========== Том 1 Глава 9 Забыть о сожалении. Часть 3 ==========

***

Река в Цаи была чем-то вроде границы. 

На самом деле прежде Глава ордена Не не обращал на это внимания. Просто сейчас сложившееся положение заставляло его беспокоиться, душа пребывала в смятении, и его восприятие перемен в окружающем стало более острым. 

Вершины гор тонули в облаках. От реки поднимался лёгкий прохладный туман. Всё казалось немного зыбким, невесомым, ненадёжным, почти сном, готовым в любой момент раствориться, прерваться, развеяться. Для Чифэн-цзюня, привыкшего к уверенной твердыне Нечистой Юдоли, горы в землях ордена Гусу Лань выглядели слишком возвышенными, при этом недостаточно прочными и почти непостижимыми. Обычно эта атмосфера лёгкости и некоторой отрешённости смиряла его суровое вспыльчивой сердце. Но в этот раз он резко почувствовал свою чуждость той атмосфере, что царила здесь. Даже походка его от этого стала не такой разительно твердой и решительной, как обычно. Смятение также было настолько непривычно для Не Минцзюэ, что, дойдя до главных ворот Облачных Глубин, он все ещё пытался понять, что же с ним, собственно, такое невнятное происходит? 

Как и всегда, никто не смел помешать ему войти, поэтому он проследовал почти до самых дверей ханьши, возле которых, заслышав льющуюся изнутри плавную песню Лебин, замер в, так несвойственной ему, нерешительности.

Имея привычку к уединенной, особенной, чистой, горной тишине, не так сложно ощутить присутствие другого человека, расслышать приближающиеся шаги. Гораздо удивительнее было то, что поступь их вдруг стихла. 

Глава ордена Лань доиграл мелодию и опустил флейту. Нет, он наверняка был уверен в том, что не ослышался. Поднявшись, он направился к дверям и открыл их.

— Старший брат? — Лань Сичень поклонился. — Прошу, проходи, — жестом он предложил Не Минцзюэ войти в ханьши.

Тот ответил на поклон, как всегда коротко, четко и немного резко. Его движения как бы говорили при этом: «Я отдаю дань вежливости и взаимному уважению, но не стоит представлять даже в мыслях, что я действительно перед кем бы то ни было хотя бы однажды склонюсь». Увидев Второго Брата, Не Минцзюэ забыл о смятении, снова став самим собой, исполнился внутренней жесткости и резкой уверенности. А заодно вспомнил, как буквально преследовал Лань Сиченя после последнего совета в Башни Кои и так и не смог с ним толком поговорить.

Войдя в ханьши, глава ордена Не сделал несколько шагов и тут же обернулся:

— Брат! О чем ты только думаешь, в конце-то концов?

Лань Сичень, приветливо улыбавшийся до того, после этих слов стал серьезен, и вместе с тем его взгляд тронула легкая грусть. 

Глядя как изменилось выражение лица Первого Нефрита Лань, Чифэн-цзюнь почувствовал то, что на самом деле терпеть не мог ощущать — нечто среднее между сожалением и легким уколом вины. Улыбка Второго Брата была искренней, открытой и доброй. Когда же она вдруг испарялась с лица, казалось, что часть его возвышенной утонченной красоты прямо на глазах безвозвратно угасала. Он становился более обычным, земным. Но при этом отчаянно хотелось вернуть его улыбку обратно. На мгновение Чифэн-цзюнь подумал, что было бы неплохо схватить собственный, уже прозвучавший, вопрос и как-нибудь отменить его существование. Так или иначе, он все равно бы его произнес. Но все же, возможно, не стоило делать этого вот так прямо сразу, едва переступив порог его дома.

— Старший брат… на самом деле я думаю о том, чтобы сыграть для тебя, если ты не против? А, после выпьем чая и поговорим, хорошо? — ответил Лань Сичень.

Чифэн-цзюнь согласно кивнул и молча занял одно из мест у небольшого столика. Лань Сичень устроился напротив и, поднеся к губам Лебин, стал играть. 

Не Минцзюэ не был утонченным человеком. Искусства, не имеющие отношения к созданию и использованию оружия, редко по-настоящему трогали его сердце. Но то, как пела сегодня сяо, звучало заметно необычно. Она не пыталась наполнить душу легкостью, будто давая ей незримые крылья, позволяя свыше и извне смотреть на то, что творится в собственном сердце и в окружающем мире. Ее звук в этот раз не парил, а тек и журчал, подобно той самой реке в Цаи или бесконечному живому вращению бытия, в котором все изменчивое, неповторимое стремится уравновесить самое себя, не теряя при этом кипучей живости. 

Едва ли не впервые в жизни Чифэн-цзюнь слушал музыку, чувствуя, как она струится вокруг и сквозь него, позволял мелодии увлечь себя, следил за ее развертыванием и продолжением, ждал, к чему приведет его это звучание, каким будет его окончание, чем отзовется в сердце последняя долгая нота. 

Лань Сичень уже опустил Лебин, а Старший брат все молчал, глядя перед собой невидящим, завороженным взглядом. Губы Первого Нефрита снова тронула улыбка. Радуясь произведенному эффекту, он не спешил разрушать случайно наступившую тишину. Чуть подождав, он все же принялся разливать чай по пиалам. Придерживая рукав, чуть опустив глаза, он все еще улыбался. А, наконец пришедший в себя, Не Минцзюэ снова столкнулся с необходимостью стирать эту улыбку с лица первого в списке молодых господ своего поколения. 

На этот раз он, однако, спешить с этим не стал, лишь произнес:

— Это было красиво.

— Красиво? — переспросил Первый Нефрит Лань. — Мне кажется, это впервые, когда ты отзываешься о музыке подобным образом.

— Раньше ты, вроде бы, так не играл, — заметил Не Минцзюэ.

Лань Сичень слегка пожал плечами и подвинул Старшему брату пиалу с чаем.

— Ванцзи иногда делает так. Просто играет от души, не по заранее заученным нотам. Традиционно у нас множество книг с мотивами разной сложности, которые мы постепенно осваиваем при обучении. Но ведь все эти мотивы тоже кто-то когда-то создал. Поэтому я подумал, будет неплохо, если я, в свою очередь, попробую позволить музыке свободно литься. Если результат оценил даже ты, наверно, это и правда что-то чудесное и хорошее.

Не Минцзюэ отпил немного чая из пиалы и едва заметно кивнул:

— Да, Второй брат, я оценил твою песню.

Разговоры о музыке не слишком его занимали, но все же ему нравилось то, как Лань Сичень о ней говорит. 

Хотя на самом деле уже одного упоминания имени Второго Нефрита Лань хватило, чтобы вывести главу ордена Не из равновесия. Он нахмурился, вспомнив, что именно Ханьгуан-цзюнь притащил Вэй Усяня с тропы Цюнци почти прямо под самые стены Облачных Глубин, в Гусу. Именно по его милости этот Старейшина со своей Темной Ци и псы Вэнь оказались на территории, подконтрольной ордену, во главе которого стоит Второй брат.

— Я помню о твоем вопросе, Минцзюэ-сюн, — произнес Лань Сичень, чуть вздохнув и снова перестав улыбаться. — Не хмурься. Лучше просто скажи, чего именно ты от меня ждешь или хочешь?

— Чтобы ты перестал дразнить Ланьлин и Юньмэн, — ответил Не Минцзюэ. — И, я понимаю, ты любишь брата, но потакать ему во всем… Сейчас это уже перешло все границы, разве ты сам этого не понимаешь?

— В чем я по-твоему ему потакаю? — спросил Лань Сичень.

— Он привел в Гусу этого сбившегося с Пути мальчишку, Вэй Усяня! И вместе с ним недобитых псов Вэнь! — резко ответил Не Минцзюэ, все более теряя терпение и считая, что, задав ему подобный вопрос, Лань Сичень лишь попусту тянет время. — Ты же отчего-то взялся прикрывать все это. Вместо того, чтобы сразу выдать адептов Вэнь Цзинь Гуаньшаню и исчерпать проблему!

— Минцзюэ-сюн, послушай… — Первый Нефрит посмотрел в глаза Главе ордена Не. — Я ведь… встретился с Вэй Усянем еще до того, как он явился на закрытый прием в Башне Кои. Он рассказал мне историю тех адептов из клана Вэнь, которых он взялся разыскивать. И, узнав о сути дела, я сам обещал ему помощь. Ванцзи за моей спиной ничего не предпринимал и не делал. А я никому ни в чем не потакал. Это было нашим общим решением.

— И что же? Ты всерьез считаешь, что псы из клана Вэнь могут быть нам — не врагами? — возмутился Не Минцзюэ.

— Я считаю, Старший брат, что мы уже одержали над ними победу. И сейчас излишняя жестокость к людям, практически лишенным возможности совершенствоваться и использовать духовные силы, не уместна.

— Скажи мне еще, что ты своими руками раздашь им мечи, чтобы они могли как следует практиковаться?!

— Нет, — покачал головой Первый Нефрит Лань. — По крайней мере, пока они не состоят в моем ордене, — нет.

— Ты не исключаешь и это?!

— Не исключаю, — кивнул Лань Сичень. — Но, и не озвучивал им до сих пор подобного предложения.

— Интересно, что же заставляет тебя молчать? — в голосе Не Минцзюэ невольно прозвучала почти издевательская усмешка.

— Вэй Усянь. Вмешиваться за его спиной я не хочу. А договориться с ним не так просто. К тому же он еще и почти всегда чем-то занят.

— Ну, да, — хмыкнул Чифэн-цзюнь — Занят тем, чтобы перерыть все могилы и превратить в лютых мертвецов все доступные в округе трупы.

— Минцзюэ-сюн, … Почему ты так презрительно теперь о нем говоришь? Когда он раскапывал могилы клана Вэнь, ты был вполне готов мириться с подобным.

— Вот именно, что мириться. И тогда была война. Ты сам же всякий раз напоминаешь мне, что война — это не мир, и сейчас все должно быть по-другому. Вэй Усянь — единственный, кому будет дозволено продолжать творить, что творил?

— Нет, он не творит, что творил. Как раз, напротив. Он не хотел, чтобы заклинатели снова встали друг против друга с оружием, как во время войны. Поэтому место, где сейчас живут адепты, уведенные им с Цюнци, охраняют лютые мертвецы, а не живые люди. Кстати, очень аккуратно охраняют. Ведь никто из разведывательного отряда ордена Ланьлин Цзинь от них не пострадал, если помнишь.

— Помню, — согласно кивнул Не Минцзюэ. — Только вот, если бы он не учинил бессмысленную расправу на тропе Цюнци и не увел пленных, у заклинателей и вовсе не было бы сейчас причин браться за оружие и противостоять друг другу. Да, и сам этот Вэй Ин жил бы себе спокойно. Впрочем, с ним все ясно. Спутавшись с Темной Ци, никакого покоя уже не захочешь. Но ты-то, Лань Сичень, ты с какой стати стал действовать заодно с ним?

— Ты же знаешь всю историю. Я могу лишь повторить. Эти люди попали на тропу Цюнци, потому что отказались стать живой приманкой на Ночной Охоте, которую устроил в их краях орден Цзинь. Сами по себе эти адепты принадлежат к ветви целителей клана Вэнь и не принимали участия в кровопролитиях, устроенных Вэнь Жоханем. Кроме того, действительно случилось так, что Вэнь Цин и ее брат спасли от гибели Вэй Усяня и его шиди, после того как Пристань Лотоса была захвачена.

— И ты веришь, что это странное спасение — не байка? — переспросил Не Минцзюэ. — Что в то время, как одни из клана Вэнь перебили почти весь клан Цзян, намереваясь сделать из Пристани Лотоса надзорный пост в Юньмэне, другие — оказались на месте для того, чтобы уберечь жизнь прямого наследника Главы ордена Цзян и его шисюна?

— Я верю этому, — подтвердил Лань Сичень.

— Точно также ты веришь и в то, что А-Яо всегда оставался верным союзником и никогда не имел мысли сменить сторону, если станет очевидным, что победа не за нами. — заметил Старший брат.

— Минцзюэ-сюн, но ведь это А-Яо собственноручно передавал нам разведданные, а после, улучив момент, сам же убил Вэнь Жоханя. Если бы не твоя внезапная атака, не Стигийская Печать Вэй Усяня, которая поднимала уже сраженных адептов Вэнь биться с их же еще живыми братьями по ордену, если бы не смекалка и ловкость А-Яо, — ты абсолютно прав, исход всей войны мог бы быть совершенно другим, — произнес Первый Нефрит Лань.

— Ладно, я понимаю, А-Яо — наш брат. Ты к нему благосклонен, — немного уступил Чифэн-цзюнь. — Но почему ты теперь взялся оправдывать во всем еще и Старейшину Илина?

— Брат, я ведь и не оправдываю его. Просто не нахожу фактических доказательств его вины. Не считая мести за Вэнь Нина на тропе Цюнци, разве в мирное время он причинил кому-то вред своей Темной Ци? Все мы помним сражение, в котором в первый и последний раз была применена Стигийская Тигриная Печать. Были жертвы. Но с тех пор Вэй Усянь ни разу не использовал этот артефакт вновь. Признавая, что он имеет слишком мощную темную силу, он в итоге согласился его уничтожить. За что же, в таком случае, его, действительно, стоило бы осудить?

— Согласился уничтожить Печать? В самом деле? — переспросил Не Минцзюэ.

Лань Сичень согласно кивнул в подтверждение.

— И как в этом можно удостовериться? — последовал очередной вопрос Чифэн-цзюня.

— Он попросил меня быть свидетелем.

— Свидетелем? Тебя?

— Да. Так, по крайней мере, я буду уверен в том, что Печать действительно перестанет существовать. Точнее, ее половина. Этого достаточно, чтобы артефакт не имел больше своей силы.

— А половину значит, он решил передать Цзинь Гуаньшаню? Через тебя?

Лань Сичень снова кивнул.

— Глава ордена Цзинь будет в ярости, — подытожил Не Минцзюэ. — Отдал бы ты все же ему адептов Вэнь обратно, а? Ну вот стоит оно того, чтобы ссориться с весьма влиятельным соседом?

— Если сегодня я уступлю и закрою глаза на их чрезмерную жестокость к пленным, что будет завтра? — спросил Лань Сичень. — Ты не думал об этом?

— Я думал о том, что Темная Ци не столь проста. Уверен ли ты, Второй брат, что Вэй Усянь собрался уничтожить именно Печать, а не тебя самого с ее помощью?

— Меня? Но, зачем бы ему делать это? — Лань Сичень с трудом осознал суть вопроса, на лице его отразилось совершенно неподдельное удивление.

— Чтобы лишний раз показать другим свою силу. Чтобы захватить орден. Чтобы обозначить свое право безраздельно владеть этим Миром. Темная Ци стремится к власти и крови. И ей совершенно нет необходимости забирать все это в честном бою, — пояснил Не Минцзюэ.

— Это сущий кошмар, то, что ты сейчас произносишь, — тихо сказал Лань Сичень. — Я уже говорил, что у меня нет никаких оснований подозревать его. Я не верю, что Вэй Усянь мог бы и в самом деле замышлять подобное.

— Ты не веришь. Но когда появятся факты. Исправлять что-то может быть уже слишком поздно, — попытался вразумить его Чифэн-цзюнь.

Лань Сичень некоторое время молчал, опустив глаза. А после быстро вскинул взгляд и спросил:

— Да, что может дать ему моя внезапная гибель? Здесь целый орден. Думаешь, не станет меня, и он просто склонится перед Старейшиной Илина? — его голос прозвучал резко, почти горячо.

Но Не Минцзюэ не отступился:

— Есть еще Второй Нефрит Лань. Он может быть и не умеет красиво говорить. Но его Бичэня и Ванцзи вполне достанет, чтобы заставить замолчать непокорных.

— Ты сказал только что, … что мой родной младший брат желает мне смерти? — голос и взгляд Лань Сиченя наполнились холодом. — Давай будем считать, что я этого не слышал, и наш разговор на этом сегодня закончен.

— Цзэу-цзюнь… — произнес Не Минцзюэ, понимая, что, пожалуй, и правда зашел слишком далеко в своих домыслах и подозрениях.

— Чифэн-цзюнь, — произнес Лань Сичень. — Так, как решил, я поступлю все равно. И если придется погибнуть, это даже хорошо. Потому что… Жить в таком мире, каким ты его описал только что, мне бы не хотелось. Я знаю, ты считаешь, я идеализирую людей и слишком доверчив. Но… если и так… расплатиться за это, я вполне готов. Продолжая при этом верить и в то, что остальным заклинателям хватит сил и мудрости исправить то, в чем мне пришлось ошибиться. Но если… все обойдется… и в итоге я останусь в живых, а Печать — уничтожена… обещай мне… обещай мне сейчас, Минцзюэ-сюн, что впредь в собственных словах и даже в собственных мыслях ты воздержишься от беспочвенных обвинений в чей-либо адрес!

Лишь на последней фразе Второй Брат повысил голос, да и то не особенно выражено. Остальное он произнес и вовсе спокойно. Но при этом его слова подействовали на Старшего брата достаточно сильно. Склонив голову, он молчал, пауза получилась довольно длинной. Но все же прервав ее, Не Минцзюэ произнес неожиданно тихо и кратко:

— Хорошо.

После этого оба названных брата еще довольно долго продолжали пить чай в тишине. Больше не прозвучало ни слова. Но их молчание при этом все же не было напряженным.

Наконец, они распрощались и разошлись.

***

Не Минцзюэ не был бы самим собой, если бы не отправился после встречи со Вторым братом к противоположному склону горы. Однако единственное, что он смог обнаружить там — это сигнальные поля ордена Лань. Сообщать о своем присутствии здесь, Чифэн-цзюнь совершенно не собирался, поэтому он лишь ограничился тем, что понаблюдал издалека. 

Территория, оказавшаяся в пределах сигнальных полей, была весьма обширной. Чифэн-цзюнь хорошо понимал масштаб сил, затраченных на их создание. При всем этом, ничего подозрительного вблизи границ полей не обнаруживалось. Ни лютых мертвецов, ни каких-либо иных темных сущностей, ни даже следов Темной Ци. Фэн-шуй здесь, как и везде в Гусу, был кристально спокойным и чистым. Решив, что покуда и такой разведки будет с него довольно, Чифэн-цзюнь отправился восвояси обратно в Цинхэ.

***

В результате проделанной подготовительной работы Вэй Усянь понял, что имеет дело с тем, что практически не получалось рассчитать и спрогнозировать, но, при этом, все же возможно было исполнить. В конце концов все, что однажды сделано, можно разрушить или прекратить. Остается лишь вопрос времени и затраченных сил. В данном случае даже то, что объект, требующий развоплощения, Вэй Усянь сам же, не так уж и давно, создал, могло обернуться как плюсом, так и минусом. 

«Сделать возможно,» — еще раз напомнил себе Вэй Усянь. И, чтобы окончательно выгнать из головы все мысли, устроился в позе для медитации неподалеку от входа в грот. По счастью день, когда должен был явиться Глава ордена Лань, наступил. Поэтому «сделать» — как раз и было тем, что Вэй Усянь намеревался осуществить сегодня. В очередной раз признав про себя, что порядок порой бывает и правда совершенно необходим, Вэй Усянь сел безукоризненно ровно, закрыл глаза и погрузился в состояние созерцания. 

За этим занятием и застал его Лань Сичень. 

Едва получив от Ванцзи сообщение о встрече, он без малейшего труда догадался, куда ему следует прибыть и с какой целью. Но помня о совершенно ужасном, с точки зрения укладов Лань, режиме Вэй Усяня, дождался, чтобы день уверенно перешагнул за половину.

Появление Лань Сиченя было для него вполне хорошо ощутимо, но Вэй Усянь никак этого не показал, оставаясь неподвижным. 

Первый Нефрит, в свою очередь, очень трепетно относящийся к занятиям вроде медитации, не считал возможным каким-либо образом привлекать к себе внимание. Даже его Шуо Юэ скользнул в ножны без единого звука. 

Однако, убрав меч и снова поглядев на Вэй Усяня, на этот раз Лань Сичень увидел на его лице знакомую чуть лукавую усмешку, которой совершенно точно не было какое-то мгновение назад. Вслед за улыбкой открылись и глаза. Чуть прищурившись, Вэй Усянь произнес:

— Знаешь, меня невероятно радует этот день. Прошедшие два были похожи, каждый, на отдельно бескрайнюю вечность. Было бы невыносимо жаль, если бы всему этому и правда не наступил конец.

— Хороший день, — кивнул Лань Сичень. 

Вчерашний разговор с Не Минцзюэ оставил по себе достаточно горький осадок. И, глядя сейчас на Вэй Усяня, Первый Нефрит Лань поймал себя на неприятном ощущении внутреннего недоверия к происходящему. Он, было, поразился сам себе и попытался усилием воли прогнать непрошенные подозрения, когда почувствовал легкое, но вместе с тем уверенное прикосновение чужой руки к своему плечу.

— Цзэу-цзюнь… — позвал его Вэй Усянь.

Подняв взгляд, Лань Сичень встретил неожиданно серьезное почти строгое выражение в глазах Старейшины Илина. Голос его при этом звучал мягко, но в тоже время с заметным напором:

— Что бы ты сейчас ни чувствовал, чего бы ни опасался, мы все равно должны сделать это, понимаешь? Точнее, само дело остается за мной. А тебе нужно лишь посмотреть. Но сначала, я объясню тебе правила. Ты же понимаешь, что правила имеют большое значение?

— Да, понимаю, — кивнул Первый Нефрит, немного все еще неуверенно. 

Больше от неожиданности. Он все еще не привык к способности Вэй Усяня быстро и практически бесшумно перемещаться, равно как и к еще более давней его черте — привлекать внимание прикосновением.

— Хорошо, — кивнул тот, пристально глядя в лицо Лань Сиченя. — Тогда так. Что бы ты ни увидел, что бы ни произошло, ты не вмешиваешься и не пытаешься мне помочь.

Первый Нефрит смотрел на него молча, однако, в его темных, чуть шире открывшихся глазах без труда читалось: «Ну, что ты несешь?»

— Я понимаю, для тебя это звучит очень сложно, — вздохнул Вэй Усянь. — Но, давай честно? О Темной Ци ты толком ничего не знаешь. И сегодня не совсем подходящий случай, чтобы заигрывать с неизвестным. Если вмешаешься, можешь помешать мне. Или пострадать сам. Что совершенно никуда не годится.

— Ладно, согласен, — подтвердил Лань Сичень.

— Что бы ни случилось. Ты не будешь. Пытаться помочь, — раздельно произнес Вэй Усянь. — Повтори, пожалуйста.

Это оказалось не так-то просто, поэтому Первый Нефрит сказал это далеко не сразу. Сначала по его лицу пробежала целая гамма чувств — удивление, легкое возмущение, снова удивление, потом грусть и что-то вроде желания протестовать, наконец выражение стало почти холодным, как у Лань Чжаня, когда прозвучало:

— Что бы ни случилось, я не буду пытаться помочь. …Пока ты сам не позволишь, — добавил он, не удержавшись.

— Ладно, — кивнул Вэй Усянь. — Будешь делать, как я скажу — и все будет хорошо, — он чуть улыбнулся. — Но если вдруг, не то чтобы я это всерьез, но мало ли… Обещай мне, что позаботишься о людях внизу.

— Вэй Ин, — попытался перебить его Лань Сичень.

— Если им снова придется пострадать, это будет несправедливо, — пояснил Вэй Усянь. — Поверь, я совершенно не собираюсь, вот так легко, прямо сегодня расстаться с жизнью. Но просто пообещай мне, хорошо?

— Не беспокойся, я позабочусь о них, — вздохнул Лань Сичень.

— Спасибо тебе, — кивнул Вэй Усянь и, развернувшись, направился ко входу в пещеру, как ни в чем не бывало, бросив через плечо. — Идем.

Глава ордена Лань послушно за ним последовал. На этот раз путь в глубину грота был хорошо освещен. Но Лань Сичень шел, не глядя по сторонам, а погрузившись в собственные мысли. Казалось, что даже думать о каких-нибудь коварных планах было бы проще, чем с каждым шагом все больше осознавать глубину надвигающейся неизвестности. 

Артефакты отдельно и особенно ценились во всех орденах как раз потому, что уничтожать их было делом совершенно не простым и не безопасным. 

На несколько шагов впереди Лань Сиченя шел Вэй Усянь. Он выглядел совсем как обычно, особенно сейчас, когда не было видно выражения его лица. И Первый Нефрит невольно задумался, случись и правда нечто по-настоящему серьезное, угрожающее жизни, он бы ни за что не смог не оказать ему помощи, ведь Лань Сичень был целителем. А это — призвание, с которым невозможно поспорить. Поэтому Цзэу-цзюнь собрался и постарался сосредоточиться на мысли о положительном исходе затеянного дела, приготовившись без возражений выполнять то, что попросит от него Вэй Усянь. Несколько раз глубоко вздохнув, Лань Сичень вполне успокоился, выгнав из собственного сознания все лишние сейчас ощущения. 

А дальше по счастливому стечению обстоятельств не случилось вовсе ничего такого, чтобы заставило его по-настоящему занервничать. Вэй Усянь показал ему Печать. Показал ее в действии. Сначала лишь сведя две половины очень близко друг другу. А после попросил отойти назад в направлении выхода из грота, ни в коем случае не лезть в самую гущу Темной Энергии, приближаясь, если потребуется, лишь по самому ее краю и не подходить к самому Вэй Усяню до тех пор, пока присутствие Темной Ци не схлынет полностью. Когда Лань Сичень отошел на указанное расстояние, Печать с низким, почти физически ощутимым, звоном сомкнулась, и одновременно с этим нахлынула и почти тут же спала волна темной силы. Лань Сичень медленно сделал небольшой шаг вперед и понял, что Темная Ци лишь свернулась в плотный вихрь вокруг Вэй Усяня. 

Тот сидел прямо на каменном полу пещеры, в позе лотоса. Печать лежала перед ним, между ладоней так, будто бы он черпал из артефакта энергию Ци словно воду. Что происходило дальше с Темной Ци Лань Сичень не мог ни ощутить, ни понять. Оставалось лишь понемногу продвигаться вперед, по мере того как вихрь Темной Ци сжимался. 

Сколько так прошло времени, оценить было непросто. Оказавшись достаточно близко Лань Сичень обратил внимание, что Печать в руках Вэй Усяня менялась. Воздух вокруг нее дрожал, как над костром и почти невероятным казалось, что она будто бы испарялась или постепенно таяла. Одна из половин стала совсем тонкой и продолжала уверенно убывать. А потом все вдруг внезапно закончилось, как будто оборвалось. 

В гроте было все также светло. И как будто стало легче дышать. Вернулись на место привычные здесь гулкие звуки. Где-то в отдалении журчала, переливаясь, вода. Вэй Усянь сидел также ровно, перед ним лежала одна единственная половина Печати и не различалось никакой Темной Ци. 

Лишь опустившись напротив него на колени, Лань Сичень заметил, как дрожат его руки. Подождав немного, он медленно и осторожно взял Вэй Усяня за запястье. Оно казалось очень холодным, но пульс при этом читался четко и ровно. Прослушав его некоторое время, Лань Сичень позвал:

— Вэй Ин… ты слышишь меня?

Тот не ответил, но постепенно открыл глаза. Заглянув в них, Лань Сичень невольно вздрогнул. Вэй Усянь же смотрел на половину Печати перед собой и негромко произнес:

— Получилось.

Он моргнул, и Лань Сичень понял, что ему не показалось. Вэй Усянь же как раз обратил на него взгляд и спросил:

— Что с тобой?

— У тебя в глазах кровь, — произнес Лань Сичень.

— Правда? — Вэй Усянь чуть улыбнулся. — Но мне совсем не больно, и я тебя вижу. Это же неплохо, верно? Я думал, все обернется, куда хуже. Они так кричали, ты слышал? Мне казалось, они уже никогда не прекратят. Они и сейчас еще кричат, только где-то далеко и очень тихо.

— Я не слышу, — покачал головой Лань Сичень. 

Он с беспокойством вглядывался в лицо Вэй Усяня.

— Это ничего, — сказал тот. — Тогда они тоже кричали. Я слушал их почти непрерывно, пока не привык. А потом они замолчали. Значит, и теперь постепенно утихнут.

— Вэй Ин, — позвал Лань Сичень. — я могу забрать оставшуюся половину Печати?

— Да, конечно, — кивнул Вэй Усянь. — Возьми ее. Унеси как можно дальше, — чуть нахмурившись, он прижал ладонь к груди и попросил. — Можно мне немного воды? Пить хочется просто ужасно…

Лань Сичень осторожно отправил половину Печати в рукав и поднявшись в полный рост, огляделся. 

По счастью, благодаря Вэнь Цин, вода и пища здесь были всегда. Лань Сичень увидел несколько сосудов и горку локв рядом с ними. 

Принеся один из сосудов, он снова опустился рядом с Вэй Усянем, немного поддерживая его, пока тот пил.

— Ты истратил все духовные силы, до капли. Это опасно. Сложно будет восстановить, — заметил Первый Нефрит Лань.

— Не беспокойся, — произнес Вэй Усянь. — Так тоже вполне можно жить. 

Он говорил легко и искренне, но Лань Сичень, конечно, не мог догадаться, что без этих самых духовных сил Вэй Усянь остался не прямо сейчас и действительно жил так уже довольно продолжительное время.

— Тебе не стоит оставаться здесь. Ты сможешь идти? Я провожу тебя вниз, к поселку.

— Я, что, правда, на столько ужасно сейчас выгляжу? — усмехнулся Вэй Усянь. — Пойдем наружу. Может быть при свете дня, все окажется не так плохо.

Лань Сичень встал, прихватил еще один сосуд с водой и помог Вэй Усяню подняться. Ни о чем даже не спрашивая, он решительно перекинул руку Вэй Усяня себе на плечи, отдал ему нести воду и, поддерживая, повел к выходу.

— Эй. Спасибо, конечно, — попытался возмутиться Вэй Усянь, повертев в руке сосуд. — Но я и сам идти могу, — говоря это, освободиться он все же совершенно не пытался. — Судя по всему, — подытожил он. — мне придется смириться, что самые занудные люди на свете — это все целители и Лань Чжань. Правда, пожалуй, Лань Чжань должен быть в этом списке на первом месте, — покачав головой, он чуть усмехнулся и продолжил. — Нет, совершенно точно первым должен быть именно Лань Чжань. Его никому не превзойти. Он — просто лучший.

Выйдя из грота, Лань Сичень помог Вэй Усяню опуститься на землю. Достав платок, он смочил его водой и встряхнул так, что мелкие прохладные капли полетели Вэй Усяню прямо в лицо. Тот едва успел зажмуриться, но все равно рассмеялся:

— Отлично. Давай еще. Это приятно.

Лань Сичень плеснул еще воды на платок и повторил, затем смочил еще и отер лицо и шею Вэй Усяня влажной тканью.

— Вообще-то мне и без того не жарко, — сообщил тот.

— Дело не в том, жарко тебе или нет, — возразил Лань Сичень. — Давай умывайся, потом будешь греться на солнышке в свое удовольствие.

Вэй Усянь подставил пригоршней руки.

— Ладно. Ты хотя бы не пытаешься напоить меня какой-нибудь горечью. Умыться холодной водой — не такая уж и великая проблема.

Вэй Усянь честно плеснул воды себе на лицо, потер глаза. Ему и самому было интересно, что и в самом деле с ними такое, хотя неприятных ощущений он не испытывал. Но вообразив себе глаз, заполненный кровью, вполне готов был согласиться, что это не самое приятное зрелище. 

Однако, толком разобрать сам, не видя своего отражения, он ничего не мог, потому просто тщательно умылся. И посмотрел на Лань Сиченя, предоставляя ему право решать, что делать дальше. Тот как раз вытащил из рукава небольшую баночку с пилюлями.

— О нет, — вздохнул Вэй Усянь. — Давай я так посижу. Могу еще поумываться. Хотя воду я бы лучше все же выпил.

— Вот и выпей. Заодно запьешь, — кивнул Лань Сичень, протягивая ему пилюлю.

— Да, в порядке же со мной всё, — произнес Вэй Усянь почти жалобно.

— С виду, да, — согласился Первый Нефрит Лань. — Даже глаза вполне нормальные. Смотреть на свет, тебе не больно?

— Нет, — Вэй Усянь отрицательно покачал головой и отхлебнул воды. — Я же говорю, нормально всё. Не нужно меня лечить.

— Может и не нужно, — подтвердил Лань Сичень. — Но я же тебя слушал и делал, как ты говорил. Теперь — твоя очередь.

— Все целители очень мстительны, — сощурился Вэй Усянь, все же беря пилюлю в ладонь.

— Да не горькая она, — усмехнулся Лань Сичень.

— Еще скажи, что вкусная? — с сомнением буркнул Вэй Усянь.

— Понятия не имею. Я ее не ел, — хитро сощурился Первый Нефрит Лань. — Ты вообще будешь первым, кто это попробует.

— Да ну тебя! — фыркнул Вэй Усянь.

— Пей, — снова серьезно потребовал Лань Сичень.

— Ладно… — вздохнул Вэй Усянь. — Ладно… — и, наконец проглотил лекарство, запив его водой. — Ммм. Не горько. И сколько мне теперь осталось?

— Вэй Ин! — возмущенно и немного обижено воскликнул Лань Сичень.

— М? Ну, а вдруг я теперь буду жить вечно? Кто вас, целителей, знает… я просто хотел по возможности быть в курсе ожидающей меня перспективы.

— Замолчи и посиди смирно хотя бы немного, — попросил Лань Сичень.

— Опять запреты, — вздохнул Вэй Усянь. — Я уже сидел сегодня смирно. Как раз перед твоим приходом. И сейчас вполне могу нормально двигаться и ходить. Если бы ты не взялся тащить меня буквально на себе, я бы и сам спокойно вышел из грота.

— А ты не мог бы все-таки всего этого не делать сейчас? — спросил Лань Сичень. — Давай немного посидим, а потом я провожу тебя хотя бы на полпути вниз. Просто так мне и самому было бы спокойнее.

— О, — несколько удивленно произнес Вэй Усянь. — Тогда ладно. Сидим. Но ты правда напрасно обо мне беспокоишься.

— Ты — ужасен.

— Нет, я — невыносим.

— И это тоже, — согласился Лань Сичень. — Неужели, ты, и правда, никогда не перестаешь разговаривать?

— Перестаю, конечно, — ответил Вэй Усянь. — Когда рядом никого нет, я просто думаю молча, про себя — и всё. Да, и вообще, бывает приятно посидеть в тишине.

Некоторое время после этого он действительно сидел молча, но, в конце концов, заговорил снова:

— Лань Сичень, спасибо, что ты был рядом сегодня.

Тот лишь кивнул в ответ. Вэй Усянь продолжил:

— В одиночку, я, вероятно, не смог бы…

— Неправда, — прервал его Лань Сичень.

— Ты меня переоцениваешь.

— Нет. Не думаю.

— Прекрати. А то я начинаю чувствовать себя слишком хорошим.

— Я и не считаю тебя плохим.

— Есть те, кто считает. И они тоже в чем-то правы.

— Но так, ведь, происходит со всеми, — произнес Лань Сичень. — Нас оценивают так или иначе. Имеет ли это такое уж большое значение?

— Иногда, да, — кивнул Вэй Усянь.

— Но разве не важнее твое собственное понимание того, что и для чего ты делаешь?

— Возможно, — снова согласился Вэй Усянь. — Наверное, и правда должно быть так.

Договорив, он поднялся.

— Идем, если все еще хочешь меня проводить. Твое время наверняка тоже дорого. Что думаешь делать дальше?

Лань Сичень тоже встал на ноги — и они вместе начали спускаться вниз.

— Отправлюсь в Башню Кои, что же еще? Посмотрю, что из всего этого в конце концов выйдет.

Вэй Усянь лишь кивнул и не стал озвучивать на этот счет никаких собственных предположений и мыслей. Остаток пути они прошли молча. 

Дома поселения были уже хорошо видны, и Вэй Усянь развернулся попрощаться, когда Лань Сичень неожиданно спросил:

— Вэй Ин, …почему ты все-таки не носишь с собой меч?

Тот лишь усмехнулся:

— Зачем мне здесь меч, Глава ордена Лань? Я плохо умею подчиняться вашим правилам. Поэтому отдал свой меч Лань Чжаню. Так я точно не натворю лишних бед.

Лань Сичень кивнул, не решившись больше расспрашивать.

— Что ж, это, пожалуй, разумная осторожность.

Попрощавшись на этом, они разошлись.