– Яви мне способ, коим можно вернуть мертвых к жизни, и тогда мы поговорим.

 Что на такую безумную просьбу можно ответить? Чуя потому и не отвечает. Даже выругаться не получается. Он смотрит в растерянности в окно. Солнце садится. Странно. Небо так пропиталось закатом. Никогда он не видел его таким раскрашенным.

 – Босс ждет. Есть задание, – он переводит взгляд на Дазая, сидящего за столом. Тот снова поднял голову и взглянул на него. Словно и не произнес фразы перед этим. На что он затем таращился? На пустую столешницу? Делал вид, что узрел на ней что-то важное?

 Ответ на свой вопрос?

 Чуя хмурится.

 – Слышишь, что я тебе говорю?

 Дазай криво улыбается и кивает. Он слышит, но реагировать не собирается.

 – На бис, значит зовет.

 Это звучит уже Чуе в спину, когда тот уходит, но не особо спеша: все косится на закат над Йокогамой. Этот предстоящий вечер мог бы быть чудесным.

 – Что? – Чуя все же поворачивается к нему, не поняв, о чем там Дазай таком сказал.

 – Выход на бис. Чтобы завершить спектакль. Не говори ему.

 – Ты… Херню несешь, Дазай, – Чуя развернулся. Смотрит на него. Теперь Дазай разглядывает закат за окном. У него выражение лица сейчас открытое, он всматривается, свет падает ему на лицо, и он слегка жмурится, но не отворачивается. Выдохнул как-то устало, а затем переводит взгляд на Чую. Выражение иное. Почти злое.

 – Не знаешь, да? Не знаешь. Проваливай к черту, Чуя-кун, без тебя разберусь, когда и как являться на здания. Можешь это передать боссу.

 Чуя лишь глухо выругался. Он с радостью даже покидает кабинет Дазая, дверь за ним захлопывается, но он стоит на месте. Вовсе не прислушивается к тому, что там творится внутри. Он думает о том, что сказал Дазай.

 Вопрос, ответ на который не даст никто и никогда.

 Вскоре Дазай самовольно покидает ряды Портовой мафии, и Чуя, в не особо понятном ему самому удовольствии, вливает в себя дорогущее вино и как будто доволен.

 К своему ужасу, недолгое время спустя он обнаруживает ответ на тот сложный вопрос. Он вовсе не ломал над ним голову, благополучно забыл, а затем – просто сверкнуло. Он не подумал сразу. Он вообще не думал о Дазае. Случайно вспомнил о нем, когда был по делам в Гиндзе и волей непонятного случая прошел мимо того проулка, где виднелась табличка еще не открывшегося в тот момент бара Lupin. Он даже не Дазая прежде вспомнил, а Оду Сакуноскэ. Не то чтобы он о нем думал, просто босс недавно обмолвился о том, как бы пригодилась одна вот такая полезная способность, и Чуя сразу понял, чья способность то была… Чуя лишь мельком подумал о том, что Мори-сан жалел не об умершем человеке, а лишь о его способности.

 Накахара в тот же миг и забыл это все, а тут – эта вывеска, воспоминания, которые были не его, просто обрывки – то, что он знал о жизни своего напарника, точнее не знал. И тогда всплыл этот его вопрос. О воскрешении мертвых.

 Чуя не понял сначала всей сути вопроса! Слишком поверхностно его воспринял! Надо было иначе, по-другому, он бы сообразил! Но он не вдумался. А теперь уже это потеряло смысл. Но так захватило!

 С тех пор и неспокойно. Чуе будто и без того не хватало всякого рода сожалений, и он теперь каждый раз недовольно щурится при виде закатов.

 Закаты повторяются каждый день, вот уж что не прекращается. Любая жизнь прекращается, а солнце все равно вечером скроется, а утром известит всех о новом дне. Мертвые не могут возвращаться, но Чуя знает секрет, готов попробовать.

 Когда Дазай внезапно являет свою долговязую фигуру спустя несколько лет тишины, Чуя крепко держит в голове ответ, но не может схватиться за нужный момент, чтобы его явить. Дазай в своем репертуаре: чудит, умничает, кривляется, и даже в какой-то момент Чуе кажется, что ответ его запоздал, но он теперь куда более чутко следит, хотя и злится, хотя и бесится на этого придурка, готовясь каждый раз размозжить ему череп, но череп Дазая по-прежнему цел, и Чуя все еще цепляется за столь важный ответ.

 Он кое-что соображает, и одним вечером, больно уж напоминающим тот, в кабинете Дазая, отправляется на кладбище Йокогамы. Сам с издевательской усмешкой реагирует на свою догадку и торопится к одной из могил, спускаясь по холму среди других прочих, отдаленно лишь думая о том, что нарушает чей-то покой.

 Он никогда не был на могиле Оды Сакуноскэ, но и не ради него он сюда явился.

 Дазай запрокидывает голову, чтобы глянуть на него, пришедшего и потревожившего. Он не удивлен, и Чуя на сто процентов уверен, что тот слышал его приближение и по шагам определил, кто так спешит помешать его густой скорби. У него на лице сейчас те же закатные блики, что и в прошлый раз. Он старше и… Ни капли на самом деле не просветлел с тех пор, пусть и темного в его облике стало меньше. Не в том ведь дело.

 – А, Чуя-кун! Потерялся, что ли?

 – Не беси.

 – Извини, но это ты нарушил мой покой. Точнее – наш, – и Дазай помахал припрятанной бутылкой сакэ, правда невскрытой. Смотрится это жалко. Чуя обходит могилу и встает перед так и сидящим на земле Дазаем, а тот уже хмурится и не готов острить. Смотрит на него из-под челки. – Зачем притащился?

 – Ты сказал однажды, что мы поговорим с тобой, если я скажу тебе, что может вернуть мертвого к жизни. Помнишь?

 Дазай молча разглядывает его. Он вжимается спиной в памятник, словно хочет отодвинуться от Чуи, а потом вдруг смеется:

 – Я надеюсь, ты сейчас не устроишь тут зомби-апокалипсис? Если что, поднятие несчастных покойников гравитацией из их могил, воскрешением не считается. Но вообще будет эффектно, что ж.

 Чуя смотрит на него, словно на конченого идиота, но Дазай как-то не переживает, скорее его волнует серьезная физиономия Чуи, который вдруг садится перед ним на одно колено и хватает за подбородок, повертев таким нахальным образом голову Дазая. Тот опешил от такой грубости, но лишь недоуменно смотрел.

 – Замазываешь ты их, что ли?

 – Ты про что?

 – Трупные пятна! Не разгляжу. В каком-то фильме это было… Какая морока!

 Чуя расхохотался над его обалдевшим лицом, но затем притих. Сдержал еще один порыв улыбки. И они так с минуту таращились друг на друга. Чуя уже отпустил его, сел на задницу, не беспокоясь о том, чтобы замарать черные джинсы. Посмотрел по сторонам. Закат провалился в воды залива. Так он более казался живым.

 Дазай все молчал и смотрел на него. Явно многое желает высказать, но как будто растерян, и потому – так и сидит без звукового сопровождения, а то ж обычно не заткнешь.

 – Я, конечно, не Ода-сан, но вроде… Вроде это – ответ для тебя. Я просто подумал… Что мертвые делятся на категории. И есть все же те, которых можно вернуть к жизни. Живое и возвращает к жизни. Я могу это для тебя сделать. Хотя, если ты будешь бесить меня, то точно долго не протянешь, уяснил?!

 Дазай все смотрит на него. В какой-то момент он будто бы задыхается, но потом опускает голову низко, дышит спокойнее, и сам как-то по-идиотски смеется.

 – Ты знаешь, Чуя-кун, а ведь я как-то о тебе подумал! Чуя-кун, наверное, он хорош в постели! Я бы тебя…

 – Э! Я… Я до такого! До такого!.. – Чуя весь зарделся, впервые от него услышав столь интимную откровенность в отношении себя. – Я о таком не думал! Ты чего?!

 – Да ничего. Просто, – Дазай смеется. – Я не тороплю.

 Чуя дергается, ругается. Дазай! Все опошлил! Он ему тут распинается, пришел специально для того, видя, что Дазаю все еще нужен ответ, а он!

 Косится на него из-под упавших на лицо волос, уверенный, что Осаму не видит. Чуть поджимает губы. Он очень много бы хотел ему сказать. Особенно о том, как доволен, что разгадал столь сложную загадку. И, кажется, Дазай и сам не знал на то ответа. Чуя уверен, что верно считывал следы удивления на его лице.

 – Ты смотришь на меня. Я вижу, – негромко звучит голос Дазая.

 – Да плевать.

 Дазай чего-то смеется. Чуя успевает уловить: что-то очень грустное в его смехе и выражении, но как будто с тем, что оно теперь не будет вечно с ним.

 – Чуя-кун, знаешь ли ты, что подобного рода разгадки самых больших на свете тайн, нужно хранить в еще более строжайшем секрете? – спрашивает Дазай, внезапно перехватив его руку, которую Чуя с непривычки хотел было выдернуть, но сдержался, охваченный заинтересованностью от этого действия.

 – Догадываюсь.

 – Никому не говори. Я тоже не скажу. Потому что вдруг второй раз не удастся.

 Чуя лишь фыркает.

 – Ты без шляпы пришел. Весь блестишь на солнце.

 – Замолчи. Я тебе еще не дал на такие разговоры повод! И мне ничто не мешает закопать тебя где-нибудь здесь, если будешь бесить.

 Дазай не отвечает. Лишь, щурясь, смотрит туда, где небо до предела раскалено. Но скоро это закончится.

 – У тебя есть еще вопросы, просьбы? – с вызовом спрашивает Чуя.

 – Аккуратнее, Чуя-кун.

 – Вернувшиеся с того света меня не пугают!

 Дазай взглянул на него. Спокойно, немного грустно, но без отчаяния.

 – Я рад.