========== Том 1 Глава 4 Затишья и бури вокруг благороднейшего из цветов. Часть 1 ==========

***

День стоял в самой своей середине. Ясный. Лучи солнца смотрели сквозь иглы сосен вниз до самой земли. Окрепший ветер заставлял шевелиться ветви и играл в длинных полах черных одежд. Вэй Усянь сидел на высокой ветви, скрестив руки на груди. По правую руку и вниз по склону от него виднелось поселение. Серебрились на солнце воды реки. С виду казалось, что все безмятежно и тихо. Но на самом деле легкая улыбка на губах Вэй Усяня была вызвана тем, что адепты клана Цзинь, наконец, подобрались к нему. 

Целых девять дней пришлось ждать их. Сейчас он позволил им пройти за две первые защитные линии, чтобы проверить работу талисманов. Те прилежно дрожали и нагревались, сильнее по мере того, как преступившие границу незваные гости продвигались вглубь защищенной заклинанием территории. Взгляд Вэй Усяня цепко следил за противоположным берегом реки. Никакого явного движение там не различалось. Но за происходящим Вэй Усянь наблюдал не глазами. Поднеся к губам Чэньцин, он сыграл короткую мелодию и опустил флейту. 

Почти что сразу он услышал внизу легкую поступь шагов и, опустив взгляд, увидел белые одежды и Лань Ванцзи, который смотрел прямо на него.

— О! Лань Чжань! Как ты меня нашел?

— Ты играл, — как само собой разумеющееся, произнес Лань Ванцзи.

— Негромко и недолго, — заметил Вэй Усянь.

— Для меня достаточно. Я был недалеко? — пояснил Второй Молодой Господин из ордена Лань.

— Ты пришел так быстро? — вскинул бровь Вэй Усянь.

— Через горы здесь рядом, — Лань Ванцзи чуть пожал плечами.

— Так, я у тебя под постоянным надзором? — нахмурился Вэй Усянь.

— Ты сам выбрал это место, — напомнил ему Лань Ванцзи. — Разве я часто вмешиваюсь в твои дела?

— Нет, — покачал головой Вэй Усянь. И чуть помолчав, рассмеялся. — Вовсе нет. Бывало куда хуже.

— Скольких ты поднял? — поинтересовался Лань Ванцзи.

— Немного, — серьезно ответил Вэй Усянь. — Нужно ещё.

— Вэй Ин…

— Лань Чжань, сегодня от клана Цзинь пришла лишь разведка. Настоящий отряд мне имеющимися сейчас силами не удержать. Особенно, если нельзя причинять вред заклинателям. Мертвеца же в конце концов можно разрубить на куски. Он, конечно, будет пытаться собраться воедино. Но станет в результате более медленным. Если не хочешь жертв, нужно значительное численное преимущество, — терпеливо объяснил Вэй Усянь.

— Мы — не на войне, — напомнил ему Лань Ванцзи — К чему готовиться к реальной осаде? Едва ли они приведут сюда войско. Тем более, что это земля ордена Лань. И на самом деле они уже сейчас нарушают наши правила.

— Твои талисманы передали сигнал? — спросил Вэй Усянь.

— Да, — утвердительно кивнул Лань Ванцзи в ответ.

Некоторое время Вэй Усянь молча смотрел на противоположный берег. Потом сыграл на флейте другую мелодию и спустился с дерева на землю. Отряхнув одежды, он обратился к Лань Ванцзи:

— Мертвое войско не нуждается в припасах и тренировках, только в надзоре. Они могут годы и сотни лет ждать своего часа и не приносить никаких расходов и неприятностей живым. Чем больше будет при этом их численность, тем меньше желающих пытаться пройти или даже думать о том, чтобы попробовать сделать это. Я бы предпочел, чтобы те заклинатели, что придут, уходили живыми и больше не думали о том, чтобы возвращаться сюда.

Некоторое время Лань Ванцзи молча смотрел на него, потом также, не проронив ни слова, кивнул. Он достал два своих талисмана. Оба перестали светиться. Это означало, что в границах защитных полей больше не было посторонних.

— Я должен идти, — коротко сообщил Лань Ванцзи.

Вэй Усянь не стал задерживать его.

Сам он отправился вниз по склону. Быстро, почти бесшумно — по кромке пролеска, потом перепрыгнул реку по крупным валунам и взобрался на берег на той стороне. Прислушался к ощущениям. И снова сыграл. 

Кроме мертвецов здесь были и духи. Пусть заставят адептов Цзинь поплутать, сбиться с дороги, снова выйти на мертвое воинство, которое воздевает цепкие руки прямо из мягкой почвы, хватает за шиворот, свисая с ветвей. Пусть думают, что уцелели чудом. Пусть слушают песни Чэньцин, не зная, что она говорит: не убивайте, не калечьте — неважно, ведь эти песни также леденят страхом сердце. Пусть вновь и вновь встречаются с собственным страхом. Вряд ли же так уж зазорно, совсем немного поиграть с теми, кто метит в новые Небеса этого Мира.

Вэй Усянь развлекал себя и проверял свое войско ещё несколько часов. Наконец, удостоверившись, что адептам Цзинь едва ли захочется разведывать хоть что-то ещё, он сыграл им на прощание одну тихую переливчатую мелодию, которую очень любил сам, только название ее отчего-то не помнил. Адепты клана Цзинь бежали прочь до тех пор, пока пронзительный голос Чэньцин не отзвучал и не стихло последнее его эхо в их переполненных страхом сердцах.

Вэй Усянь усмехнулся и отправился осматривать места стычек заклинателей и мертвого войска, чтобы узнать, есть ли заметные потери, целы ли сигнальные поля. Завершив свой обход, он присел на нижней ветке кряжистого раскидистого, хоть и невысокого дерева. Погода нахмурилась, ветер шуршал листвой. Некоторое время Вэй Усянь провел молча, успокаивая мысли, обретая чувство внутреннего равновесия. Когда в его вольной беспокойной душе стало тихо, а на сердце — светло и легко, он снова поднес флейту к губам. 

На этот раз он играл не для мертвых или живых, а для самого того места, что невольно стало ему пристанищем. Земли ордена Лань за многие годы приобщились к языку музыкальных мотивов. Трели Чэньцин, подобно незримой воде, разливались вокруг, утешая, играя, смеясь, обещая защиту, тепло и свободу, говоря, что нет нужды бояться вихрей Темной Ци, покуда она сама направляет и ведёт их.

Доиграв, Вэй Усянь ещё немного посидел на месте, прижавшись спиной к ветке, глядя сквозь листья в хмурое небо, улыбаясь мрачнеющим облакам, ведь они тоже выглядели красиво. Он был рад, сам не зная, чему, может быть всему на свете разом, или просто тому, как только что играл на своей Чэньцин.

На гору Вэй Усянь возвращался привычной тропой, погруженный в свои мысли, и ничего кругом поэтому не замечая. Благо, он уже столько раз проходил здесь туда и обратно, что мог бы, пожалуй, и с завязанными глазами не сбиться с нахоженной дороги. Пройдя уже больше двух третей пути, в начале немного более крутого каменистого подъёма, Вэй Усянь вдруг почувствовал, что идти необычно тяжело.

Он в недоумении опустил взгляд и увидел на своей ноге ребёнка, который поднял голову и издал тихое: "Ой… ", заметив, что его обнаружили. Однако, малыш не отвёл глаз и чуть улыбнулся, немножко робко и вместе с тем — весело.

— Ты как здесь оказался, м? — спросил его Вэй Усянь, чуть покачав того на ноге. 

В свою очередь он тоже улыбался, в интонациях не звучало упрёка и ребенок, обрадовавшись, что его не ругают, улыбнулся шире:

— Поймал, — почти с гордостью сообщил он.

Вэй Усянь рассмеялся и, перестав покачивать ногой, спросил:

— И кого же ты поймал?

— Старейшину Илина, — старательно выговорил ребенок. А Вэй Усянь от смеха сложился буквально пополам. Отсмеявшись, он поднял малыша на руки:

— Тебя зовут Вэнь Юань. Мое имя — Вэй Усянь.

— Сянь, — произнес ребенок.

— Вэй Усянь, — ещё раз повторил свое имя Старейшина Илина, про себя он все ещё смеялся, и малыш чувствовал его веселость.

— Сянь, — повторил он.

— Ладно, — усмехнулся Вэй Усянь. — Зачем же ты поймал меня, маленький упрямец?

Ребёнок немного поколебался, но все же произнес

— Понравился.

Вэй Усянь смеялся до слёз.

— Неужто? Может, ты просто чего-нибудь хочешь или заскучал?

Ребенок, кажется, немного смутившись, опустил взгляд. Вэй Усянь с интересом наблюдал за ним.

— У тебя есть лошадка? — тихо спросил малыш.

— Ох, вот оно что. Хочешь покататься верхом? — Вэй Усянь с трудом верил, что малыш запомнил, как ехал у него на руках по тропе Цюнци. Но мало ли…

Маленький А-Юань несмело покивал.

Вэй Усянь поправил разметавшиеся на ветру волосы ребенка и объяснил:

— Здесь горы, А-Юань. Лошадям жить в горах неудобно и опасно. В такой местности обычно держат осликов.

— У тебя есть ослик? — оживился малыш.

— Нет, — покачал головой Вэй Усянь. — Ослика тоже нет, — он хитро подмигнул ребенку. — Но я могу прокатить тебя на спине.

А-Юань радостно заулыбался и тут же принялся перебираться за спину Вэй Усяню, выражая таким образом полное одобрение предложенного ему развлечения.

— Сянь-гэгэ, ты бегаешь быстро?

— Быстро, — кивнул Вэй Усянь и только потом переспросил — Постой, как ты только что назвал меня?

— Сянь-гэгэ, — повторил малыш.

И тут за их спинами раздался такой мощный раскат грома, что под ногами дрогнули камни. А-Юань испуганно вздрогнул. А Вэй Усянь, заслышав характерный шуршащий шорох, обернулся и увидел летящую с гор стену плотного ливня.

— Бежим! — пискнул А-Юань прямо над ухом Вэй Усяня.

Прикинув, что в пещеру, где лютый мертвец и густое скопление Темной Ци, ребенка нести явно не стоит, Вэй Усянь развернулся и, что есть духу, рванул под гору, не забывая придерживать на бегу малыша.

Добежав до поселка, он притормозил и спросил:

— А-Юань, какой из домов твой?

— Не знаю, — растерянно ответил малыш.

— Нехорошо. Придется пойти к кому-то в гости, раз так.

Вэй Усянь подбежал к ближайшему домику и, коротко постучав, заскочил внутрь.

— Прошу простить за вторжение, я просто… — тут он увидел не только от неожиданности замершего мужчину, но и идущую к нему из глубины комнаты Вэнь Цин и выдохнул с облегчением. — Ох, кажется, нам повезло…

В этот момент по крыше и стенам грянул ливень, а Вэй Усянь наклонился вперёд, хватая ртом воздух после отчаянно быстрого бега.

Увидев у него на спине ребенка, Вэнь Цин воскликнула:

— А-Юань, как ты там оказался, сорванец непослушный?

— Сказал, что поймал меня, — немного восстановив дыхание, ответил вместо ребенка Вэй Усянь. — А-Юань очень ловкий, — добавил он, помогая малышу спуститься с его спины.

— Сянь-гэгэ — быстрее ветра, — сообщил малыш и рванул к мужчине, произнося на бегу — Четвертый дядюшка! Его зовут Вэй Усянь! Он обогнал большой дождь!

— О, — удивлённо произнес Вэй Усянь и невольно усмехнулся. 

Выпрямившись, он ещё раз извинился и повернулся уйти, но услышав за спиной «молодой господин Вэй», обернулся.

— Молодой господин Вэй, прошу вас, останьтесь, — произнес мужчина. — Переждите у нас непогоду.

— Куда ты собрался в такой ливень? — укоризненно подхватила Вэнь Цин.

Вэй Усянь посмотрел на них обоих, кивнул и поблагодарил:

— Спасибо.

А-Юань подбежал к нему и потянул за руку, заставляя пройти дальше внутрь.

— У тети Цин наверняка есть сладкий пирог.

Вэй Усянь усмехнулся и посмотрел на Вэнь Цин:

— Может у нее ещё и вино есть?

— Чай, — отрезала она сердито.

— Ладно. Отлично, — согласился Вэй Усянь. — Такое ощущение, что это я — без спроса сбежавший мальчишка…

— Молодой господин Вэй, а вы какое вино предпочитаете?

— Дядюшка! — от возмущения Вэнь Цин даже притопнула ногой.

Вэй Усянь усмехнулся.

— Говорить и пить — вещи все же разные. Пить конечно приятнее, но и поговорить хорошо.

Заметив, что дядюшка вроде бы почувствовал себя рядом с ним более уверенно и спокойно, Вэй Усянь был рад разговору. Они сели к столу и принялись в полголоса обсуждать сорта вин в Гусу, Цишане, Юньмэне, Мейшане. Оказалось, что четвертый дядюшка бывал и в Ланьлине. А позже, когда пришлось осесть на собственном хозяйстве, делал вино и сам. Слово за слово — и они совсем разговорились, присоединилась даже Вэнь Цин. Малыш А-Юань тоже вносил свой вклад, выпив свой чай и не забыв поблагодарить тетю Цин за угощение, он побывал по очереди на руках у каждого и окончательно прилип к Вэй Усяню. Он определенно не мог долго сидеть без дела, у него в руках оказались свободно свисающие концы алой ленты. Малыш занялся тем, что принялся отделять ее от длинных темных волос. Это заняло его на некоторое время. Потом он тихо спросил:

— Сянь-гэгэ, можно завяжу?

— Завяжи, — Вэй Усянь не очень беспокоился о том, что вытворяет малыш у него за спиной.

Ещё какое-то время ребенок был занят лентой, а взрослые беседой.

— Завязал, — сообщил А-Юань, когда Вэй Усянь уже почти забыл о том, что малыш все ещё там.

Из чистого любопытства он поднял руку, чтобы узнать, что же в итоге получилось. Сначала он поймал лишь пустоту, но А-Юань взял его руку и заботливо потянул туда, где располагалось его творение. Перебрав пальцами, Вэй Усянь нащупал изрядное число узелков, в которые были пропущены пряди волос. Все это хитросплетение ещё несколько раз завязывалось само на себя.

— Развяжи и разложи, как было, — попросил Вэй Усянь.

— Гэгэ не понравилось? — прозвучал обиженный голос ребенка.

Вэй Усянь вздохнул.

— Мне понравилось, … что я этого не вижу. Ты спросил про ленту. А завязал в узлах ещё и волосы. Развяжи.

— Прости, Сяяянь-гэгэ… — жалобно протянул А-Юань.

Вэнь Цин чуть улыбнулась, но сказала строго:

— А-Юань, ты совсем расшалился.

Малыш прилежно расплетал свое творение. Его ладошка то и дело гладила Вэй Усяня по спине, когда он пытался расправить ровнее ленту.

— Молодой господин Вэй, не сердитесь… — произнес было дядюшка, но Вэй Усянь остановил его:

— Не стоит, я вовсе не сержусь. Пусть играет.

На самом деле он подумал о том, что ему нельзя ошибиться здесь никогда и ни в чем. Нельзя впредь допустить, чтобы кто-то из тех, кто пришел сюда с ним хоть когда-нибудь пострадал…

А-Юань ещё раз пригладил алую ленту и нырнул под руку Вэй Усяня, забираясь к нему на колени.

Дождь снаружи приутих, чай был выпит, а дел наверняка ещё хватало не только у него, но и у них.

— Мне пора уходить. Благодарю вас за кров, угощение и добрую беседу, — произнес Вэй Усянь.

Он ещё не успел договорить, когда ощутил, как А-Юань вдруг прижался к его груди, охватывая ручками, сколько мог достать.

Вэнь Цин успела заметить, как потеплел его взгляд, хотя Вэй Усянь почти сразу склонил голову. Он погладил ребенка по спине.

— Тетя Цин права, ты совсем расшалился.

— Сянь-гэгэ, не уходи, — проговорил малыш, заглядывая ему в лицо.

Вэй Усянь улыбнулся.

— Хочешь, чтобы я пришел ещё?

— Хочу! — закивал малыш.

— Тогда тебе нужно позволить мне уйти. Как я смогу вернуться, если сейчас ты меня не отпустишь? — объяснил Вэй Усянь.

А-Юань сел ровнее, но все ещё был у него на коленях и вставать не спешил.

— Ты скоро придешь снова?

— Нет, — возразил Вэй Усянь. — И только если ты больше не будешь далеко убегать.

Малыш огорчился

— Нескоро?

— Это не потому что не хочу. Просто не смогу вернуться скорее. Но я обещаю прийти.

— Обещаешь? — малыш просиял.

— Обещаю, — повторил Вэй Усянь.

А-Юань, наконец, поднялся с его колен, кивнул и сказал:

— Хорошо.

Немного помолчав, он добавил.

— Я тоже обещаю. Не буду бегать далеко от дома.

— Хорошо, — в свою очередь согласился Вэй Усянь и, погладив ребенка по голове, поднялся.

А-Юань отошёл и подсел к четвертому дядюшке, а Вэнь Цин пошла проводить до порога. Она хотела узнать, можно ли ей увидеть наконец брата. Но она едва успела произнести имя Вэй Усяня, чтобы обратиться к нему, как он обернулся и с лёгкой усмешкой негромко ее спросил:

— Что? Тоже хочешь обнять меня?

Секунду он смотрел на вспыхнувшие румянцем щеки и заискрившиеся возмущением глаза Вэнь Цин. Раньше, чем она успела что-либо сказать, он коротко поклонился и вышел.

***

Как и положено бурям, эту также предваряли затишье, внутреннее напряжение, пытливые взгляды. Но то было ещё вполне выносимо. Глава ордена Лань держался доброжелательно и бесстрастно. Лишь заметил, что действительно не стоит звать резней произошедшее на тропе Цюнци. Ведь то, как надсмотрщики жестоко избивали пленных, видели и другие пленные. Просто их слова никто не воспринимает всерьез. Но есть ещё способ уточнить у погибших, как они расстались с жизнью, — сыграть расспрос. Гуциню Ванцзи ни один почивший дух солгать не сможет. Разумеется, не возникло желающих применять этот метод. Ведь читать ответы гуциня могут только адепты ордена Лань. 

Не то, чтобы отношение к этому ордену в одночасье существенно изменилось. Ведь о том, что именно Ханьгуан-цзюнь помог Вэй Усяню и адептам клана Вэнь скрыться с тропы Цюнци еще никто не знал. Однако, общая ситуация уже и тогда складывалась так, что верить на слово никто никому не желал более. 

Правда, все же крики про кровавую бойню, бессмысленно, бессердечно и нагло устроенную Вэй Усянем, немного поутихли. Что, конечно, вовсе не избавило Главу ордена Цзян от необходимости оправдываться, приносить извинения и обещать уладить ситуацию. Глава ордена Цзинь заверил собравшихся, что не станет бездействовать и приложит все старания, чтобы разыскать и вразумить зарвавшегося Старейшину Илина, а также взыскать с него за самоуправство. Братья Лань слушали звучащие вокруг речи в полном молчании. Тогда и там, в Башне Кои, ещё можно было молчать.

Дома же, в Облачных Глубинах, всё было уже иначе. Клан будто бы разделился на старших и более молодых. На согласных, осуждающих и тех, кто лишь ещё размышлял, к какой стороне стоит в конце концов примкнуть. Большинство адептов хранили безмолвие, ведь в Облачных Глубинах запрещен шум. Но за них говорили взгляды, косые, в спину, исподтишка. 

Прямое и простое сообщение Главы ордена Совету Старейшин, что его решение заступиться за адептов клана Вэнь — окончательное и обсуждению не подлежит, лишь добавило шепотков за спиной Старшего Нефрита. Достойный сын своего отца. Творит, невесть что. И ни с кем не желает считаться. Будь это негромкое, то здесь, то там доносящееся до него неодобрение всем, что в итоге свалилось на его голову, Лань Сичень, конечно, сумел бы продолжать держаться, как всегда, со вполне благосклонным достоинством. 

Но. 

Был ведь еще и дядя Лань Цижэнь. Который для себя самого давно и четко поделил мир на черное и белое и решил, что исключительно белое заслуживает внимания. Что ж, в конце концов, понимание мира и его смысла — личное дело каждого. До тех пор, пока он не начинает распространять свое воззрение на всех вокруг. Отдельной проблемой, конечно, стало и то, что Лань Сичень был не просто кем-то, а одним из лучших учеников Лань Цижэня. С каждым разом дядя говорил с ним все более ожесточенно. Глава ордена Лань безропотно внимал резким речам, понимая, что возражения, оправдания, развитие ссоры — вообще ничего в данном случае не подействует. 

Он внутренне был рад уже и тому, что дальше разговоров, да упреков дело не шло. И никто не пытался отправиться на «темную» сторону горы. Таким образом дней десять после событий на тропе Цюнци прошли для Лань Сиченя, как одна длинная вереница дел, упреков, разговоров и недолгого, но регулярного пребывания в холодном источнике, который остался для него последним прибежищем для уединения.

Ну, а потом адепты ордена Цзинь наконец обнаружили место нынешнего пребывания свирепого Вэй Усяня и остатков клана Вэнь. При разведке удалось добыть немало сведений и обойтись без потерь. Но при этом все адепты как один заявляли, что насилу выбрались живыми и что на склоне величественной горы, прямо противоположном тому, где находится резиденция монашески праведного ордена Лань, располагается теперь воплощение кровожадности, тьмы и порока. Как же может быть, что орден Гусу Лань допустил подобное на своей территории? 

Отвечать на этот и еще многие другие вопросы Глава ордена Лань снова вынужден был отправиться в Башню Кои. Лань Сичень прекрасно понимал, в каком положении теперь оказался. Но после ежедневных нравоучений от дяди даже перспектива держать ответ перед всем миром заклинателей не выглядела особенно пугающей. 

Гораздо страшнее выглядел сам Лань Сичень. Хотя на самом деле он оставался все тем же, просто выражение доброжелательности сбежало с лица, сделав его гораздо более похожим на младшего брата. Разумеется, для тех, кто привык видеть его легкую добрую улыбку, перемена была разительной. В целом, облик Первого Нефрита не стал холодным или уж тем более ожесточенным. Он выглядел скорее безучастным. На приветствия отвечал молча. Если возникала необходимость в словах, звучали они монотонно и коротко.

Глава ордена Цзинь был вне себя от гнева, и потому выражался особенно витиевато и многословно. В поддержку его слов то и дело звучали одобрительные возгласы и даже хлопки. Дело уже почти дошло до требований к Главе ордена Лань выдать изменника, когда Лань Сичень наконец уточнил — в чем собственно суть измены со стороны Вэй Усяня? 

После подобного вопроса было разразился всплеск негодования. Однако, Лань Сичень напомнил, что кроме четырех погибших на Цюнци новых жертв за прошедшую дюжину дней не было. Никаких законов Вэй Усянь не нарушал, на территории Гусу находится по разрешению управляющего территорией ордена. Почему же разговор идет в таких тонах, будто преступления Старейшины Илина возросли многократно, а находиться с ним на общей земле — преступно само по себе? 

Цзинь Гуаньшань тут же напомнил о толпах лютых мертвецов, которые бродят вокруг нового логова зарвавшегося Вэй Усяня и истребляют все живое на своем пути. Лань Сичень в ответ упомянул, что вернувшийся в Ланьлин отряд вроде бы не понес потерь, при чем абсолютно никаких — тяжелых ран они не получили, а легкие успели залечить на обратной дороге. А стало быть все живое, даже после стычки с лютыми мертвецами, осталось вполне живым. 

Однако, когда в людях говорят страх и ненависть, доводы разума не очень-то слышны. Цзинь Гуаньшань не желал отступаться, требуя расплаты за убийства. Глава ордена Не вторил о том, что в рядах адептов клана Вэнь просто не может быть непричастных, так как попустительство — такое же преступление. Глава ордена Цзян, распалившись, спросил по какому праву орден Лань удерживает на своей территории его шисюна. Все эти реплики Лань Сичень уже попросту не удостоил ответом, потому что понимал, что любые слова будут использованы против него самого. 

В конце концов он пообещал Главе ордена Цзинь подумать о достойной плате за четыре жизни, отнятые Вэй Усянем на Цюнци и, поклонившись, вышел из зала. Несколько возмущенных голосов, сопровождавших его уход довольно быстро утихли. 

Но уйти далеко ему все равно не дали. Он ясно слышал шаги за спиной и даже не оборачиваясь прекрасно знал, чья это поступь. Добравшись же до широкой лестницы, Лань Сичень увидел поднимающегося ему на встречу Цзинь Гуаньяо. Таким образом, Глава ордена Лань оказался меж двух своих названных братьев. Понимая, что сбежать от обоих все равно нет никаких шансов, Первый Нефрит остановился.

— Сичень! — Не Минцзюэ был крайне возмущен уже тем, что успел услышать только что на совете от Второго Брата. Плюс к тому ему пришлось еще и буквально преследовать его, чтобы иметь возможность высказаться до конца. Он уже было протянул руку, чтобы развернуть того лицом к себе и наконец выговорить все, заготовленные слова, глядя ему в глаза, когда прямо перед ним, неведомо как, возник гибкий, юркий Цзинь Гуаньяо, заслоняя Лань Сиченя собой:

— Брат!

Поступок был столь необычным и неожиданным, что оба, и Лань Сичень, и Не Минцзюэ застыли в молчании, удивленно уставившись на Третьего Брата.

— Это еще что такое?! — моментально вскипел Глава ордена Не.

— Минцзюэ-сюн… — мягко произнес Лань Сичень и тут же получил в свой адрес свирепый взгляд.

— Ты!.. — прорычал Чифэн-цзюнь, ярясь все более.

— Старший брат! Старший брат! Прошу, прояви снисхождение. Давай, поговорим спокойно, — Цзинь Гуаньяо опасался вспыльчивого и безудержного нрава Не Минцзюэ, от волнения его голос дрожал, но он все же не двинулся с места, продолжая преграждать ему путь.

Глаза Чифэн-цзюня налились кровью, рука потянулась к сабле. Цзинь Гуаньяо побледнел и в священном ужасе наблюдал, как холодный металл покидает ножны.

Лань Сичень устало вздохнул:

— Кого из своих названых братьев ты собираешься убить первым, Минцзюэ-сюн? И за что?

Бася со скрежетом вернулась на место, Чифэн-цзюнь презрительно фыркнул, смерил взглядом обоих, повернулся спиной и отправился прочь.

Лань Сичень снова вздохнул, глядя ему вслед.

Цзинь Гуаньяо тронул его за рукав и спросил с легким беспокойством, вглядываясь в его лицо:

— Брат, ты позволишь мне проводить тебя?

В ответ Лань Сичень лишь кивнул и начал медленно спускаться вниз по ступеням. Цзинь Гуаньяо шел рядом с ним и, спустя несколько шагов, снова нарушил молчание.

— Брат… я хотел бы поблагодарить… тебя и Ванцзи.

— Поблагодарить? — переспросил Лань Сичень.

— То, что Ванцзи все же смог уговорить молодого господина Вэя и увести его с собой с тропы Цюнци…

— А-Яо, ты. Ты знал еще тогда? — на этот раз в голосе Главы ордена Лань прозвучало явное удивление.

Третий Брат кивнул ему в ответ со слегка извиняющейся улыбкой.

— Когда молодой господин Вэй покинул тогда зал Несравненной Изящности, наговорив там столько всего… Второй Молодой господин Лань… был очень рассержен… тем, что… Цзысюнь и …и мой отец всячески старались использовать горячность молодого господина Вэя и вели себя …, пожалуй, все же слишком уж непочтительно по отношению к нему.

Лань Сичень остановился, вглядываясь в лицо А-Яо. После всего услышанного только что на совете крайне неожиданно звучало то, как нейтрально и неизменно уважительно тот произносил имя Вэй Усяня.

Цзинь Гуаньяо спокойно выдержал взгляд Второго Брата, его лица не покидала легкая улыбка, а голос звучал чуть нерешительно, доверительно и неуловимо успокаивающе.

— В тот день… молодой господин Вэй появился в зале как раз вовремя, чтобы Второму молодому господину Лань не пришлось поступить опрометчиво, когда Цзинь Цзысюнь, позволивший себе к сожалению пару-тройку лишних чарок вина, принялся вести себя с вами совсем уж непочтительно. Брат, наверняка, помнит, что сам я совершенно не мог ничего поделать в той ситуации. … Когда же господин Вэй ушел прочь после разговора с Цзысюнем, оставив всех собравшихся в полном смятении чувств, я ни секунды не сомневался, куда он отправится… и… что Ханьгуан-цзюнь не оставит своего друга одного в такой ситуации.

— Друга? — в очередной раз переспросил Лань Сичень. Досужие сплетни чаще звали общение Лань Ванцзи и Вэй Усяня плохо скрытой враждой, а никак не дружбой.

Цзинь Гуаньяо опустил взгляд, чуть покачал головой с легкой, скорее печальной усмешкой, затем снова поднял глаза и чуть коснулся плеча Первого Нефрита.

— Брат… Пусть кто-то не знал, не замечал или почел за лучшее забыть, но разве для тебя мне тоже нужно разъяснять то, что ты, конечно, прекрасно знаешь и сам?

Он вздохнул, чуть помолчал. И не дождавшись ответа от Лань Сиченя продолжил:

— Начало войны за Свержение Солнца совпало с началом восстановления Пристани Лотоса и ордена Цзян. Молодой Глава ордена воистину совершил нечто весьма близкое к невозможному, справляясь со всеми делами при поддержке одной лишь шицзе, ведь молодого господина Вэйя, его шисюна, при нем тогда не было. Единственное, что было известно о нем в то время, это то, что молодой господин Вэй бесследно исчез где-то в Илине. Брат, разве ты никогда не думал, что Лань Ванцзи оказался в Илине вместе с молодым господином Цзян отнюдь не случайно? И после он совсем непросто так пришел со своим отрядом в Юньмэн. Конечно, Ванцзи негодовал, что молодой господин Вэй забросил Путь Меча. Ведь издавна считается, что с Темной Ци не сладить, лишь зря искалечишь с ней свое тело и душу. Однако, и мощь ее впечатляет. Люди заискивали, боялись, лишь за спиной молодого господина Вэйя изредка позволяя себе кривотолки. А Ванцзи? Вспомни сам, тебе же лично пришлось отправиться в Юньмэн лишь потому что тот постоянно, не считаясь с тем на людях или нет, ругал и отчитывал одного из лучших заклинателей поколения за то, что тот бросил все свои немалые способности на алтарь Темного Пути. Холодный, сдержанный, всегда такой молчаливый Ванцзи… Подумай, ведь он в жизни своей, наверное, не произносил столько слов, сколько каждый день выговаривал в Юньмэне Вэй Усяню.

Цзинь Гуаньяо снова покачал головой:

— А помнишь, во время облавы на горе Байфен разразился скандал из-за того, что молодой господин Вэй отправил всю нежить в руки адептам клана Цзян, а наш Старший Брат, тем временем, уничтожил всех навок и оборотней? Ванцзи ведь снова был рядом… И, если дюжину дней назад на Цюнци Второй молодой господин Лань смог убедить молодого господина Вэйя пойти с ним, мне кажется, что между ними достаточно взаимного уважения и доверия, чтобы их можно было называть друзьями.

Он помолчал еще немного:

— Это очень было бы хорошо, если бы молодой господин Вэй прислушивался к чьим-то словам и доводам.

— И ты ничего не сказал отцу? — спросил Лань Сичень.

— О чем бы я мог ему сказать? Я ведь знал лишь то, что Ханьгуан-цзюнь последует за господином Вэйем на тропу Цюнци. А чем все закончится, я никак не смог бы предполагать сколь-нибудь точно. Ведь господин Вэй… вовсе не любит идти на уступки хоть в чем-то. Как раз поэтому я и хотел поблагодарить тебя и Ванцзи. Прошу поверь, я действительно считаю, что вы сделали лучшее из возможного.

Лань Сичень чуть кивнул. И впервые за много дней снова улыбнулся.

— Спасибо, А-Яо.

Увидев на лице Второго Брата улыбку, Цзинь Гуаньяо тоже повеселел, в его темных глазах блеснул теплый огонек.

— Не принимай близко к сердцу слова моего отца и остальных… они же… теперь все больше помнят не то, что молодой господин Вэй сделал для союзников во время Свержения Солнца, а то, что он сделал против них. Ведь Стигийская Печать коснулась тогда слишком многих, пусть и случайно. Война прошла, а восхищение и страх перед этим артефактом остались. Страшная слава Старейшины Илина растет и полнится небылицами. В людях говорит зависть. И страх… но не только из-за неукротимого характера господина Вэйя. Неизвестно еще, чего опасаются больше. Того ли, что он вовсе никого не слушает и никому не подчиняется. Или того, что однажды он все же к кому-то примкнет.

— Вэй Ин вырос в клане Цзян, — напомнил Лань Сичень.

Цзинь Гуаньяо лишь покачал головой.

— Знаешь брат, я думаю все чаще, только ли дерзость и природное любопытство подтолкнули его к Темной Ци? Я слышал, совсем юным он весьма любил демонстрировать свое искусство меча, а теперь при нем всякий раз лишь флейта. Несмотря на замечания, которые постоянно разносятся за его спиной. Несмотря на возмущение Главы ордена Цзян. Не может же быть так, чтобы Вэй Усянь и в самом деле ни во что не ставил Главу своего Клана?

Лань Сичень задумчиво кивнул и после небольшой паузы попрощался с Третьим Братом. Он и так уже немало задержался за разговором, уместность и полезность которого все же сложно было переоценить.