Часть 242

Как и ожидалось, поиск нужной одежды у нас с девочками много времени не занял. Я сделала только самую малость - показала ту комбинацию, что они раньше не замечали. Цветастые и яркие легинсы в сравнении с однотонным и даже немного строгим джинсовым комбинезоном с короткими брючинами и водолазки со стразами, купленные в Диснейленде. Вроде как не особый какой-то прикид, но все эти предметы гардероба соединены вместе создавали впечатление, что Виктория и Фрэнсис действительно были в костюмах супергероинь, пускай и немного странных. Не хватало разве что масок, как у Зорро, и можно было бежать на подбой мира, ну или в нашем случае - сада, где росло вожделенное дерево, готовое стать пристанищем для игр наших детей. Но никто из деток не срывался на бег, все шли спокойно и уверенно, будто действительно на очень важно и вскоре к нашей процессии присоединился Тао, уже держа наготове камеру, подмигивая мне.


- Значит так, детки, я скажу вам сразу, такая постройка у нас будет не на один день, - серьезным тоном предупредила нашу ребятню и к моему удивлению, протестов не высказывал никто из них. Воодушевившись их реакцией, я тут же продолжила. - Думаю, успехом будет уже сегодня сделать проект и подготовить хотя бы напольное покрытие, - говоря это, я стала плести из нитей силы нужные и знакомые мне конструкты - бумаги и карандаша. Садясь прямо так и на траву возле нужного дерева, я прищурившись, посмотрела наверх. И отыскала взглядом то, что хотела увидеть. Хорошо, что дерево само по себе так выросло, но даже если бы так не было, я бы подогнала бы его до нужных мне параметров своими силами. - Вот, смотрите, видите эти пять веток? - показала детишкам, которые тут же проследили, куда я тычу пальцем. - Они толстые, на них и будет держаться наш домик. Ствол будет проходить внутри домика, чтобы использовать весь максимум из того, что у нас есть.


- Такой тип строения тоже поможет нам его обезопасить по максимуму, - важно добавил Франкенштейн и я задумчиво проследила за его взглядом. Он-то в строительстве знал в десятки раз больше моего, но не заметила за ним рвения сказать, как оно все должно быть, чтобы было правильно. Видимо, решил дать мне тоже получить свою долю удовольствия. Ведь по сути, это был и мой первый домик на дереве. И плевать, что я уже взрослая, и что, возможно, дети меня в свое царство не впустят. Мягко ему улыбнулась, а потом посмотрела на ребяток и хлопнула в ладоши, так и не выпустив из рук карандаш.


- Так, давайте для начала решим - вы хотите свой домик сделать квадратным, или круглым, таким цилиндрическим? - заинтересовано посмотрела на детишек, что внимательно посмотрели друг на друга.


- Мне кажется, что как цилиндр, было бы круто. Тогда крышу можно было бы сделать как купол, - тут же выпалила Фрэнсис, ища поддержки у брата и сестры, но явно не находила.


- Нет, домик должен быть домиком, квадратным, - уверенно сказал Генри и очевидно смекнув, что Вика с ним заодно, тут же посмотрел на Фрэнни. - Шатер, если будешь хотела, можно сделать из палатки. А наш домик надо будет сделать квадратным.


- Ну Фрэнни, ты только себе это представь, - Виктория тоже отозвалась, показывая руками что-то по размерам напоминающее коробку. - Так нам будет проще разделить все и сделать ровные комнаты.


- А вот как раз нет, из круга проще было бы сделать так, чтобы поровну, - заартачилась наша средненькая дочка, надувшись, но понимая, что остается в меньшинстве. - Но ладно, пускай будет квадрат. Это не так уж и важно.


- Хорошо, значит, с формой разобрались, да? Отлично, - кивнула детишкам, посмотрев на Франкенштейна. - Значит так, теперь пусть Фрэнни вместе с папой поднимется туда, наверх. Надо будет прикинуть примерною высоту и ширину домика и обрезать все мелкие ветки и веточки, чтобы нам не мешали.


- А большие? - заинтересовано спросила Вика, но было заметно и по всем остальным, что их это тоже интересует.


- А большие не стоит трогать, их всегда можно будет потом как-то использовать, - я постучала себя по виску, хитро улыбаясь. - Смекалочка, дорогие мои. Да и незачем свыше меры вредить такому хорошему дереву. Природу надо уважать, помните это, да?


- Конечно, мама, - Фрэнни тут же подорвалась на ноги, делая жест, будто потягивается и мягко оторвалась от земли, поднявшись на уровень лица Франки. - Идем, папа, я прослежу, чтобы дерево не пострадало свыше меры, - в ответ на это Франки только хохотнул, но запрыгнул на одну из веток, что должна была служить поддержкой пола и стал оглядываться. К нам тут же подбежал Тао, чтобы получше это снять, а я не обращая на это все внимания, связала из нитей силы еще парочку конструктов, бумаги и карандаша. И тут же передала их Виктории и Генриху.


- Так, ребятки, для вас задача такая же важная, - передала листок и карандаш Вике, как самой старшей, чтобы не мучиться выбором. - Надо будет нарисовать схематично домик, как будто сверху. Где вход, где какая комната, с какой стороны будет перекладина к комнате Генри, и дополнительные входы - лесенка или веревка, не суть важно, но обозначить их в планировке надо будет. - А для тебя у меня немного другая задача, - внимательно посмотрела на сынишку, но была уверена, что он справиться с задачей. - Тебе надо будет нарисовать, как ты себе представляешь это все. То есть, составить план, шаг за шагом, как вместе скрепить доски, как их закрепить на дереве. Мы с папой потом посмотрим, проверим, если будет что-то не совсем безопасное, мы все это исправим, без проблем. Если же твой план будет хорошим и у нас с папой не будет сомнений касательно вашей безопасности внутри домика, то твой план будет вашим руководством.


- Хорошо, мама, я понял, - кивнул головой Генри, и взяв пример с сестры, положил листок на досках, что я притащила, принимаясь серьезно раздумывать и осторожно чертить. Именно чертить, а не рисовать. Заинтересовано вскинула бровь, но в общем поняла, что ребятки явно на эту тему узнавали уже. Возможно, в том же мультике, во время просмотра которого я и заметила интерес Генри, было хотя бы более-менее показано, как такой процесс выглядит. Смышленые у нас росли детишки, это однозначно.


- Ольга, - сверху раздался голос Франки и я, только что заглядывающая за спины Вики и Генриха, отвлеклась. Дорогой расслабленно стоял на ветке, держась за очищенный от лишнего ствол. Фрэнсис парила возле него, но чуть выше, обрывая последние веточки. Неплохо, видимо, Фрэнни отомстила за то, что ее голос касательно домика не учли и самостоятельно, не интересуясь у сестры и брата, приняла решение касательно высоты домика. Ну, как на домик на дереве, то два метра - совсем не дурно. Даже если ребятки вымахают ростом в ближайшее время, то смогут там пребывать без дискомфорта. - Посмотри, нет ли в инструментах измерительной ленты.


- Есть, - даже не заглядывая туда, знала это, так как успела уже заметить ее раньше. Ловко вытащила и посмотрела на обозначение на металлической катушке. - Пять метров. Вам хватит?


- Ну, раз другой нет, то должно хватить, - со смешком отозвался Франки, и я ему кинула желаемое. Он ловко поймал ее, чем заинтересовал Рикки, что наблюдая издалека за Франкенштейном, явно недоумевал, то так поворачивая голову, то в другую сторону.


- Вы только все что измерите, мне потом скажите, - важно отозвался Генрих, на секунду отрываясь от своего листка. - Я тут делаю планировку, мне надо будет знать размеры, - любимый удивленно посмотрел на сына, но потом, встретившись с моим красноречивым взглядом, расплылся в улыбке. Я не стала ничего делать вместо детей, лишь скоординировала их работу. - Мама, кстати, мне можно еще один листок сделать? - немного стеснительно переспросил сын, показывая мне листок, что явно использовал как черновик.


- У меня есть идея получше, - я стала сплетать нити силы, в этот раз подсматривая узор, подкинутый моим симбионтом. Любое вдохновение в детках надо поощрять! Так что я решила сделать для Генриха блокнот, чтобы ничто важное, на отдельном листке, нигде не потерялось. Только вот мои манипуляции руками, на фоне прошлого подкидывания Франкенштейну метровки, заинтересовали нашего постороннего наблюдателя - Рикки очевидно решил, что я во что-то играю и упрямо хотел присоединиться к веселью, чуть ли не разрушая мне почти готовый конструкт. - Блин, Рикки, ну фу, - я рокотнула на пса, но тот и бровью не повел. А вот когда в моих руках появилась тетрадь, он и вовсе перевозбудился - она получилась почему-то с оранжевой обложкой, которую пес мог принять за игрушку. И, ожидаемо, он на меня тут же кинулся, пытаясь повалить на землю и играть, облизывая меня везде, где мог дотянуться только. Я сделала шаг назад и чуть реально не упала, но в последний момент поймала равновесие. - Тао, убери свою машину игривости!


- Рикки, сюда, - едва удерживаясь от дрожи в руках, наш хакер бессовестно ржал надо мной. Я посмотрела тяжелым взглядом на него, но потом перевела взгляд на камеру и лишь вздохнула. Это видео достанется нашим потомкам, пускай меня запомнят, как справедливую женщину!


Ага, и великомученицу, - в голосе, что это добавил, я узнала не своего мужа, или симбионта, а Раймонда. Удивившись от такого комментария на, казалось бы, рядовую мысль, я осмотрелась. И отыскала своего контрактора, вместе с Рейзелом, стоящими на балконе и наблюдающими за нашими действиями. Улыбнулась широко, глядя на них.


- Детки, вы только посмотрите, кто нас пасет! - указала пальцем на балкон, и даже Фрэнни, что была занята спором с отцом, повернулась на мой голос, а потом туда, куда я указывала. - Ваши дяди Кадисы смотрят вместо того, чтобы присоединиться к работе. Вам надо будет подумать, стоит ли их потом впускать внутрь!


- Мы еще подумаем, у кого будет разрешение на вход внутрь, - уверено заявила Виктория, но на Кадисов отреагировала положительно, помахав им ладошкой с улыбкой. - Это будет только наше царство, мы не знаем, не создадим ли там тайный клуб. А в тайный клуб кому ни попадя нельзя входить, - я хохотнула от такого замечания, но Вика, посмотрев что камера пока что снимает не нас, а Ноблесс и их реакцию на ее заявление, поднялась, передавая мне листок. - Вот, так я думаю будет лучше всего расположить комнаты. То есть, сделать отдельно гостиную и отдельно столовую. А остальное нам... Ну зачем? У нас уже есть свои комнаты, а тут мы сможем побыть вместе.


- Я согласен, - Генри поднял взгляд от блокнота, посмотрев на сестру задумчиво, а потом оперся на доски и мило улыбнулся. - Но Фрэнни надо будет спросить. И если она тоже согласиться, то я это впишу в планировку.


- А чего спросить хотите? - приземлилась обсуждаемая, быстро передавая цифры брату. От этого делового тона и того, как ловко Фрэнсис в уме складывает числа я даже изумилась, так и садясь там, где я стояла.


- Мы решили не делать отдельных комнат, а только две, большие, чтобы мы могли проводить там время вместе, - Вика стала все объяснять сестре, протягивая листок с тем, что нарисовала, и Фрэнни неожиданно просияла.


- Супер идея, класс! При нужде гостиную всегда можно будет использовать как переговорную, - быстро и уверенно сказала Фрэнсис, вновь поднимаясь наверх, но теперь уже ради другого. По просьбе своего брата она прикидывала, где примерно в стенах должны будут быть отверстия для веток. Я бы так и наблюдала за тем, как ловко, словно фея, она порхает там, измеряя все чуть ли не до сантиметра, но меня прервало ощущение крепких и мощных лап на спине. А после и влажного, шершавого языка то на шее, то в волосах.


- Рикки! - собака на мой крик души не отреагировала так, как была должна. Но зато отреагировали все остальные домашние, теперь присоединившиеся к нам, но только в качестве наблюдателей.


***


Наше приключение с постройкой домика закончилось только тогда, когда сумерки вступили в свои права. Подозреваю, если бы не то, что вернулись с города наши отлучившиеся благородные, мы бы и дальше возились. Ведь особо никому из нас темнота не мешала, Тао заботился о том, чтобы съемка шла хорошо, и в определенном моменте послал Такео за прожекторами, что освещали и нас, и окружающее пространство. Но в итоге Сейра, отметив как возвращение блудных, так и наше увлечение происходящим, требовательным тоном объявила готовность ужина. Детки на этот призыв отреагировали более чем с энтузиазмом. Несмотря на то, что от обеда они раньше отказались, и согласились что-то поклевать, когда мы им прямо во двор и принесли, на призыв благородной об ужине они прямо побежали. Без сожаления они устремились вон, бросая свое занятие, хотя наверняка понимали, что сегодня они уже не продолжат своей постройки.


Когда я им это тогда крикнула по пути, я помню, как сильно опешила от того, что они легко на это согласились, со смешками и улыбками. Но расслабилась, так как понимала, что все мы сегодня потрудились на славу. У домика уже был надежный пол, не менее крепкая кладка в комнату Генри и даже одна из стен. Правда, та, на стороне которой не выходила ни одна веточка и не планировалось окон. Но факт оставался фактом, за эти несколько часов мы сделали многое, так сказать, проложили фундамент. Возможно, именно по этому поводу так легко деткам далось решение на сегодня прекратить все это. А возможно этому поспособствовало желание поделиться радостью с отсутствующими в доме, на тот момент, благородными. Они ведь так возбужденно и радостно щебетали за общим столом обо всем этом, что меня даже пробирало на смех. Но если вспомнить теплые улыбки слушателей, никто не был против этих рассказов и с умилением наблюдали за их радостью.


Момент, в котором мы заметили, что дети уже поели, наступил немного погодя. Они, пытаясь подражать нашим аристократам, достойно, по глоточку, пили чай, но сильно отличались тем, как умело заговаривали всем нам зубы. Но все-таки Франкенштейн отметил их коварство, с улыбочкой пригласив их удалиться спать. Что же... Нас тут же попытались отвлечь от этого, ловко скользя с темы на тему, ища то, за что мы зацепимся, но потерпели поражение. Мы же с Франки не только сами очнулись, но и других привели в чувство, показывая коварство малышни. Так что детям пришлось подняться в свои комнаты, несмотря на все заверения, что они вот ничуточку не сонные, пускай и с нами за ручку. Я, конечно, почувствовала где-то глубоко внутри солидарность с ними, пыталась их оправдать тем, что проспали они порядочно, но прагматизм внутренней ученой заставил этот голосок замолчать. Сон им только в пользу, после подобного восстановиться было жизненно необходимо.


И пускай все прошло более чем гладко, пускай искупались и переоделись они охотно, пусть дети уснули чуть ли не сразу, как стоило их головам прикоснуться к подушке, я все равно чувствовала себя так, будто разгрузила многотонный грузовик. Даже когда вернулась в нашу с Франки комнату, мне оставалось только оглянуться, вяло обрадоваться царящему здесь порядку и вздохнуть. Нет, я все-таки была выжата, как лимон. Села на кровать, тупо глядя в одну точку где-то на ковре, а мысленно пыталась понять, что же меня так измотало. Точно не стройка домика, это было бы просто смешно, все-таки я почти ничего там не делала, так, немного играла в прораба, да и то не до конца. Воскрешение Эдгара? Не думаю, это было ново, но не изматывающее, я все время питалась от Забвения, даже моя аура была цельной, полной жизненной силы, чего уже давно не было. Но это и не пресыщение. А что такого я могла делать до этого? Близость с Франки?


- Погодите-ка, - я прищурилась, будто пыталась разглядеть на ковре невидимое пятно, а сама пыталась вспомнить, когда я в последний момент спала. Так меня и застал Франкенштейн, тут же впав в некое подобие ступора от моего внешнего вида и того, как я тщательно прокручиваю в мыслях происходящее. Когда меня осенило, глаза стали по пять копеек, а перед глазами появилось воспоминание того, как отец меня предупреждал. Став богиней, я больше никогда не буду спать. Сейчас же... Я в последний раз спала еще во время путешествия. Посмотрела на свои ладони в ожидании, но не знала, чего я ждала. Сиюсекундного удлиненного маникюра, как у Фурии? Прямых проявлений божественности, как у Нуэрры? Того, что на моих ладонях появятся знаки, как появились у отца при моем принятии статуса Хранительницы? Того, что мои папиллярные линии исчезнут, так как я больше не человек?


Ладони стали расплываться, становиться такими, как у призрака, и я бы заорала от шока, страха и не понимания, если бы на них не упали маленькие капельки. Отбой тревоги, у меня тупо слезы застилали глаза. Я тут же скрыла лицо в ладонях, не желая пугать своим состоянием Франкенштейна, но результат вышел прямо противоположным. Стоило мне это сделать, как я тут же неудержимо рассмеялась. Если меня уже лишили сна, почему не предупредил отец? Почему хоть не намекнул более прозрачно на это? И подготовка ли это, или что? Я уже богиня и даже не поняла момента своего становления? Возможно ли в моем случае вообще то, что я случайно забыла о такой важной для меня вещи? Для меня сновидения никогда не были просто милыми картинками, это была единственная моя связь с моим собственным подсознанием. Моя ниточка к корням своей психики, мой способ на помощь самой себе при нужде. Я не готова этого лишиться!


- Так, тихо-тихо, - Франкенштейн, уже, очевидно, разобравшись в сумбуре моих мыслей и эмоций тут же упал передо мной на колени, мягко словив за запястья и отстраняя ладони от лица. - Не стоит паниковать, Оля. Я уверен более чем, что просто так богиней не стать. Тебя же отец не повел еще на это внедрение, о котором упоминал он и Нуэрра? - я качнула отрицательно головой, чувствуя, что всю панику и испуг снимает, как рукой. Это было ненормально, абсолютно необычное чувство, но симбионт и Франки постарались на славу, позволяя мне уже спустя минуту задышать более спокойно, ровно, а не задыхаться. - Во-от, так намного лучше. Давай вместо паники подумаем. Мне кажется, вполне вероятно, что отец тебя просто мягко подготавливает ко всему этому. Помнишь эту его фразу о силе? - я кивнула, так как она теперь олицетворяла мое состояние. - Возможно это и было его намеком. Да и если так подумать, то ты совсем не напоминаешь страждущую бессонницей... Я бы скорее сказал, это просто сбитый режим.


- Думаю, ты прав, - серьезно посмотрела на Франки, так как отодвинув в бок свою панику и вообще всю эмоциональную окраску своего открытия, я осознала еще одну важную вещь. - Скорее всего, что-то в моем режиме сбилось, причем именно на физическом уровне. Все-таки, я столько часов прожила в реальном времени, и почти все из них - в светлое время суток. Временные перекосы, наверное, просто заставили мой организм охуеть, проще говоря.


- О, я так рад, что ты со мной согласна, - у-у-у, раз Франкенштейн уже включил ненавязчивую лесть и свое выражение лица а-ля "собака-улыбака", то мне может очень не понравиться то, что он сейчас скажет. - Значит не будешь против крошечного обследования?


- Только после того, как посмотрим храм! - требовательно поняла вверх свой указывающий палец, серьезно прожигая взглядом своего мужа. А то я уж не понаслышке знаю, что если он загорится идеей, то сделает все мыслимое и немыслимое, чтобы воплотить это как можно быстрее, а еще лучше прямо сейчас. - Сегодня мы уже не побежим смотреть на храм, значит интригу придется придержать до завтра. И вот после этого, я буду в твоем расположении. Сейчас же тоже не выйдет, потому что я хочу уделить себе немножко внимания и наконец-то поспать, - веско заявила и только по ухмылке Франки поняла, что именно этих слов он от меня ожидал, а вовсе не исследования.


- Чертовски хорошая идея, - чуть приподнявшись, он поцеловал меня в губы, глубоко, лишая кислорода и давая прочувствовать, какие же у меня были соленые губы. - У тебя выдались очень длинные два дня, так что я тебе и вправду рекомендую отдаться крепкому и здоровому сну.


- Может еще споешь колыбельную? Или расскажешь сказку? - хмыкнула, поднимаясь, чтобы переодеться ко сну. Франкенштейн же быстро сел на мое место, будто боялся, что кто-то займет это место и внимательно на меня посмотрел. И будто увидел какой-то невидимый, только ему понятный знак, предвкушающее улыбнулся.


- Для тебя, дорогая, что угодно, - бросил он легко, будто мы говорили о покупке винограда. - Давид ведь тебе рассказывал тебе сказки? Несмотря на то, что ты умоляла совсем о другом, желая слышать его пение? - от этих слов Франки я подсознательно напряглась, сжав зубы. Привыкла, что о Давиде если кто-то и вспоминал с улыбкой, то только с целью посильнее меня задеть. Посмотрела на любимого, сильно нахмурившись. Буквально чувствовала, как на лице отразилась умоляющая гримаса. Я правда не понимала, почему он об этом мне напоминает и так сильно желала, чтобы это не было с целью задеть или поиздеваться. Да, тот наркоманил, да, не заслуживал меня, плохо ко мне относился. Но так как его, я не любила никого. До рези в животе, до болезненно сжатых кулаков, до прокушенных губ. Я с самой смертью боролась за него. И любовь моя была такой же болезненной и медленно убивающей. Но сильной, сильнее любого наркотика. Токсической.


- Дорогой, ты делаешь для меня намного больше. Ты даешь мне силы и уверенность в будущем, - попыталась я оправдаться и уже хотела толкнуть давно заготовленную речь, что Франкенштейна, свою душу, я люблю больше чем того, к кому я все еще чувствовала любовь, пусть и такую безумную, но он лишь прижал палец к губам, прося меня прекратить говорить то, о чем он уже очевидно знал.


- Я знаю все это, Ольга. Я тебе просто хочу предложить то, что не давал он. То, что ты просила так долго не только у него, но и у всей вселенной. Мне не сложно, а тебе, думаю, было бы приятно, - просто и легко сказал он, будто это не было что-то необычное. И именно из-за этой простоты его высказывания, я поняла, что это не было ничем критичным, смущающим, это не было стыдно. Видимо, я успела поверить всем отговоркам Давида и воспринимала это не так, как остальные люди. И опять, несмотря на это, что он мне это внушил, я была ему благодарной. Потому что теперь одна такая возможность казалась мне заветнее, чем звезда, стянутая с неба. Такой простой жест стал для меня драгоценностью наравне в жемчугом. Не в силах сказать что-то в слух, я только закивала головой, прикусив губу в улыбке. И облачившись в ночнушку я в кровать буквально побежала.


- И какую колыбельную ты знаешь? - заинтересовано спросила, не чувствуя себя в тот момент инфантильной, глупой или еще какой-то там. Я была просто счастливая и меня совсем не заботило, что обо мне могли бы в тот момент подумать люди. Превосходное чувство.


- Я знаю многие, но думаю, что для тебя могу спеть только одну, самую подходящую, - Франкенштейн, так и в одежде, лег на кровать, опираясь на спинку кровати и приглашающе откинул руку, приглашая меня прилечь. Я приглашением воспользовалась, но прежде чем лечь на руку Франки, я юркнула под одеяло и только тогда легла. И, конечно же, с ожиданием и обожанием уставилась на него. Мне так сильно нравилось слушать, как он поет, а в разы приятнее было, когда крепло понимание, что пение посвящается мне. - Twinkle, twinkle, little star. How I wonder what you are? Up above the world so high, like a diamond in the sky... - услышав такую знакомую колыбельную, я улыбнулась, а потом, поняв отсылку к ласкательным, что дал нам Аполлон, и вовсе хохотнула прямо ему в грудь. Чуть ли не сразу подняв голову, я посмотрела ему в глаза, показывая, что вовсе не смеюсь с того, как он спел, а от своих мыслей.


- Знаешь, я тоже знаю одну колыбельную, которую могу спеть тебе, - стеснительно улыбнувшись, так как своего пения я немного стеснялась, я взяла глубокий вдох и закрыла глаза. Просто по привычке, так-то я знала, что от своего любимого я подобным образом не спрячусь и его реакцию почувствую так или иначе. - You are my sunshine, my only sunshine. You make my happy when skies are grey. You'll never know, dear, how much I love you. Please, don't take my sunshine away. I'll always love you, - на тех словах голос дрогнул и я чуть ли не остановилась, но неведомая сила в глазах Франки не дала мне этого сделать. - And make you happy. 'Cause you are my sunshine, my only sunshine. You make my happy when skies are grey. You'll never know, dear, just how much I love you. Please, don't take my sunshine away. Please, don't take my sunshine away.


- Это довольно грустная колыбельная, - серьезно постановил любимый, больше судя, пожалуй, по моей эмоциональной составляющей, чем об самих словах. Я же улыбнулась ему, будто просила не переживать по этому поводу.


- Да, грустная. Но в ней, как в каждом случае искренней любви, не влюбленности, есть место как для позитива, так и для светлой грусти, - чуть протянув руку, я погладила любимого, причем, так нежно, будто это наш последний разговор. Наверное, он был прав, песенка слишком грустная, чтобы посвящать ее кому-то настолько светлому, как мой любимый.


- Позволь, тогда, что я тебе буду петь ту колыбельную, что подходит тебе, - поймав мою ладошку, он так же нежно поцеловал ее, не отводя от меня глаз. - Ты не заслуживаешь грусти, даже самой светлой, самой ее малости. После всего, что ты прошла во время этого "дня", - он выделил слово интонацией, красноречиво сжав мои пальцы, не причиняя боли, - ты заслужила на отдых. На самый прекрасный и спокойный сон.


- Думаю, так и будет, - я с любовью оставила на его губах поцелуй и прикрыв глаза, легла головой на его грудь. - Спокойной ночи, любимый.


- Сладких снов, дорогая, - так же ответил мне он, зарывшись ладонью в мои волосы и с удовольствием их перебирал. И с такой же мягкостью, с которой он это делал, полился его голос. - Twinkle, twinkle, little star...


Даже не помню, в какой момент я провалилась в сон, меня будто резко срезало и утянуло в него. Видать, была уставшая, действительно сильно. Я прищурилась, так как резко осознала, что сплю. Просто сидела перед Алекси, делая фото листьев. Осенних, красочных, в том самом парке, где был мост, на котором я нашла Элизу. Сон был до одурения реалистичным - чувствовала, как сминаю пальцами листья, слышала их хруст будто наяву, чувствовала тот специфичный, приятный запах. С удивлением посмотрела на подругу, и поняла, что она не заметила во мне никаких изменений. Слишком увлеченная собой была, делая себе селфи на фоне листьев. Я только приподняла бровь, а потом повернула голову на то самое место, где сидела Элиза. И снова увидела там хрупкую фигурку девушки. Только вот очень хорошо знакомой мне. Вскочила на ноги, даже не глядя в сторону, где была раньше Алекси - я знала, ее там уже нет.


Словно сомнамбула, я двинулась к той девушке, что сидела, уставившись на что-то в своих руках и не обращала внимания на поезда, что проносились прямо перед ее носом. Вытянутые, скоростные поезда, в тех краях в реальности такие даже не ездили. Я вдохнула запах листвы, чувствуя, как ноги становятся ватными. Идти к ней мне совершенно не хотелось, так как я ее узнала, и нашей встречи боялась, честно говоря. Не спасало даже то, что сон вроде как осознанный. Только вот ноги шагали, будто меня тянуло страшной силой притяжения к ней. К моей тринадцатилетней копии. Даже то платье, что было на ней я узнала. В нем я была на дне рождения моей подруги, чувствуя себя тогда так приятно, от того что атласная ткань касалась рук и ног, стоило сделать малейший шаг. Поднявшись к ней, я поняла, почему поездов она не боялась - они были будто призрачные, даже самого маленького ветерка не вызывали.


- Привет! - стоило мне только подойти на расстояние нескольких метров, та девочка, которую я уже и не ожидала увидеть нигде, кроме как на фотографиях и в воспоминаниях, радостно помахала мне рукой. - Присаживайся. У меня есть кое-что интересное, - она показала мне телефон в своих руках, и я, все еще чувствуя настороженность, подошла медленно, боясь увидеть там нечто страшное. Какого же было мое удивление, когда она, на явно потрепанном смартфоне играла в самый классический тетрис. Не могла не вскинуть бровь, и невольно посмотрела ей через плечо. Игра на седьмом уровне, на паузе, падал как раз квадрат. - Хочешь сыграть? Знаю, что любишь эту игру.


- Ну, давай, - немного поборов опаску, я протянула руку, ожидая уже чего угодно. Что передадут мне не телефон, а гадюку, что в телефоне вместо игры будет какая-то гадость... Но нет. Все та же игра на паузе и квадрат, так и не упавший. Для проверки, сняла паузу, но это все еще была лишь игра. И тогда я поняла ее коварство. Один раз начнешь играть - хрен оторвешься. - Блин, - пробормотала, понимая, что так сильно сосредоточилась, что даже сил нет смотреть на незнакомку, принявшую облик меня в детстве. Только вот сосредоточилась не на игре, а на своих мыслях, в том числе и тех, касающихся личности этого образа, его истинного значения. Ведь та девушка могла быть незнакомкой, а могла быть и очень знакомой мне. Как итог, быстро я продула игру, так как мысли были сильнее тяги к победе.


- Эх, эта игра бессмертная, - довольно произнесла эта девушка, принимая от меня телефон и улыбаясь хитро, так с намеком. Я прищурилась, глядя на нее и решила пойти ва-банк - ну а вдруг она сама мне все скажет?


- Так же бессмертная, как мы с тобой? - задав такой вопрос, я ожидала чего угодно, но только не ее жаркого подтверждения, выражающегося в частых кивках головой.


- Именно! Ах да, - она спрятала телефон в карман платья, которого там отродясь не было. И потом, когда она заглянула мне в глаза, я оцепенела. Тот взгляд был настолько умным, что становилось дурно. Умнее моего взгляда, умнее взгляда Франки и симбионта, даже со взглядом Лакрицияра мог бы посоревноваться. Но что было удивительно, угрозы я чувствовала. - Ни за что не пробуй меня спросить, кто я. Либо ты догадаешься, либо тебе скажут, но не здесь. Если же в этом сне найдешь на эту загадку правильный ответ, не озвучивай его. Это многое может испортить. Но да ладно, о грустном не будем! Я могу тебе показать одно прекрасное место. Хочу загладить некоторую свою вину перед тобой и дать тебе возможность начать новый старт, - та девочка протянула мне руку, и у меня в тот же момент отпала всякая опаска. Это не был никто извне, а что-то мое, родное, что угадывалось в таких мелочах, как расположение морщинок при улыбке и взмахи ресниц. Какая-то игра моего же разума. И я пройду ее с большим энтузиазмом, чем тетрис.


Без лишних слов меня поймали за ладонь и повели прямо через рельсы, по которым мчались призрачные поезда. Проходя сквозь эти призраки, я чуть не остолбенела - каждый вагон был одним из снов, что мне приводилось видеть. Казалось, что стоило мне остановиться в месте, где как раз едет нужный вагон - и я попаду в один из своих снов. Такое открытие заставило меня удивленно оглянуться на эти скоростные поезда и увидеть в них уже совсем другое - движущуюся пленку в старом проекторе. Пленку, что способна показать мне любую из прошлых грез, даже возможно и ту, что я сама уже не помню. Но девочка уже вела меня вдоль рельс в другое место. В реальности там был магазин, на внушительной возвышенности, здесь же, в этом сне - роща, неогражденная забором. Мы поперлись сквозь колючие кусты, но они нас не ранили - расходились перед нами, рождая тропинку. Только вот куда, было не ясно. Попытавшись оглянуться назад, я не увидела ничего кроме тумана.


- Не стоит бояться того, что просто неизведанно, - хохотнула эта девушка, глядя на меня одновременно с игривостью и жалостью. Вскинула бровь, но не нашла ничего, чем можно было это прокомментировать. - Тем более, когда ты не приходишь сюда без приглашения. Наоборот, каждый должен тут побывать, только каждый у себя, - казалось, девочка несет полный бред, но я понимала, куда она меня ведет. Ну здравствуй, ядро подсознания. Только с тобой мне сейчас не хватало разбираться... Чуть нахмурившись, я матюкнулась, но двинулась увереннее, уже не просто позволяя себя утаскивать, а следуя чуть ли не шаг в шаг за девочкой. Раз меня сюда привели, да и еще в осознанном сновидении, то значит, это что-то важное. А я не страус, чтобы бежать от проблем или прятаться от них за тонкой пеленой милого бреда сновидений. Никто не знает, не будет ли легче решить это один раз, чем откладывать в бесконечность.


- Погоди, что...? - я невольно замерла у одного из колючих зарослей, только сейчас заметив, что это такое. От этого моего решения уверенно следовать за девочкой просто исчез туман и в общем стало светлее - тучи в небе стали реже, но облака шли полосами. Черт... Вроде и осознанный сон, а чертовщина та еще. Ведь те колючие кусты оказались всего лишь кустами крыжовника, пусть и оплетенные диким плющом. Девочка, будто понимая мою растерянность, остановилась, давая мне прийти в себя и осознать все происходящее. Сорвав ягоду, я раздавила ее между пальцами, и почувствовав этот знакомый аромат чуть ли не отшатнулась. Это именно оно, не обманка, реальный крыжовник. А значит, эта роща вовсе не была дремучим лесом. Никогда им не была. Тут когда-то был порядок, причем, близкий к идеальному, манящий. - Это... Мое подсознание - заброшенный сад?


- А ты схватываешь на лету, - хмыкнула девочка и сорвав ягоду, с удовольствием ее скушала. - Ты только на эмоциях, так как сейчас, не выдавай мою натуру. Просто воспринимай все странности отстраненно. Это ведь сон, верно?


- Верно, но я прямо сейчас заглядываю в самую гребанную глубь себя, как это может не волновать? - не менее эмоционально, чем минуту назад, ответила этой девочке, будто желая на нее повесить вину. Только за что?... Это от меня ускользало. - Черт... С ума сойду, - я хотела зарыться ладонями в волосы, но одну мою руку поймали, довольно властно.


- Не-а, не в мою смену, - веско заявила она, набив полные щеки фруктами и тут же отвела меня дальше, вперед. - Если тебя это успокоит, это у всех так, заброшено. Только у кого-то это дом, у кого-то - хлипкая квартирка многоэтажки, а у кого-то лес, кишащий опасными зверями. Сад, как по мне, это еще не катастрофа, - ее уверенность странным образом меня успокаивала, хотя и жутко было смотреть на ржавые ведра у покосившихся яблоней или дыравые тазики у стен из виноградников. Одна из яблоней заставила меня остановиться, завороженно уставившись на плоды. Бордовая кожура, которую подкрашивало заходящее солнце. Как я давно не ела своего любимого сорта яблок? Смело подошла к дереву, срывая одно яблоко, но вот уверенности, что можно его есть, не было. Хотя моя проводница не удерживала меня...


Решившись все-таки попробовать яблоко, просто укусить, чтобы убедиться, что он такой же белоснежный, как я его помнила, я простонала. Этот вкус казался божественным, именно таким, каким я его помнила. Будто я пила не только сок яблока, будто не впитывала губами только его сладость, но так же и ощущала те же эмоции, что и тогда. Мякоть легко скользила по зубам, давая это ощущение чистоты и иррациональной силы. Я делала укус за укусом, все быстрее съедая яблоко, но понимала, что не насыщусь им, хоть всю яблоньку мне позволили бы съесть. Тут было больше, чем просто сад. Здесь была заключена вся моя жизнь, в каждом фрукте были свои эмоции, своя история, своя символика. Этот сад и была я. Точнее, гуляя по этому саду можно было прочесть всю мою жизнь, как давно знакомую книгу. Такое открытие... Смущало. Но первым, что я почувствовала, осознав это в полной мере, было желание показать этот сад Франкенштейну. Только ему.


- Пошли, Оля, пошли, - девочка, глядя на меня с улыбкой, тормошила меня за плечо, а я поняла, что держу на руках прах. Уже не просто огрызок, а прах. С ужасом посмотрела на яблонь, опасаясь, что и она исчезла, но нет, яблонька стояла, уже увереннее сверкая кровавыми плодами. Желание сорвать еще один я в себе погасила и оглянулась. Сливы, груши, алычи, клюква, апельсины, хурма, бананы, клубники-земляники... Все богатство сада открывалось с каждым моим шагом, будто вся его заброшенность была лишь наружной, и стоило только его навестить, как оно все начинало оживать, будто в сказке. Я, конечно, понимала, что весь тот антураж заброшенности рождает только и исключительно мой страх разума, защитный механизм перед неизведанным, но чтобы он так быстро исчезал от одного осознания что же это в самом деле за место? Так легко, словно кто-то смахнул паутину... Удивительно. - Идем. Потом, если захочешь, погуляешь еще по саду, без меня.


- А почему без тебя? - посмотрела на девушку и в моих мыслях сам по себе появился ответ, от одного лишь ее выражения лица. Такого детского, но такого саркастичного. О чем-то эта девочка боялась проболтаться... Но вот кто она? Какая роль отведена здесь моей загадочной проводнице в тот чудный сад?


Мы шли начинающей проявляться дорожкой и вдалеке я увидела, куда мы направляемся. Стало жутковато видеть большой, трехэтажный особняк, в явно аварийном состоянии, вокруг которого бурлила река. Пустые, выбитые окна тоже не внушали доверия, знаете ли. Но девочка явно меня туда желала привести, ободряющее сжав ладонь, а потом отпуская ладонь. Как призрак она воспарила над рекой. Я же чувствовала, что сон теряет на своей осознанности и такой привилегии у меня нет. Можно было пресечь речку на мостиках, что были над ней, но я в последний момент отказалась от этой идеи. На каждом из этих мостов были черные дыры, что казались мне в тот момент прямым переходом в Бездну. Ну что же... Держа в мозгу установку, что все со мной будет в порядке, решила пересечь речку на своих двоих. Ее глубина не казалась мне огромной. И до чего же было мое удивление, когда вода в ней была теплая, как парное молоко.


На секунду я даже остановилась, удивленно посмотрев себе под ноги. Влага ощущалась, как реальная, что было дико - от любого ощущения воды человек просыпается, сразу. А я дальше видела сон, несмотря на реальность ощущений. Между моими коленями плавали рыбки и я чувствовала, что мне не запрещается их трогать, могла их поймать. Но появилось дежавю, заставившее меня резко выскочить из реки. Уже снилась мне речка, так манящая меня, чтобы в нее окунуться, испить немного, расслабиться в ней. И я помню, как отец тогда строго мне запрещал подобное делать в будущем. Нет, я понимала, что та река живой воды из почти забытого сна, что подкинула мне моя душа, и та река здесь, отличались по сути своей, но сразу стало ясно, насколько сильно меня пытались подставить. Посмотрела на девочку, стоящую передо мной с хитрой улыбкой и указала на нее обличающее пальцем.


- Я знаю, кто ты, - почувствовала, как мое лицо искривилось в гневе, а сердце наполнилось теплотой. Девочка, а если быть точнее - моя душа, все так же улыбалась мне, явно зная что я чувствую в самом деле, и прижала палец к губам, призывая к молчанию. И уже, не пытаясь меня куда-то увести, направилась в особняк. Пришлось догонять ее бегом, и только остановившись на пороге, я увидела, что она изменила свой облик. Передо мной уже стояла тринадцатилетняя копия Франкенштейна, с прекрасными золотистыми кудрями и в старомодном фраке. И тот мальчик, наша душа, улыбался мне, как старой знакомой.


- Проходи. Могу подсказать - тебе на последний этаж. Но, думаю, ты и так догадаешься, - по особняку разлился звук расстроенной арфы, с каждым моим шагом становящийся прекраснее. Я уже хотела побежать сломя голову, но мальчонка поймал меня в последний момент. - Мне уже пора уходить. Но хочу предупредить - только лишь барабаны да струнные не достаточно для создания симфонии. Так что не смей отталкивать того, что олицетворяет собой прекрасную игру на клавишных. И да, чуть не забыла - извини, за то что так тебя подгоняла.


- Ничего, детям простительно, - взъерошила волосы этой идеальной проекции нашей души. Было невозможным злиться на свою же душу. К тому же, наша с Франки душа действительно пока что была еще дите-дитем. - И за совет спасибо. Попытаюсь его понять.


- Тебе помогут его понять, - мне подмигнули, растворившись в воздухе дымкой, а я побежала уже к лестнице, слыша все более и более совершенную мелодию. Каждый мог шаг рождал ритм, который потом воплощался в стук барабанов. Волшебный звук, взвинчивающий адреналин и сплетающийся в удивительную гармонию с арфой. Я без страха бежала по лестницам, коридорам, что по мере моего продвижения теряли свой заброшенный вид. Прямо напротив меня была дверь в комнату, в которой клубился мрак. В комнату, из которой лилась музыка. Стеклянная дверь, которая из-за одного моего приближения снова стала цельной. Но подойдя к ней, я замерла, понимая, что вовсе не сюда спешила. А на балкон, к которому вел коридор слева. Там, на том балконе, было разбитое стекло, которому не суждено было срастись в моем присутствии. Между осколков была огромная, толстая паутина, в которой застряла, чирикая, птица. Маленькая, птенчик еще, но уже заметно, что жар-птица.


Я хотела ее освободить, дать свободу, но понимала, что у меня нет на это права. Полномочия не те, я скорее всего, даже коснуться ее не смогу - она, самое святое, что было в нашем разуме, в нашей душе и в нашем естестве. Тот самый шарик, что в огромном количестве есть в Забвении. Но посмотреть-то мне можно, раз мелодия сюда звала? Ведь музыка не становилась хуже, по мере моего продвижения, арфа не казалась расстроенной. Осторожно ступала, чувствуя, как дробь барабанов становиться до безумия знакомой - ритм отбивал мое сердцебиение. Но получилось подойти вплотную, не испугав птицу. Только вот, не успев толком ее рассмотреть, я посмотрела на небо, и почувствовала, как мне становится дурно. Дальше сада не было ничего кроме бескрайнего моря, что отражало тот же небосвод. Весь затянут легкими облачками, что закат окрасил в алый. Хотелось закрыться от иррациональности того, я видела отчетливо - плачущее кровавыми слезами небо. И моим спасением стало пробуждение.