HaunteD

 В самых ярких красках Чуя представлял себе похоронную процессию. Каждую деталь. Особенно место поминального алтаря с фоткой этого гребаного урода! Сжимая плотно зубы и стараясь не распихивать людей, что тоже двигались к турникетам на станции Йокогама, он пробивал себе быстро путь вперед, пока огонь мщения еще не погас. О да, он прямо ощущает заранее себя вандалом, который будет громить могилу этого пиздюка, а прах его ждет вообще что-нибудь жутко неподобающее! Чуя найдет в стенах штаба мафии всех когда-то обиженных (что остались в живых) этой скотиной и отдаст последнее, что от него осталось, на растерзание! О боже, как сладки эти мысли о мести, словно топливо придают ускорение. А в реальности он пока что сходит с эскалатора на платформу, откуда отходят поезда линии Токайдо. Чуя сначала смотрит на часы на руке, тряхнув ею, чтобы те показались из-под рукава его темно-зеленого плаща, который он вытаскивал из шкафа лишь по редким случаям, когда нужен был презентабельный, не мафиозный, вид на высоких переговорах, что проходили в этот раз в небоскребе Landmark Tower, откуда Чуя, собирая на свою сторону всех чертей ада во благо уничтожения одного уебка, стремительно удрал, как был: в деловом костюме, что был жутко неудобен, слегка придушенный галстуком, да еще и шляпу забыл, едва перчатки только успел натянуть на руки («Хренов модник», – звучит где-то в голове чужой голос, но Чуя понижает звук до убийственной тишины). Он настолько издерган сейчас, что хочется носиться туда-сюда по платформе, но все же сдерживает себя, смотрит на табло: без разницы, на какой из поездов садиться, но тот, что идет до Одавары, прибудет сюда быстрее. Хотя торопиться смысла уже нет (разве что на казнь, но без палача она не начнется), переговоры пройдут и без него, не больно-то он там и нужен, вся херня была в том, что именно завтра Чуя должен был со своей стороны предоставить боссу полные отчеты по расходам для формирования бюджета на следующий год. Дело муторное, и Чуя долго возился, победно сегодня в перерыве вручив все данные на флешке помощнице, чтобы та скомпоновала все в единую таблицу до завтра.

 Он даже не успел вернуться в конференц-зал, как помощница вдруг снова нарисовалась вместе с ноутбуком, при этом глядя на него с каким-то подозрением. Чуя уже заранее морально приготовился. Как раз вовремя. Потому что на флешке не было всех трат его нервов, времени и сил. А лишь один текстовой документ, подписанный его именем, где была лишь одна строка. «Станция Эносима».

 Хотелось расколоть тупую голову этой суки! Нет, он бы спустил его прямо с верхнего этажа небоскреба и радостно бы наблюдал… Если бы… Эта гадина ведь будет только рада свободному полету, чтоб его! И самое обидное, что Чуей опять воспользовались! Нагло, корыстно, и он ненавидел сам себя за то, что посмел расслабиться!

 Не надо было пускать его к себе. Но Чуя банально соскучился по обществу этого недобитого утырка, вот и позволил идти следом, когда они вывалились вместе из очередного бара. И вовсе даже не пьяные. Чуя последние пару недель после неудачного использования «порчи» сидел на лекарствах, а Дазая просто не брал алкоголь в тех малых количествах, что он потреблял. Если честно, напиться хотелось, но Накахара и так едва выкарабкался, и нарываться будет сущим идиотизмом с его стороны. Самое обидное, что на свою судьбу он мог пожаловаться только одному человеку, который все же успел тогда каким-то чудом, правда, это чудо звалось Акутагавой, что притащил его почти силой, потому что эта тварь между делом опять пыталась прихлопнуться, но Чуя сам виноват был отчасти, так что претензии отменялись. Он остался жив, пусть и получил рекомендацию немного ограничить воздействие способности на свое тело, что старался выполнять и не несся сейчас сквозь ветра вершить страшное убийство, но все равно от всего это было как-то тоскливо, а поговорить-то хочется… Дазай не так часто оказывается рядом, в принципе, никогда не бывает в нужный момент, но тут полупьяные звезды, видать, заблудились в собственном хороводе, и свели их в этот вечер. И все было неплохо, и у Чуи даже было отличное настроение, почти как в забытые времена, когда один карий глаз был скрыт бинтами, но вот только совсем не стоило пускать его на свою территорию, где Чуя внезапно стал еще более беспомощным перед этим чудовищем, которое внезапно научилось вести себя нежно. Гадский потрох, а ведь подкупает! И дело было не только в феерическом сексе, который, возможно, показался таким еще и потому, что они уже довольно давно не оставались вдвоем, а в том, что было до того, как Чую завалили на собственную кровать. Сидеть за столом, пить остывающий из-за потока пустых, но в то же время важных разговоров, чай и докатиться даже до того, что Чуя потащил Дазая показывать свою обновленную коллекцию вин, понимая, что тот ебать хотел на все это, но не упирался, хоть и шутил, как всегда, мерзко, но Чуя и не обижался. Последний раз, когда они вот так могли проводить время вместе, не занимаясь ничем полезным, был в те дни, когда Дазай прохлаждался в санатории после очередной неудачной попытки двойного суицида. Чуя регулярно наведывался к нему в тайне от руководства, сидел у него в палате, заранее уточнив, не собирается ли кто из агентства завалиться, тогда Осаму даже все же смог уломать его тайно остаться с ним на ночь, о чем Чуя определенно не жалел, да и последствий не было, как в этот долбаный раз!

 Да, где-то как раз на осмотре коллекции все и началось. Дазай терпел, слушал, а потом просто утащил в койку, откуда наивный Чуя выбрался только под утро. Он просыпался среди ночи, видел, что Дазай таскается по его квартире, что-то даже стал спрашивать, едва продирая глаза, но к нему подошли, что-то ласково принялись шептать на ухо, и Чуя сдался, дав себя убаюкать.

 Надо было заставить себя встать и вломить этой сволочи в челюсть! Сомнений не было, что среди ночи Дазай что-то намутил с флешкой, и теперь по его милости Чуя сорвался, ничего толком не объяснив руководству, потому что взывать к здравому смыслу суицидальную голову, знал, бесполезно, проходили. Проще поддаться и отправиться туда, куда и хотелось вернуться, и в то же время снедали какие-то дурные подозрения.

 Чуя только и мог думать об Эносиме, как о месте, где у Дазая в очередной раз отказали мозги, и он решил убиться, да еще и с какой-то левой девкой. Он постоянно видел этот остров, когда ездил к нему, и Дазай затем вбил себе в голову, что должен все же там побывать, да только Чуя упирался. Блядь, надо было согласиться, сейчас бы не мучился.

 Тяжело выдыхая, Чуя, сжимая в руке крепко зонт-трость и заодно представляя, как даст им кое-кому в лоб, готовится уже выйти на станции Фудзисава. В кармане плаща на беззвучном режиме вибрирует телефон, Хироцу-сан все ему названивает, наверно, никак не может решить дела с теми трупами девушек, что полиция нашла на их складах и теперь предъявляла обвинения, хотя сто процентов какая-то мразота подбросила! Усыпила, пустила кровь и сунула к ним! Уже месяц мозги выносили, но это была забота Хироцу-сана, который сегодня опять уехал на разборки с представителями закона, и Накахара решил, что раз Мори лично хоть и с удивлением, отпустил его (знал бы куда), то можно забить на все остальное. Чуя, конечно, не тешил себя надеждой, что его руководство совсем ни о чем не догадывается, но все же считал, что разборки с Дазаем могут остаться в рамках его личных дел. Во всяком случае, до того момента, пока Чуя не убил его. Да и то он сомневался, что агентство не возликует. Знали бы, как нагло Дазай нарушает границы, правда тут Чуя каждый раз осознавал, что сам не лучше.

 Выбравшись на станцию, он уже на автомате следует до линии Энодэн. Тут должно было просочиться во внутрь что-то вроде ностальгии, но бешенство пока что главнее, и Чуя просто с каменным видом ожидает, когда приедет поезд, что тут почти как местная достопримечательность, а садишься – и сразу ощущение, будто в какое-то путешествие отправляешься, у него даже ход совершенно иной, нежели у привычных поездов Большого Токио, может, еще дело в извилистой линии, что тянется сейчас по живописным улочкам Фудзисавы, хотя Чуя их помнил более яркими, солнечными, а сейчас октябрь, еще даже тепло, и ему жарко в плаще, на улице градусов так под восемнадцать, а было бы солнце, было бы жарче, но сегодня пасмурно, хотя запах дождя в воздухе пока не проявился, и хочется надеяться, что и не посмеет, но Чуя крепко сжимает зонт, напрягаясь под взглядами сразу нескольких бабуль, что зашли одновременно с ним, явно тоже планируя высадиться на одной с ним станции и отправиться изучаться тайны древнего острова. Только Чуя вот туда не собирался. Заставит Дазая, если надо будет, силой вернуть все его данные, что бы он с ними ни сделал, не просто же форматировал! Была слабая надежда, что восстановят и без этих мытарств, но Чуе проще было вытрясти все назад из этой скотины. А потом бросит его там где-нибудь прохлаждаться, а сам помчится обратно. И все же надо было взять машину, но он зачем-то отправился сюда по старой схеме. Сила привычки. Ужас.

 Народу на станции было немного, погода словно распугала, и Чуя думал, что сразу приметит Дазая, будучи уверенным, что тот будет ждать его где-то здесь, но он прошелся вдоль станции, прошел через турникет, на противоположной стороне тоже никого не наблюдал, вынул телефон из кармана – что толку звонить? Он уже пытался – телефон Дазая был доступен, но реакции никакой. И Чуя даже в этот раз поступил, как взрослый мальчик: написал всего одно гневное сообщение, а не сотню, чего от него ожидалось. Но вот сейчас был растерян. То и дело озирался, а затем едва не отскочил в сторону, когда вдруг кто-то потянул его за плащ.

 Он сразу понял, что это просто не мог быть Дазай – тянули откуда-то снизу, так что Чуя морально приготовился к какой-нибудь херне, но, к счастью, сдержал тут же вскипевшую в венах силу гравитации.

 – Онии-сан!

 Ребенок. Мальчишка. Мелкий какой-то, сложно так возраст определить. Из-под оранжевого дождевика торчат худые ноги, немного грязные, будто он где-то по лужам скакал, но на улицах сухо.

 – Чего тебе? – что-то подсказывает Чуе, что таких надо бояться еще больше. Особенно, если кое-кто, обвитый в бинты, использует их в своих коварных целях!

 – Вот! – протягивает клочок бумаги, смотрит на него как-то больно довольно, что Чуе хочется удрать с воплями, не говоря уже о том, что его опыт контактирования с детьми оставляет желать лучшего, и что-то подсказывало, что Дазай мог в этом хотя бы в теории соображать лучше. Но взять бумажку с детской ладошки – чего тут ужасного, и Чуя тянется, разворачивает и как-то облегченно читает слово «мост», оглядываясь сразу же в том направлении, где находилась дорога, ведущая к нему.

 Чуя выпрямляется, поджимая губы. Дазай ведь не может нормально. Решил с ним в квест сыграть? Так это не оригинально, но Чуя уже прибыл, куда теперь отступать? Тем более он привычно желает вдарить по ебалу, которое, иногда так смотришь, жалко портить, но выбесит так порой, как в этот раз, что все добрые чувства капитулируют.

 – Онии-сан! – пацан снова хватает его за плащ, да крепко, не отодрать, и Чуя вопросительно смотрит на него. – Мне сказали, что ты дашь мне монетку.

 Вот сейчас Дазай жестко попал! И не потому, что обещал, что Чуя отплатит ребенку за работу, которую на него повесили, пообещав награду, а потому что прекрасно знает, что Накахара не таскает с собой мелочи в отличие от этого пиздюка! У него есть наличные, но монеты, звенящие и тяжелые, бесят, да и, где возможно, он всегда расплачивается картой, а тут – сука, чтоб тебя.

 Далее Чуя ловит себя на еще более дурацкой мысли: а чего он так переживает из-за какого-то ребенка? Не сказать, что прям такая милота, или это он непрошибаемый кремень – мафия! Но в итоге тяжело, словно этот пацан сидит у него на плечах, выдыхает, находя единственный для себя вариант:

 – Монеток у меня нет, возьмешь товаром? – боже, ну и сказанул, но тот сразу схватывает, кивает и тянет Чую уже за руку, и тащит к ближайшему магазину, благо, что это на той улице, куда Накахара и собирался.

 Отделывается он тремя коробками Pocky c кокосом (тащится он по кокосу, что ли? Какие вкусы у детей, кто их разберет?), далее гора каких-то леденцов, Чуя даже не понял, что он там сгребал, и финалом – бутылочка бирюзового цвета, полная белых драже. Интересная штука. Видимо, Чуя так пялился на нее, что мальчишка сжалился над несчастным мафиози, вскрыл бутылочку, схватил его за руку и высыпал несколько штук на ладонь. На этом Чую оставляют в покое. Дань выплачена, а он остался при бумажке, за которую хочется дать в глаз, и с какими-то конфетами.

 Боже, наверное, он просто забыл, что такие себе покупал? Вкус не кажется новым. Он так и идет, разжевывая по одной, проходя под туннелем, что ведет уже четко к мосту. Остров Эносима уже хорошо видно издалека, он маленьким клочком зелени ежится над спокойной, несмотря на ветер, водной гладью. Ориентиром высится маяк Эносимы Sea Candle, кажется, там есть обзорная площадка, но Чуя к подобному равнодушен – уж его точно не удивить видами с высоты, он хоть сейчас мог бы воспарить над землей, но идет и упорно делает вид, что он обычный смертный. Хотя насчет смертного – тоже в точку. Смерть – такая неотрывная часть его, что в такие момент он сжимает руку, будто хочет ощутить в ней чужую, что гарантирует ему, что он не загнется.

 Понятие «мост» – растяжимое, и хочется надеяться, что Дазай прекратит с ним играть, и будет покорно ждать на той стороне, скажем, потому что пока его следов не наблюдается. Чуя уже сильно не торопится, его то и дело обгоняют проходящие мимо туристы, а он таращится по сторонам, даже чуть тормозит и сворачивает к небольшому выступу, откуда лучше видно побережье Эносимы и как стального цвета волны с гребешками накатывают размеренно. Чуя чисто по привычке следит за прохожими, но все же его бдительность проигрывает тому, как может появляться Дадзай Осаму, причем для этого ничего особенного не надо. Не надо там выпрыгивать из пены морской, не надо вырастать из-под земли, и тем более – приземляться сверху, чтобы сбить с ног. Просто кто-то высокий – ну, тут вечная боль – упакованный в плащ намного темнее тоном привычного барахла, еще и с беретом на голове, внезапно бьет своим зонтом-тростью по зонту Чуи, и тот реагирует типично: однако его красное сияние моментально гасится, и вроде бы они не привлекли никакого внимания.

 – О боже, в кого же ты такой впечатлительный, Чуя-кун?

 Не хочется уже просто тратить силы на выяснение отношений. Чуя раздраженно закатывает глаза, пытаясь про себя понять, откуда он взял эти странные шмотки, и стараясь не спросить об этом вслух, и вообще, с какого хуя он может знать, что там есть в гардеробе Дазая, чтобы удивляться? Он у него даже не бывает! Если они и пересекаются, то это обязательно хата Чуи, потому что в том сарае, где мумия обитает, Чуя не рискнет появиться по многим причинам.

 – Я просто кастрирую тебя, если вся информация с той флешки не восстановится, ты понял?

 – Твой зонт так угрожающе раскачивается, что я готов поверить в серьезность твоих намерений, и уверен, это будет больно. И все же, Чуя, не думай, что так легко сбежишь отсюда.

 – Я скину тебя тогда с этого моста, мозги не расхуяришь, но будет неприятно, – Чуя яростно выдыхает через нос, что аж челка подлетает.

 – Мне казалось, я вчера сделал все возможное, чтобы сегодня ты бесился меньше, – Дазай смотрит, ну или пытается смотреть, так невинно, что некоторых бы уже прошибло, но Чуя отталкивает его подальше от себя. А то в голову так и начинают длинными отрезками лезть воспоминания на грани тактильных ощущений, и аж задыхаешься.

 – Вчера ты способствовал всеми силами, чтобы сегодня я расшиб тебе голову, мудозвон! Где информация, что ты стащил с моей флешки? Ты хоть понимаешь ее значимость? Ах, ну да, ты-то такой хуйней самостоятельно не занимался, и Мори закрывал на это глаза, но у меня репутация…

 – Ай, не грузи меня своим нытьем, – Дазай отмахивается, и только сейчас Накахара понимает, что не видать его бинтов. Ничего такого в этой мысли нет, только она невольно отбрасывает в сегодняшнее совсем раннее утро, когда он помогал этому ушлепку заматываться назад теми кусками, что остались целыми. – Все нормально с твоими циферками, Чуя-кун, вообще не могу поверить, что у тебя хватает на подобное ума, точнее усидчивости, – весьма смазанно поправляется Дазай, заметив, что конец зонта сейчас в самом деле угодит в мягкое место, и это дурной знак, если Чуя решил покуситься на подобное! – Слушай, я видел, как ты мило откупился от того пацана…

 – А я уже думал, сколько еще таких вот мелких пошлешь ко мне? Вдруг ты зассал вылезти сам…

 – Знаешь ли, их вылавливать тоже непросто, да и запросы те еще, тебе зато хоть что-то перепало! Не осталось мне? Ну, не злись! Чуя, я все верну тебе! Но за это ты пойдешь со мной гулять!

 Когда непроходимый дебил выдает нечто подобное, то рыдать хочется, потому что осознаешь, что это еще хуже, чем со стеной говорить. Та хотя бы молчит. Чуя сейчас тоже уже не знает, что говорить. Каждый раз, когда Дазай что-то откалывает, приходится черпать из себя ресурсы, чтобы как-то подстроиться под этот пиздецки бешеный ритм, но подпитывать-то нечем, и Чуя просто на грани. Это не Дазай сейчас отправится в белые воды, Чуя сам готов нырнуть.

 – Куда гулять, Осаму, ебнулся совсем?! Я из-за твоих фокусов сорвался с переговоров…

 – Да, я заметил, ты как-то странно выглядишь, где шляпа?

 – В заднице твоей, поищи! А от меня отъебись! Я никуда не пойду. Где то, что ты стащил? Куда перекинул?

 – Так я тебе и признался. Но пойдешь со мной – есть шанс! Идем, Чуя, ты же помнишь, я хотел здесь прогуляться! Взгляни, тут птицы хищные летают, я их еще в прошлый раз приметил.

 – И знать не хочу подробности твоего прошлого пребывания здесь, – у Чуи нет выбора, он плетется за Дазаем, сдерживая в себе порыв огреть его зонтом по затылку. Где он взял этот берет? Вид такой, словно маскируется. Сука, хорош.

 – Нет особо подробностей. Я помню только Соно-тян и ее последние объятия, а потом вода прямо в носу, попадает в рот, и не выплюнешь толком! – и это все таким воодушевленным голосом, что можно подумать, что Дазай готов повторить приключение. Только вот эта несчастная Соно-тян в самом деле умерла, а кое-чья совесть даже не дрогнула.

 – Я сказал тебе, избавь меня от подробностей! И вообще, что мне мешает отпиздить тебя и получить назад то, что ты спер?

 – Хм, любопытство?

 Чуя просто с силой жмурится и сдается. Какая разница? Они уже на острове. Сразу увлекает в свои коварные лапы торговая улочка, когда они проходят позеленевшие от старости бронзовые тории, что стоят тут с былых времен. Пасмурно, потому, наверно, не так оживленно, и мало кто рвется скупать все то, что местные продавцы выставили на прилавки: целые завалы из коробок с японскими сладостями и морепродуктами, Чуя не особо разбирается, но, судя по всему, это что-то местное; магазинчики, где продают сувениры, некоторые можно купить в любом другом месте, но не все это понимают и пропадают в коварных сетях. Дазай проявляет бурный интерес, особенно ко всякого рода безделушкам, причем девчачьим, и Чуя никак не может взять в толк, чего это он.

 – Да я просто думаю, что здесь может быть нечто, что понравилось бы Соно-тян.

 – Извини, что напоминаю, но она умерла. А тебя едва ли это ебет.

 Дазай, который стоял до этого согнувшись над каким-то барахлом, выпрямляется и смотрит как-то таинственно, а потом произносит приглушенно:

 – Ты не все знаешь, Чуя.

 – А?

 Но отвечать ему – ну да, много чести, и Чуя не заслуживает, и просто стоит, размышляя над тем, за что судьба наградила его таким человеком под боком. Ну да, трахаться с ним – каждый раз снос башни, и ведь можно было этим ограничиваться, но Чуя сам то и дело ищет его общества. А если уж Дазай желает того же найти, то выходит вот такая хрень, и Чуя не сидит в качестве поддержки босса на переговорах, а шатается по туристическим местам, потому что у кого-то взыграла ностальгия к месту, где он хотел укокошиться!

 Лучше не обращать внимания. Да только Чуя рано расслабляется! Дазай так резко сворачивает в один из магазинчиков, что Накахара, едва не врезается на развороте в какого-то огромного мужчину-иностранца, чудом умудрился его обогнуть и, извинившись на автомате, недовольный, вваливается в магазинчик. И слегка теряется. Вокруг множество красивейших палочек для еды! Сувенирные, такими есть-то страшно, но поглазеть – даже исполнителю Портовой мафии такое может быть не чуждо, если он внезапно оказывается в кольце искусно вырезанных и украшенных вещей. Его внимание сразу привлекают палочки, выполненные из какого-то зеленого прозрачного материала, на котором еще проглядывается замысловатая резьба. Остался один экземпляр подобных. Чуя вытягивает их из деревянного короба, красивые, ясное дело, что это так, дешевый, ну не прям дешевый, но самый типичный сувенир, ничего особенного, ему преподносили более изысканные и дорогие вещи в подарок, но они не вызывали внезапно желания подержать их в руках, именно сделать своими, таращиться на них. Прекрасно, еще не хватало ему тут сувениры покупать. Это все Дазай! Чего вот он сюда свернул?

 Чуя оглядывается в поисках суицидника, а тот тоже низко склонился над чем-то и перебирал, при этом нарушая всякий порядок, чем явно бесит продавца, который вырос над ним. Мужчине на вид лет так за тридцать, вид у него хмурый, но, вероятно, причина сейчас у него под носом, и мощи в руках ему точно хватит, чтобы размазать Дазая об пол, если тот не угомонится!

 – Погодите, я определенно хочу найти то, что мне надо! – Дазай заявляет это таким тоном, что продавец не решается как-то еще возмутиться грубо. – Вот эти красивые, но это просто наклеенные картинки. Ну да, они и стоят дешевле, ерунда! А вот эти чем отличаются, они с футляром идут?

 – Боже, Дазай, идем уже отсюда.

 – Не мешай, Чуя-кун, не видишь? У меня ответственное дело!

 Какое, нахуй, ответственное?! Да Накахара откровенно видел, как тот придуривается, только не мог понять цели, едва ли он сейчас так просто упирался, дабы выбесить всех сразу, и Чуе не нравилось, что тот мог что-то задумать. Ну вот, теперь гложут подозрения.

 – Я выбрал!

 Слава чертям, запакуйте его вместе с этими палками и сразу к Сатане на блюдо!

 – На этих нельзя сделать гравировку именем, – сухо говорит продавец, при этом явно об этом сожалея.

 – Тогда не пойдет! Мне нужна гравировка! Это подарок!

 Мужчина вымученно так оглядывается на Чую, и тот откровенно делает вид, что он просто сюда зашел, а не прогуливался вместе с этим придурком. Дазай еще так машет своим зонтом активно, что у мужика каждый раз микроинфаркт случается, и он уже мысленно видит, как все его палочки взлетают в воздух, если Дазай включит режим криворукости.

 Чуя уже думает предложить зайти в другой магазин с палочками, он другие видел по пути, явно же не только здесь делают гравировку (кому это вообще Дазай собрался делать подарки? И откуда у него деньги вдруг лишние?), но тут все же поиски окончены. Не видно, на что в этот раз пал выбор, но торжественная передача в руки продавца свершилась, и все почти что счастливы.

 – А вы сами их изготавливаете? – вдруг спрашивает Дазай, хватая какие-то образцы с прилавка и поднося к глазам, словно алмаз какой изучает.

 – Я не изготавливаю. Я лишь закупаю.

 – Да? А мне показалось, что у вас как раз руки для подобного из нужного места растут, уж простите, но гравировку вы делаете здорово, я видел другие работы.

 Дазаю жить расхотелось? Чуя прям прочел в глазах этого задолбанного ни за что человека желание убивать. Такое яркое, что даже понимаешь и разделяешь его мысли.

 – Какое имя нужно выгравировать?

 – Химеко. Просто. Она как-то у вас уже здесь была, тоже делала гравировку, но увы, те палочки утеряны. А за новыми возможности приехать сюда нет.

 Чуя без понятия, чего продавец сейчас так вытаращился на Дазая, но сам он тоже смотрел на него, словно на человека, которого совершенно не знает. Химеко? Соно-тян? Где он их берет?! И какого хера вообще? Не сразу, но удается поймать его взгляд, но эта скотина сейчас внешне полна чистейшей невинности, что он играет, к примеру, когда Чуя орет на него за то, что он, протухшая с башки скумбрия, надумал опять развлечь себя самоубийством, да еще объебался, при этом отправив другого человека на тот свет. До сих пор было неудобно вспоминать, что он так демонстративно сорвался, слишком уж выставив напоказ свое волнение. Сейчас, конечно, Чуя не испытывал ничего подобного, но Химеко? Блядь, что?

 Этот гад хоть замечает, что с него сейчас не спускают глаз? Может, специально еще так издевается? Химеко! Кажется, кто-то напоролся сейчас на перспективу в следующий раз, когда яйца прижмет, валить к Химеко, ну или родная пятерня спасет! Рыжий прям хочет высказать это ему все в лоб, послать хотя бы мысль, чтобы невидимо отпечаталась, но Дазай даже не смотрит в его сторону, он пытливо следит за продавцом, который весь уже взмок и вообще работа у него особо не клеится, из-за того, что этот изверг пристал к нему.

 – Можно не торопиться, главное, чтобы красиво было, – Дазай скучающе начинает перебирать палочки на столе. – У вас тут красивые образцы. А индивидуальные заказы на иных материалах принимаете?

 – Нахуя тебе это сдалось? – не выдерживает Чуя, но в его сторону посылают лишь взгляд, полный просьбы потерпеть, что еще сильнее бесит.

 – Нет, никаких заказов. Не могли бы вы не болтать под руку!

 – Прошу прощения! – Дазай что-то сбивает со стола локтем, и Чую это раздражает не меньше, чем продавца, который смотрит, уже даже не пытаясь скрыть эмоций. Заодно и Чуе порция гнева достается. Господи, да за что! Знал бы он, что они братья по несчастью! Угораздило вляпаться в одного и того же придурка. Только Чуе не повезло вдвойне: Дазай знает, где он живет и всегда достанет. Даже адрес бесполезно менять. Не спрячешься.

 Лучше выйти на улицу. Если этот мужчина попытается устранить бесящий элемент, то Чуя с радостью ему потом поможет отмазаться от полиции. Он смотрит замученно на красные тории вдалеке. Смутно вспоминает, чем знаменита Эносима, но вся эта религия и мифология мало волнуют, хотя величественность все же завораживает. Но об этом как-то мало думаешь, когда ты в такой дурацкой компании.

 Дазай все же выползает со своей добычей. Рассматривает еще долго, стоя у порога, в очередной раз слишком наигранно благодарит и запихивает как-то небрежно палочки во внутренний карман запахнутого плаща. Ветер на острове острее ощущается.

 – Что это сейчас было за представление? – Чуя ненавидит себя за то, что лезет с вопросами, но его еще и любопытство мучает. – Значит, Соно-тян, и что еще за Химеко?

 – Химеко? – Дазай смотрит на него, не моргая, так, будто это не он сейчас распинался там в магазине. – Уже не имеет значения, Чуя-кун. Есть не хочешь? Тут можно что-то найти.

 После такого игнора пропадает желание биться об стену дальше. И вообще – гордость срочно вернуть на первое место! Они, в конце концов, не клялись там ни в чем друг другу, ну нахуй… Чуя озирается по сторонам, зацепившись за последние слова Дазая: между магазинчиками не менее завлекающе смотрятся ресторанчики, где по большей части предлагают блюда из морепродуктов, и Чуя так невольно вспоминает, что в его желудке были лишь жалкие конфетки, а нормально он ел… Да, утром. Этим самым утром, когда еще не знал, какую свинью подкатывает к нему Дазай! И ведь эта падла в тот момент обчищала бессовестно его холодильник, а Чую при пробуждении так хорошо обласкали, что он даже слова не сказал, не к месту вообще сейчас это даже вспоминать! Знал бы заранее, прихлопнул бы дверцей. Макеты предлагаемых блюд выглядят заманчиво, но они проходят мимо, приближаясь к ступеням, что ведут к комплексу храмов Эносимы. Красные тории возвещают о том, что они движутся в сторону священного места. Дазай запрокидывает голову, проходя под ними, при этом не боясь убиться нахрен, потому что он развернулся и движется уже спиной вперед, оглядывая все вокруг, но не глядя на то, что начался новый пролет ступенек. Странно, что умудряется ступить четко на них.

 – Если ты расшибешься, больной идиот, я отскребать тебя не собираюсь, – сообщает Чуя.

 – Ты знаешь, что на этом острове почитают богиню Бентен? – Дазай будто бы и не слышал его предостережения. – Об этом я читал в буклетах, что нашел в коридоре лечебного корпуса санатория. Одна из легенд гласит, что сам остров был создан благодаря богине, поднявшись из глубин вод. А по другой версии в этих краях в древности обитал Пятиглавый дракон, который изводил местных жителей, пока однажды волны в местном озере не поднялись до самых небес, превратив его в море, и со дна не поднялся остров Эносима, и тогда внезапно появилась Бентен, заняв вершину острова и оставшись там править. Дракон был поражен ее величием и сразу прекратил свои бесчинства, даже посватался к богине. А она оказалась не против. Мифология занимательна порой.

 – Мне не интересно, – Чуя замирает на ступенях, чтобы оглянуться вниз. Вид, конечно, красивый, но он не может проникнуться всей этой окружающей природой, религией и теми сказками, что своим вкрадчивым голосом доносит до него Дазай.

 – Странно, учитывая твое божественное происхождение, – сказано явно даже не с каплей язвительности, а тут целое ведро словно на голову вылили, и Чуя скалится, глядя на Дазая. Мог бы и не напоминать о том, с чем ему приходится жить. И от кого зависеть, если это вырывается наружу. – Ты бы хотел храм в свою честь, Чуя?

 – О ебать, иди нахрен, Дазай. Вместе со всеми своими Соно-тян и прочими! Катитесь!

 – О, хорошо, что ты напомнил! Как думаешь, мстительные призраки не полезут на территорию храмов?

 – Я сделаю вид, что я тебя просто не слышу.

 – Чуя, но я серьезно. Я тебе не сказал? Меня преследует призрак Соно-тян.

 – Слушай, Дазай, я знаю, что ты порой в попытках уебаться можешь и дрянь какую сожрать или обкуриться. Так знай, если это опять твои психи полезли из тебя, я бороться с ними не собираюсь.

 Проще так, нежели пытаться его слушать и отвечать на его реплики, когда он явно просто издевается. Лучше сосредоточиться на преодолении целой кучи ступенек, Чуя что-то даже не подумал о том, что остров столь гористый, хотя с суши это хорошо видно. Он не устал взбираться, он просто краем глаза следит за Дазаем, который не унимается и все бормочет что-то о происхождении первого на их пути храма Хецуномия, а затем, как бы между делом, замечает, что у него начинает ныть нога, которую он сломал во время неудачной попытки убиться нахрен, и не захочет ли Чуя потом его потащить на себе, так как подниматься им еще придется не раз.

 – Если ты немедленно не заткнешься, то я вырублю тебя и привезу Мори на растерзание, заодно и то, что у меня умыкнул вернешь, ты понял?!

 – Здесь красиво, – выдает Дазай, будто и не слышал всех этих угроз.

 Чуя нервно закатывает глаза, но невольно так оглядывается, понимая, что вообще-то Осаму прав, а он весь изнервничался и не замечал. Хочется ослабить галстук на шее, и Чуя тянется рукой, при этом продолжая топтаться на месте, впиваясь глазами в бурную зелень, что росла вдоль дорожки, над которой проложили изогнутый красный мостик, зрелище какое-то неземное, словно из сказки, и Чуя забирается по ступеням выше, чтобы оттуда увидеть, куда ведет мост. Волшебство моментально рассеивается, едва становятся видны среди листвы современные постройки, но не обидно, остальной-то антураж никуда не исчез, и на самый краткий миг Чуя думает о том, что рад оказаться не на переговорах, а здесь, словно в другом, далеком от его привычек мире. Они так высоко уже, что можно сверху взирать на красные тории, с этой точки почти улавливаешь величественность места, а ведь они только начали свой путь. Не хотел, да поддался все же настроению. Чуя не бесчувственное бревно, в конце концов!

 Они достигают самого храма, замерев перед ним в какой-то неловкой нерешительности; людей вокруг немного, кто-то пришел сюда с просьбами и молитвами, они вдвоем – просто поглазеть, чем Осаму активно и занимается, и Чуя никак не может поверить, что его бывшего напарника в самом деле подпирает бешеный интерес к этому острову. Ну да, тут красиво, чувствуются остатки духа древней Японии, правда, говорят, что в далекие довоенные времена здесь было куда интереснее и все было гораздо больше пронизано духовностью, а сейчас тут лишь сувениры, еда и туристы. Чуе сложно было судить. Он не закормлен красотой окружающего мира, не разучился ее видеть, и остров не вызывает у него отторжения, но какая-то растерянность не отпускает, особенно, когда он снова останавливает взгляд на Дазае. На самом деле знает причину. Вся проблема лишь в том, что он никогда не может сказать ему прямо о том, что хочет оказаться с ним не в окружении всего остального мира, и опять приходится признать, что это чувство пробудилось в нем в те дни, когда он ездил навещать его в санаторий и по нескольку часов сидел в его палате, и это сейчас почему-то кололо под кожей сильнее, чем любой момент их нечастой близости. Там было тихо, светло и спокойно – там просто хотелось сидеть с ним рядом. И это все еще не покидает. Чуе бы по-хорошему отпустить сейчас все свои обиды и принципы, просто ловить кайф, раз уж он так лопухнулся, пустив врага на свою территорию и предоставив полную свободу действий, но он может лишь тяжело выдыхать и оттягивать опять и опять галстук от шеи, чтобы так сильно не давил.

 Следуя за Осаму по дорожке, что ведет их к возвышенности, откуда можно полюбоваться окрестностями острова, Накахара размышляет о самых разных вещах, ощущая, как все же его немного накрывает покоем (может, потому, что Дазай перестал временно нести всякий бред), и возникает необходимость сказать ему что-то такое, но все, на что рыжего эспера сейчас хватает, догнать Дазая, когда тот замер на небольшой смотровой площадке и глядит вдаль на пирс и мутно-голубую гладь воды, подернутую легкой рябью. Там внизу много парусных лодок, что сейчас выглядят какими-то скучными на своей стоянке в эту пасмурную погоду. Чуя вешает на руку свой зонт-трость и смотрит в небо. Кажется, что воздух замер, все еще надеясь на дождь, и Чуя будет не против, если тот обрушится. В таком месте – дождь, словно какой-то предвестник – не знаешь чего, но обязательно станешь воспринимать как что-то особенное. Осаму стоит тихо, опершись локтями в деревянные перила и следит за тем, как хищные птицы рассекают воздух. Было бы не так пасмурно, то, наверно, можно было бы разглядеть где-то там Йокогаму, но виден лишь берег Фудзисавы и Камакуры, холмистый, зеленый. Чуя разглядывает очертания береговой линии, пока краем глаза не замечает, что Дазай вытаращился на что-то сбоку.

 В районе мусорных контейнеров недалеко от платных эскалаторов. В глаза бросается сразу, и Чуя даже пытается сморгнуть, подавляя в себе желание подойти ближе.

 Девушка. В кимоно. Ну, на первый взгляд ничего необычного, с виду довольно немаленького роста (Чуя, к своей великой трагедии, просекает, что она явно сантиметров на десять выше его). Стоит себе, но в ее позе какое-то напряжение, но все это ерунда! Ее черные волосы слегка взлохмачены и слишком уж классически пугающе занавешивают лицо, ну, не прям так уж, но все же впечатление создается именно такое. Чуя немедленно перебрал в голове все фильмы ужасов, сравнение напрашивалось слишком очевидное, и даже уже хотел поржать на эту тему, как вдруг Дазай склонился к его уху, опалив шепотом:

 – Я же тебе говорил, Чуя! Ты видишь ее? Это Соно-тян. И она идет за мной.

 Накахара вздрагивает, но вовсе не от заявления Дазая о том, что по его душу наконец-то хоть кто-то явился, дабы утащить ее в страшное и темное место, а банально от того, что эта сука знает, как пустить по телу легион мурашек, и хочется невольно податься назад, ближе, чтобы еще и прижали к себе рукой, так, как прошлой ночью, когда Чуя лежал на боку, запрокидывая назад голову, чтобы шею бесстыдно целовали, а поперек груди сильно сдавливали, толкаясь сзади, что стонешь низким голосом от удовольствия. Чуя невольно сжимает свое предплечье, пытаясь унять в себе эти воспоминания. Вообще, наверно, он страдает обычным недотрахом – больно редко он может забыться подобным образом с человеком, с которым хочется.

 – Слушай, ты башкой где-то успел долбануться?

 – Я бы списал это на то, что ты вчера в порыве страсти шарахнул меня затылком о спинку кровати, – блядь, вот зачем напоминает?! – но видеть ее я стал гораздо раньше, и без твоих заслуг на этом поприще. Ты же тоже ее видишь.

 – Дазай, это просто какая-то странная девушка. Может, она косплеит кого, будто первый раз с этим сталкиваешься, право!

 – Ага, и в таком виде она притащилась сюда. Ну-ну. И исчезать умеет. Вот откуда она появилась? Я тебе не говорил, но она идет за нами с самого начала.

 Чуя снова смотрит в ту сторону, где случилось явление незнакомки. Она пока все также на месте, но вызывает странность то, что даже не шевелится. Чуя всматривается, что-то странное в ней. Вроде бы кажется стройной, но это какая-то ненормальная щуплость, да и грациозности не хватает ей. Если так на миг представить, что это в самом деле злобный призрак Соно-тян, что пришел по душу, которая не ушла с ним в море, то у Дазая явно испортились вкусы.

 – Как ты думаешь, что она со мной сделает?

 – Ты совсем больной?

 – Есть немного.

 Вот как с ним спорить?

 – Хочешь, я подойду к ней? – Чуе эта мысль кажется очень даже здравой, к тому же он вполне предполагает, что это живой человек, может, просто дурында какая, что сталкерит Дазая, он ведь так и притягивает к себе всяких психов (себя в это число Накахара почетно не включал). – Узнаю, что ей надо, если она в самом деле к тебе…

 – А, не смей! Идем, Чуя, я, конечно, рассчитывал, что она отвяжется, тут все-таки храмы, но, видимо, ей похрену, что за нечисть пошла вообще? Черт, я все же хотел на эскалаторе выше подняться, но теперь не хочу туда приближаться.

 Дазай тянет его за собой, и Чуя последний раз бросает взгляд в сторону. Замерла и стоит. Ну да, странно. Волосы ее слегка развиваются легким дуновением. Классический вид неупокоенной души. Впрочем, это может быть проявлением всего лишь чьей-то способности, что тоже нельзя исключать, и странно, что Дазай не подумал об этом, но заводить эту тему с ним – опять нарвешься на поток невразумительного бреда.

 Еще один подъем. Не так уж прям высоко, но Дазай ноет и зачем-то ругает Куникиду, словно это он виноват в том, что ему бедному приходится взбираться наверх. Правда затем он снова переключается на демонстрацию своих знаний о храмовых комплексах – бог чтения буклетов! – и все нытье тут же забывается. Чуя стоит, замерев, возле храма Накацуномия, о чем он прочел и без лекций. Попытка чем-то проникнуться проваливается, но он все же ощущает, что в этом месте ему комфортно. Прогуливается по дорожке, разглядывает деревянные таблички эма, пока Дазай отстал, внезапно вцепившись в свой телефон, и Чуя уходит дальше, поднимаясь еще на уровень выше, оказавшись на большой площадке, где чуть в отдалении виднеются какие-то турникеты, а левее продают всякую вкусную ерунду для приползших на такую высоту туристов. Чуя поднимается по лесенке на обзорную площадку, откуда остров уже недурно так проглядывается, маяк совсем рядом, все утопает в зелени, почти что веет древностью, только вид немного портят провода, но тут лишь остается смириться, да и как-то все равно становится, когда взираешь на ровную синюю гладь с высоты. Боже, поднимаясь всегда на высоту, Чуя редко любовался видами. Он никогда не смотрел на воды Токийского залива, что омывал берега Йокогамы, возможно, там тоже красиво. Но сейчас – буквально завораживало. Небо темное, тяжело вбивается в районе линии горизонта в воду, но смотрится это поразительно, внизу скалы, о которые разбиваются воды, вспениваясь, и это кажется тоже жутко красивым, пока Чуя не вспоминает, что Дазай мог вполне себе удачно приложиться башкой о подобные камни, и все тревоги снова начинают выплясывать в тяжелых сандалиях на нервах, и уже как-то не так прельщает глядеть вниз. Чуя уже собирается отвернуться и уйти совсем, но на него вдруг сзади напирают, вжимая в деревянные перила, руки смыкаются вокруг, а в щеку целуют, из-за чего Чуя начинает ошалело оглядываться, но кучка людей рядом больше заинтересована видами вокруг, нежели проявлением внезапного порыва нежности. Он не успевает оттолкнуть этого навязчивого придурка, теребящего тесьму, что связывает сзади его волосы: тот вдруг сообщает:

 – Чуя, она так и идет за мной, надо валить!

 – Тебе голову проверить надо, Дазай, – Накахара стремительно выпутывается из чужих рук и, недовольный, обходит его, но немного теряется и сворачивает куда-то не туда, здесь тоже обзорная площадка, но сквозь решетку вид не особо, и вообще он уже насмотрелся, поэтому быстро движется через розовый сад, собираясь уже валить нахрен, но его все же нагоняют.

 – Нет, пошли назад! – Дазай слишком крепко дергает его за руку и в попытке вырваться Чуя чисто по привычке пытается активировать способность, да нихрена! – Она там! Пойдем, уйдем вглубь острова! Спрячемся!

 – Спрячемся? Дазай, ты вконец ополоумел? Не тяни меня, блядь, больно! Где эта девка? Я сейчас сам с ней поговорю и лично ей помогу тебя сожрать, если она все-таки за этим пришла!

 – Не злись, – Дазай все равно тащит его за собой обратно, и Чуя мельком действительно замечает, что это странное подобие онрё в кимоно явилось следом. Они проходят через площадку, где стоят столики – девушка замерла вдалеке у входа на эскалатор. Стоит мирно, лица не видать, все такая же занавешенная. Если честно, как-то не особо пугающе выглядит мстительных дух на фоне автоматов с водой, но Чуе не дают более разглядеть ничего, Дазай тянет его, и Накахара чудом не спотыкается на ступеньках, ведущих вниз, спасает собственная хорошая подготовка.

 – Пусти, сам уже дойду. Куда мы опять тащимся? Я и так уже много тут посмотрел.

 – Во-первых, уйдем подальше от нее. Вдруг удастся оторваться, хотя слабо верится. Да и, Чуя, там дальше тоже интересно. Давай, тебе надо проникнуться духом древней Эносимы.

 – Зачем? Чтобы спятить, как и ты на фоне всего этого? – бурчит Чуя, но все же послушно идет.

 Его настроение то и дело меняется, он озирается, но уже без восторга. Они движутся по пустой практически улочке, где снова начались одинокие магазинчики сувениров; пожилая женщина призывает купить у нее традиционные сладости, и желудок сворачивается от мыслей о еде, но Чуя почему-то стесняется покупать подобное при Дазае, поэтому понуро идет следом за ним, не обращая внимания на то, сколько всего красивого упускает из виду. Вокруг все меньше людей, практически никто не встречается. Домики какие-то, построенные прямо на скале, высоко, и Чуя все думает о попытке самоубийства Дазая. Для него так и осталось загадкой, что тогда ему ударило в голову подойти ко всему столь серьезно. Он не верил в призрак Соно-тян, хотя находил странным то, что за ними, будто правда идет какая-то странная лохматая девица, но он вполне ощущал трагизм ситуации и поражался тому, какая же Дазая порой бесчувственная тварь. И ведь он не изображал это. Впрочем, Чуя всегда знал об этой его черте, не открытие, но пугало то, что он демонстрировал это и в отношении себя.

 Судя по тому, что впереди снова виднелись тории, они опять приближались к храму.

 – Эй, ходячий буклет, что заткнулся-то? – Чую напрягало их внезапное молчание, к тому же Дазай стал выглядеть каким-то слишком сосредоточенным на пустом, казалось бы, месте, поэтому хотелось хоть как-то нарушить тишину.

 – Тут расположен храм Окуцуномия, – отзывается детектив, правда, его голос уже не полон этого полыхающего энтузиазма, и Чуя прям слышит, как тот думает о чем-то своем. – Посвящен богине «сломаешь-язык-пока-произнесешь». Если честно, я не запомнил. Только то, что по легенде она прячется в пещеру под скалой. Ее там нет?

 – Кого? – Чуя не сразу понял последнюю реплику, и только потом дошло, что Дазай оглядывается в поисках своей преследовательницы. – Боже, ты не угомонился?

 – Я просто проникаюсь атмосферой! – внезапно заявляет он. – Взгляни, везде древности, тут явно обитают духи! Не хватает еще злобного онрё! Слушай, а если помолиться в храме, может, она отстанет?

 – Дазай, тема искупления – это вообще не про тебя.

 – Ты не оставляешь мне ни шанса! – обижается тот, вышагивая по дорожке, зонт болтается на его руке, и в какой-то момент Осаму подхватывает его, начиная ударять кончиком о каменную плитку, что своим видом никак не уносит в древние эпохи, зато удобно идти. Звук глуховат, но какой-то зловещей, и уже Чуя оглядывается в поисках этой онрё. Не видать. Они проходят мимо священного места, увешанного сидэ, и Дазай шутит, что, может, ему там следует постоять, но Чуя не поддерживает. Они вместе останавливаются напротив храма Дракона: позеленевший от времени ящер грозно смотрит сверху на них, цепляясь своими когтистыми лапами за камни, и в этот момент откуда-то из-за угла храма вываливается весь пышущий своей вальяжностью черно-белый котяра и прохаживается мимо, потираясь почему-то именно о ногу Чуи. Вот еще! Не хватало еще шерсти на одежде или чего похуже!

 – Ты ему понравился, – хмыкает Дазай. – Сразу просек, что получше меня будешь.

 – Что еще за жалобы?

 Но Дазай не отвечает. Улыбается и идет дальше, где ощущение древности снова начинает рассыпаться, потому что, как на зло, начинаются ресторанчики, где Чуя совсем не против насладиться морепродуктами, но Дазай на них даже не смотрит, а Накахара опять по какой-то тупой причине отмалчивается. Он с сожалением проходит мимо ресторанчика, куда довольно милая женщина завлекает посетителей, кажется, он даже выдал ей себя взглядом, что хотел бы зайти, но приходится топать дальше, тем более что Дазай куда-то так шустро устремился, что даже перешел на легкий бег, спускаясь по ступеням вниз.

 Недолго Чуя гадал, что там такое внизу его заинтересовало, да и он явно прекрасно заранее знал, куда направляется, но Чуя, еще даже толком не спустившись, ощущает, как снова прекрасный пейзаж вызывает у него внутри противоречивые чувства, что наполняют весь день. Он спускает ниже, туда, где скалистые породы раскинулись среди бирюзовых пенных волн, что облизывают изломанные берега, камни мокрые – волны явно подымаются и выше, чем сейчас, здесь ветер сильнее, и он то и дело зашвыривает бурные воды на гладкую поверхность. Воздух насыщен морской стихией, чуть холодно, и радуешься даже, что на тебе плащ, хотя до этого было жарко. Здесь есть ограждения, но так хочется перебраться через них, соскользнуть вниз по скалам, что поросли травой, что сейчас уже немного пожухла, но выглядит в этом месте куда вдохновляюще, нежели бы тут сияли своей нежностью розы. Чуя ощущает какую-то естественность природы от этого пейзажа, что дышит под ногами, и ему уже совсем плевать на то, что он не в Йокогаме. Даже не портит вид то, что небо все такое же свинцовое над ними, и воды насыщаются этой тяжестью, отливая металлом с оттенками необработанных тусклых сапфиров, такая глубина навевает какие-то естественные страхи и вызывает из самого нутра трепет, что человек невольно всегда испытывает, сталкиваясь так вот лицом к лицу с природой. Здесь безумно красиво, хотя бывают пейзажи и более впечатляющие, но красота, она видится не в предметах, а в их восприятии. Здесь можно спуститься ниже, люди аккуратно ступают, но Чуе ловкости не занимать, когда он перебирается по скалам к ограждению. Если бы тут никого не было, он бы уже парил над землей, да пока не настолько забылся, чтобы развлекать посторонних своей способностью. А ведь можно было бы подобраться к самой воде. Как вон тот мужчина, что стоит вдалеке. Там вроде бы есть каменная тропа, но не видно, как к ней спуститься и можно ли это сделать сейчас, но Чую отвлекают, как всегда, от созерцания прекрасного.

 – Древние пещеры, что тут есть, закрыты сегодня для посещения, – сообщает Дазай. – Туда дальше к ним не пройти. Да и не хочется уже, – он тычет пальцем в сторону, и вот тут Чуя уже готов поверить в то, что Дазай не полный обкурившийся мудак.

 Онрё. Стоит как раз в том месте, куда проход перегорожен. Там дальше, кажется, и начинается тропа к пещерам, куда они не попадут, но Дазай уже не так расстроен, потому что настрой, судя по его виду, у него явно пропал.

 – Нет, она точно идет за мной! Она не могла пройти мимо нас просто так и оказаться там! Точно материализовалась!

 Многое Чуя видел в своей жизни, эспера едва ли чем-то можно удивить, но все же он насторожен. Если раньше он мог решить, что это просто безумная, что так обрядилась, но ее появление здесь, да и это поза, замершая, будто высматривает кого и намекает всем видом: «чувак, да ты проклят!», уже отдает чем-то реально мистическим. Дазай тянет Чую прочь, и тут краем глаза замечает, как фигура внезапно начинает движение! Другие люди ушли уже снова наверх, и никого нет, а онрё внезапно будто прыжками начинает преодолевать расстояние, и Чуя, все косящийся туда, едва не спотыкается на лестнице, спасаясь силой гравитации, но, когда уже заново смотрит в сторону, так и зависнув в воздухе, никого не видит. Только мужчина какой-то вышел покурить, похож на местного работника.

 – Шевелись, Чуя, я не хочу с ней нос к носу столкнуться.

 Чуя, если честно, тоже не хочет. Это не испуг, но какое-то естественное желание убраться подальше. Он, дабы избежать случайного внимания, подымается уже на своих двоих, хватаясь при этом не за перила, а за каменные стены, покрытые мхом.

 – Боже, Дазай, где ты ее подцепил?

 – Подцепил? – тот оглядывается, пытаясь отдышаться. – Думаю, много случаев, почему онрё начинают преследовать жертву…

 – Я не про эту хрень там, – Чуя оглядывается и ругает сам себя за такой жест. – Про эту Соно. Чего ты вообще с ней связался? Уже молчу про то, зачем топиться пошел. Ты так ничего и не говорил толком.

 – Если бы я сам знал. Ты и раньше спрашивал меня, какого хрена я пытаюсь убиться. Я тебе хоть раз внятно ответил?

 – Намекаешь, что и не стоит пытаться?

 – Вроде того. К тому же видишь, проклятие на себя накликал.

 – Брось, это просто кто-то придуривается. Может, какая-то твоя бывшая, Химеко очередная, – Чуя это говорит, но сам четко помнит, как неестественно перебиралось это существо по камням. Девушки в кимоно едва ли способны на такое. Бля, надо было досмотреть! А он поддался нервозности Дазая и дал себя увести. Даже в таких мелочах Дазай оказывает влияние на его действия! Словно проклятие какое, от которого не отвяжешься. Взбесившаяся онрё – хрень, если брать в качестве сравнения!

 – А ты что, Чуя, ревнуешь, а? – Дазай только сейчас вдруг решил его подколоть на эту тему.

 – Я даже парировать не хочу пытаться! И вообще! – Чуя снова встречается взглядом с той женщиной, что зазывает в ресторанчик, до которого они спешно добрались. – Я жрать хочу!

 И он демонстративно топает ко входу, приветствуемый традиционным поклоном и «ирасяймасэ!». Ресторанчик выполнен с сохранением традиций, но у Чуи нет желания разуваться и сидеть на коленях, поэтому он пристраивается за обычным столиком, видя, как к нему приближается Дазай.

 – Чуя, но оно там рядом, совсем недалеко, может, в другое место…

 – Я тебя не держу, можешь съебать отсюда, если не нравится.

 Дазай оглядывается на выход и как-то виновато смотрит на застывшую возле них официантку, что не решится подать им меню, но тут он расплывается в своей улыбке, словно принцессу ублажить желает, и неловкость исчезает. Дазай стягивает с себя пальто, и Чуя цепким взглядом подмечает, что под плотно обтягивающей тело водолазкой, вообще нет бинтов, о чем он уже думал сегодня, хотя, с другой стороны, она полностью скрывает и шею, и запястья. Накахара быстро прячет взгляд, когда понимает, что Дазай его спалил, сам раздевается. А вот Осаму даже не пытается скрыть, что разглядывает его, на губы его наползает улыбка, и Чуя уже готов получить какой-нибудь едкий комментарий в свой адрес по поводу его официального вида, но тот молчит. Просто смотрит.

 – Ладно, давай этим компенсируем все пропущенные совместные ужины.

 – Ты это о чем? – Чуя прячет глаза за меню, размышляя по ходу, хочет ли он сожрать целого кальмара!

 – Мы с тобой вот так ни разу нигде не были.

 – Это потому, что ты бесконечный мудак.

 – Так уж ли моя вина?

 – Да. Отъебись с такими разговорами, – Чуе совсем не хочется выяснять природу их отношений. Больная тема, а ему и так не сказать, что плохо, особенно, если Дазай не ударяется в свою типичную дурь. – Заткнись и не порти ничего, раз уж притащил меня сюда.

 Снова прячется за меню, чтобы не видеть, как на него смотрят. Но Дазай делает проще и, словно ребенок какой, пинает его по ногам под столом, на что Чуя шипит и дает сдачи. На том и успокаиваются.

 Дазай просто не признавался, но по той скорости, с которой он уплетал свои креветки, видно было, что оголодал. Запивал какой-то содовой с голубоватым отливом, Чуя же ничего дополнительного не заказывал, цедя время от времени принесенную, как только они сели, воду, в которой бултыхались кубики льда. Конечно, в этом их обеде романтикой и не пахнет, да и к черту она сдалась, если честно, но можно позволить себе немного расслабиться. Злобное привидение за Дазаем пока так и не пожаловало, хотя он постоянно косился на вход, на что Чуя то и дело хмыкал; они уплетают нечто вкусное, а горячий мисо-суп прям наполняет нутро уютом; Чуя удачно выбрал место – из окна, если глядеть вниз, прекрасно видно скалы и бьющиеся о них волны – самый потрясающий вид, другого и не надо, а там дальше застывшая гладь воды.

 Они почти не разговаривают, Дазай время от времени что-то комментирует насчет еды, но его рот наконец-то занят, меньше несет всякого бреда. Чуя же молчит. Смотрит на него украдкой, думает о всяком, о чужих причинах жить и умирать, пропадает в банальности того, что он сыт и ему хорошо, и отгоняет от себя мысли о работе, что внезапно начинают жутко угнетать, и назад не хочется.

 Чисто случайно смотрит в сторону входа. Сначала хмурится, но потом все же понимает, что не показалось.

 – Эй, Дазай, уверен, не ошибаюсь, но там сейчас был тот продавец, которого ты достал, пока покупал палочки.

 Осаму отлипает губами от краешка конусообразного стакана, откуда он с наслаждением вбирает в себя искрящуюся водичку, и смотрит в сторону. Вид у него не особо удивленный, он как-то даже не вник, кажется, в слова мафиози.

 – И?

 – Что и? Чего он тут ходит?

 – Не знаю. Может, подумал о том, что я ему еще должен за испорченные нервы, – Дазай тянется к своему плащу и вынимает упаковку с палочками, откуда вытряхивает их и начинает изучать. Затем вдруг делает снимок на телефон и производит какие-то далее невидимые Чуе манипуляции. – Знаешь, а у него правда талант к этому. Я, конечно, не специалист, но сделано с каким-то особым чувством стиля. Самобытно, – Осаму придвигает палочки ближе к Чуе, и тот склоняется.

 Нельзя не согласиться. Иероглифы выполнены в какой-то своей особой манере. Штрихи заостренные, но при этом стиль очень изящный, да и видно, что рука набита. Красиво, этому человеку надо поискать определенно себя в чем-то посерьезнее, нежели продавец в магазине сувениров.

 – Зачем ты это купил? – Чуя спрашивает и при этом старается, чтобы голос не звучал так, будто для него в самом деле важно это знать.

 – А вот, – Дазай прячет их обратно, а потом подается чуть вперед. – Секрет.

 – Иди тогда нахуй со своими секретами.

 – А у тебя сколько от меня тайн, Чуя?

 Вопрос настолько неожиданный, что даже удивление не надо изображать.

 – О чем ты вообще? – он кладет руку на соседний свободный стул и начинает мять нервно пальцами рукав своего плаща.

 – Ну, давай представим ситуацию, что однажды твой босс по некоторым неслучайным причинам вызывает тебя к себе и дает самое ответственное в твоей жизни задание – убить меня. Если такого уже не было. Как ты поступишь?

 Когда ты к человеку всей своей душой, а он спрашивает такое, то хочется жестко так обидеться, встать и уйти – в случае Чуи: врезать, а потом далее по пунктам. Но Накахара сразу смекает, что вопрос ему задали серьезный, и он всегда висел между ними. Возможно, даже еще в те времена, когда Дазай был в мафии. Растерянность скребет по коже, леденя ее, и Чуя знает, что давно на самом деле должен был найти ответ на этот вопрос, но он молчит. Смотрит на накатывающие волны внизу. Что он найдет в них, если погрузится?

 – Ты не переживай, – вздыхает Дазай. – Я вполне оценю, если ты меня грохнешь. Уж поверь, осуждать не буду.

 Коё как-то сказала Чуе, еще давным-давно, что Дазай не заслуживает его отношения к нему. Речь не шла о чем-то таком, о чем он предпочитал не распространяться, она говорила о доверии, о том, что Чуя всегда был готов сорваться, если то требовалось, несмотря на любую угрозу, невольно поддержать как-то, хотя они дико собачились в те времена. Накахара послушно принимал наставления сестрицы, но про себя уперто думал, что все равно поступит так, как велит шепот изнутри. Глупый, надо было ее слушать тогда.

 – Мне кажется, что у твоей способности, Осаму, есть еще одна сторона: у тебя чудесный дар проебывать все, что можно. Даже краткий миг.

 Чуя поднимается из-за стола, игнорируя внимательный взгляд – Дазай даже никак не поменялся в лице! – натягивает на себя заново плащ, быстро проверяет карманы, хватает с края стола счет и быстро движется к кассе. Расплачивается за двоих, похуй, не обеднеет, и вылетает наружу, стремительно двигаясь в обратном направлении. Он мельком помнит про то, что так и не выбил из этого хуесоса долбаного данные, что он спер, но тошнит от мысли, что опять придется ругаться на эту тему. Набегался. Вроде и усталости нет, но уже ничего не хочется. Разве только воспарить над землей и свалить так, что Дазай точно не достанет, но Чуя одергивает себя.

 Он бы уже промчался мимо, но тут на глаза попадается уже знакомый пейзаж воды и омываемых ею камней, но в другом обрамлении. Здесь есть небольшая площадка, но с нее видно не очень хорошо, и Накахара поднимается по ступеням чуть выше. Воды залива словно бы врезаются в этом месте в остров, раскалывая его как бы на две половины. Внизу густые заросли, выглядит дико, скалы покрыты растительностью, на вершине на покатом склоне растут невысокие деревья. Он бы мог легко туда долететь, почти решается, но голос рядом останавливает.

 – Красивый вид, правда?

 – Красивый? Не поверю, что ты просто спокойно взираешь на это, без всякой мысли спрыгнуть вниз.

 – Мои мысли так очевидны, – слабо улыбается Осаму, вставая рядом с ним и опираясь локтями о перила.

 – Только в этом ключе. В остальном – хрен знает, что там в твоей башке.

 Осаму склоняет голову, тянется ближе, но Чуя ведет плечом, что не особо помогает избежать домогательств. К его виску прижимаются лбом, а потом тянут за руку, что-то вкладывая в нее.

 – Забыл.

 Ну да. Зонт. Чуя нервно запахивается, пытаясь снова отодвинуть от себя этого придурка, но он сам со вздохом оставляет его в покое, спускаясь снова вниз, и замирает у стенда, где написана какая-то информация о данном месте.

 – Здесь написано, что в этом месте остров Эносима делится пополам, – Дазай говорит негромко, но хорошо слышно – никого нет, тихо. – Ничего загадочного. Всего лишь прилив в течение многих тысяч лет терзал почву. У воды необычная сила. Прыгаешь в нее и можно убиться уже на входе.

 – Боже, прекрати.

 – Тут чудесное место, чтобы повторить попытку. Не подкинешь до скалы?

 – Я сейчас правда въебу тебе! – Чуя оказывается в доли секунд рядом, хватая его за одежду и тут же опускается на ноги, когда его руки тоже в ответ сжимают. – Спущу сам отсюда!

 – Сколько вас желающих! Кстати, Чуя, ты был прав. И тот недовольный гений-продавец в самом деле тут рядом ошивается, как думаешь, что ему надо?

 – Понятия не имею, это ты собираешь всех психов на себя, вот и разбирайся! – Чуя так ничего и не сделал с ним, и уже собирается продолжить свой путь обратно, но Осаму не отпускает, тянет к себе, напоминая о том, что он привык доминировать, целует с намеком, чтобы Чуя не рыпался, хотя отголоски вчерашней нежности все еще ощущаются, и только это не дает дать под дых, чтобы неповадно было суке такой.

 Чую пихают спиной вперед, и он отступает, пока не упирается в каменное ограждение так, что рискует завалиться назад, но Дазай, не отрывающийся от его губ, знает, что ему опасность убиться не грозит, и сильнее наваливается всем телом, заставляет Чую усесться на край и развести ноги, Дазаю не особо удобно наклоняться, но напор он не сбавляет, и Накахара уже опасливо пытается заглянуть ему за плечо, потому что он слышит посторонние голоса. Но его выпускают, хотя, казалось, Дазаю похуй; он одним движением вытирает собственные слюни с терзаемого секунды назад рта, а потом тянет Чую за собой.

 – Куда еще? – стонет тот, желая уже убиться от такой активности!

 – Пойдем поглядим, что забыл тут этот мастер гравировки!

 Чуя быстро схватывает его энтузиазм, но не хочет показывать, потому что Осаму сегодня не заслужил, но позволяет себя снова утащить вглубь острова, и они возвращаются к храмовому комплексу Окуцуномия. Мимо в этот момент в обратном направлении проходят несколько туристов, но более никого не видать.

 – Слушай, Дазай я не думаю, что он реально за тобой сюда притащился. Он работает на этом острове, мало ли, чего он тут захотел. Вдруг у него подружка в ресторане работает.

 – С тобой скучно, Чуя, – Осаму сворачивает по дорожке к священному месту, замирая у камня, на который набросаны монетки достоинством в одну или десять йен. – Он шел за мной, я четко видел. Вроде бы и выслеживать умеет, да быстро спалился.

 – Ты точно ему заплатил?

 Чую смеряют взглядом, мол, ну и глупые ты вопросы задаешь, затем Дазай быстро пересекает территорию и уходит в заросли, куда явно лезть не стоит, но того это не особо колышет, и Чуе приходится идти следом.

 – Затаимся. Он не рискнул идти дальше за мной. Посмотрим, что будет, – Дазай в темном и не боится пригнуться прямо к земле, скрывшись зеленью. Чуя стоит рядом, запрятав руки в карманы.

 – Ничего не будет, пока ты тут спрятался, балбес! Я бы на твоем месте лично бы подошел и разобрался, если есть проблемы. Блядь, что за дрянь? – Чуя ловит у себя где-то в районе шеи нечто ползучее и с отвращением скидывает на землю огромного черно-желтого паука с каким-то красным брюшком. – Гадость какая! Они тут повсюду, мерзость.

 – Не шуми.

 Чуя замирает, потому что его только что хлопнули по заднице, словно ребенка. Хочется въебать с ноги и расколоть череп за такое, но он, простонав, поддается, когда его тянут вниз за расстегнутый пояс плаща. Прямо к земле. К гадким паукам.

 – У тебя хоть совесть есть? Мы топчемся в священном месте!

 – Чуя, твоя религия – это мафия, а моя – суицид, угомонись.

 – Вот после такого за тобой и приходят всякие онрё!

 Вообще всегда бесило, когда Дазай начинал зажимать ему рот рукой. У того свои всякие мелкие причуды на фоне секса, к счастью, не все они вызывают отвращение, но некоторые почему-то особо напрягали, когда вот так вот зажимали, не давая толком вдохнуть, а у Чуи всегда сердце начинало судорожно биться и вовсе не от возбуждения, и он толком носом воздух не мог хватать. Вот и сейчас неприятно пробрало, но Дазай быстро его отпускает, шепча на ухо, чтобы смотрел молча.

 А глянуть есть, на что. Чуя едва сдерживает смех. Сдерживает, потому что Дазай хоть и перестал зажимать ему рот, но клешню свою не убрал и крепко вжимал пальцы в плечо, прямо призывая к молчанию. Но Чуя просто не знал, как реагировать, когда мимо по дорожке довольно прогулочной, хотя и не сказать, что легкой походкой прошло чудо в белом кимоно, да с прической, что стала еще хуже, растрепавшись на ветру. В их сторону даже не захотело глянуть.

 – Я клянусь тебе, оно живое, – тихо ржет Чуя. – Такой походняк! Позор любого призрака! Ты видел, как их искривляет, когда они передвигаются?

 – Чуя, ты пересмотрел фильмов ужасов, – Дазай как-то безынтересно среагировал на появление своей загробной почитательницы, – посиди смирно, – зачем-то просит он, а сам пробирается куда-то в чащу, вынимая на ходу телефон из кармана.

 Рыжий все еще посмеивается, правда, тут он вспоминает то, что увидел там на берегу, но быстро списывает на обман зрения. В какой-то момент решает, что ебать он хотел приказы Дазая, и не будет он тут позориться сидеть, поэтому выбирается на дорожку, благо, что никто не видел, как молодой мужчина, прилично одетый, вылез из кустов, чего подумают, и отправляется быстрым шагом проследить за онрё. Вряд ли не догонит.

 Но Чуя ошибся. Он пробежался даже, но никого! Едва ли куда-то это видение еще могло свернуть, там есть поворот, но он и туда успел сгонять. Заглянул мельком в магазинчики и кафе – ну да, представить, чтобы это странное создание выбирало себе сувениры – тут он точно будет в голос ржать. Итог – упустил. Чертыхнулся на себя, ведь самому было уже любопытно, что это такое бродит, но в итоге побрел назад искать Дазая, который так вообще сгинул где-то в зарослях.

 Чуя минут двадцать ждал возле храма, ощущая себя все сильнее и сильнее каким-то жестко наебанным. Он тут уже все успел изучить, а забинтованная тварь так и не появлялась. Ебать, куда делся-то? Может, его продавец все же грохнул? Чуя поймет, но и еще он понимает, что Дазай так легко себя в обиду не даст. Попробовал дозвониться – гудки есть, но не отвечает. Ай, и так знал, что бесполезно. На самом деле немного неуютно. Время близится к вечеру, и из-за пасмурного неба темнеть начинает рано. Люди ходят, но как-то горстками, с большими промежутками между друг другом. Чуя уже начинает на полном серьезе соображать, что делать, прислушивается, не особо радостно обостряет все свои инстинкты, снова он вернулся на работу, весь такой грозный мафиози… К которому опять ластится кошак. Да вы что, мохнатые? Сговорились? Теперь рыжий! Собрат. Чуя даже не заметил, откуда тот взялся, но еще и с собой подружку привел серую, та правда в отдалении уселась. Сидит и сверкает своими желтыми глазами, слегка потрепанная какая-то. Оглядывается назад нервно, а затем вдруг срывается с места. Чуя не уверен, что ее спугнул далекий шорох, но вот его внимание он точно привлек, и он снова бросается в заросли за храмами, собираясь кое-кому по башке надавать. Правда, было кое-что еще, что Чуе не понравилось: сдавленный стон, который ему точно не примерещился.

 Он спешно пробирается к какому-то домику, за которым мелькает фигура Дазая, а тот как-то странно согнулся. Чуя быстро добирается до него, и застывает, будучи не совсем уверенным, стоит ли ему сейчас это видеть. Не особо хочется быть соучастником.

 – Чего встал? За ноги бери и потащили, надо его тут где-то пристроить на время.

 – Ты совсем ебнулся?! Ты чего с ним сделал?

 – То, что он не сделал со мной, – кряхтит Дазай, оттаскивая грузную тушу продавца из магазина сувенирных палочек. Чуя повторяет про себя несколько раз слово «сдержанность», но не уверен, что реально поможет. Приглядывается – живой, уже легче, а то Дазай обычно херачит на поражение, да и как он его завалил вообще? – Ну? Долго будешь таращиться?

 – Убери руки, слабак, – Чуя наклоняется, чтобы коснуться ноги в замызганных джинсах, и тело, раскинувшее конечности, приподнимается над землей. Дазай торжественно выдыхает. – Что ты с ним собрался делать?

 – По уму, так скинуть в воду…

 – Чего? Дазай, блядь, ты… Что он вообще тебе сделал, что ты его вырубил?

 – Нечего было на меня нападать!

 – Я ни за что не поверю, что он напал на тебя только из-за этих ебаных палочек! Что ты натворил?!

 – Вот ты никогда не поверишь: в этот раз ничего! Но ты это, можешь прям за стеной его тут пристроить, оставим тут, не скоро очухается, – Дазай лезет в карман плаща, откуда вынимает пистолет и осматривает его рукоять. Теперь ясно, как он его оглушил, но откуда, черт возьми, он взял оружие?! Чуя бы точно заметил, если бы нечто подобное завалялось в чужом кармане, наметанный глаз не обманешь.

 – Чье это?

 – Его, хорошо успел спереть раньше, че он за ним полез, когда вылетел на меня, – Дазай разряжает пистолет, вытирает платком, вынутым из того же кармана, и швыряет его на тело, которое они пристроили у стены все еще непонятного домика, из которого льется оранжевый тусклый свет. Чуя не поймет толком, где они, но надеется, что их никто не палит. – Блин, теперь плечо болит после этого ублюдка. По уму бы, конечно, убрать отсюда… Ай, ладно, разберусь.

 Он перешагивает через ноги заваленного его стараниями тела и идет вдоль стенки. Чуя еще несколько секунд таращится на умиротворенное лицо мужика, пытается понять, что с тем может быть не так, а затем отправляется догонять Дазая. И? Сначала решил, что потерял его из виду, но вдруг слышит плеск воды и недовольно выдыхает.

 Общественный туалет. За ним они типа спрятали странного чувака, у которого с Дазаем какие-то терки, и что-то подсказывает, что в этом может быть замешана та самая Химеко. Чуе, естественно, мало в жизни приключений.

 Осаму замер над довольно причудливым умывальником в виде каменной чаши, где вода льется из пасти дракона. Осаму пытается смыть с рук следы земли и травы, а также яростно трет подбородок, на котором – не сразу было заметно – есть следы грязи и, кажется, даже крови. Когда он их стирает, то видно свежую ссадину, и мужчина капризно мычит, ковыряя ее пальцем, а потом снова набирает в ладонь воду и пытается замыть.

 – Ты долго еще будешь плескаться? – Чуя тянет руку к сенсору на стене, и вода прекращает литься. Дазай смотрит на него, как на заклятого врага, который в песочнице утащил у него машинку, а потом снова включает воду и наклоняется, хватая ее ртом. – Да хоть захлебнись, все равно скажешь, какого хрена ты намутил. Я в жизни не поверю, что ты просто так его выбесил.

 – Я тебя гулять с собой звал, но отчитываться перед тобой не собирался, – Дазай хватает свой берет с края раковины и отряхивает его, оставляя влажные пятна на ткани. Вода стекает с его рта, он как-то тяжело выдыхает, а потом выключает все же воду, что так и льется струйкой из пасти дракончика; он нелепо нахлобучивает берет на голову, роется в карманах, вынимая телефон, что-то там изучает, а потом убирает обратно, хватая с пола свой зонт.

 – У этого человека был пистолет. Он пошел за тобой с ним. Дазай.

 – За мной много кто ходит. Ты видел? Кстати, куда там эта онрё делась? Пошли, хватит тут возиться! – он слишком быстро срывается с места, и Чуя использует способность, чтобы его обогнать и перехватить. – Чуя, некогда.

 – Да что некогда? Объясни хоть!!!

 – Я боюсь, до тебя долго будет доходить…

 – Оставь свои гребаные шутки, уже заебал ими, кретин ты этакий! – Чуя приземляется на ноги, хватая его за шиворот и пресекая попытки врезать себе по ногам зонтом. – Я въебу тебе, обещаю!

 – Хорошо, въеби, но давай потом, – Дазай внезапно чмокает его прямо в сжатый на его плаще кулак, естественно, рассчитывая на эффект неожиданности, который дал ему свободу. – Не отставай, Чуя! Я приглашаю тебя прогуляться в сад, считай, у нас свидание.

 Что толку задавать ему вопросы, когда он все равно даст ответы, лишь имея на то желание? Приходится просто идти следом. Дазай, правда, то и дело тормозит и что-то там роется в своем телефоне. Чуя терпеливо ждет, глазея по сторонам. Люди кучками бродят, фотографируются, восхищаются пейзажами. Он тоже сегодня пытался чем-то таким заниматься, но, кажется, в итоге все проебал. Пока Дазай сражается со своей техникой, он разглядывает целую кучу ракушек, наваленных возле какого-то домика. Не может понять, настоящие или нет, но выглядят впечатляющие, но вот его снова дергают за собой, и приходится сжимать зубы крепко, чтобы не обругать.

 Они возвращаются на ту площадь, где продают всякую вкуснятину, и Чуя трагично смотрит в сторону рекламы, на которой нарисована дынная мороженка. Но он не купит такую. Просто не хочет слышать подколы в свой адрес, да и Дазай его уже куда-то тянет, и Чуя только в последний момент успевает разглядеть, что это за место, до этого он совершенно не придал значения.

 Да ладно! Дазай в самом деле собирается потащить его за собой в сад. Даже за входной билет заплатил, сразившись с автоматом. Ну да, должны же быть хоть какие-то деньги у этого бомжа.

 Чуя, если честно, слегка растерян, когда оказывается на территории. Он думал увидеть нечто банальное, вроде рассадника роз, как в парке Ямасита в Йокогаме, к примеру, но оказывается в довольно странном месте. Да, здесь тоже есть клумбочки, много стриженной аккуратной зелени, но кое-что выглядит непривычным. Он будто оказался на каких-то раскопках, которые облагородили горшками с цветами, а еще здесь повсюду расставлены стаканчики, но пустые почему-то. Целые инсталляции устроены, но стаканы интересуют мало, Чуя все тянется глянуть, что там за развалины, словно от кирпичных стен, там есть мостики, можно подойти посмотреть поближе, но Дазай куда-то тянет его.

 – Еще успеем погулять, – вдруг мягко обещает он. – Надо кое-что закончить. По нашим билетам можно подняться на смотровую площадку маяка.

 – Мне не особо интересно глядеть на что-то с высоты, – Чуя все озирается, место, куда притащил его Дазай выглядит загадочно как-то, хотя и не совсем похоже на какой-нибудь таинственный сад, но что-то притягательное в нем есть, и он совсем не хочет подыматься на маяк, который, как оказалось, располагается на территории сада.

 – Ради меня? Ну, хоть раз?

 – Ради тебя каждый раз, и это уже заебало, если честно.

 – Прелесть моя рыжая, – Чуя пугается, когда его так неожиданно тянут к себе за талию, крепко целуют в висок и тут же отпускают, будто ничего такого и не было, и он ощущает, как опять проиграл. Боже, у него нет ничего против этого человека! Даже банально нечем обороняться! Сходить в сувенирную лавку, купить себе амулет, что ли, на защиту от злобных духов.

 Кстати, о них. У Чуи уже, наверно, воображение дает сбои, но он уверен, что среди зарослей видел нечто белое, похожее на онрё, что так и бродит за ними весь день! Он пытается сказать об этом Дазаю, но тот отмахивается и тащит его поскорее, чтобы успеть с небольшой толпой на лифт, который отвезет их на закрытую площадку маяка.

 Все это нервирует. Чуе плевать на маяк, ему не нравится, что его опять дурят, и Дазай явно в курсе, что вообще за хуйня творится, и он что-то задумал, но чего он его сюда затащил? Хочет использовать, как часто это делает? Пока ни о чем таком не просил серьезном, но Чуя ощущает напряжение. Ему не страшно, он готов, но жутко хуево, когда тебя водят с завязанными глазами, а от сладких речей на ухо только тошнит.

 Накахара немного успокаивается, когда они приезжают наверх. Вид с высоты через стекло его мало чем захватывает, над островом начинают постепенно сгущаться сумерки, но по-прежнему спокойные воды, подернутые мелкой рябью как бы призывают к миру. Отсюда очень хорошо видно мост, по которому они шли, и Чуя отматывает назад весь день. С утра он даже не подозревал, что день его будет заканчиваться вот так. Он смотрит через плечо на Дазая, который тоже не особо проявляет интерес к панорамному виду, а ведь в ясную погоду отсюда можно было бы разглядеть и небоскреб Landmark, откуда Чуя метнулся столь спешно, готовый снести с плеч дурную голову, но в итоге и пальцем не тронул, лишь позволяя касаться себя.

 – Поднимемся выше? – Дазай тянет его за руку. – Там открытая площадка.

 Будто он может не согласиться. Они взбираются по винтовой лестнице на самую вершину, и здесь, на ветру, ощущения куда ярче, хотя Накахара снова про себя ухмыляется – это не сравнится со свободным полетом. Дазай часто спрашивал его об ощущениях, и затем как-то сказал, что каждый раз Чуя описывал все по-разному. И после каждого говорил, как он его ненавидит. Чуя радовался, что хоть в чем-то тот ему завидует. Правда, одно сравнение он оставлял при себе и озвучивать никогда не собирался. На что похож полет? На ощущение, когда твое личное проклятие крепко прижимает к себе, а не пытается где-нибудь нахер выплеснуть из башки остатки мозгов.

 Дазай не пытается сейчас убиться, но в голову Чуе лезут нехорошие мысли, когда он видит, как тот замер у высоких перекрытий. Смотрит неотрывно вдаль с той стороны, где видно, как вода вгрызается в остров, проделав в нем расщелину. Гладь воды призрачного голубого цвета, блекнущего под умирающим дневным светом, словно волны шелка в легкий бриз, и вдалеке сливается с небесами, линия горизонта столь размазана, что не разобрать. Может, там где-то идут дожди. Осаму всматривается, сквозь едва приоткрытые веки, а потом глядит вниз с каким-то пугающим умиротворением человека, который давно смирился и его ничто не удерживает от последнего шага.

 – Пойдем вниз, – Чуя дергает его за пояс, запустив под него пальцы, стоя за спиной Осаму. Даже не надеется, что на него как-то среагируют, но тот вдруг разворачивается.

 – Еще чуть-чуть, солнце, – наклоняется он к нему, произнося это шепотом, а потом смотрит куда-то в сторону. – О, это ко мне!

 Чуя опасливо оборачивается, ожидая увидеть, даже не знает, онрё? Но на смотровую площадку поднимается совсем какой-то незнакомый мужчина. Вид у него потасканный, замызганный, будто он много кругов наворачивал по местным горам. И этот замученный облик сразу насторожил, даже не то, как злобно незнакомец глянул на Дазая, а тот будто рад был его увидеть!

 – О, я так и знал, что будет обязательно тот, кто обнаружит мое послание! Куникида-кун! – это звучит так громко и внезапно, что Чуя недоуменно таращится на Дазая. – Объект вижу! Ты там хорошо запаковал тело? Топай сюда, сейчас будет новое! – Дазай лезет в свой карман, чтобы отключить работающий уже неизвестно сколько времени телефон.

 Мужчина смотрит молча на Дазая. У них какой-то немой диалог, а выражение лица этого человека крайне сосредоточенное. Он не выглядит агрессивным, скорее, как и показалось сначала, измотанным, он спокойно вынимает руку из куртки, в которой зажат шприц, наполненный прозрачным раствором, на что Дазай реагирует совершенно спокойно и позволяет к себе приблизиться.

 – Снотворное или яд? Давай, мне без разницы, потому что уверен, что доза будет убийственной, – чуть слышно произносит Дазай. – В шею. Как ты делал это со своими жертвами, хоть немного жалко было?

 – Дазай, какого хрена ты творишь? – Чуя дергается вперед, но на него не реагируют ни один, ни второй, с Дазаем все понятно, а вот незнакомец, кажется, просто не берет его в расчет! Совсем уже. – Дазай!

 – Ближе, мой новый друг, я не против, если так уж честно, иначе бы не полез во все это, ну? Так сдохнуть хочется, но лететь отсюда – как-то банально, – Осаму сам делает шаг вперед.

 Деревянное покрытие пола вздрагивает четко в тот момент, когда мужчина совершает рывок в сторону Дазая, он пошатывается, и в следующую секунду обрушивается всей своей массой на пол, роняя шприц. Гравитация, создавая небольшую вибрацию по башне, локально давит на него со всей мощью, и человеческое тело не справляется с давлением, отправляясь во временный нокаут.

 Чуе особо сил прикладывать не пришлось, он как-то все это сделал спонтанно, гравитационное поле быстро теряет силу, как только Дазай ступает в радиус его действия, но уже нет смысла удерживать этого странного человека. Накахара щурится от ярких бело-лазурных вспышек, а потом слышит недовольное нытье:

 – Чуя, всегда знал, что ты тот еще балбес, – Дазай сгибается над треснувшим шприцем, что раздавило гравитацией – все вытекло, – ладно, все равно какие-то следы остались в качестве улик, – Дазай вынимает из внутреннего кармана пакет, на одну руку нацепляет целлофан и запихивает все аккуратно, параллельно он кому-то названивает, зажав телефон между ухом и плечом. – Все, уже ничего не надо. С Санадой разберись. Мелкая вешалка для шляп, как всегда, все мне испортила.

 – Дазай, ты охуел?! – Чуя пинает его под зад, и тот не особо грациозно падает на колени, а потом потирает ушибленное место.

 – Ты злой, Чуя, – он плаксиво тянет его имя и тянется за вылетевшим телефоном, и в этот момент на его руку едва не наступают, Чуя склоняется низко, хватая его за волосы, сбив берет и задирая голову, чтобы смотрел четко в глаза.

 – Это, мать твою в рот, что было сейчас?

 – Чуя, знаешь ли больно, и говорить не особо удобно…

 – Ты реально хотел, чтобы он тебя грохнул, что ли?

 – Тоже был вариант…

 – Я спущу тебя отсюда, сука ты обдолбанная!

 – Вот и вся твоя любовь, вредный ты, Чуя, – Дазая все же отпускают, и он, будто ничего и не было, тянется все же собрать улики. Осматривает тонкую иглу, а потом убирает все это в пакет, тщательно запаковывая.

 – Я жду.

 – Ты серьезно думаешь, что я бы дал ему себе это вколоть?

 – Да откуда я, ебать, могу это знать?! Ты же придурок суицидальный! Тебе дай только повод! Ты даже не задумаешься! Что это за маньяк вообще? Где ты его откопал? А тот, которого ты завалил возле сортира? Какого хера, Дазай?!

 – Я, честно говоря, боялся, что Хироцу-сан сдаст меня тебе, но не знаю, что у вас пошло не так.

 – Хироцу-сан? – Чуя сам уже готов рассесться прямо тут на полу, но слышно, как сюда движутся люди, плохо будет, если увидят. – Черт, сейчас спалимся!

 – Спустишь его отсюда вниз? Там будет кому подобрать, ты же уже понял ведь, что я тут не один.

 Чуя не спорит. Он вручает свой зонт Дазаю и быстро подхватывает тело, сначала поднимаясь с ним наверх, чтобы вышедшие на площадку посетители ничего не увидели, а потом уже приземляется. Оглядывается. Людей практически нет, лишь какой-то работник возится с проводами, подключая лампочки, что, видимо, в ночи должны тут все украсить, но он не обратил даже внимания на то, что кто-то приземлился неподалеку. Чуе не хочется возиться, и он тупо усаживает этого маньяка на стул за столик. Мало ли, притомился человек, развалился – отдыхает. Он и сам чего-то весь издергался. Это все тупой Дазай! О боже, эта тварь точно сведет его в могилу, даже если этого в самом деле не желает! Чуя обессиленно падает на соседний стул, подавляя в себе желание закинуть ноги на столик. Еще теперь жди, когда этот балбес спустится. Этот Куникида где-то на острове, оказывается, но его не видать. Чуя мельком вспоминает, что там нес Дазай, разговаривая, судя по всему, по громкой связи, возможно, тот сейчас примчится от другого заваленного тела. Тут недалеко.

 Осаму спускается к нему, неся свой плащ, перекинутым через руку. Вид у него тоже какой-то усталый, и смотрит он так трагично, будто это его весь день наебывали, а не он изо всех сил старался довести Чую.

 – Как это все утомляет! Кто бы знал! Чуя, давай нажремся сегодня вечером, а?

 – Объясни мне уже, идиотина, что это сейчас было! – Чуя уже чуть ли не в отчаянии указывает рукой в сторону мужика рядом. – Во что ты меня опять втянул, боже, что я тебе такого сделал?! И… Что ты там нес про Хироцу-сана?

 – Ты же должен знать, Чуя. Или тебя не волнуют трупы, найденные у вас на складах?

 Наверно, у Чуи в этот момент был такой замученный вид, что Дазай, что редкость, сжалился.

 – Знаешь, на каждое убийство не прибежишь, не сравнишь с другим, на это есть полиция, – Дазай устало садится рядом с отрубленным. – Но несколько дней назад Хироцу-сан связался со мной. Из-за этих трупов. Меня, конечно, забавлял тот факт, что у твоего босса проблемы, но Хироцу-сан… В общем, есть перед ним свои некоторые долги, – Дазай понижает голос, явно не желая вдаваться в подробности, да и Чуя знать не хочет. – Я поговорил с директором, и тот дал добро разобраться. Меня не пустили, всем занимался Рампо-сан. Он сразу запросил статистику всех последних похожих смертей по префектуре Канагава, выделил некоторые случаи и начал проверять. Общего-то ничего не было. Но он вместе с Ацуши-куном ездил разговаривать с родственниками, побывал у всех дома. Сможешь догадаться, что стало подсказкой? – Дазай улыбается, а Чуя мотает головой – он просто не хочет сейчас утруждать свой мозг, ему и так нехорошо. – Ну же, Чуя-кун, ты же сам все видел, это легко! – тот лишь закатывает глаза, а затем видит, как Дазай роется аккуратно в своем плаще, вынимая оттуда палочки. – Рампо-сан крайне внимательный, не мог такое упустить.

 – Их можно купить, где угодно.

 – Да, но родственники большинства жертв говорили, что эти палочки были куплены на Эносиме. А дальше еще проще. Практически на всех на них была гравировка с именем. Стиль легко узнается. Несчастная Химеко-тян, одна из жертв, тоже получила похожие. Представляю, как Санада-сан, это продавец, если ты не в курсе, похолодел, когда я о ней начал говорить.

 – Вы ткнули пальцем в небо.

 – Отнюдь. Подсказка, где надо рыть, была отличная. Ацуши с Кёкой днями ранее ездили сюда, вычисляя, какой именно магазин должен нас заинтересовать. Потом уже решили, как действовать. Я спровоцировал его, и он пошел следом за мной. То, что он решил еще и напасть на меня, нас убедило в том, что он причастен к смертям, только вот словить одного было недостаточно, у маньяка был единомышленник, – Дазай попинал ногу того, кого вырубил Чуя. – Мы не просто тыкали пальцем в небо, Чуя. Сейчас все легче, есть записи камер, что подсказали, что преступник действовал не один, но лиц мы не видели, поэтому надо было еще и выманить на себя подельника того, кого мы уже почти выследили, не было уверенности, что он тоже находится на Эносиме, но нам повезло, еще предстоит узнать личность второго. Жестокие люди. Прежде не уходили в своих делах дальше Фудзисавы или Камакуры. Если бы не добрались до Йокогамы и по глупости бы не спрятали тела у вас, то мы бы могли еще долго в это не вмешиваться. Блин, где там Куникида, я уже свалить хочу!

 – Почему они убивали? Ради чего-то или…

 – Ради чего убивает маньяк? Это в голове, – Дазай показывает себе на лоб. – Мы думали, что, может, они какие сатанисты, потому что из тел выпускали кровь, но ничего такого. Просто эти двое нашли друг друга, и действовали вместе. Один подбирал у себя в магазине жертв, а другой выслеживал, затем они вместе приступали к делу, удивительно, что они даже не задумались о том, что на них можно выйти, но опьянение от преступления, убийства, действует странным образом на разум. Это больная природа человека. Мне это близко. Я же тоже по каким-то неведомым причинам хочу убиться. О, Куникида-кун! Как там делишки?

 Чуя сразу напрягается, когда видит приближающегося запыхавшегося коллегу Дазая. Только сейчас начинает осознавать, что он полдня был у детективного сброда на виду и хочет еще раз дать хорошего пинка Дазаю! Ебать, он его подставил! Сука! Просто сука! Но уже морально нет сил с ним опять устраивать разборки. Чуя недовольно смотрит на этого Куникиду, и хочет просто расхуярить все вокруг гравитацией, даже если его кровяное давление снова не скажет ему спасибо, плевать, что врач просил его сильно не перетруждаться некоторое время! Но Накахара сидит смирно. Лишь чувствует, как обида начинает заполнять его все плотнее. Ощущение хуже, чем если выебут в зад без подготовки.

 – Дазай, блин, тебе надо было просто заманить его в место, откуда он не смог бы легко скрыться! Мы не договаривались, что ты его отрубишь.

 – Мы вообще ни о чем не договаривались. Вы просто решили, что приманкой буду я, как и в случае с этим потерянным для мира мастером гравировки. И вообще это Чуя его вырубил. Ладно, не убил, так что его можно будет допросить. И так легче тащить.

 – Я уже вызвал полицию, – Куникида трет лоб, судя по его виду он тоже сегодня набегался.

 – Вот, забирай, – Дазай вынимает из плаща улику. – Уверен, то же вещество, что было введено в кровь найденных трупов, там есть остатки. Спасибо мне, я старался все собрать, а кое-кто едва все не уделал, – зыркает на Чую и ухмыляется, когда видит, как столик начинает подрагивать.

 А ну нахуй все! Чуя просто поднимается с места и идет, не особо разбирая дороги. Это реально уже невыносимо! Чуя даже гадать не хочет, зачем Дазай его сюда притащил, хотел ли использовать в своей охоте на маньяка, но он уже сыт по горло этим вечным беспардонным вторжением в его жизнь. Ну да, сам виноват, сам каждый раз верил ему, сам попадал в ловушку, потому что он вечно кружит рядом над ним, словно злобный дух какой, и не отпускает. На этот остров заманил столь бессовестно. И сейчас сидит тут распинается.

Чуя хрен знает, где идет, какие-то тропы среди зарослей, пальмы, папоротники, везде тени, тени, листва, густо, света мало. Надо немного прийти в себя. А потом валить отсюда. Похуй на все эти таблицы, Чуя не собирается унижаться, что-то там выпрашивать у Дазая, пошел нахуй.

 Он прекрасно слышит, как шаги становятся все ближе, тут множество дорожек, но при этом и не затеряешься, что толку удирать, и Чуя обреченно бредет, пока его не перехватывают, а он сразу же пытается высвободиться.

 – Отъебись! Хватит, Дазай!

 – Чуя, не дуйся!

 – Не лапай меня! – он разворачивается и упирается руками в костлявую грудную клетку, к которой его всеми силами норовят прижать, а затем еще и пытаются поцеловать. – О боже, прекрати! Тут, блядь, люди ходят!

 – А что тебя смущает? Ну хорошо, – и Дазай тянет его на более тенистую удаленную тропку, но Чую на самом деле не это вовсе смущает, а то, что он хочет, чтобы Осаму понял, что нельзя так с людьми обращаться. Чуя все же умудряется ему врезать, и тот сразу хватается за нос.

 Пусть не страдает, там даже не до крови. В раздражении эспер стягивает с себя плащ и чешет прямо по зеленой травке, хотя тут явно нельзя ходить, он так краем глаза замечает таблички, на которых, видимо, написано, что это за виды насаждений, но Чуя уже потерял интерес к саду, куда тут! Столько впечатлений за один день! Он, конечно, любил движение, шум, но не в те моменты, когда источником всего этого становился Дазай. К тому же не хочется признаваться ему, что эти чертовы его слова на вершине маяка и послужили катализатором к тому, что Чуя не стал распознавать, блефует Осаму или нет, а просто прихлопнул источник опасности. Этот остров опять портит ему нервы на фоне попыток Дазая откинуться; мысли о прошлом разе уже так не били по нервам, только-только Чуя стал успокаиваться, нет, блядь, надо было снова все испортить!

 – Даже не подходи ко мне! – голос звучит жестко, тут и дебил намек разберет, но Дазай относится какой-то отдельной категории людей, хотя, учитывая его притупленный инстинкт самосохранения, чего удивляться, что он лезет и не боится быть приложенным о землю.

 – Но послушай, что бы изменило то, если бы ты знал, зачем именно я прибыл на этот остров?

 – Что? Что изменило бы? Ты, как всегда, наебал меня, и считаешь, что это весело. Нет, не весело ощущать себя полным идиотом, тем более, когда тут еще и этот твой Куникида возился, блядь, а агентство не смущает, что ты со мной таскаешься?

 – А тебе больше нравится держать все в тайне? – Дазай понимает, что ухмыляется не к месту, но со своей дурной натурой никогда не спорит. – Если честно, Куникида-кун давно просек, что я с тобой общаюсь и шантажирует меня, – последняя фраза явно была сказана, чтобы вызвать к себе жалость. Шантажировать Дазая? Все, кто пытался это реально делать, долго не жили. – Он правда насчет некоторой природы отношений не в курсе, но я особо не заморачивался. Сказал, что ты можешь пригодиться.

 – Ага, и они поверили. Не говоря уже о том, как ты меня сюда выманил, – Чуя упорно делает вид, что его не волнует, то, как его притягивают к себе за талию, хотя он всем корпусом пытается податься назад.

 – Ну, больше бы возникло вопросов, если бы я просто сказал, что хочу провести здесь с тобой время, как предлагал уже давно, – Дазай стягивает уже и без того сползшую тесьму, что удерживала сзади волосы, и сжимает в руке.

 – Ага, пизди больше, – Чуя все же отпихивает его от себя, хватает упавший, пока он тут отбивался от этого извращенца, плащ и возвращается на дорожку, собираясь уже валить; если понадобится, поднимется в воздух, но краем глаза Чуя замечает какое-то подозрительное движение в их сторону, словно кто-то стремительно, прыжками, несется на них.

 Белый и с черной волосней, развивающейся немного странно на ветру от скорости. Не особо в тот миг и озадачили вопли, в которых, как минимум, можно было разобрать «Дазай-сан!». Чуя просто вломил. Дазай при всем своем желании не успел бы остановить и погасить мощь удара, который утяжелен был силой гравитации. Онрё так и впечатало в каменную дорожку. Блядь, порча имущества! Чуя сделал это по инерции, когда мозг проорал, что его хочет атаковать хрень, которая преследовала полдня, и только потом уже начался анализ всей обстановки. Замерев, Накахара уже прикидывал все последствия. Черт…

 – Твою ж мать, – Дазай уж точно не ожидал такого исхода. Смотрит на своего бывшего напарника с опаской и – видно – сука такая, пытается не заражать. – Чуя-кун, ну ты даешь. Блядь, теперь реально вижу, что довел тебя.

 Хоть что-то заставило признать сей факт, да неужели?! Но вслух это не звучит.

 Дазай подкрадывается к уложенному телу и стаскивает и так уже почти слетевший черный парик. Накахара шипит сквозь зубы. Он уже догадался. Даже представить боится, в честь чего все это было!

 – Ацуши-кун, ты жив?

 Парень в сознании, даже садится, не так уж и пострадал, Чуя прекрасно знает, что его можно долго дубасить и ничего не будет. Скорее он просто слегка в шоке – никак не ожидал, что его возьмут и приложат.

 – Куникида-сан предупреждал, что надо снять это, прежде чем идти искать вас, – бормочет он, опасливо поглядывая в сторону мафиози.

 – Ты, пиздюк, ты зачем пацана так вырядил, а? – Чуя весьма болезненно тычет ему в спину зонтом. Мог бы и с ноги дать, но боится, что в этот миг все бешенство захочет выйти наружу. – Или вы там вконец все офонарели в своем агентстве?

 – О, ну это такая история… Ацуши-кун, – Дазай перехватывает его резко за подбородок, потому что мальчишка явно точно хотел уже что-то ответить, разворачивает к себе и смотрит тому прямо в глаза. – Ты зачем меня искал?

 – Куникида-сан отправил. Он ждет полицию, вы тоже нужны. Да и потом мы уезжаем. Или вы поездом? – Ацуши вытирает уже запекающуюся на лице кровь, но переломы его быстро восстанавливаются. А Чуя точно слышал хруст. Не хочется признавать, но слегка неудобно перед пацаном. Тем более ясно видно, кто тут главный виновник.

 – Я сейчас подойду, Ацуши-кун. Иди. И, да, сними это, слушай, кимоно ты, конечно, уделал, но надо будет его все же попробовать застирать, аренда дороговато стоила. Еще и кровью заляпал.

 Чуя не сдерживается и пинает его под колено за такие явные претензии.

 – Ах, бля… – Дазай едва устоял, согнувшись и схватившись за плечо своего подопечного. – Иди, сейчас разберусь

 – Погоди, я его сфотографирую в таком виде, покажу Акутагаве как-нибудь, – мысль приходит спонтанно, и Чуя, несмотря на свой дурной настрой, вынимает телефон.

 – Накахара-сан, вы не обижайтесь только! Ничего дурного не подразумевалось! И давайте без снимков, – Ацуши мгновенно подскакивает на ноги. – Мы ждем, Дазай-сан!

 Чуя все же успевает щелкнуть его пару раз. Не особо качество, движения размазанные, но видно, что это Тигр в столь странном виде, пригодится. Дазай явно оценил коварный ход, но комментировать не стал. Знает, что его косяк все равно не останется в стороне.

 – Оправдывайся, жалкое отродье, – цедит Чуя сквозь зубы.

 – Ого, как жестко. На колени встать?

 – Да, и сразу задницей кверху.

 – Нет, так не хочу.

 Чуя пытливо смотрит на него. Ему уже плевать, он может и не выслушивать. Просто уйдет, но Дазай страдальчески выдыхает и что-то там бормочет:

 – Ну, изначально по плану Ацуши-кун и должен был незаметно следовать за мной по острову, чтобы подстраховать на всякий случай. Если честно, наличие тебя как бы особо не требовало его усилий, но не важно, к тому же он должен был заняться отслеживанием подельника Санады, когда он в панике с ним свяжется, и убедится, что тот найдет отрубленного гравировщика с моим оставленным на нем посланием. Ацуши-кун молодец, все четко выполнял.

 – В таком виде?

 – Ну да, он тоже был сначала не в восторге.

 – У тебя там, что, компромат на всех в твоем агентстве?

 – Нет. Но Ацуши-кун привык к моим странностям и спорить долго не стал. А я посчитал, будет забавно, если ты решишь, что за мной охотится злобный призрак. Да и, кстати, Ацуши в таком виде заставил понервничать нам на руку Санаду, что шел за мной, этот балбес решил, что по его душу духи пришли. Я бы тоже охерел, если бы внезапно нечто похожее на девушку, начало бы скакать по горам, словно козел.

 – Ты сейчас откровенно признаешься, что заставил его устроить этот маскарад ради того, чтобы поиздеваться надо мной? – Чуя крепко сжимает рукоять зонта, и Дазай явно сейчас рад, что это не его шея. О, бля, ему бы наоборот это могло бы понравиться, да пизда вообще!

 – Типа того. Ну да, вышло не очень забавно, если честно, из Ацуши так себе косплеер злобного духа. Мог бы и поактивнее. Он тупо шел за нами и все. Скрывался, правда, умело, благо способность позволяет.

 – Шел за нами? Я даже думать не хочу, что все это время за нами кто-то наблюдал.

 – Не все время. Когда мы целовались, я знал, что его нет поблизости.

 Чуя прикрывает на миг глаза, а потом просто разворачивается и идет по дорожке. Если Дазай посмеет приблизиться, он сделает с ним то же самое, что и с его Тигром, только тот точно лицо потом не соберет, если выживет вообще. Так себе смерть.

 То ли ума хватило не приближаться, то ли все же помчался к своим стукнутым коллегам, но оставил Чую в покое. Тот медленно брел по дорожкам, не особо заботясь о том, куда выйдет, пока все же не оказался на том месте, что изначально заинтересовало его. Заметив информационные таблички, Чуя, по пути разглядывая растения и расставленные между ними стаканы, направляется к ним, уже оттуда узнав, что эти сады основал в конце XIX века некий Сэмюель Кокинг как место, где собирал экзотические тропические растения. Изначально тут была целая оранжерея, но еще давным-давно землетрясение стерло сады с лица земли, и уже в начале XXI века нашли остатки кирпичного фундамента в ходе реконструкции. Чуя, если честно не ожидал, что здесь есть что-то подобное. Его весь день наполняли образы древних храмов и залива, а тут – старинный сад, погребенный, а затем заново найденный.

 Он еще минут двадцать бродил по мостикам, разглядывая раскрошенную кирпичную кладку, изучая былые очертания строений, что тут были, цветы в горшках его мало впечатлили, но вот эти руины. Лучше бы они с Дазаем сюда просто пришли. А не ловить маньяка. Так хотелось поверить, что он заманил его в самом деле сюда ради того, чтобы побыть вместе, что давно предлагал, а не использовать в поимке кровожадных гадов всяких придурошных, или просто поиздеваться, что вообще никогда нельзя исключать. Честно говоря, когда они были мелкими сопляками, любой подобный вызов от Дазая Чуя принимал с боем, готовый ответить и сделать в ответ гадость, что обычно заканчивалось драками, но теперь не получалось так реагировать, Чуя даже не знал, почему. Тогда было проще.

 Никого не трогая, он сидит на скамейке, видя, как на территорию пропускают полицию. Видимо, того психа, которого он приложил, так и не вывели отсюда. Лучше свалить. Пока Дазай занят, пока ему не до него.

 Начинает темнеть. Чуя все же еще раз обходит мостики над развалинами былой красоты и быстро покидает территорию. Он мельком оборачивается, замечая афишу, на которой написано о начале фестиваля, когда на территории садов зажигают сотни свечей. Только вот сегодня все отменили из-за возможности дождя. Что ж, понятно, для чего там везде расставили стаканчики. Чуя просто случайно думает о том, что сюда можно будет вернуться в ясную погоду вечером, но, Дазай… Нет. Вообще видеть не хочется. Слишком утомительно.

 Несмотря на свое желание поскорее убраться отсюда, Накахара идет медленно, осматриваясь, словно в знак прощания, тут все же красиво. На дереве сидит белка, вокруг которой все столпились, она издает какие-то странные щелкающие звуки, и Чуя тоже замирает, созерцая крохотное серенькое создание с пушистом хвостом, и едва не подскакивает, когда ощущает, что о его ногу снова кто-то трется. Подумал уже даже самое плохое – ну мало ли Дазай там ползает, с него станется – но это всего лишь очередной котяра! Что-то Накахара прям популярен сегодня среди кошачьих. Этот зверь прям красавец, пухлявый, полосатый, глаза зеленющие. Если бы Чуя бывал чаще дома, то взял бы себе. Но он лишь раздраженно хмыкает, зачем-то представляя, что скажет Дазай на появление еще одного представителя мужского пола на территории, которую он считает своей, и идет дальше.

 Людей будто бы становится больше. Дождь так и не пошел, хотя небо все равно тяжелое и темнеет быстрее, чем обычно; в магазинчиках загорается свет, и Чуя бредет мимо них, издалека разглядывая всякую ерунду, в которой роятся туристы. Тут он вспоминает про палочки, которые не купил. Немного обидно, но и с другой стороны – брать в месте, где ими торговал маньяк… Можно посмотреть другие, но уже не хочется. Да и зачем они ему? Есть такими жалко, а любоваться ими он не будет специально. Все это глупые сантименты. Ему и так достаточно souvenirs на этот вечер.

 Как телефон вибрирует в кармане, Чуя ощущает уже в тот момент, когда перешел мост. Кто бы это мог быть? Даже гадать не приходится. Что ему мешает взять и проигнорировать? Он как раз замер у выхода из подземного туннеля, тяжело вздыхает, последний раз обдумывая вариант с тем, чтобы своим ходом – то есть при помощи способности – добраться назад, он нормально себя чувствует, но в итоге отвечает.

 – Что еще ты мне не досказал? У тебя три секунды, три, два…

 – Чуя, а ты ничего не забыл?

 – Например?

 – Ну, как бы ты сам зачем примчался на Эносиму?

 Пару секунд соображает, и понимает, что это просто порочный круг какой-то! Совсем из башки вылетело! Да, он так мельком помнил, что надо вернуть данные для отчета, но потом уже было не до этого. За что? Ну за что? Кто-то точно его проклял. Может, онрё, может, что-то еще пострашнее, может, сам Дазай. Трахнулся когда-то раз с ним, сбитый с толку буйством гормонов, и все, дурной бес привязался. Если бы дело было только в сексе, то все вопросы решались бы проще…

 – Подождешь? Мы подъедем. Можем тебя подобрать.

 – Обойдусь!

 – Где ты?

 Чуя оглядывается.

 – Только вышел из туннеля.

 – Мы скоро.

 Еще не поздно смыться. Чуя не хочет видеть Дазая. Его коллег – еще больше. Ему похрен, что они думают, просто не нравится, что видят, как Дазай им вертит.

 Ждать пришлось минут десять. Позитивным в этом было лишь то, что Чуя относительно успокоился, и уже просто забил на все. По факту ничего такого не случилось. В конце концов, остров ему даже понравился, да и, если честно, когда вспоминал Тигра, ряженого в мертвую девчонку… Ха, он точно найдет повод показать это Акутагаве, до сих пор смех пробирал. И уже даже не жалел, что вмазал ему. Тоже полезно будет в качестве воспитания. В следующий раз будет знать, как соглашаться на заранее провальные авантюры своего горе-ментора.

 Черный минивэн остановился перед поворотом, посигналив, но из него никто не вышел, и Чуе самому пришлось подойти.

 – Не бойся, не сожрут тебя, – Дазай распахнул дверь, гордо устроившись в одиночестве на третьем ряду сидений.

 – Я не езжу на транспорте вражеской организации.

 – У нас ведь что-то вроде перемирия? Нет? Хрупкого, но для оправдания сойдет, ну, Чуя?

 – Дазай, или ты захлопываешь дверцу и мы едем, или ты вываливаешься и топаешь сам! – рявкает Куникида, и Чуя вдруг думает о том, что этот парень не так уж и плох, Дазай как-то жаловался, что ему часто от него достается.

 – Ну, Куникида-кун, не видишь, девушка упрямится…

 – Живо решай! – тот резко поворачивается, и если бы не ряды сидений между ними, то точно бы схватил за горло.

 Чуя с усилием подавляет в себе желание убить за «девушку», но в итоге снова принимает ошибочное решение и поддается на уговоры, забираясь в салон, дверь за ним захлопывается, и Куникида тут же давит на педаль. С места рядом с водителем зашуганно оборачивается Накаджима, но не рискует привлекать к себе лишнее внимание. Негромко играет радио чисто для фона, посторонние звуки мешают, но уже не до этого.

 – Быстро гони, сволочь, то, что стащил у меня! Я завтра уже должен буду все это представить Мори, а ничего не скомпоновано так, как надо! Ты исчадие ада! Больше в жизни тебя к себе не пущу, – совсем тихо добавляет он.

 – Что ж ты такой грубый, Чуя, – Дазай чуть приподнимается, роясь в заднем кармане, – черт, неужели посеял? А, нет, повезло! Что? Испугался? – он являет наконец-то флешку. – Ну, только не дерись.

 – И не собирался.

 – Все здесь. Я просто перекинул все сюда, а ту похерил. Повозиться пришлось немного, но время было, пока ты дрых.

 – Ни слова! – злобно шипит Чуя, видя, как двое впереди прислушиваются к их разговору. – Дай сюда.

 – А нет, Чуя, не так просто!

 – Пальцы сейчас выкручу, если не отдашь, падла! Как тебе вообще верить? Может там вообще ничего нет на этой флешке.

 – Я не такая свинья, как ты думаешь.

 – Уверен, что кое-кто в радиусе пары метров подтвердит, что ты именно свинья! – заявляет Чуя и слышит, как Куникида кашляет в знак согласия.

 – Вот как ты, значит, – Дазай строит обиженную мину, а затем вдруг жмет кнопку, открывая окно, и вышвыривает флешку на дорогу, тут же хватая Чую крепко за запястье, чтобы ничего опасного не сумел сделать, а тот аж подпрыгивает, ударяясь головой о крышу машины, пытаясь в заднем окне разглядеть, есть ли шансы, но ничего не видать.

 – Сука такая, пусти! Ай, бля, – Чуя снова бьется головой о крышу, и его тянут сесть нормально, господи, он же только вроде нашел в себе мир, а эта неугомонная пидрюга все опять испортила! – Урою, закопаю, придушу, расхуячу к чертям, гребаный долбоеб!

 – Чуя, не злись! Я сохранил все у себя на ноутбуке. В любой момент смогу тебе скопировать!

 – Просто сдохни, сука! Больше мне от тебя ничего не надо, мразь, ты слышишь? – уже даже сил нет, чтобы хотя бы по морде дать, не говоря уже о том, что он заслуживает, чтобы ему яйца без наркоза отрезали.

 – Я все скину тебе, но, – Дазай крепко перехватывает руки Чуи, который и бить-то его не собирается, он просто хочет выпрыгнуть из этой машины и крушить. Не знает что, но что-то! – Пойдешь со мной на днях на фестиваль в сады на Эносиме? Когда погода будет хорошая? Там свечки будут зажигать, Чуя….

 – Отвали от меня, не трогай, сдохни, я сказал! Чё, бля? Какие свечи? Я их в зад тебе засуну и в глотку! Никуда в жизни, никогда!

 – Иначе хрен тогда ты завтра отчитаешься перед Мори-саном.

 Чуя понимает, что это не в его силах побороть эту странную систему, что управляет мозгами Дазая. На это просто нет сил, он мотает отрицательно головой, а Дазай кивает, мол, иных вариантов нет, и хочется… Чуя уже не знает, чего! Сдаться?

 – Я ненавижу тебя, ненавижу, просто ненавижу! Всеми фибрами души, ненавижу, слышишь?

 – Ты ж мой сладкий, иди сюда!

 Наверно, просто это уже панический страх от невозможности управлять ситуацией его сковывает, что Чуя практически не предпринимает попыток освободиться и спасти остатки репутации, когда его заваливают на спину и буквально засасывают, так что в груди больно становится. Ни одной причины сопротивляться не осталось.

 – Дазай-сан! – голос Тигра тонет где-то в ушах, в которых шумит кровь.

 – Пацан, сядь ровно, – Куникида сжимает пальцами рули и обреченно прибавляет громкость радио.