========== Том 1 Глава 5 Затишья и бури вокруг благороднейшего из цветов. Часть 2 ==========

***

Магнолия рядом с библиотекой в Облачных Глубинах была ещё совсем молодой по сравнению со своей многолетней предшественницей, погибшей во время пожара. Однако высотой она ей уже почти не уступала. Лишь оставалась изящной и тонкой, как и подобает юной красавице. И все же, пожалуй, никакая другая магнолия в ином месте, не смогла бы так быстро набрать рост и окрепнуть, широко раскинувшись своими зелёными ветвями. 

Всё дело было в том, что ещё маленьким саженцем она слушала звуки циня и сяо, наполняющие ее стремлением расти, давать новые побеги, листья, цветы, чтобы радовать взгляды живущих рядом с ней заклинателей. Ханьгуан-цзюнь протянул руку и легко погладил тонкую ветвь. Когда бывал дома, он немало времени проводил рядом с этим деревцем, сидя в подобающей позе в неподобающем месте. Сидеть на улице было запрещено. Но Лань Ванцзи решил, что на улице и под деревцем — это все же не одно и тоже. Тем более, что пройти он никому не мешал. 

Дома в последние годы он бывал нечасто, особенно во время войны. Но, когда бывал, его нередко видели сидящим на небольшой циновке с идеально прямой спиной перед библиотекой рядом с деревцем магнолии, с цинем или книгой на коленях. Цинь играл плавно льющиеся песни. А если случалась книга, можно было заметить движение губ, Лань Чжань читал вслух, хоть и совсем тихо, чтобы не нарушать покой горной Обители. 

Деревце понемногу тянулось к нему. Поэтому Лань Ванцзи не устраивался дважды на одном месте, садился то с севера, то с востока, то с юга, то с запада, чтобы маленькая магнолия росла во все стороны равномерно. Время от времени гладить тонкие ветви давно вошло у него в привычку.

Сейчас же, стоя под деревом, он вдруг расслышал голоса, доносившиеся из библиотеки. Слов было не разобрать. Но говорили, по-видимому, на повышенных тонах, раз слышно было даже снаружи. Лань Ванцзи поспешил внутрь. Он был у самых дверей, когда теперь уже совсем чётко прозвучала возмущенная речь его дяди, Учителя Лань:

— Ты — Глава ордена! Пренебрегаешь не только своим добрым именем, но и репутацией всего нашего клана! Ради кого?! Во имя чего?!

На этих словах Лань Ванцзи вошёл в зал библиотеки. Подслушивать было запрещено. И, кроме того, он совершенно не собирался оставаться в стороне, пока дядя в очередной раз отчитывает его старшего брата. 

Ножны Бичэня гулко ударили в пол, заставив Лань Сиченя и Лань Цижэня обернуться. Первый Нефрит всегда хорошо понимал настроение младшего брата, поэтому сейчас обратился к нему очень мягко, почти ласково:

— Ванцзи? Что случилось?

— Шуметь запрещено, — размеренно прозвучал низкий голос, а чуть прищуренные ледяные глаза были устремлены прямо на Учителя Лань.

— Ты? Пришел напомнить о правилах? Мне?! — почти задыхаясь от гнева, воскликнул Лань Цижэнь.

— Дядя… — попытался остановить его Лань Сичень.

— Решил, перед тем, как встать на колени у стены Послушания, совершить побольше ошибок?! — не унимался тот. — Сам связался с отступником, так теперь ещё и старшего брата сбил с пути! Доволен тем, что смешал с грязью весь свой орден? Я спрашиваю, ты доволен теперь?!

— Дядя! — снова попытался вмешаться Лань Сичень.

Лань Ванцзи сделал шаг вперёд, поклонился Лань Циженю и также ровно произнес:

— Да, Учитель, теперь я доволен.

Выпрямившись, он снова устремил на дядю холодный и непреклонный взгляд светлых глаз:

— Позволите ли вы спросить, что или кого вы называете в данном случае грязью?

— Предателя Пути меча. Отступника, ступившего на кривую скользкую темную дорожку. Мальчишку без манер, воспитания и совести. Ещё в пятнадцать лет он принялся болтать о том, чтобы использовать при усмирении нечисти Темную Ци. Если бы я только знал тогда, что это не просто юношеская дерзость!

— И, что же тогда? — неизменно ровно спросил Лань Ванцзи.

— Не было бы в мире этой тёмной напасти под названием Старейшина Илина! Ни его лютых мертвецов! Ни Стигийской Печати!

— Так. Всё. Хватит! — Лань Сичень решительно встал между Учителем и своим младшим братом.

— Вы спросили меня — во имя чего я поступаю именно так, как сейчас? Причина в простой справедливости. Орден Цзинь получил в свое владение тропу Цюнци и согнал туда пленных из ордена Вэнь, чтобы сбивали со скал старые орнаменты, прославляющие подвиг основателя их клана. Им запретили использовать духовные силы. Уже одно это делало их труд крайне опасным — сорвавшись со скал, им оставалось лишь разбиваться и калечиться о камни на дне ущелья. Мало того, за малейшую провинность жестоко наказывали надсмотрщики. Иногда избивали до смерти. Случалось, добивали сорвавшихся со стен ущелья, чтобы не оказывать им помощь. Это не домыслы. Помогая успокоить духов после событий на Цюнци, Ванцзи несколько раз играл там расспрос на цине.

— Ты сам был рядом, когда он играл? — спросил Учитель Лань.

— Нет. Не был, — честно ответил Лань Сичень.

Дядя лишь презрительно хмыкнул после этих слов.

— Что ж. Ладно. Но и на Цюнци Вэй Усянь оказался не по какой-то случайной прихоти. Его попросили о содействии те, кому обязан жизнью он сам и нынешний глава ордена Цзян. Они — целители. Из клана Вэнь. В бесчинствах и кровопролитии, устроенных Вэнь Жоханем, участия не принимали. После войны их согнали доживать дни в далёком местечке в Цишане. На Цюнци они попали лишь потому, что отказались стать живой приманкой на устроенной в их краях Цзинь Цзысюнем ночной охоте.

— Каковы бы ни были его мотивы, он все равно уже стал отступником и этого ничто не может изменить, — произнес Лань Цижэнь. — Ты упомянул орден Цзинь, орден Цзян, остатки клана Вэнь. Ради какой такой справедливости их дела должны касаться нашего ордена Лань?

— Действия клана Цзинь по отношению к пленным и оставшимся адептам клана Вэнь чрезмерно и неоправданно жестоки. Когда кто-то в мире начинает сеять жестокость и хаос, рано или поздно это становится общей бедой, — ответил Лань Сичень.

— А применение Стигийской Печати в Безночном городе ты, стало быть излишней жестокостью не считаешь? — заметил Лань Цижень. — Твой брат и его люди не пострадали тогда лишь чудом. Остальные малые и большие кланы, даже Цзян, — и те понесли потери, пусть единичные.

— Артефакт был создан в сжатые сроки и тогда использован впервые, — напомнил Лань Сичень. — Рассчитать точную силу воздействия до первого применения в принципе невозможно. Он не хотел тех жертв. Да, и саму Печать с тех пор не использовал более.

— Это вовсе не значит, что Печать больше никогда не будет использована, — парировал Лань Цижэнь.

— Мне неизвестно, что именно будет. Но я верю Ванцзи. И молодому господину Вэю — тоже. Я не возьмусь судить о том, что есть чёрное, а что есть белое, основываясь лишь на цвете одежд или даже энергии, используемой в заклинательстве. Как Глава ордена я принял решение и менять его не стану. Если последствия его однажды станут для нашего клана губительны, вы можете попробовать найти, кем заменить меня. А сейчас я позволю себе посчитать тему исчерпанной и откланяться.

Лань Сичень учтиво поклонился дяде. Лань Ванцзи молча поклонился вместе с ним, и они вместе вышли из библиотеки, оставив Лань Цижэня в одиночестве.

***

Что-то с шорохом скользнуло вниз на каменный пол.

«Догорающая свеча и бумага. Хорошо, что погасла, упав. Иначе было бы много пепла и дыма. В общем — нехорошо бы вышло. Когда я успел задремать в этой кошмарной позе, подле камня, что служит то столом, то кроватью?.. Здесь, правда, и вовсе камень повсюду… Сколько времени? И что меня в конце концов разбудило?» — Вэй Усянь с трудом потянулся, разминая затекшую спину. Поднялся на ноги. Зажёг огненный талисман и только тогда заметил, что его собственный сигнальный талисман от ближайшего к пещере магического поля пульсировал и светился. Это означало, что кто-то находился рядом. И весьма вероятно этот кто-то был из клана Лань. 

Вэй Усянь обернулся и посмотрел на Вэнь Нина. С ног до головы облепленный сдерживающими талисманами, мертвенно бледный и неподвижный, он совсем не походил на живого. Тем не менее Вэй Усянь обратился к нему:

— Давай-ка ты будешь вести себя тихо. У нас здесь, кажется, гости. Не нужно безосновательно обижать их.

Он откинул с прохода несколько листов бумаги и пару предметов, пинком отправил в дальний угол пустой сосуд, который от подобного обращения чудесным образом все же не разбился. Ещё раз огляделся. Обнаружил приютившийся на камне поднос со снедью. Жадно отпил несколько глотков воды из кувшина. Одну локву сунул за пазуху, другую взял и, надкусив ее, направился к выходу из своего каменного убежища.

— Всё-таки в ордене Лань слишком много правил. Целых три тысячи. Если не больше. После подобного ещё одно уже просто, по-видимому, не запоминается. Или все дело в том, что я не потрудился высечь в камне свое пожелание не пересекать границу поля рядом с этим гротом, желательно, никогда?

Размеренно и вполне громко произнося все это вслух, Вэй Усянь вышел наружу и тут же вскинул руку, закрывая лицо от показавшегося ему очень ярким, дневного света. Он успел заметить высокую фигуру в белых одеждах в нескольких шагах от себя. Цвет одеяния, отражающий дневной свет, сиял так, что больно было смотреть, и Вэй Усянь сразу же отвернулся.

— Эти траурные одежды однажды меня доконают… — проговорил он, тряхнув головой.

Неопределенное «хмм» прозвучало в ответ. И Вэй Усянь, все ещё не опуская руки, снова посмотрел на фигуру, что-то мешало назвать незваного гостя Лань Чжанем. «Недостаточно ледяное изваяние из нефрита», — подумал про себя Вэй Усянь. Тем временем гость подошёл на пару шагов ближе.

— Глава ордена Лань? — узнав его, Вэй Усянь поспешно сунул недоеденную локву за пазуху и поклонился. — Чем обязан?

После поклона он снова принял весьма непринуждённую позу, прислонившись плечом к отвесному срезу скалы, скрестив руки на груди и все ещё щуря глаза от света.

— И сколько же дней ты провел, не выходя из пещеры наружу? — спросил Лань Сичень.

— Дня три, — как ни в чем не бывало, ответил Вэй Усянь.

— Семь.

— Семь? — рассмеялся Вэй Усянь ему в ответ. — Правда?

— Я спросил у людей в поселении, — пояснил Первый Нефрит. — Они сказали, что не видели тебя как раз столько. Лишь дева Вэнь поднималась на гору, чтобы принести тебе воду и пищу.

— О, — Вэй Усянь рассмеялся громче и, плавно скользнув вдоль каменной стены, уселся на землю, продолжая смеяться. — Дева Вэнь… в самом деле…

Отсмеявшись, он поднял лицо и, глядя на Лань Сиченя снизу-вверх, произнес:

— Цзэу-цзюнь, видишь ли… Оказывается, у меня просто ужасная память. В ней буквально ничего толком не задерживается. Особенно то, что я не успеваю или не удосуживаюсь записать. Поэтому я раз попросил Лань Чжаня принести бумаги и чернил. Он — очень щедрый и обстоятельный в подобных делах человек. И принес столько, что у меня до сих не закончилось ни то, ни другое. Возможно, причина того, что я немного засиделся под покровом скалы, как раз в этом, — его глаза весело искрились, смех прорывался в голос.— Знаешь. На самом деле, я просто ненавижу сидеть на одном месте. А, если при этом нужно ещё и выводить читаемые иероглифы…проще один раз и до конца засадить себя за подобную каторгу и вовсе не видеть белого света, пока не покончишь с делом.

Последние слова прозвучали вполне серьезно.

— Чем же ты так упорно занимаешься? — спросил Лань Сичень.

Вэй Усянь чуть пожал плечами и ответил кратко

— Мертвыми.

Вдаваться в подробности он явно не собирался.

Лань Сичень чуть двинул рукой — и на колени Вэй Усяню упал белый нефритовый жетон на тонкой подвеске.

Вэй Усянь взял его в ладонь, посмотрел на чуть синеватый узор, провел пальцами по прохладной поверхности, обводя резьбовой рисунок орхидеи на гладком камне. Он вскинул взгляд, вновь улыбаясь.

— Лань Сичень, ты прибыл лично. Для того. Чтобы позвать меня в гости? Прошу, прости, но в ближайшее время я совершенно точно никак не смогу прийти.

— Приходи, когда захочешь и сможешь, — с лёгким вздохом произнес Первый Нефрит и повернулся, чтобы пойти прочь восвояси. 

Но он едва успел сделать пару шагов, как за спиной прозвучало:

— Лань Хуань, посмотри на меня.

Вэй Усянь хорошо помнил, как впервые назвал Второго Нефрита именем данным при рождении. Его природное любопытство то и дело с тех пор задавалось вопросом, все ли адепты ордена Лань реагируют также забавно, кажется, на одно лишь звучание своих первых имен. Сочтя момент подходящим, Вэй Усянь, разумеется, не упустил выпавшей ему возможности испытать этим именем Лань Сиченя. Сработало не хуже удерживающего заклинания. Только во взгляде остановившегося и быстро обернувшегося к нему Лань Сиченя не было растерянно рассерженного осуждения, лишь недоуменное удивление читалось в его темных, немного шире открывшихся глазах.

Развернувшись, Лань Сичень неожиданно обнаружил Вэй Усяня стоящим совсем рядом с собой. Тот положил руку ему на плечо и произнес:

— Идём.

— Куда? — спросил Лань Сичень, невольно делая шаг вместе с Вэй Усянем.

— Туда, — указывая на вход в пещеру, ответил тот. — Ты же хотел узнать, чем я там занимаюсь. Вот и посмотришь.

Обняв за плечи, Вэй Усянь весьма решительно повел Лань Сиченя вглубь грота. Воздух внутри был приятно прохладным и влажным. Дышалось удивительно легко. Тьма при этом казалась кромешной и становилось понятно, что, ведя, крепко обняв за плечи, Вэй Усянь лишь не давал ему сбиться с дороги или оступиться. 

Эхо их шагов раскатывалось и расходилось, сообщая что верхний свод грота весьма высок. Проход был также достаточно просторен, а за очередным поворотом, стены разошлись ещё шире. Сейчас здесь горела всего одна свеча. Ее света было слишком мало для широкого обзора. Пройдя ещё немного вперёд, Лань Сичень почувствовал лёгкий поток воздуха, но вовсе не это заставило его сбиться с шага:

— Очень густая Темная Ци…

— Не опасна, — произнес Вэй Усянь и через пару шагов добавил — Пока спокойна.

Лань Сичень чувствовал, что поток ци лился откуда-то сбоку и сейчас они его уже миновали, как будто перешли вброд мертвенно леденящий ручей.

— Нет. Не так… — задумчиво сказал Вэй Усянь. Чуть покачал головой. — Темная Ци не опасна — пока спокоен ты сам. Впрочем, все же сейчас не об этом…

Он отошёл от Лань Сиченя, небрежно сдвинул ворох бумаги с края каменного выступа, застелил поверхность циновкой и сказал Первому Нефриту.

— Присядь здесь.

Тот послушно занял указанное место.

Вторую циновку Вэй Усянь бросил прямо на пол и опустился на нее, оказавшись почти у ног Лань Сиченя. На фоне темных одежд ярко блеснул белый нефритовый жетон, который Вэй Усянь уже как-то успел подвесить к поясу.

— Рассказывай.

— Что? — Лань Сичень недоуменно вскинул брови.

— Ты во время битвы в Безночном городе, когда я Печать применил, лучше выглядел, чем сейчас, — ответил Вэй Усянь. — Так что нет нужды ждать, когда я удостою тебя ответным визитом. Раз ты и так уже явился сюда, говори. Есть, что спросить, спрашивай. Что за пропасть разверзлась у тебя под ногами на этом вашем широком и светлом Пути, что теперь при упоминании о Стигийской тигриной Печати Преисподней ты вздрагиваешь?

— Замолчи! — невольно выдохнул Лань Сичень.

Вэй Усянь чуть усмехнулся и отвёл взгляд. Он снял с пояса флейту и принялся раскручивать ее в руке. На темном дереве играл лёгкий отблеск тусклого пламени свечи.

Лань Сичень следил взглядом за этим движением все отчётливее понимая, что ничего не может сказать, потому что как ни крути, а все сводилось к тому, что именно Вэй Усянь и был основной причиной его проблем. «Всё из-за тебя», — получалось в итоге. 

Но на самом деле Лань Сичень совсем не хотел, чтобы его слова прозвучали как претензия или хуже — обличение вины, и потому совершенно не понимал, как и что он мог бы сейчас сказать. Засмотревшись на отблески флейты и горько задумавшись, он и не заметил, что Вэй Усянь давно уже внимательно вглядывался в его лицо. Лишь когда Чэньцин замерла в руке Вэй Усяня, Лань Сичень наконец почувствовал, устремлённый на него взгляд.

— Прости, — искренне произнес Вэй Усянь. И на этот раз Лань Сичень от удивления буквально застыл.

— Я не подумал, что найти слова тебе может оказаться непросто. Давай я расскажу сам? А ты, если что, меня поправишь. — Вэй Усянь прикрыл глаза и продолжил говорить то покачивая в руке, то раскручивая между пальцев Чэньцин:

— В тот день, когда я увел людей Вэнь Нина с тропы Цюнци, благодаря Лань Чжаню наш след потеряли. На это я собственно и рассчитывал. Понятно, что ни мои слова в Башни Кои, ни тем более четыре жизни, которые я забрал на Цюнци, просто так не сойдут мне с рук. Но, чтобы говорить о взыскании, нужно сначала меня найти. Меня и пропавших людей клана Вэнь. Конных обнаружить по следам — дело простое. А вот когда следы у выхода из ущелья оборвались — это задача с не самым очевидным решением. Но, на самом деле, действительно прав Лань Чжань был лишь, пожалуй, в том, что Луаньцзан — по-настоящему злое и мертвое место. Живым людям лучше держаться живых мест. Иначе это, и правда, все равно, что менять одну смерть на другую. В остальном же предложение Лань Чжаня разместить меня и адептов клана Вэнь в Гусу — весьма безрассудно. Я понимаю, что моё присутствие здесь создаёт вам много проблем. Я могу забрать людей и уйти, пока не стало ещё хуже.

— Нет! — быстро и твердо произнес Лань Сичень. — Никуда уходить не нужно.

Вэй Усянь открыл глаза и посмотрел на Первого Нефрита Ордена Лань:

— На следующий день в Башне Кои о моем месте нахождения вы, разумеется, ничего не сказали. Но здесь в создании защитных полей участвовало много адептов твоего ордена. Совет Старейшин и твой Учитель, конечно, все узнали и пришли в совершенное смятение от того, что происходит в непосредственной близости от Облачных Глубин. Впрочем, твое положение в ордене, вероятно, было и остаётся достаточно прочно. Но есть ещё вопрос репутации твоего ордена в целом. Обнаружив меня и Вэней, Цзинь Гуаньшань наверняка собрал в Башне Кои на этот раз всех Глав кланов. И теперь на орден Лань стали смотреть уже иначе. Потому что… по сути ты дал убежище предателю и отступнику. Каковы бы ни были мои или твои истинные помыслы и цели, — это останется неизменным. Есть, конечно, мизерный шанс, что некоторые усомнятся, мог ли в самом деле благороднейший из цветов столь быстро и просто отвернуться от света. Но, поверь мне, даже если таковые и будут, куда больше будет других, которые в конце концов заставят их замолчать. Ты раньше уже спрашивал меня, с какой стати я стал считать себя грязью на чужих одеждах. На самом деле, конечно, я никогда бы сам себя грязью не назвал. Но я все же неплохо слышу, когда у меня за спиной что-то шепчут. Возможно, все дело в запретах, которые я всегда нарушал и нарушать продолжаю. И, если в итоге мир заклинателей окончательно обернется против меня и того, что я делаю, я не хочу, чтобы кто-то еще вместе со мной из-за этого пострадал.

— Чего в таком случае ты хотел бы? — спросил Лань Сичень.

— Защитить тех, кого защищать уже взялся. Не стать проклятием для тех, кто мне еще верит, — Вэй Усянь устремил взгляд в темноту. — Продолжать то, что начал. Разобраться с тем, чего еще не понял и не осознал. Что-нибудь новое не понять, чтобы разбираться снова. Жить, — он усмехнулся. — Просто жить.

Вэй Усянь смеялся негромко, но звук перекатывался по пещере, вплетаясь между словами, которые ему вдруг вспомнились:

Дай мне влаги хмельной, укрепляющей дух

Пусть я пьяным напился и взор мой потух —

Дай мне чашу вина! Ибо мир этот — сказка

Ибо жизнь — словно ветер, а мы — словно пух.

— Вэй Ин… — позвал Лань Сичень.

Тот перевел на него взгляд.

— Алкоголь запрещен, я помню. Конечно. Только все же не на этой стороне горы, а на противоположной. И имей в виду — это как раз та самая причина, по которой я совершенно не хочу и не стану присоединяться к твоему клану Лань. — от смеха Вэй Усянь уже почти задыхался. — Я не смогу. Просто не выдержу, понимаешь? Честное слово. Это же на самом деле невыносимо.

— Вэй Ин! — резче произнес Лань Сичень.

Вздохнув, Вэй Усянь перестал смеяться и посмотрел вопросительно:

— Что?

— Ты сказал, что не хочешь стать проклятием для тех, кто еще верит тебе. Но… если я верю тебе, то разве единственное, что мне стоит делать в таком случае — это оставаться в стороне и ни во что не вмешиваться?

— Разве дела твоего собственного клана не важнее чужих дел? — вопросом на вопрос ответил Вэй Усянь.

— Ты же знаешь, я никогда не ограничивал мир лишь территорией своего родного ордена. — произнес Лань Сичень. — Какое-то время можно считать проблемы и беды чужими, но в итоге однажды они все равно придут постучать в твою дверь. Я не хочу оставаться для судеб других посторонним. Брат верит тебе. Я верю вам обоим. Но почему раз за разом ты просишь меня отступиться? Отвернуться? Предать?..

— Так… Всё… Брат Сичень, прекрати говорить, ладно? Уже довольно, — Вэй Усянь поднялся, принес кувшин и протянул его Лань Сиченю. — Это просто чистая вода. Пей. На твое счастье дева Вэнь тоже не жалует алкоголь и не балует меня вином. Поэтому мне пришлось пристраститься к воде. Оказалось, не так уж и плохо.

Лань Сичень послушно отпил. Вода была очень холодной, без явного привкуса, но отчего-то хотелось назвать ее вкусной.

Вэй Усянь снова опустился на циновку на полу.

— Как думаешь, если я выдам Цзинь Гуаньшаню Тигриную Печать, они хоть немного успокоятся?

Кувшин едва не выскользнул из рук Лань Сиченя, но он все же удержал его и осторожно поставил рядом.

— Ты… что?

— Выдам Печать. — повторил Вэй Усянь. — Точнее ее половину. А вторую уничтожу. Тебе придется правда сделать так, чтобы они в это поверили.

— А ты уничтожишь?

— Угу, — кивнул Вэй Усянь. — И ты присмотришь за этим. Совершенно нет никакой нужды верить мне в этом на слово.

— А… А сейчас твоя Печать где? — немного растеряно спросил Лань Сичень, неожиданно поднятая тема буквально застала его врасплох.

— Здесь, — ответил Вэй Усянь и легко вытряхнул из рукавов обе части своего талисмана. 

Одну он протянул на открытой ладони и предложил Лань Сиченю: 

— Возьми.

Темный предмет на ладони Вэй Усяня был определенно тяжелым. Однозначно не разобрать металл или камень. Может быть, и то, и другое. Лань Сичень некоторое время колебался, прежде чем протянул руку и взял половину Печати. Кроме чисто физических свойств и фактуры он не ощутил ничего.

— Одна половина без другой — ничего не стоит и не имеет никакой силы, — пояснил Вэй Усянь. — Но вместе… хм. Давай лучше покажу, тут не обойтись одними словами.

Лань Сичень вернул ему фрагмент Печати. Вэй Усянь приподнял руки, сжимая по половине Печати в каждой.

— Держи ладонь вертикально примерно посередине между частями Печати.

Лань Сичень сделал, как он сказал.

Вэй Усянь начал медленно сводить руки, сокращая расстояния между двумя фрагментами Печати. Лань Сиченю показалось, что ничего не происходило довольно долго. Потом он почувствовал будто воздух по обе стороны его ладони стал плотнее, сдавливая ему руку, превращаясь в тонкие обжигающе холодные иглы, стремящиеся пройти насквозь, преодолеть непрошенное препятствие и соединиться. 

Это было больно, и Лань Сичень сжал ладонь в кулак. Вэй Усянь тут же развел фрагменты Печати друг от друга подальше, он сделал это с явным усилием. Пронизывающее и давящее ощущение исчезло.

— Она стремится стать целым, а ты был преградой, — обе половины Печати исчезли каждая в своем рукаве, как не было, пока Вэй Усянь говорил. — То, как она себя ведет… лишь отчасти зависит от сил ее владельца. Чем больше в нем обиды, печали и злобы, тем сильнее взаимное притяжение ее частей. Со мной ей в этом плане не повезло, я редко бываю в плохом настроении, тем более долго. Собственная же ее суть неизменна. Ей все равно, кто даст ей соединиться, кто внесет плату кровью. Мы могли бы поменяться с тобой местами, все повторилось бы в точности. Но ты сейчас недостаточно спокоен. Кроме того, здесь Вэнь Нин. А рядом с ним Печать использовать совсем не стоит, разойдется так, что не усмирим.

— Вэнь Нин? — переспросил Лань Сичень.

— Ну да, — кивнул Вэй Усянь. — Его убили на тропе Цюнци. Я поднял его, чтобы наказать тех, кто сделал это. Но… его сестра не смирится с его смертью. Просто не сможет. Да и я тоже. Поэтому я обещал сделать его снова почти живым.

— Каким образом?

— Хочу пробудить его сознание.

— Это возможно?

— Придется сделать, чтобы стало таковым.

— Ты действительно хорошо усвоил основной принцип своего ордена, — Лань Сичень мягко улыбнулся.

Вэй Усянь молча склонил голову.

— Да… Вероятно, это действительно так… — тихо произнес он после паузы.

Лань Сичень понял, что невольно коснулся не самой удачной темы.

— Извини…

— Не стоит, — Вэй Усянь вскинул на него взгляд. — Пойдем наружу. Я провожу тебя немного.

Путь к выходу выглядел теперь не таким кромешным мраком, но света все равно не хватало. Глазам казалось, что сама тьма местами клубится чуть гуще, а местами рассеяна. Вэй Усянь вновь провел Лань Сиченя, обняв за плечи. На этот раз они выходили на свет медленнее, чем, когда Вэй Усянь шел один, поэтому по глазам ударило не так резко. Да и в сумраке пещеры они провели не так много времени. По крайней мере Лань Сичень. Вэй Усянь же почувствовал, что успел привыкнуть к темноте, краски дня казались необычайно яркими. Однако уже через пару шагов при белом свете он уже с удовольствием смотрел по сторонам, чувствовал вокруг себя простор, а не каменные своды грота, улыбался и думал про себя, что за время, что он провел в сумеречной темноте, мир снаружи стал еще интереснее.