В день вылета Тилль, как и подобает хорошему ассистенту, вызвался проводить Рихарда едва ли не до самого трапа, на что тот поначалу отнекивался, а потом вдруг взял и согласился. Почему бы и нет? Надо же поощрять энтузиазм пролетариата (звучит странно, но не могла же Круспе не льстить роль главнокомандующего, да ещё и над мужчиной, да ещё и старше него, да ещё и таким очаровательным).

                Когда самолёт уже давно отдалился, а реактивный след его стал неспешно расплываться на ясном небе, Линдеманн заставил себя оторваться от малопродуктивного созерцания ничего и наконец вернуться в пригород, где волей судьбы располагалось его временное (а временное ли?) жилище. На эти “плюс-минус полторы” недели у Тилля были вполне конкретные планы: годы собственной практики научили его, что из любого дерьма можно сделать конфетку при наличии времени, хотя бы минимальных средств и желания. Первое поджимало, второе как-то нашлось, зато третье имелось в избытке. Именно поэтому ассистент твёрдо намеревался в кратчайшие сроки подлатать неприметную полузаброшку до уровня более-менее пристойного жилья, куда и влиятельных клиентов не стыдно будет пригласить (Рихарду, по всей видимости, слово “стыд” знакомым в принципе не представлялось, но всё же).

                Наверное, сложнее всего оказалось набросать примерный зародыш дизайна будущего “проекта”, потому как визуалом Тилль не был и на звание такового не претендовал. А что поделать? Навряд ли в скором времени ещё выпадет такой шанс навести приличный марафет в холостяцкой берлоге: извлекать максимум пользы из неожиданного отъезда хозяина сей гадюшни, ибо в присутствии оного никто ничего никуда не наведёт. Слишком уж начальник категоричен был в вопросах каких-либо изменений и обновлений: упрётся на своём — и до свидания. Человек он был, прямо говоря, непростой, но Линдеманн продумал: если провернуть дело по-тихому, чтобы вернулась Риша-путешественница уже на всё готовое, в итоге Круспе можно будет благополучно убедить, что задумка изначально была его, а Тилль просто помог воплотить сию блистательную идею в жизнь.

                Если кратко и по сути, укладывать ламинат собственноручно была херовая идея. Как оказалось, для такого дела необходима идеально ровная, сухая и твёрдая поверхность (причём узнал работничек об этом непосредственно в процессе укладки). Вдобавок выяснилось, что материал ещё должен вылежаться в комнате на протяжении аж целых двух суток: видите ли, адаптируется он к микроклимату помещения! Да Тилль к незнакомой стране привык быстрее, чем эта хрень к их дому!..

                Но на этом сложности не заканчивались: как оказалось, повидавший виды линолеум совершенно не годился, чтобы класть на него что-то, помимо самотыка, вот так сходу, и требовал выравнивания.

                Ладно, хрен с ним: Линдеманн и самонивелир раздобыл (это страшное слово он не знал и не понимал, так что мысленно окрестил подозрительную жидкость “волшебной водичкой”), грунтовочную смесь и даже гидроизоляционную мастику, правда, в душе не ебал, что со всем этим теперь делать. Может, оно и не всё пригодилось бы, распоряжайся укладочными работами профессионал, но Тилль им не был ни разу, а потому просто захреначил всего понемногу, стараясь руководствоваться всеми инструкциями понемногу, но одновременно, и забил на эту дичь добротный такой, безапелляционный болт.

                Стоит объяснить, что полузаброшенное здание состояло из прихожей, откуда шли двери во все остальные комнаты и лестница вниз, кабинета Рихарда, где тот принимал посетителей, санузла и, собственно, подвала. И если плитка в ванной смотрелась относительно терпимо (по всей видимости, она устанавливалась не так давно), то линолеум в первых двух помещениях повздувался везде и очень сильно, а в "норе" Тилля (именно так его скромную обитель окрестил Рихард) пол вообще был бетонный и страшно холодный: более-менее тепло в морозное время было только в надземной части постройки, и приходилось довольствоваться старым, но исправным обогревателем у раскладушки. К счастью, времени на приготовления было намного больше, чем на воплощение задумки в жизнь, так что Тилль успел двадцать раз определиться, столько же раз передумать и в итоге решить, что зафигачит все три комнаты одним махом.

                А что в итоге? А в итоге кое-кто ползал, как дебил старый, по полу то с кисточкой, то с валиком, то вообще с ведром. Мало того, что устал, как лошадь, и времени немало потратил, так после каждого нанесённого слоя приходилось ждать по несколько суток (хорошо, что хоть ходить можно было уже через несколько часов, и Линдеманн мог заняться в это время ещё чем-нибудь полезным).

                Немец решил — немец сделал. Даже при всей своей внутренней решимости, Тилль особо бойким нравом не отличался, так что брать на себя организацию работы бригады или каких-то других холопов не рискнул, а потому вся грязная и не только работёнка автоматически валилась на его хрупкие (фигурально) плечи. Впрочем, закупкой необходимых материалов новоявленный дизайнер-строитель себя всё-таки отяготил: в конце концов, кто, если не он? Этот вопрос бегущей строкой прокручивался в его сознании непозволительно часто. На то были, так скажем, свои причины.

                Разглагольствовать о том, как тяжело было делать всё в одиночку, как и о том, насколько Тилль болезненно с этим всем умотался, можно очень и очень долго. В двух словах? Он заколебался. Да, спустя недели три сами комнаты были окончательно приведены в более чем презентабельный вид, а ещё за пару дней перестановка мебели и всякой техники благополучно завершилась в аккурат накануне приезда хозяина дома. Форс-мажор, не форс-мажор, а задержался он недели на две дольше, чем планировал. Ассистент, конечно, страшно соскучился (только тс-с, вы ничего не знаете), но, поскольку материалов он в избытке нахватал, а матчасть изучить не удосужился, за полторы недели ничегошеньки бы не успелось. Сложнее всего было объяснить многочисленным клиентам, что герр Круспе едва ли не при смерти, паршиво себя чувствует и принимать ну никак не может. Ох и выслушал же Линдеманн отборной английской лексики...

                Как бы то ни было, вернулся Рихард из Луизианы в обновлённое жилище с ощутимой сменой интерьера и общей обстановки. Мини-холодильник переехал в подвал, как и прикупленные по такому случаю электрочайник и небольшая настольная плита: у себя на столе Тилль организовал маленькую кухню, раз отдельной комнаты для этого не было. Широкий пуф из приёмной был заменён на диван для посетителей, что при при необходимости раскладывался и образовал спальное место, а то и два; даже бомжацкая раскладушка самого недоремонтника отправилась в утиль, а на её месте расположилась вполне себе сносная койка-без-пяти-минут-кровать человека так на полтора.

                Что самое интересное, по прибытию хозяина дома всё обошлось без грандиозного скандала, хлопания дверью и беспочвенных обвинений: психолог даже рад был таким переменам, чем поставил подопечного в решительный тупик. Это орлеанский воздух такой волшебный, что он им надышался? Где, мать его, старый-добрый мизантроп-истеричка? Уж не подменили?..

                Причину неожиданно хорошего расположения духа начальника поведал он сам: как оказалось, “неотложные дела” оказались внезапным конфликтом с бывшей супругой (она же некогда личный секретарь). Мадам на третьей неделе беременности ретировалась на юг и довольно быстро заимела нового фаворита, который и натолкнул на мысль шантажировать Круспе якобы его детёнышем, но не на того напали: афера была мастерски просечена ещё в самом её начале.

                Дуэт шарлотанов на этом не сдался и затребовал ДНК-теста. Можно было сделать его дистанционно? Можно, да только собственные образцы будущая мать ни за что бы не прислала, а свои психолог отпускать уж тем более не стал: по-любому схитрят, тут и к гадалке ходи. В том, что ребёнок не его, Рихард был уверен на все сто, и оказался, как всегда, прав: приезд предполагаемого родителя застал жуликов врасплох, а хороший знакомый в лаборатории помог пресечь жалкую попытку договориться о фальсификации результатов. Тогда горе-аферисты настояли на повторной проверке уже в другом месте, а там, увы и ах, были с позором пойманы на неудачной взятке больно добросовестному лаборанту, и светил пройдохам за взятку если не срок, то как минимум внушительный такой штраф. В любом случае, психолог знал, что сухим из воды не выйдет никто, и этого ему было предостаточно.

                Теперь и неожиданное обновление жилища, в доселе скудной обстановке которого приходилось принимать даже самых влиятельных клиентов, стал не бесящей, а вполне приятной новостью: даже заядлым консерваторам порой на пользу немножко новизны.

                Первое впечатление вообще вышло забавным. Естественно, ассистент вызвался встречать начальника в аэропорту, и тот вновь не стал возражать: Линдеманн — наверное, единственный человек как минимум на всём континенте, который его не бесил. Какое-то время спустя, уже выбравшись из такси (автомобилем обзавестись специалист так и не удосужился, а гонорары получал знатные, так что вполне мог себе позволить в случае чего немного роскоши) и потихоньку топая в направлении дома, Круспе медленно, но верно приближался в своём воодушевлённом рассказе к финалу истории с неудавшейся интригой:

                — Ну, а потом я их и послал со всем этим на... ох мана-атый экибастуз, — запнулся он, изумлённо осматривая едва ли узнаваемое... в общем-то, всё. — Ты что, сам это?

                Тилль быстро кивнул:

                — Сам.

                — Убил, — впечатлённо (причём искренне) признал Рихард. — Я сражён и обезоружен.

                — Это ролевые игры? Мне стоило бы подобрать костюм, — невозмутимо предположил ассистент, чем уже не впервые сбивал с толку психолога. По правде говоря, он любил так забавляться: совершенно абсурдная манера общения позволяла получше узнать работодателя в первую очередь как человека, и такой возможностью грех было не воспользоваться. А что? Лишним не будет.

                — А, сойдёт, — нарочито небрежно отмахнулся специалист, поддерживая шутливый настрой и разряжая тем самым обстановку. — Погодь, а чудо-ящичек мой ты куда дел?

                — Холодильник? — уточнил Линдеманн, и, получив в ответ настороженный кивок, поспешил известить: — Внизу.

                — Шик, блеск, заебок, — одобрительно угукнул начальник, заинтересованно осматривая обновлённое убранство. Первое, что он сделал после — небрежно отбросил рюкзак с вещами — свой скромный багаж с путешествия — в дальний угол, а затем направился к окну, удовлетворённо отметив: — Смотри-ка, даже перекладину покрасил... что, и не ржавая? — на что Тилль с готовностью заверил:

                — Ни разу.

                Круспе поначалу никак не отреагировал: этот шустрый хрен уже повис на турнике в излюбленной позе “Бэтмен в стельку ужратый”, — проще говоря, вверх тормашками. Уже когда Рихард повисел-подумал какое-то время, ритмично покачиваясь, и, видать, словил в своих нирванах то ли дзен, то ли дзынь, он наконец соизволил подать голос:

                — Классный ты, Трисхен, — протянул психолог, словно это умозаключение далось ему с непостижимым трудом. — Я только не пойму никак... на кой тебе я сдался?

                “Трисхен” в ответ на это лишь хмыкнул, пожав плечами: он бы с радостью описал во всех подробностях, “на кой”, но нет — пока рано.

                — Я вот что подумал, — задумчиво пробормотал ассистент скорее себе под нос, чем своему собеседнику, — тебе, может, лучше трапецию подвесить? Или кольца?

                — Трапецию, говоришь? — специалист свёл брови на переносице и погрузился, казалось, в ещё более глубокие раздумья. — Да перестань, шататься будет.

                — И часто ты так? — Линдеманн в который раз бесстыднейшим образом игнорировал слова начальника. Да простит его Круспе, но отказывать себе в такой приятной и заведомо безнаказанной наглости никак не хотелось.

                Рихард пуще прежнего нахмурился, будто бы что-то там припоминая, а в итоге беззаботно хмыкнул, пожав плечами, насколько это представлялось возможным:

                — Почти всегда.

                — Заметно, — прошептал Тилль, зная, что его услышат: стоял он уже почти вплотную к психологу, всё так же висящему на перекладине с закрытыми глазами. Стоит отдать должное, на ошибках своих тот учился, так что “медитировал” теперь только лицом к двери — во избежание казусов, как тогда, в день их встречи.

                И вот снова он в этой футболке. Застиранная до дыр, старая, принт уже стёрся и подавно... а никак не выбросит. Может, оно и правильно: не в одежде ведь дело? Хотя... нет, конечно, не в ней, но ткань точно впитала в себя его запах. Если хоть немного подержать футболку у себя в шкафу, может, удастся хоть ненадолго сохранить эту маленькую частичку...

                — Трис?..

                По-любому зависает на этом турнике всё свободное время. Конечно, удобно: так и думается лучше, и некоторыми другими делами параллельно ничто не мешает заняться. И пресс вон у него какой: видать, не просто висит, а качается. И хорошо качается, раз даже не вспотел. Интересно, а какая у него кожа на ощупь?.. А если...

                — Эй, ты чего?

                — А? — рассеянно переспросил ассистент, понемногу возвращаясь в реальность. — Я?

                — Нет, Мария Тюдор, — Рихард цокнул языком, закатив глаза, и продолжил в своём привычном ироничном тоне: — Заяц, ты не зависай так, слышишь? Я же пугаюсь.

                Линдеманн усмехнулся с не особо-то скрываемым скепсисом:

                — Сильно?

                — Представь себе.

                Как мило.

                — Ты знал, что у тебя прессуха, как у Макгрегора? — невзначай поинтересовался Тилль, за что тут же сам себя мысленно отругал: нет, это совсем не дело. Надо хоть какой-то сдержанности учиться, а!..

                — Да ну, — протянул Круспе, изображая напускную скромность, но не скрывая, что весьма и весьма польщён: — Издержки профессии. You know, приходится держать себя в тонусе.

                — Зря, — ассистент скользнул взглядом по накачанному, но явно неотъеденному торсу начальника. — Я бы тебя откормил.

                Кто его знает, воспринял Рихард это всерьёз, не воспринял, но с перекладины слез слезу, и затем, картинно смахнув с себя несуществующую пыль, удосужился наконец посмотреть Линдеманну в глаза, а не в другие интересные места, и шутливо предупредил:

                — Ловлю на слове, — и неспешно потопал в направлении подвала: надо же и там посмотреть, что поменялось за время его отсутствия.

                А поменялось, стоит сказать, немало: если раньше в помещении не было ни мебели, ни в принципе каких-либо предметов интерьера, кроме той самой пресловутой раскладушки и шкафа по центру стены, то теперь имелся пусть повидавший виды и не слишком большой, но какой-никакой телевизор; пара крупных и вполне симпатичных пуфиков, холодильничек из офиса, компактная микроволновка и широкий металлический стол, на котором была оборудована мини-кухня. На месте раскладушки появилась скудная, но зато кровать, а на был оказался расстелен большой и тёплый ковёр в форме полукруга со странным витиеватым узором.

                — Ты когда это всё умудрился? — вопрос скорее риторический: и так понятно, когда. — Чего уж, давай заплачу тебе тогда, а? — на полном серьёзе предложил психолог, на что Тилль тут же возразил:

                — Даже не думай.

                “Разве я не могу сказать тебе спасибо?” — это он вслух уже не произнёс. Кто его знает... может, и не стоило.