После мучительно долгих двух с половиной часов предрождественского шоппинга Рихард наконец ввалился в квартиру, захлопнув за собой дверь и взгромоздив на столик в прихожей тяжеленные пакеты всяческого добра.

Тилль, копошившийся до этого с непослушными лентами мишуры, что всё никак не хотели нормально держаться на ёлке, мягко улыбнулся лид-гитаристу, слез с табуретки (имидж имиджем, а с его не сказать, что брутальным ростом достать до верхушки было затруднительно), подошёл к Круспе и обнял, слегка поёжившись: на дворе стоял нешуточный мороз, и Шолле был страшно холодный.

— Повернись, блестяшка, — усмехнулся Рихард, и, подождав, пока вокалист с недоумением развернётся, снял с его волос кусочек розового "дождика".

Смущённо отведя взгляд, Линдеманн принялся утаскивать пакеты на кухню, попутно три раза чуть не навернувшись и знатно чертыхаясь: хрен его знает, чего там лид-гитарист накупил, но тяжёлое оно было, как туша мамонта.

Снисходительно вздохнув, Круспе, избавившись от сапог и верхней одежды, — Тилль его замотал, как капусточку, беспокоясь, как бы Шолле не простудился, да ещё и перед самым праздником, — проследовал за вокалистом и помог разобрать покупки: он действительно принёс множество всякой всячины, так что разобраться с этим в одиночку было бы, мягко говоря, непросто.

На каких-то полминуты Линдеманн подвыпал из реальности, о чём-то замыслившись, и Рихард уже хотел было окликнуть его, как вдруг Тилль вскинул голову, видимо, вынырнув из транса, и задумчиво протянул:

— А помнишь, как мы в первый раз вдвоём встречали? Получается... лет восемь назад, да?

— В двенадцатом-то? — усмехнулся лид-гитарист, вскинув брови. — Помню, конечно. Просто крэйзи ромэнтик стори, — передразнил он голосом инстасамочки.

Вокалист прыснул со смеху, едва не выронив лоток с яйцами:

— О да, все готовились к концу света, а нас завалило снегом в жопе мира, и мы неделю не могли выкопаться, — мечтательно улыбался он, целиком и полностью окунувшись в воспоминания.

— А представляешь, если бы мы тогда уже встречались? — задумался Круспе, закончив с первым пакетом и, задумавшись, подперев рукой подбородок.

— Если бы кое-кто не корчил из себя натурала всё это время, может, и встречались бы, — пробубнил Линдеманн, агрессивно воюя с разлетевшимся по всему столу луком.

Шолле примирительно улыбнулся, скорчил виноватую рожицу и потёрся щекой о плечо Тилля, точно нашкодивший кошак. Кстати...

— Надо мелкому молока плеснуть, Риш, что ж ты молчишь, — бормотал вокалист, добывая из залежей продуктов контейнер с кошачьей радостью и доставая миску Флауми.

Тем временем мохнатик, лёгок на помине, вывалился из своего домика (тот редкий случай, когда питомец спит не в лотке, не на кровати хозяев, не на ковре и даже не в холодильнике, а в предназначенном месте), важно прошествовал по кухне и наконец плюхнулся на пол у любезно поставленной перед ним мисочки с питьём, лакая вкуснятину.

— Ну Krapfen, — протянул лид-гитарист, не отлипая от Линдеманна, на что тот недовольно цокнул языком и вздохнул:

— Ну что? Ты же не строитель, так что ты строишь из себя хрен пойми что?

— Не строю, — проворчал Шолле, отлипать явно не собираясь. — Тилль, ну когда это было? — он развернул надутого вокалиста за плечи к себе, заглядывая в глаза. — Ты сам-то себя вспомни, герой-романтик. Кто за Сонькой без малого пять лет усыхал? Кто со своей Лабудой таскался по Азейбарджанам? Я уже молчу про тот клип, где...

— Круспе! — возмущённо вскрикнул Линдеманн, только разложивший по местам остальные продукты. — Вот про клипы вообще молчи, — он отвёл взгляд, поджав губы: сам уже двадцать раз пожалел, что доверился творческому "гению" Зорана и снялся в тех роликах. Режиссёр-то ему навешал лапши про высокое искусство и глубокий смысл, а что на выходе? Даже на хоум-видео не тянет, чтоб его. — Я хотя бы детей в свои потрахульки не впутывал, — буркнул Тилль, недвусмысленно намекая на одноимённый клип с участием маленькой Максим.

— Так, — Рихард взмахнул руками, останавливая словесный поток вокалиста: не хватало ещё разругаться в канун Рождества. — Давай не будем, ладно? Оба хороши, — он вздохнул, мысленно признавая, что в чём-то Линдеманн и прав.

Тилль потупился, понимая, что и сам, видать, сбрендил на старости лет. Закусив губу, он молча обнял лид-гитариста и тихонько прошептал:

— Прости.

— И ты меня, — грустно усмехнулся Круспе, привлекая свою "жёнушку" ближе. — Мир?

— Мир, — кивнул вокалист, прижавшись ещё сильнее, хотя, казалось бы, куда уже. — Поможешь с ёлкой? — просяще протянул он: сражение с мишурой так и не увенчалось победой, а украсить праздничное дерево по-прежнему надо было.

— Кто из нас выше, Krapfen? — Шолле склонил голову набок.

— У тебя руки длиннее, — пробубнил Линдеманн, злобно покосившись на Рихарда: ну что за человек такой? Хоть бы раз нормально помог!

— Ладно, ладно, — посмеиваясь, согласился лид-гитарист. Направившись уже было в гостиную, он вдруг остановился и недвусмысленно подмигнул: — Между прочим, не только руки, you know, — и окончательно скрылся за дверью.

Затупив на каких-то пару мгновений, Тилль наконец допёр до сути сказанного Шолле, возмущённо ахнул, чувствуя, как жар заливает щёки, и коротко пискнул:

— Круспе!..

Шутки шутками, а они готовились встретить своё первое Рождество вдвоём — не с семьями, не просто вместе в одном доме, как тогда, в двенадцатом, а совсем-совсем уже вдвоём. Да, объяснить ситуацию родным было непросто, но, к счастью, открытых гомофобов среди них не оказалось: даже Марго была рада, что Рихард в кои-то веки остепенился, а Кира вовсе их шипперила (причём давно и сильно). Правда, Гитта, мать вокалиста, отреагировала... неоднозначно, но возражать, в общем-то, не стала.

И вот, сейчас эти двое готовы были прочувствовать магию праздника на полную. В конце концов, что может быть волшебнее, чем рождественская романтика? Милые, пусть и корявые самодельные подарки, танцы под атмосферную музычку, горячий глинтвейн у камина и имбирные человечки-неформалы, потому что Линдеманн рукожоп, но старается.

Этот вечер просто обязан стать самым-самым замечательным, и Тилль чувствовал: они готовы. Они наконец готовы.