирает, словно в ожидании, и как-то это подозрительно.
Чуя резко выпрямляется, уже и без того понимая, что выставить Дазая отсюда будет задачей непосильной. Но и как-то мириться не хочется с его присутствием рядом. Он вроде как и где-то там в своих тайных некогда для кое-кого мыслях и желает оказаться с ним наедине, но сейчас не особо подходящее время, да и вообще Накахара мало верит в то, что оно когда-нибудь станет подходящим.
– Черт с тобой, делай, что хочешь, только меня не трогай.
– Ты просто чудо!
– Ты слышал, что я сказал?! – Чуя старается на него не смотреть, он хватает со стола шляпу, а затем плащ. – Не смей лапать мои вещи, скоро вернусь! И только посмей с ногами завалиться на кровать! И это именно ты будешь спать на полу! В прихожей!
Все, кажется, сказал все, что хотел. И вылетел поскорее наружу, прежде чем Дазай что-то такое ляпнет, за что захочется и убить, и расцеловать, правда, потом убить все же.
Осаму не особо празднует победу. Он же не отвоевал комнату, всего лишь потеснил рыжую фурию, хотя надеялся, что все же это будет безболезненно, а теперь кости слегка побаливали после встречи с полом, впрочем, Осаму привык, что каждое его слово могло спровоцировать бурную реакцию, так что не жаловался.
Вообще-то он думал, что Чуя больше распсихуется из-за его появления, и Дазай даже специально пытался его спровоцировать, не говоря уже о том, что ничего такого он не говорил, когда напрашивался заселить его с тем злобным парнем в шляпе. Да, купил своим обаянием, но это было не так сложно, учитывая, что данный номер все же предполагал двойное размещение. Просто хотел немного позлить Чую, а тот взял да удрал.
Не сказать, что прям уже начал скучать по его обществу, но, как сам считал, не тяготился им, как то открыто демонстрировал Накахара.
Осаму последнее время ощущал что-то вроде неприятного отката. Очень запоздалого и совсем не к месту и не ко времени его постигшего, но смиренно принятого. Когда-то давно, когда он съебал, как выражался Чуя, из мафии, он думал, что это даст ему какой-то новый стимул, поможет дальше держаться, может, определит какой-то путь, скрытый от глаз и сердца. Он определил себе его, новый, ради которого тоже прошел немало, заставил изменить своим некоторым привычкам, кажется, в какой-то степени достиг того, к чему ему завещали стремиться, а он слепо рванул, но затем внезапно оглянулся и осознал, что ничего не чувствует. Ничего, кроме крупиц разочарования, что давят изнутри, а еще это дурацкое чувство, что он еще больше растерял.
Пытаться вернуть былые отношения с Чуей – Осаму не настолько наивен, чтобы думать, что можно вдруг сделать сразу несколько шагов назад. Но отказать себе в том, чтобы вести себя с ним, как раньше – тут сложно было удержаться. Без цели, в которой не видел ныне смысла, каких-то последствий. Просто ловил хоть какое-то мимолетное удовольствие от того, что на него бурно реагируют. А большего и не ждал.
Недовольный исполнитель Портовой мафии вернулся где-то через полчаса. Ввалился в номер, стряхивая с прозрачного зонта, судя по всему, приобретенного в комбини, откуда он и явился, капли дождя и что-то там злобное бормоча себе под нос. Осаму, восседавший гордо на кровати, чуть высунулся, глядя на то, как его бывший напарник пытается вместе с пакетами, зонтом и самим собой вписаться в небольшое пространство.
– Чуя, ты же мелкий, этот номер должен идеально тебе подходить, а ты не можешь разойтись в четырех стенах.
– Заткни пасть, пока этот долбаный зонт не всадил тебе в горло, – он злобно пихает его в подставку, захлопывая за собой дверь, а Дазай соскакивает на пол, собираясь порыться в принесенных пакетах, но его тут же хлопают по рукам. – Не смей сюда лезть! Это мои запасы на случай, если мы тут застрянем из-за тайфуна надолго!
– Но ты же сам говорил, что тут не должно быть все так страшно, – Осаму все равно лезет в пакеты, выуживая оттуда бутылочку горячего чая с молоком, и сжимает сразу в руках, чтобы не отобрали, да заодно руки погреть, пока не успела остыть.
Чуя как-то устало смотрит на него – редкий случай – сверху вниз, пока Дазай расселся на полу и не дает ему дальше пройти, а потом делает проще: сбросив с себя уже вконец промокший плащ, просто перелетает через него. Дазай, перебирая купленное, не может не отметить, что Накахара явно учитывал его присутствие, несмотря на слова об обратном, и как-то это навевает ухмылку, но немного грустную, потому что Осаму не хотел бы обмануть себя этой случайной заботой. Не сказать, что его это как-то растревожит, но все же заставит вновь подумать о том, что его не особо радует.
Они едва-едва перекидываются фразами между собой. Чуя лишь недовольно шипит что-то о том, что к ночи сила ветра достигнет максимума, и пока нет надежды на то, что поезда пустят вовремя. Он так и роется в своем телефоне, пока ему внезапно кто-то не звонит, и Чуя не вылетает прочь в коридор. У Дазая есть подозрения, что это Мори, но он не задает лишних вопросов и даже не идет к двери, за которую вылетел Чуя, подслушивать, дабы убедиться в своей догадке. Его отвлекает уже совсем иное. Он изучает номер глазами, выискивая самые удобные места, а потом так прикидывает, что они на девятом этаже сейчас и куда практичнее будет просто сигануть из окна, и удачно будет, что дождь смоет кровь сразу же, не придется потом наводить порядок. Ну да, он доставит проблемы местным службам, в такую погоду мало приятного будет собирать его останки, но желание убиться внезапно так приятно стало щекотать внутренности, что Дазай готов был даже кончить на этой ноте.
– Что сказал босс? – напрямую поинтересовался все еще живой Дазай, когда Чуя вернулся с каким-то задумчивым видом.
– Не твое дело. Это внутренние вопросы, а ты, кажется, предпочел, держаться подальше, вот и замри себе тихо в углу, не доебывайся.
– Всего лишь спросил. Вдруг руководство еще какое задание придумало, но, честно говоря, в такую погоду – только спать! А это мысль! – Дазай подскакивает с места и резко расстилает постель, забираясь прямо так в одежде, не реагируя на то, как ошалело на его наглое поведение взирает Чуя.
– Ты охерел? Кровать моя! – он тянет за край плотного одеяла, но Осаму больно хорошо уже успел в него замотаться.
– Чуя-кун, я же тебе сказал, что спать ты будешь, словно верный пес у кровати, вот и пристраивайся там где-нибудь.
– Еще рано спать, уебок.
Тут Чуя, несомненно, прав, только восьмой час, и Дазай, даже если вырубится сейчас, то потом будет бродить остаток ночи.
– Сейчас сплю я, потом – ты, все, отвали, – он зарывается под одеяло вместе с телефоном, оставляя Накахару слегка удивленным во внешнем мире, где за окном в самом деле усиливаются дождь и ветер; Дазай не видел необходимости объяснять своему ныне вынужденному напарнику, что решил заснуть, дабы не дать себе сейчас повод впасть в сон вечный, а то не совсем вовремя. Почему-то колола мысль, что при Чуе этого делать не хочется.
Накахара еще несколько минут пытался понять, где подвох, таращась на кровать и торчащую из-под одеяла макушку, но потом решил, что ему не столь важно постичь в этом мире все истины, особенно, если они касаются забинтованных непроходимых бревен, поэтому отмахнулся. Мори в самом деле звонил ему, но, как показалось, будто бы со скуки, Чуя даже толком не понял, что он хотел ему сказать насчет каких-то там его личных дел, и куда больше его зацепил последующий звонок Коё – будто предчувствовала. Естественно, она просекла, где и с кем он застрял, но эти допросы… Чуя ощутил себя каким-то малолеткой. Можно было бы и без этого обойтись, да и зря она думала, что он так уж переживает. И вот где-то тут скрывается самообман. Самоубеждение работало паршиво, но Чуя старался. Он разобрал продукты, ругаясь на себя за то, что покупал все с учетом Дазая, но решил, что так будет лучше, нежели он потом начнет выпрашивать и ныть, сам перекусил, а затем, оставшись в одной рубашке, снова взгромоздился на стул, копаясь в своем телефоне, отслеживая прогноз погоды и заодно отдавая кое-какие распоряжения своим подчиненным в Йокогаме, где погода тоже бесновалась уже во всю мощь. Чуя то и дело вскидывал глаза, когда рамы уж больно сильно вздрагивали, но в целом выглядели довольно крепкими, и попросту перестал реагировать, готовый в любой момент силой гравитации побороть ворвавшуюся стихию.
Сложно сказать, что именно его так расслабило. Может, он слишком прислушивался то и дело к сопению под одеялом в паре метров от себя, что был невольно убаюкан этим звуком, и отрубился.
Склонность так легко терять бдительность вообще-то никогда не была присуща Накахаре, поэтому, увидев себя со стороны, он определенно бы обалдел, да еще и в позе: закинув ноги на стол – развалился, словно у себя дома с бокалом вина, хотя по факту до этого пил остывший зеленый чай с жасмином, и так крепко вырубился, что пропустил момент, когда угроза подкралась незаметно, склонившись над ним.
– Я уж было хотел брать тебя на руки и перетаскивать на кровать, – хмыкает Дазай – в наступившем мраке его лицо плохо различимо, но карие глаза все равно слабо мерцают, и, заспанный, Чуя легко различает его коварную ухмылку, но еще прежде ощущает то, от чего у него в районе затылка нарастает целый ледник, готовый сковать его всего от того, как Дазай явно намеренно скользит рукой по голому бедру, едва прикрытому рубашкой.
Чуя зачем-то вцепляется в недопитую бутылку с чаем, сжимая ее так, что едва не выплескивает наружу остатки, и резко садится ровно. Он пытается проморгаться, а заодно сделать вид, что ничего не заметил и не почувствовал, а то еще придется как-то на это реагировать, а молодой человек что-то совсем не ощущал себя в нужной кондиции для этого. Во-первых, не мог понять, как он так отрубился, во-вторых, побоялся, что себе потом будут дороже подобные разборки с Дазаем. Он соскочил с места, потянувшись через стол к окну: порывы ветра бешеные, это хорошо слышно, и вода заливает стекло, но до катастрофы, кажется, еще не дошло, и хочется обманывать себя, что они ненадолго здесь застряли.
Время близилось к двенадцати ночи.
– Чего ты подскочил, – бормочет Чуя себе под нос, просматривая погодные сводки, – вали дрыхнуть дальше, не крутись возле меня.
– Я, кажется, выспался, – Дазай тянет руки вверх и прогибается назад в спине, пытаясь размяться, а потом начинает расстегивать на себе жилетку, из-за чего Чуя попадает под гипноз на доли секунд, – можешь валить в теплую постельку, я прогрел ее специально для тебя.
– Блядь, как мерзко звучит, – Чую передергивает, но вовсе не от отвращения на самом деле.
– Да? – Дазай, уже роющийся в холодильнике под столом, оглядывается на него. – Раньше ты, наоборот, предпочитал после меня идти в душ, чтобы завалиться в уже теплую постель.
Чуе хочется его пнуть сейчас. Он нервно хватается за портупею на груди, оттягивая ее, из-за чего ремень больно впивается в спину, а потом спрашивает сквозь зубы:
– На кой черт ты сейчас мне это все вспоминаешь?
– Ностальгия, – Дазай, рассевшись прямо на полу, чуть прикрывает глаза, словно смакует это слово. – Неведомое мне состояние, но иногда поддаюсь ради интереса.
– Твоих откровений мне еще не хватало.
– Но ты сам спросил. Я съем мелонпан? Удивлен, что ты такое покупаешь, – Дазай в свете, что исходит из нутра холодильника, изучает булку, покрытую бледно-зеленой глазурью. Эта с кремом, она вкуснее.
– Хватал первое, что попадалось под руку. Там вычищают все в связи с тайфуном, – Чуя недовольно таращится в экран телефона, читая информацию о том, что синкансэны пустят, самое раннее, во второй половине уже почти наступившего нового дня. При этом он косится все на Дазая, не зная, радоваться или нет тому, что тема нагретой постели так быстро слилась. И вообще он внутренне злился, что Дазай о подобном упомянул, потому что теперь в самом деле хотелось забраться под одеялко на приятную простынь, но Накахара так и сидел на месте, боясь продемонстрировать правильность того, о чем тут пел этот идиот, который сейчас невольно щекотал своими волосами ему колени, и Чуя, злясь на себя, сводил ноги. – Что ты там расселся?
– Ты место за столом занял, – резонно отзывается Осаму, задумчиво отщипнув кусочек от булки, от которой еще сильнее потянуло сладким дынным запахом, и Чуя уже жалеет, что отдал ее на растерзание этому извергу, самому захотелось впиться зубами. Отобрать, что ли?
Но Накахара лишь молча встает, размышляя о том, как спокойно было в Кобе останавливаться не просто в разных номерах, у них даже гостиницы были разные, и вообще, если честно, он не знал, где там жил Дазай, они встречались уже на месте. Но где-то же он вещи оставлял, не побирался же по улицам… Чуя прогуливается в ванную комнату, а потом уже заваливается на кровать, стащив с себя портупею и краем глаза наблюдая за Дазаем, что занял его место и продолжал жевать булку, явно добравшись уже до той части, где был вкусный крем. Аромат дыни так и витает теперь по комнате, и Осаму поворачивается к нему, немо спрашивая, в чем дело, но Чуя лишь мотает головой и ныряет под одеяло, все же надеясь словить остатки тепла.
Долбаный Дазай. Долбаный ливень, что долбит в окно.
На самом деле парень-то и не особо рассчитывал на то, что сможет снова заснуть, но в сон все же погружается, да только выныривает из него снова по не сразу ясной причине. Он лежит носом к стенке, все еще ощущая сладкий запах в комнате, и не может понять сходу, что именно его раздражает, приподнимается на локте, испытывая легкое головокружение, которое почти сразу проходит. Он глядит перед собой все еще слипающимися глазами и думает, какого хуя вообще, пока не слышит голос так и сидящего в кресле в потемках Дазая.
– Чуя, мы же точно с тобой не в лав-отель заселились, но уже минут пятнадцать меня не отпускают сомнения.
Ну да, теперь мысли выстроились в более ровный ряд. Чуе нисколько не мешало, что за окном беснуется ветер, швыряя в стекло капли дождя и гремя чем-то, что плохо было закреплено, просто за стеной кто-то самозабвенно трахается, и вот тут как-то уже не до сна.
– Блядь, а потише не могут? – Чуя ворчит это чисто на автомате.
– Ну, судя по звукам, у них там дело неплохо движется и явно будет не один раунд, впрочем, я понимаю, что еще делать в такую погоду?
– Спать!
– А вдруг люди боятся тайфуна и стресс снимают?
– Если тебе так неймется, иди постучись к ним, будешь третьим, – недовольно ворчит Чуя и тут же вздрагивает, когда об стену с той стороны кто-то ударяется в порыве страсти, – твою ж мать, – он тянется к выключателю в изголовье кровати, поворачивая его немного, после чего комната наполняется тускловатым, но насыщенным оранжевым светом от лампы в углу, – теперь хрен заснешь.
– Да ладно тебе, весьма занятно!
– Я не извращенец, чтобы подслушивать, как люди ебутся!
– Ты не подслушиваешь, ты просто невольно участвуешь в качестве свидетеля в акте чьего-то мига удовольствия плоти, вот и все.
– После твоих слов это теперь воспринимается еще хуже.
– Чуя-кун, а чего ты жалуешься? У тебя есть предложения иные? Попросишь их прерваться или быть потише? – Дазай щурится в тот момент, когда некто за стеной особо страстно начинает стонать. – Ощущение, будто парень специально стонет, как девчонка, – внимательно оценив звуки, приходит к заключению детектив. – Чем его там трахают, что он на такой ноте рвет связки? Больно старается, неестественно звучит.
Чуя невольно тоже вслушивается и жмет плечами, мол, ничего такого ему не кажется и вообще ему похрен, еще не хватало определениями естественности тут разбрасываться. Он только собирается сползти с кровати, чтобы взять со стола остатки своего недопитого чая, как Дазай выдает:
– Знаешь, ты всегда куда более проникновенно стонал, и ни разу не возникало мысли сказать, что симулировал. Мне нравилось слушать твой хриплый голос, интересно, сейчас бы он так же звучал?
Сначала хочется банально выбеситься из-за такого откровенного комментария, но Чуя резко меняет свой настрой, при этом даже не забыв про чай. Свесив ноги на пол и сделав глоток, стараясь не реагировать на шум за стеной, он серьезно интересуется:
– Ты специально то и дело мне обо всем пытаешься напомнить?
– Но ведь нельзя же сделать вид, что ничего не было?
– Почему вдруг? – Чуя ощущает нечто странное из-за этого разговора. Его только недавно развозило на эту тему при Коё, и он особо не видел решения его проблемы, а тут – пожалуйста, Дазай чуть ли не предлагает поговорить об их прошлых отношениях. Причем не в качестве напарников, с этим все понятно, и Чуя, как бы ни делал вид, что его от всего этого тошнит, не мог отрицать того факта, что они по-прежнему не растеряли чувство друг друга и этой слаженности можно позавидовать, но вот их отношения как бывших любовников… Это уже вопрос совершенно иной категории, и сердце предательски трепещет от того, что, оказывается, Дазая это волнует, хотя Чуя пока не поймет, в каком именно смысле. – По тебе не сказать, что тебя подобное особо колышет.
– Что ты знаешь о том, что может меня колыхать, Чуя-кун? – Дазай упирается подбородком в собственные сложенные пальцы, и будто это не он сейчас вытягивает свою ногу, задевая оголенную щиколотку Чуи, хотя при этом то и дело косится на стену, покусывая губы.
– Легко! Первое – суицид. Второе – двойной суицид с какой-нибудь девицей. Третье – ну ладно, пусть это будет кто-то вроде Достоевского, потому что у тебя здесь чисто спортивный интерес, так как ты уверен, что ты все же умнее его. Четвертое – ебучая попытка доказать, что ты выполняешь завет своего погибшего друга и всеми силами дерешь задницу ради этого. И где-то в этих промежутках снова мелькает суицид. Я не прав?
Чуя и сам понимает, что эта хищная улыбка, оголившая зубы, вся целиком дарована ему, и Дазай не собирается скрывать своих эмоций. Сам от этого невольно улыбается.
– Почти оргазм от твоих слов, – он специально всматривается в мужчину напротив столь пристально, чтобы не осталось сомнений. – Как мне это сделать? Уверен, мы уделаем этих болванов за стеной по громкости. Они меня бесят.
– Иди к черту, Осаму, – Чуя встает и выкидывает пустую бутылку в ведро, – я не буду скрывать, что не против с тобой трахнуться, к тому же ты сам слишком прозрачно намекаешь, но едва ли ты сможешь удовлетворить меня в полной мере, чтобы я тут еще и соревнования устраивал.
Тот в недоумении разворачивается следом за ним на стуле, тянет свои загребущие руки к чужим бедрам, тянет на себя, да Чуя не особо сопротивляется, будто ему впервой оказываться силой у этого неполноценного человека на коленях.
– Я так понимаю, запросы твои выросли, а вот сам ты не особо.
– А ты как был жутким мудилой, так и остался таким же, – Чуя вполне решает, что может себе позволить удовольствие погрузить руку в чужие волосы, а далее наблюдать за тем, как Осаму только и ждет, что его сейчас больно дернут, но он лишь перебирает пряди, слегка задевая кожу головы ногтями. – И что-то не верится, что ты можешь сгодиться на нечто большее, нежели на использование тебя в качестве секс-инвентаря.
– Ты грубый, Чуя, – Дазай сначала улыбается, при этом дуя губы, словно его дико обидели, но потом все эти эмоции стираются с его лица, и Накахара лишь чувствует, как его прижимают крепче, вжимают в себя, и под своими ладонями, что вдавлены сейчас в грудь, где слишком легко прощупываются все ребра, он ощущает слишком судорожные импульсы. – Ну, так скажи мне, или покажи, чего бы ты хотел, – шепотом произносит Осаму, чуть щуря один глаз, когда за стеной протяжно стонут, и видно, что не его одного это долбит по оголенным нервам.
Накахара, больше все же погруженный в свое личное, не желает демонстрировать, что он столь доверчив, особенно, если дело касается этого ублюдочного существа, но ему внезапно хочется поверить, даже если он потом осознает, что снова обманулся. В конце концов, он не теряет сейчас ничего, потому что никогда и не держал в руках, и чуть привстает на коленях, хватая Дазая обеими руками за лицо и прижимаясь к губам, предательски выдыхая режущий грудь стон, когда его тут же оглаживают прохладными руками по пояснице под рубашкой. Сначала почти что ласково, а потом вдавливая пальцы в кожу, и Осаму нисколько не церемонится, стаскивая с него белье, и приходится совершать лишние движения, чтобы дать стянуть с себя окончательно, но Чуя не отрывается от влажного рта, специально прикусывая губы, чтобы даже не смел пытаться его отодрать, хотя едва ли Дазай сейчас на подобное пойдет, особенно когда его руки заняты тем, что сжимают точно ведь до синяков кожу на ягодицах, тем самым прижимая к себе.
А у Чуи уже там полноценный стояк, и трение о ткань чужой рубашки скоро распалит только сильнее, и ему как-то похуй, что опять его назовут излишне эмоциональным, а еще ему прекрасно известно влияние всех его вздохов и стонов на мозг казалось бы самого невозмутимого человека в этом долбанутом мире, и Чуя знает, что там зреет под его задницей, но Дазаю, кажется, нравится поиздеваться над самим собой, да и он предсказуемо шепчет что-то там такое на ухо о том, что Накахара по-прежнему не отличается терпением. Он шутит еще про ту парочку за стеной, но Чуя уже давно не реагирует на посторонние звуки и шорохи: у него в голове бушует кровь, она же все сильнее приливает к члену, и желание чужих рук на нем – скорее не просто физическая потребность, а что-то из серии того, о чем тут распинался Дазая – ностальгия, но Чуя не хочет ностальгировать. Он хочет этого конкретного мига, и того, что может за ним последовать.
Чуе не хочется никаких долгих прелюдий, и он готов лезть прямо сейчас в штаны этого отбитого предателя, но тот внезапно подхватывает его, прижимая крепче, и поднимается вместе со своей разгоряченной ношей. Дух захватывает, когда бросают на постель, и Чуя чуть приподнимается на локтях, чтобы видеть весь процесс избавления от одежды. Стриптиз так себе, даже не пытается хотя бы соблазнить: сука, знает, что можно и не упираться, но вид все же такой, что Накахара где-то задней мыслью невольно готов заткнуть этих горластых возмутителей спокойствия за стеной.
– Будешь возиться, я передумаю, – предупреждает Чуя, чисто чтобы сказать какую-нибудь гадость.
– Куда ты денешься? Или гордость позволит тебе потом в одиночестве дрочить в душе?
– Могу сделать это у тебя на глазах, – Чуя пожимает плечами, следя за тем, как Дазай роется в собственной сумке, догадываясь, что именно он там пытается откопать. Кто бы сомневался.
– Оставим этот вариант на другой раз, – отзывается Дазай, швыряя на постель блестящие упаковки. – А вот кому-то придется потерпеть, пока его жопка будет достаточно подготовлена. У меня не весь арсенал с собой.
– Можешь не упираться, – Чуя сам, ощущая, как его и без того уже крутит в паху, переворачивается на живот, тут же вставая на колени, – не собираюсь ждать, да и погода под настроение.
– Тут не поспоришь, – Дазай выглядит дико довольным из-за того, что ему только что прямым текстом практически сказали, что он может быть грубым, чем он не преминет воспользоваться.
Накахара ожидает этого, но его все же слишком резко дергают назад за волосы, а потом просовывают пальцы в рот. Он кусается, за что получает шлепок по заднице, а потом кроет забинтованного придурка последними словами; хотел двинуть в ответ ногой, но попадает по пустому пространству.
– Не рыпайся, быстро облизал пальцы, я сам ждать не собираюсь.
– Сука, сам лижи свои пальцы, – Чуя это кое-как произносит – слишком сильно запрокидывают ему голову, чтобы неповадно было без дела использовать язык, а затем сильно давят на него, собирая всю слюну. Он отвык, он давится, ощущая слезы в уголках глаз, но возбуждение от того даже сильнее, и звуки тайфуна где-то за окном только больше провоцируют себя отдать во власть этого монстра сзади.
Дазаю, кажется, там сносит совсем башню, когда он погружает свои пальцы в напряженный анус, и Чуя сдавленно шипит, но даже не пытается как-то отстраниться, уж это он перетерпит, даже в каком-то мазохистском нетерпении облизывает губы. Резко, грубо, ногти неприятно царапают, Дазай еще и навалился сверху, целует и кусает в шею, ругает отросшие волосы Накахары и только ускоряет движения пальцами, а потом смачно целует в щеку с фразой: «И так сойдет». Чуе вовсе не нравится, что ему дают время перевести дыхание, пока Дазай возится с презервативом, тело подрагивает, да еще и раздражает этот и правда какой-то неестественный с ноткой симуляции шум за стенкой, но сильно жаждущий рискует захлебнуться, и приходится стискивать зубы, потому что толкаются в тело безжалостно, даже не дают привыкнуть; давят на спину, чтобы прогнулся сильнее. Черт, больно, да и Дазай резко втягивает воздух сквозь зубы: головка его члена чувствительно сжимается тугими стенками, и он с трудом находит в себе достаточный объем воздуха, чтобы сдерживаться, потому что по его хаотичным движениям на своем теле Чуя ощущает, что его хотят и очень сильно, и Дазай, кажется, только сейчас это осознал, не успев как-то морально проникнуться этой мыслью. Ощущая накатывающее головокружение, Чуя сам то и дело смаргивает непрошеные слезы, из-за которых оранжевый приглушенный свет надкроватной лампы кажется каким-то волшебным, словно он смотрит сквозь кристалл с сотнями граней, и разум мутит еще слаще, и без того полный тумана от возбуждения, болевых и одновременно почти уже приятных ощущений.
– Ты трахался с мальчиками, Чуя, пока меня не было, а, признайся? – шепчет где-то возле уха Дазай не своим голосом, чуть покусывая кожу за ухом, а потом тянет к себе, больно вдавив пальцы в подбородок, чтобы засосать, не давая ответить на свой же дебильный вопрос.
– А ты хочешь верить, что я страдал в одиночестве, пока ты где-то шлялся, шлюха ты такая продажная? – Чуя не сразу умудряется выдать это предложение, потому что оно по большей части тонет в громких стонах, что вырываются из груди уже более ритмичными толчками сзади, он почти распластался на кровати, будучи не в силах удерживать себя даже на локтях: Дазай так и жмется к его спине грудью, все больше оголяя его плечи и целуя их, точно ведь уделает всю рубашку, скотина!
Суицидальная тварь почему-то ничего не отвечает на его реплику. Снова целует его, дергает за волосы, сдавливает бока, тянется рукой к члену, стирая пальцами обильно выступившие капли, размазывает по своим бедрам, а потом снова сжимает член в своей руке, синхронизируя движения, а Чуе уже жутко приятно от скольжения внутри, он разве что немного расстроен из-за того, что не было никакой реакции на его слова, потому что хотел поиздеваться над Дазаем, специально ответив неоднозначно на его вопрос, хотя он сильно лукавил, потому что кроме Дазая никого к себе более подпустить Чуя не собирался, не говоря уже о том, что для него все это было не завязано только на одном сексе, о чем и хотелось сказать этому идиоту, но сейчас что-то слова не особо шли в голову. Ветер со всей силы долбит в окно, а у Чуя даже не реагирует, потому что у него виски взрываются от того, как дохуя важный для него человек не щадит его тело, заполняя безжалостно, а потом еще и внезапно переворачивает на спину, разводя ноги Чуи так, что если бы не хорошая физическая подготовка, то точно бы повредил ему мышцы и кости.
Наверно, за стеной было хорошо слышно, как он кончил, совершенно обездвиженный – Дазай так крепко держал его за руки и до последнего не отпускал, а потом еще и навалился сверху, не прекращая движение. Чуя, кое-как вывернув запястья, впился пальцами в простыни, задыхаясь и позволяя себя полностью отупить жару, что волнами стал изводить тело. Он вытаращился куда-то слепо в потолок, щурясь от оранжевого света, что отражает сейчас весь пожар в теле, внутри, откуда выскальзывает чужой член, и Чуя, получив возможность вдохнуть чуть глубже, потому что на грудь прекратилось давление, ощущает липкие касания где-то у себя на бедрах. Дазай явно, как всегда, вымажет его собственной спермой, и Накахара пропускает этот момент, наконец-то находя силы нормально сглотнуть где-то уже в тот промежуток, когда мягкий язык проходится по все еще колющей чувствительностью головке, убирая остатки спермы.
– Кто еще тут верный песик, – шепчет Чуя, дергая за волнистые пряди, а потом все же чуть приподнимает голову – Дазай сейчас пиздецки соблазнительно выглядит, когда он такой взъерошенный, тяжело дышит, глаза горят – живые как никогда, губы красные и жмутся к такой же налитой кровью плоти, и Чуя откровенно ловит себя на мысли, что хочет его еще больше, такого красивого, как сейчас, но надо перевести дух: он никак не может понять, буря ли это изводит себя за окном или все же это шум в голове никак не сойдет на нет.
– Хуй я кому дам тебя трахать, Чуя, – Дазай проходится языком по его животу, трется щекой о влажную кожу. – Я все еще дурею от тебя так, как раньше. Сам всего себе заберу.
– Так что же бросил?
– Ты бы со мной не пошел.
– И то верно.
Они всматриваются друг в друга, и Дазай подползает ближе, припадая к губам, в этот раз непозволительно нежно зарываясь пальцами в рыжие волосы, подминая Чую под себя, а тот только и рад обхватить его ногами за талию. Они замирают, слушая шорохи и приглушенные стоны за стеной, при этом смеясь почему-то, а потом легкими касаниями губ задевают щеки друг друга, прикрыв глаза, пропуская лишь сквозь ресницы яркие теплые отблески, словно визуальное проявление окутывающего сейчас тепла.
– Я слушаю тебя, – Дазай через некоторое время их обоюдного покоя проходится губами по уху, напоминая о том, что Чуя собирался высказаться, и сейчас самый момент.
Да, наверно. Обычно начинаешь дергаться, но Чуя сейчас даже доволен, что недавно все так вот случайно выложил Коё, потому что теперь ему было уже похрен на какое-либо смущение. Он прогибается в спине, невольно радуясь тому, что Осаму правильно понимает его, подхватывая рукой под спиной и прижимая к себе крепче, рыжий целует его в краешек губ, обхватив за шею, чтобы был так близко, как только можно сейчас, и лишь на краткий миг позволяет себе отвлечься, долбанув рукой по стене, чтобы не нарушали чужой интимный момент.
– Если честно, не верю в то, что тебя можно о чем-то просить, ты – та еще эгоистичная сука. Но хотелось бы самое малое для себя, чтобы это осталось возгоранием внутри, понимаешь? После всего – ты будто разом все смёл и ничего не оставил, а без этого паршиво, – негромко говорит Чуя, рассматривая огненные от света лампы блики в глазах напротив: Дазай хмурится, но не потому, что не понимает его слов, скорее теряется, не веря в то, что он все еще достоин того, чтобы услышать эти слова. – Я люблю тебя, хотя это не отменяет каждый раз желания въебать тебе так, чтобы больше не встал. Я понимаю, что рассуждать тут особо не о чем, но хочется просто, чтобы от этого чувство остался хотя бы какой-то блик, блеск, а не то, что я получил, когда ты съебал.
– Это похоже на признание в том, что ты прощаешь меня за то, что я свалил.
– Да хуй тебе, это я точно не забуду. И тачка моя вечно будет на твоей гребаной совести, пиздобол! – заявляет Чуя, подставляя все больше шею, хотя было немного больно от того, как ее покусывали. – Ты просрал все в тот раз, и не верю, что можешь повторить, но хотя бы сейчас дай за что-то ухватиться, потому что с того момента ничего не осталось.
– И подумать не мог, что ты мыслишь в подобном ключе, – Дазай переворачивается на спину, усаживая Чуя на себя, а потом вдруг начинает ржать, что явно прекрасно слышно и за пределами этого номера. – Господи, видел бы ты себя, весь светишься, еще рыжее, чем прежде!
– Блядь, ты всегда все портишь! – Чуя долбит его довольно ощутимо в грудь кулаком, Дазай ойкает, продолжает смеяться, но потом настораживается, замирая, когда чуть откинувшийся назад любовник начинает с намеком сжимать в руке заново набухающий орган.
– Ох, ну, вижу, ты готов мотивировать меня сильнее, – Дазай оглаживает его колени и поворачивает голову к стенке. – Кажется, у них там все же намечается затишье. Предлагаю их добить!
– Не отвлекайся, – Чуя съезжает чуть ниже по его ногам, тут же склоняясь и беря в рот, но он собирается коварно раздразнить: его губы почти невинно охватывают головку, он едва ощутимо трогает языком, зная, как это сейчас бесит Дазая, но тому лень заставить взять глубже. Просто прикрывает глаза, бормочет что-то о тайфуне за окном – да, завывания ветра слышно хорошо, но уже и без того понятно, что разрушительная мощь обошла Осаку стороной, а это так – остатки недовольства.
Накахара и не думал, что стихия способна так подсобить. Дазай, конечно, тут может напиздеть все, что угодно, но Чуе похеру. Он плавно в этот раз движется, немного жалея о своей ранней опрометчивости сделать все резко, но да поздно, а хочется, но даже так ловит вскипающее удовольствие, запрокидывая голову, окрашивая каждый выдох голосом и проникаясь каждым чувствительным касанием внутри, хватая слепо чужие пальцы, что гладят его по бокам. Веки прикрыты, и Чуя погружается в какой-то свой особый кайф от уюта этого дурацкого электрического света, который всеми свои оттенками оставит ему напоминание о том, о чем он все же осмелился попросить Дазая и дать ему понять свои желания.
Его тянут за руки ближе, целуют в губы, развратно, что невольно ухмыляешься от того, что именно так и хотелось. Надо же, они и правда все еще на всех уровнях ощущают друг друга. Накахара даже не замечает, как время от времени перестает контролировать свою способность, и контуры его тела озаряются ярко-ярко, но тут же гаснут – Дазай даже не успевает ощутить воздействия, о чем, может, капельку сожалеет, поэтому и старается еще сильнее погрузиться в уже совсем мягкое и податливое тело, что с таким желанием принимает его.
Чуя не вспоминает про то, что там творилось за стеной, ему слишком хорошо, чтобы думать о чем-то постороннем и волноваться, что кто-то его услышит.
Можно, конечно, долго притворяться спящим, но Дазай прекрасно понимал, что Чуя давно просек, что он уже не спит, но они так и лежали молча. Осаму пропустил ночью как-то момент, когда его зажали к стене, но уже в свете дневном был не против уткнуться носом в чужую спину, а раз уж и без того понятно, что они оба не спят, можно было и рукой полапать под одеялом – Накахара еще сонный, не особо сопротивляется, так что самое то сейчас пользоваться моментом. Тем более терять уже нечего, и Дазай сам нарвался со своими провокациями, но, кажется, он доволен, хотя и не предполагал, что Чуя вообще решит откровенно высказаться. Морально Осаму не был готов к подобной серьезности, тем более всеми своими действиями он практически пообещал изменить то, в каком положении он был сейчас, но внезапно захотелось искренне постараться преодолеть все барьеры и сделать это действительно для себя. Вроде бы тайфун, что бесновался ночью, не коснулся его никак своими порывами, а такое ощущение, что перевернул все в голове за одну стремительную ночь. Может, Дазай просто так сильно соскучился по чужому телу и прикосновениям, что его сейчас так крыло, но боже, разве он уже не потерял и так все, что мог, чтобы не дать себе такую легкую попытку, которую для него преподнесли в готовом виде?
Утренние философствования в постели – бесполезное занятие, и он просто сдирает с Чуи одеяло, чмокая его в первое попавшееся место где-то в районе тазобедренной кости, за что едва не получает по губам.
– Ты можешь не дергать меня так с утра? – ноет Накахара.
– Что, кто-то уже пожалел о том, что согласился быть выебанным в моем любимом ритме? – хмыкает Дазай, перелезая через него, но с кровати, узковатой все же для них двоих, не сползает, подтягивает парня к себе за ногу, пока тот не может расстаться с подушкой, хотя давно уже проснулся. – Ты врал, Чуя-кун! – тянет Дазай гласные в его имени, зная, что дико бесит этим. – Уверен на все сто процентов, что ни с кем ты не был все это время.
– Какая тебе разница от этого? – Чуе просто лень с ним спорить, видимо, иначе бы уже начал вопить.
– Тебе бы понравилось, если бы твое имущество кто-то лапал? Вот я и радуюсь…
– Да как же ты бесишь! – Дазай ожидает, что его попытаются прибить подушкой, уворачивается легко, даже выдирает из рук и швыряет в сторону, чтобы лишить оружия, способного накормить его пылью. Чуя не особо расстроен тем, что атака не удалась, он заваливается обратно, слишком уж сильно сжимает веки, имитируя, что собирается спать, но тут же настораживается, когда слышит:
– Через полтора часа нам надо выселиться отсюда и пилить на станцию, если повезет, уедем, но до этого еще есть время понежиться в душе, – если на фразах о том, смогут ли они уехать домой, Чуя раздраженно стонет, то в конце все же проявляет заинтересованность, не взирая уже на то, что у него все тело ломит.
Чуя дольше провозился в душе, и Дазай за это время успел просмотреть новости. Синкансэны все же пустят во второй половине дня, что ж, кажется, у них все же есть смысл выдвигаться, хотя при любом раскладе валить из отеля все равно придется. Они резво доедают все из вчерашних запасов, Накахара где-то в этот момент даже умудряется вызывать такси, вслух радуясь, что в Осаке жизнь не замерла. Дазай наблюдает неотрывно за ним, замечая, что тот даже не пытается скрыть своего позитивного настроения, на кое явно не рассчитывал, учитывая, что они должны были просто взять и вернуться домой вчера, возможно, так и не поговорив. Дазай может мысленно и себе ставить плюсы за откровенные намеки, хотя это в то же время и минус, потому что его чудо-выдержка вчера ночью летела к чертям, пока Накахара рассекал мимо него в рубашке, что едва прикрывала его бедра. Запрещенный прием, примененный, кажется, без всякого на то умысла, может, чисто инстинктивного, о котором Накахара не особо по своей наивности некой не подозревал, но работало безотказно, и Дазай лишь посмеивался тому, как низко он может пасть до обычных инстинктов. Правда, только в случае Чуи.
Они уже вместе со своими сумками топчутся у самого выхода, где Дазай огребает за отдавленную по чистейшей случайности ногу. Он вынул ключ-карту, собираясь открыть дверь и как-то выйти, потому что распахивалась она вовнутрь, а это риск случайно наступить на Чую еще раз, да только тот без предупреждения пихает спиной к двери, хватая за лацканы плаща, и, прищурившись, взирает на слегка ошарашенного детектива. Этот рыжий гад явно доволен тем, что сумел застать его практически врасплох.
– Только посмей забыть все то, что от меня услышал, – Чуя дергает его ниже к себе. – Убью, не задумываясь.
– Если мы все же доберемся до Йокогамы сегодня и ты пустишь меня к себе, не боясь, что я стану потенциальной угрозой твоему жилищу, то мы могли бы обсудить все подробнее, чтобы уж хорошо впечаталось мне в голову, – Дазай улыбается: можно считать это прямым предложением, и Чуе достаточно этого. Он целует быстро, но крепко в чуть приоткрытые губы, а затем сам нащупывает за спиной Дазая ручку двери, и они, чертыхаясь, все же вываливаются в коридор.
Да, это был тесноватый номер для двоих. Впрочем, никто особо не жаловался. Чуя еще что-то там возится, а Дазай уже готов двигать к лифту, но тут он слышит, как открывается дверь соседнего номера, и оттуда выходит мужчина в деловом слегка мятом костюме, на вид ему так уже за сорок, он один, но практически сразу из соседней комнаты высовываются двое парней, по виду, может, даже младше самого Дазая, оба выкрашенные в тон светлее, чем Накахара. Смотрится так, как если бы вся его яркая рыжина выгорела на солнце, один еще и в пирсинге, но оба довольно миловидные, хотя Осаму как-то не особо задевает этот факт. Он смотрит на незнакомцев – они смотрят еще пристальнее на него. А затем на Чую, который захлопнул наконец-то дверь и обратился к Дазаю, мол, пошли, да еще и возмутился, чего тот тормозит. Только уже потом заметив, что любитель суицидов увидал нечто любопытное.
– Мальчики, теперь, понятно, кто вчера нам мешал, – внезапно выдает этот недолощенный индивидуум, – надо сказать, моим парням еще надо поучиться, я вроде бы и стараюсь, а все как-то вымученно звучит.
– Что? – Чуя явно не особо втыкает, что вообще происходит, а вот до Осаму доходит моментально, особенно после того, как он рассмотрел появившуюся компашку. А после следующей фразы незнакомца, что в одно мгновение оценил их профессиональным взглядом и явно тут же прикинул что-то в своей голове, Дазай уже едва сдерживал смех.
– Моя визитка, – протягивает он, и Чуя берет чисто на автомате, даже пока не вникая в то, что именно его персона завоевала внимание. – Снимаю все сам в процессе, которым лично руковожу. Мальчики не жалуются. Если заинтересуетесь. Ваша внешность самое то, ну и голос… Уверен, смогу настроить вас на нужный лад не хуже, чем ваш партнер.
Чуя растерянно поворачивает голову к Дазаю, который давно уже не скрывает своего веселья, а рыжий тупо моргает, умиляя своей наивностью, особенно с учетом того, что визитку вручили не кому-нибудь, а исполнителю Портовой мафии Йокогамы. Осаму почти тает от того, в каком нежном недоумении на него смотрят, Чуя вообще рискует сейчас быть утащенным этим режиссером, продюсером и оператором порнофильмов, но до него доходит не очень хорошо вся его внезапная популярность.
– Чуя, если не ошибаюсь, я ночью сделал тебе отличное портфолио, это, кажется, даже больше, чем ты от меня требовал?
– Блядь, что? – словарный запас у него сейчас крайне скудный, но все-таки прояснение наступает во многом из-за того, что Чую больше всего смущал смех Дазая, и тут он уже поворачивается к мужчине, чье имя так и не прочел, а тот, будь поумнее, удирал бы уже, прихватив своих незадачливых актеров. – Какого хера? Это вроде не притон! Совсем ебанулся, что ли?! Я тебе эту сраную визитку засуну туда, откуда со смазкой не достанешь!
Дазай с силой дергает Накахару на себя, чтобы, чего доброго, не устроил тут драку, им лучше будет уехать отсюда тихо, без проблем.
– Пусти меня, скумбрия, этот урод совсем охерел!
– Зря вы так, – порноделец, может, и чует опасность, но, похоже, Чуя его минувшей ночью сильно впечатлил, даже будучи за стеной, что готов рискнуть, да только не понимает, что злобная фурия может быть приручена лишь одним человеком. – Я даже записал ваш голос, жаль, конечно, только звук, – он хлопает по сумке, где, видимо, лежит аппаратура, – но мы могли бы и дополнить картинкой, еще есть время до выезда…
– Могли бы?! – Чуе ничего не стоит вырываться из хватки Дазая и оказаться к источнику его крайнего раздражения, испортившего весь утренний настрой, вплотную, перехватив его за руку, что сжимала ручки сумки. – Учти, ты еще легко отделываешься, иначе порнуху снимать будешь без своего участия, пидор недотраханный!
Дазай не мешает в этот раз Накахаре разбрасывать алые отблески. Нет, он никого не собирается калечить, но, кажется, не самое дешевое оборудование, на которое было записано не только то, что должно было отправиться в продажу, но и, по сути, компромат на самого Чую, сейчас постигла участь быть раздавленным всмятку гравитацией. Мальчики, быстро смекнув, что стоит скрыться, сразу же нырнули обратно в свой номер, а вот на все руки и не только мастер замер, явно сбитый с толку и потрясением, и восхищением от чужой силы, возможно, прежде никогда не имея контактов всех видов с эсперами, и уже потом покрылся липким потом, особенно когда осознал, что следом за его испорченным имуществом начали ощущать давление и собственные кости.
От смеха уже больно мышцам, и Дазаю откровенно плевать, что там сделает со своей жертвой Чуя, но он, кажется, просто впихнул того обратно в номер, ограничившись сломанной техникой, что явно принесет большой урон, ну и разбитым носом, чтобы восстановить свою честь и показать, что с ним лучше не связываться, благо Чуе все же хватило ума не представляться.
– Валим отсюда! – ну все, Накахара злой, и Дазаю придется с этим мириться до самого вечера, пока не сможет ублажить в полной мере. – Долбаный отель! Кого они сюда пускают! Одни извращенцы!
– Да брось, Чуя, пусть люди занимаются, чем хотят! А ты просто ему понравился! Еще до того, как увидел!
– Ебаный… Издеваешься, сука ты такая?!
– Да в жизни теперь это не забуду! О боже, теперь точно будет, что вспомнить и чем тебя подоставать!
– Пешком сейчас пойдешь! – Накахара давит кнопку лифта.
– Странно время провели, правда? – вдруг спрашивает Дазай, на что Накахара, все еще злобный, закатывает глаза, а потом первым ныряет в лифт, все же пуская Дазая. – А зря ты уничтожил всю его технику.
– Похуй.
– Я просто к тому, что можно было бы запись забрать себе на память.
– Уймись.
– Но ведь что-то должно остаться! Чем нелепее, тем лучше! Я вполне могу засосать тебя прямо тут в лифте, а потом сходить к охране и попросить видео, здесь же есть где-то камера…
Чуя все же решил обойтись без вещественных напоминаний о вынужденном и не столь дурном пребывании в этом месте. А Дазаю на время же останется зачетный синяк где-то в районе правого бедра, куда пришелся тяжелый ботинок Чуи, иначе было не угомонить.