– Ну входи, – Чуя приглашает, только так и стоит в проходе, нет бы отодвинуться да пропустить, но он просто сверлит Дазая взглядом – прямо неловко.

 Дазай, в свою очередь, вдруг склоняется и придирчиво всматривается в Чую, что тот не выдерживает и отпихивает его от себя, наконец-то уже позволяя пройти в квартиру.

 – Совсем? Чего лезешь?

 – Так ты вроде больной, я рассчитывал заразиться и умереть.

 – Ты за этим пришел?

 – А ты полагал за чем-то другим?

 Пауза. Дазай озирается и усмехается. У Чуи тут празднично. Очень красивые еловые гирлянды, украшенные золотыми и красными блестками; крошечные лампочки мерцают теплым светом, меняясь очередью с ярко-салатовыми – редко такое встретишь; наверное, Чуя такие в интернете закупил. Здесь есть у входа традиционное кадомацу – вокруг него аккуратно выложены елочные шары и стеклянные померанцы – дайдай. А еще Дазай цепко выхватывает то там, то тут остатки конфетти – мусор. Это, наверное, осталось с празднования Рождества.

 Которое Чуя так бурно отметил со своими друзьями, что свалился с температурой. Больше него такому факту расстроился только босс – он и так не хотел разрешать ему брать два выходных, но Чуя откровенно напомнил, что работает без отпусков и почти что без выходных, и, босс, имейте совесть! Мори-сан покривился и не стал припоминать своему подчиненному, что днями отдыха можно считать те, что Чуя невольно использовал для опохмела… Другое дело, что ни босс, ни Чуя не рассчитывали, что отдых его затянется. И вот уже канун Нового года, а Чуя все сидит дома.

 Дазай опять изучает его. Нет. Это не то, на что он рассчитывал! Опоздал! С Рождества он торчал в командировке на Окинаве, и только вот прискакал! Эх! Не повезло! В Чуе уже едва ли уже осталось что-то от заразы, что могла бы свалить Дазая на раз, а при должном старании – убить! Накахара выглядел вполне себе бодро, немного бледный, но это из-за того, что давно не выходил никуда. Вид у него – боевой, вот хоть сейчас готов двинуть Дазаю в нос, и можно даже представить хруст! Ах, красота была бы! Но Чуя просто стоит и смотрит, скрестив на груди руки.

 – Никуда не годится, Чуя-кун! Ты почти здоров! Зря я тащился к тебе.

 Чуя вскидывает брови. А что такого? Он что, не верит, что Дазай в самом деле ради его микробов явился?

 – Так я тебя не держу. Проваливай.

 – А ты отмечать будешь? – Дазай пытается заглянуть в комнату – оттуда заметны отблески мерцания, а еще на столике у входа виднеется чашка с целой россыпью конфет, плюсом негромко из встроенных в разных точках квартиры динамиков играет подборка в стиле city pop… Хм, Такеути Мария, да, что-то из периода начала 80-х, сладкая ностальгия. А на Чуе фартук – Дазай хихикает, понимая, что оторвал его от готовки. – Кухоньку свою эксплуатируешь, хозяйственный Чуя? Снова кого-то ждешь?

 – Нет, хватило с меня. Чисто для себя. Отдохну немного, второго числа босс уже требует быть на месте, имею право насладиться оставшимися днями! Не порть их, – Чуя уже собирается его выставить прочь, да Дазай тянет носом воздух:

 – Горячий шоколад? Сам готовишь? Угостишь?

 – Ну ты и наглый! – Чуя даже поражен, при этом Дазай видит, что он усмехается.

 – Раз микробами своими не хочешь делиться, так хоть что-нибудь от тебя получить, – бормочет Дазай, стаскивая с себя плащ, и он тут же устремляется в кухонную зону следом за Чуей.

 Комната и примыкающая к ней кухня пышут праздничным настроением. Мигает елочка, украшенная стеклянными фигурками в виде все тех же дайдай оранжевого, красноватого и зеленоватого цветов, напоминая больше лайм, но Дазай почему-то все равно решил, что это дайдай, а между ними стеклянные овечки – что еще можно было ожидать от Чуи? А стены и окна украшены красной и серебристой мишурой, где-то она зеленая и малиновая; все тот же теплый золотистый свет от гирлянд, еще и подсветка комнаты сама по себе создает уютное настроение, и подумать так, что это логово одного из самых сильных членов Портовой мафии, да в жизни не представишь, если не знать, если не довелось видеть его руки в чужой крови, но Дазаю представлять не надо, да он и не хочет.

 Он не намеревался оставаться тут надолго, лишь хотел словить микроба, но теперь вот устраивается на диване. Из динамиков поет о расставании с возлюбленным Каваи Соноко – не сочетается это дело с Чуей, но песенка сама по себе легкая и лишена каких-либо ассоциаций, Дазаю лишь странно, что Чуя такое слушает.

 – А где же тяжелый рок?

 – В новогоднюю ночь? – Чуя удивляется. – Все обычно слушают энка, но все песни, которые мне нравятся, исполняются старческими голосами, ну их к черту.

 – О, понимаю, но старая запись о проливе Цугару очень даже.

 – Это твоя тема, – Чуя берет в руки свой телефон и пропускает несколько треков. Снова Такеути Мария, альбом Variety. Дазаю нравится первый трек. Чуя берет лежащие тут же рядом сигареты, закуривает одну – с наслаждением – на которое Дазай хмыкает; у Чуи тут уже готова одна порция горячего шоколада, и он допивает остатки, закусив горстью орехов, моет спешно кружку и приступает к приготовлению новой порции, при этом тут же командует: – Чего расселся? Топай сюда! Будешь помогать, я тебе не прислуга, чтобы за тобой ухаживать.

 – Можно и просто поухаживать, – бубнит Дазай, Чуя вроде мельком его слышит, но ничего не говорит.

 Он выливает в небольшую кастрюльку молоко из только что вскрытого пакета, ставит на огонь. И вручает Дазаю ложку, которую быстро сполоснул.

 – Будешь мешать. Следи, чтобы кипеть не начало.

 Дазай пожимает плечами, пододвигает стул и устраивается на нем, при этом погружает ложку в молоко и черпает немного. Надо же снять пробу. Приятный вкус. Хотел было сказать Чуе гадость на тему молока, мол, специально тут держит запасы, чтобы глушить, как не в себя, авось, росту придаст, да Накахара берется за нож – нахрен надо рисковать!

 – Молочный будешь? – Чуя спрашивает это уже в момент, когда начинает рубить с грохотом плитку, а по шоколаду видно, что дорогой, и Дазай уже заранее предвкушает, как он приятно разольется внутри него. Поднимает глаза на Чую и кивает.

 – А что у тебя еще тут из вкусного будет?

 – Я приготовил моти. Это все. Курьер еще принес сашими, правда, там не рассчитано на тебя, голодная ты харя!

 – Можно подумать, я много ем! Кагами моти! – Дазай внезапно видит целый поднос с ними. – И ты собирался сожрать их все разом? Один?!

 Чуя не собирается перед ним оправдываться или что-то пояснить. Вообще-то полагал потом с друзьями поделиться, хотел доказать, что он вполне себе умеет готовить, а то они все ворчали на него, что он только из ресторанов может заказывать.

 – Я поделюсь, только не верещи. Так, все, можно добавлять шоколад, сгинь отсюда!

 Дазай, однако, отсюда как раз и не собирается. Ему почему-то любопытно. Смотрит на Чую – непривычный, а за приготовлением горячего шоколада – Дазай и не знает даже, как его назвать. Чуя отбирает у него ложку и сам начинает мешать, а Дазай просто следит за ним, разглядывает. О! Понял, в чем странность! Шляпы не хватает!

 – Почему ты не в шляпе?

 – Кто дома носит шляпы? Ты совсем идиот?

 – Нет, я думал, что ты и дома в ней рассекаешь, спишь даже с ней, что она как твоя подружка. Кстати! А чего не с подружкой отмечаешь?

 – Какая еще подружка? У меня ее нет. Босс столько заданий дает, что только с работой и можно встречаться.

 – Да, у меня та же беда.

 – Да ладно! Ты постоянно к кому-нибудь лезешь, таскаешься потом в Лав Отели. Надеюсь, хоть предохраняешься.

 – Зачем ты о таких вещах возле такой вкуснятины! – Дазай больше из-за этого обижается, а затем вдруг вцепляется в руку Чуи.

 – Э! Ты не знаешь, как правильно! – возмущается он, поняв, что тот сам хочет мешать; пытается отбиться, но Дазай перехватывает его руку, и вдруг начинает зачем-то изучать его ладонь. – Э! Мудачье, ты чего? Отпустил быстро!

 – А у тебя не такая уж и короткая линия жизни! Я только заметил.

 – И что? – Чуя явно охреневает от такого заявления, а Дазай вдруг сует ему в лицо свою руку с раскрытой ладонью. – Я вот все на свою смотрю. Подозрительно длинная. Не верю в эту хрень, но напрягает. Как ты думаешь, есть ли в этом смысл?

 – Да с какого хера! Хватит! Надо помешать! Уйди!

 Дазая все же отпихивают в сторону, и он продолжает изучать свою ладонь. Более не мешает Чуе, и тот уже спокойно возится с шоколадом да увлекается, и Дазай хрюкает себе под нос, когда Чуя внезапно начинает пританцовывать под песню о ревнивом танцоре румбы в исполнении своей однофамилицы Накахары Мэйко-сан. Накахара, тот, который Чуя, понимает, что спалился, но лишь бросает в ответ уничижительный взгляд и начинает разливать готовый горячий шоколад.

 Аромат бесподобный! Чуя чуть присыпает плотный слой шоколада подкрашенной серебром сахарной пудрой, затем достает длинную коричную палочку, аккуратно ломает ее пополам и украшает оба напитка.

 – Пей и выметайся! – вот что слышит Дазай вместо полагающегося «итадакимас».

 Но Дазай лишь стреляет в Чую глазами, хочет попробовать, а потом вдруг хватает его за руку, ту, на которой читал линии, и тянет к дивану, что стоит возле елки.

 – Да не дергай ты меня, идиотина, я тебе сказал!

 – Давай сядем. Чего ты?

 Чуя таращится на него непонимающе, но присаживается, поджав губы, а потом смотрит на свою кружку. Дазай, не спуская с него взгляда, подносит кружку ко рту и делает глоток. Черт, горячо, и он кривится, но снимает пробу. Отменно!

 – Попьем просто шоколад, а потом уж можно и по-старинке – снова попытаться убить друг друга! – говорит Дазай и повторяет глоток.

 Чуя мотает головой и сам начинает цедить, но потом отпивает сразу полчашки. По его виду можно предположить, что вышло вкуснее, чем в первый раз.

 – Тебя босс не потеряет? – спрашивает Чуя, обхватывая покрепче кружку. Хорошо, он сделал большую порцию.

 Дазай лишь пожимает плечами, но конкретно ничего не поясняет. Можно подумать, что его мысли вообще сейчас только на содержимом кружки и сосредоточены. Он бросает взгляд то на елку, то на гирлянды, то косится в окно – там сияет предновогодняя Йокогама. Потрясающее зрелище, стоящее того, чтобы его увидеть. И не одним глазком. Странно, что Дазай о таком думает. Он останавливает свой взгляд на Чуе. Он ведь в самом деле явился к нему ради того, чтобы тот поделился микробами. И вот – глушит у него горячий шоколад. Он переворачивает ладонь кверху и изучает ее.

 – Что? Прикидываешь, как бы сократить свою линию жизни? – злорадно хихикает Чуя, при этом он берет свой телефон, с которого управляет саундтреком этого вечера – и Дазай быстро узнает один из треков альбома Each Time Отаки Эйити, 1982 года, если он не ошибается. Ощущение такое, словно горячий шоколад становится еще вкуснее.

 – Да нет – немного подумав или же просто помолчав, отзывается Дазай, на уже успевшую потонуть в звучании музыки и мерцании огоньков реплику. – Я вот все ищу. Где тут на моей руке написана судьбой встреча с Чуей? А? Где?

 Чуя невольно тянется глянуть на его ладонь, не сразу сообразив, что бред это просто истинный, и он дергает головой в раздражении.

 – Ты совсем дебил конченый?

 – Почему? Тут же в линиях должно быть описано такое важное событие – Чуя-кун! И предновогодний вечер с ним и горячим шоколадом.

 – Тебя башкой кто-то об асфальт трахнул, пока ты был в командировке.

 – Да вроде нет, – Дазай прощупывает зачем-то голову, хотя точно знает, что башкой не бился. У него была повязка на голове, да утром пришлось снять, бинтик поистрепался, нового не было.

 – Всякую хрень тут несешь. Допевай уже и вали.

 – Чего ты, Чуя? Смутился, что ли? Но ведь правда так странно все у нас.

 Чуя хотел было ляпнуть, что это за «у нас»?! Но почему-то решает смолчать. Он уже допил свой шоколад, отставил кружку. Сидит и смотрит, как Дазай не торопится, цедит свою порцию. И разглядывает руку. На его ладони играют отблески от гирлянд. Чуе почему-то неловко. Обычно с Дазаем он так себя не чувствовал. Тот вечно нес всякую хренотень, но сегодня что-то особо отличился, только неприятно не было, и Чую это смущало.

 – Наверное, вот здесь! Чуя. Что вот тут?

 – А я с чего должен знать?

 – Что эта за линия?

 – Ты же тут хироманта из себя строишь! Чего привязался!

 – А нет! Это линия любви. Вряд ли Чуя может там затесаться.

 – Вот именно! Что?

 Накахара и сам не понял, чего его вдруг так пробрало.

 – Слушай! Я подумал! Дай руку! У тебя где-то должна быть обозначена встреча со мной!

 Дазай так резко дергает его за руку, что Чуя едва не роняет кружку, с которой хотел было направиться к раковине сполоснуть, но Дазай в одно мгновение изменил его маленький план на ближайшие полминуты, он сам поднимается с места, отставив свою кружку опасно на диван, и тянет к себе ближе Чую, чтобы внимательнее рассмотреть его ладонь – так внимательно, что подносит буквально к глазам, и Чую поражает, как крепко в него вцепились – оттого и тупит стоит, а Дазай вдруг хмурится и прижимает его ладонь к своему носу!

 – Сдурел?! – Чуя дергается, не понимая, а Дазай лишь замечает.

 – Рисовое тесто и шоколад – пахнет твоя рука. Ни черта я не могу прочесть эти линии, – он вдруг оглядывается назад на оставленную кружку. – Сделаешь мне еще порцию?

 Чуя хочет возмутиться, но… Смотрит на него снизу-вверх. Сердце чего-то больно бьется. И он не выдирает свою руку из руки Дазая. Только лишь в тот момент, когда берет его тоже, как выясняется, пустую кружку, чтобы приготовить еще горячего шоколада.

 Линии на ладонях – правда какая-то брехня, а вот горячий шоколад точно что-то определяет в судьбе. Ну, Чуя так думает, когда его готовит. И Дазай вполне себе уверяется.

 До полуночи почти час. Чуя изучает свои запасы. Дазай ведь явно уйдет от него только в следующем новом году.